на главную | назад

 

 

М. Свистунов

Завод Ривлина
// Междуречье. – 1999. – 19 дек. – С. 3.

 

На территории нашего района до революции промышленности практически не было. Вряд ли всерьез можно отнести к промышленности строительство деревянных судов, главным образом барж, в Шуйском городке, в Уваровице и в соседних нам Наремах. Такое строительство требовало, несомненно, квалификации, разделения труда, но не было связано с механизмами, кроме простых самодельных приспособлений для производства судов и спуска их на воду.
Конечно, существовали кирпичные «завода», производившие завидный по качеству кирпич, но они также основывались на ручном труде, как и появившиеся в конце прошлого века маслодельные предприятия. Были также и десятки кузниц, водяных и ветряных мельниц, являвших собой образцы кустарного производства.
Завод С. Я. Ривлина нечто особое в этом ряду. Это было лесопильное предприятие с высоким для начала века уровнем механизации. Станки и механизмы посредством ременных передач приводились в движение от локомобильного двигателя. (Локомобиль – паросиловая установка, котел, топка, паровая машина, питательное устройство которой соединены в единый агрегат). На предприятии работали десятки постоянных и временных рабочих, нанимавшихся на работу из многих окрестных деревень.
Завод стоял в устье реки Шейбухты. Его владелец Самуил Яковлевич Ривлин, псковский купец первой гильдии, имел много подобных заведений по Северо-западу России. Контоpa его располагалась в Санкт-Петербурге. С. Я. Ривлин был, вполне очевидно, неглупым и весьма предусмотрительным человеком: не дожидаясь октября 1917 года он продал свои предприятия и своевременно покинул пределы Российской империи.
Управляли заводом сын предпринимателя Касриель, а затем Маркус Лейбович Калкут, Винц Винцевич Лукман, отличавшиеся подлинно капиталистической предприимчивостью и хваткой. Завод выпускал качественную продукцию, значительная часть которой отправлялась за границу, пополняя мошну владельца.
Мы имеем возможность составить некоторое представление о производственном процессе и социальном положении рабочих, знакомясь с печальными документами, регистрировавшими несчастные случаи на заводе с начала 1905 по начало 1916 года. По расчетам потери трудоспособности потерпевшими видно, что завод работал в год 260 дней. Заключение о потере трудоспособности давал врач Андронов, с администрацией вел тяжбу-переговоры фабричный инспектор второго участка Полетика Петр Зосимович. У нас сложилось убеждение, что они достойно выполняли свои обязанности.
Представляется уместным перечислить некоторые из этих прискорбных и трагических случаев.
Загребин Александр Васильевич, 19 лет, потерял 50% трудоспособности.
Шадрин Николай Константинович, 47 лет. Потерял трудоспособности 30%. Механизмом с него сорвало одежду, отбросило к стене, ушибы, разбит, развилась грыжа. Несчастье произошло 4 марта 1908 года.
Что дальше?
Прошло более полутора лет. И вот документ. «Доверенность. Даю сию доверенность своей родной сестре, крестьянке Татьяне Константиновне Шадриной получить с конторы лесопильного завода Г-на (т. е. господина) Ривлина мое пособие по случаю моей болезни, находящийся на излечении в Александровской городской больнице. Всепокорнейше прошу выдать за 5 месяцев с 1 августа по 1 января. Крестьянин с. Шуйского Николай Константинович Шадрин. Ноября 16, 1909 год». Доверенность заверил доктор Л. И. Дроздовский, подтвердив, что его пациент находится в здравом уме и памяти, а затем и письмоводитель приложил к сему руку с печатью.
А вот и завершение дела: «Любезная сестрица Татьяна Константиновна. Уведомляю тебя, что брат твой Николай приказал долго жить. Умер в Александровской больнице от холеры 8 августа в 3 часа дня. Он был у меня 2 августа выпивши, отдал мне 1 руб. 50 коп долгу, да оставил на сбережение 4 рубля. Ты их получи с Дмитрия Петровича. Одежда его осталась в больнице, потому что его будут хоронить на счет больницы. Еще присылаю тебе записку, которую он начал писать, да не кончил. Сиделка в больнице говорила мне, что ему предлагали причаститься, но он отказался. Не скучай, верно, так угодно Богу. В Петербурге очень много умирает от холеры. Затем до свидания. Александра Ярцева. 9 августа 1910 г. СПб».
Прыгаев Петр Владимирович, 13 лет. Трагедия случилась 24 августа 1910 года. Он отгребал опилки от пилорамы. Но, как сказано в документах, «самовольно отлучился в трансмиссионное отделение, попал между шкивом и цепной зубчаткой». Смерть наступила на восьмой день. Родители Петра, Владимир Николаевич и Александра Васильевна Прыгаевы, получили за год (в виде компенсации за гибель сына) 52 рубля. Из расчета 4 р. 33 к. в месяц.
Тогда существовала практика помесячно получать компенсацию за потерю трудоспособности до конца жизни или единовременно за десять лет всю сумму. На этом отношения сторон заканчивались. Оформлялась такая сделка соглашением. Вот и Прыгаевы получили за сына 520 рублей, подтвердив, что «к Ривлину претензий нет». Так поступало большинство, если не все из потер певших.
Сизов Николай Николаевич. В 1915 году ему было 18 лет. Концом рейки его ударило в область левого уха. Умер через два часа.
По этому поводу (по этому ли?!) в Шуйское пришло следующее письмецо:
«Петроград, 20 июля 1915 г.
Милостивый государь Викентий Викентьевич! (т. е. В. Лукман).
Ваше письмо от 13 июля получил и с прискорбием узнал о случившемся несчастье. Прямо нельзя понять, как рейка могла убить человека. Напишите, что вами предпринято по этому поводу.
Когда, по вашему мнению, кончите распиловку?
С почтением К. С. Ривлин.
Приведенные здесь документы, очевидно, не нуждаются в комментариях. Они содержат один из срезов дореволюционной жизни.