В воспоминаниях немало редких свидетельств, которые наверняка порадуют краеведов и любителей старины. Он упоминает о благочестивом обычае "Аукина дня", об опыте одновременного служения трех литургий в одном храме, о попытке открыть воскресную школу для детей, о пребывании в Вологде таинственного "митрополита" Георгия, о подвижнических усилиях православных людей сохранить литургическую жизнь в единственном храме Вологды и области и многое другое. Но и помимо информационной насыщенности воспоминания о. Алексея Резухина будут многополезны всем тем, кому дороги поучительные духовно-нравственные уроки отечественной истории.
Воспоминания публикуются в соответствии с существующими правилами, полностью, по подлиннику машинописи, представленной в редколлегию альманаха епископом Вологодским и Великоустюжским Максимилианом. Стилистические особенности текста сохранены, исправлены лишь явные опечатки.
Пунктуация приведена в соответствие с современными правилами. В комментариях, там, где это необходимо, уточнены отдельные факты и сведения биографического характера.
Вводная статья и подготовка текста воспоминаний к изданию выполнены А. В. Камкиным, комментарии - К. О. Козловым и И. В. Спасенковой.
* * *
Сейчас идут восьмидесятые годы двадцатого века, а я берусь осветить период тридцатых-сороковых годов, т. е. время, давно прошедшее, бывшее пятьдесят лет тому назад.
Хочу говорить не как историк или исследователь этого периода церковной жизни г. Вологды, а как очевидец и даже церковнослужитель Богородско-Рождественской кладбищенской церкви г. Вологды, в то время ставшей Вологодским кафедральным собором.
С августа 1930 по май 1938 года я прислуживал в этом храме, держал сначала свечу, а затем жезл и книгу "Чиновник" за архиерейским богослужением. В 1930 году мне было 9 лет. Естественно, я учился в школе, а по воскресеньям и в праздники без всякой оплаты регулярно ходил в храм и с большим удовольствием исполнял свои церковные обязанности, облачаясь при этом в стихарь [1]. Восемь больших по сложности, напряженности и насыщенности событиями лет я жил, окунувшись в самую гущу церковной жизни.
До тридцатого года было в Вологде более сорока храмов. Перечисляю их [2]:
1) Софийский собор (летний) у Кремлевской стены, XVI века;
2) Воскресенский собор (зимний) у Кремлевской стены, XVIII века;
3) Александра Невского у Соборной горки [3];
4) Покрова, что у пединститута, XVIII века [4];
5) Казанской иконы Божией Матери, что на рынке [5];
6) Вознесения (от духовного училища) у Нового моста, на берегу реки (не сохранен) [6];
7) Трех Святителей (семинарский), во дворе облисполкома (не сохранился) [7];
8) Зосимы и Савватия, что у Красного моста, теперь театр кукол;
9) Благовещения, на углу улиц Клары Цеткин и Батюшкова (не сохранился);
10) Параскевы Пятницы, на бульваре, напротив Кремля (не сохранился) [8];
11) Илии Пророка, у сада ВПВРЗ, вблизи реки, XVIII века;
12) Варлаама Хутынского, там же, XVIII века;
13) Владимирской иконы Божией Матери, что близко от пересечения улиц Воровского и Папанинцев, XVII века [9];
14) Константина и Елены, там же, XVII века [10];
15) Преображения (Спас Брусничный), что в конце улицы Клары Цеткин (не сохранился); он же - Спас на болоте [11];
16) Иоанна Богослова, что вблизи начала улицы Воровского;
17) Власия, что на улице Кирова;
18) Никольский (Никола Глинка) на улице Мира, около гостиницы "Вологда" [12];
19) Рождества Богородицы, что на бывшем Богородском кладбище, действующий;
20) Воскресения, что на Лыщиковой Горе, где теперь памятник 800-летия Вологды (не сохранился);
21) Никольский (Золотые Кресты) на бывшей Крестьянской улице, по направлению к Горбачевскому кладбищу;
22) Архангела Гавриила, там же;
23) Преподобного Герасима, там же, но у самого кладбища (не сохранился);
24) Воскресения Лазаря, что на бывшем Горбачевском кладбище, действующий;
25) Спасовсеградский собор, на площади, где "Золотой якорь", кино Горького (не сохранился) [13];
26) Никольский (Николая сенная), на этой же площади у Александровского садика (не сохранился);
27) Афанасия Александрийского, на этой же площади, но ближе к Каменному мосту (не сохранился);
28) Иоанна Предтечи, что на Роще, на этой же площади в "Детском садике", XVIII века;
29) Кирилла, что на Роще, на Советском проспекте, на берегу реки, не доходя до пристани;
30) Феодора Стратилата, на Советском проспекте у "Петровского домика" (не сохранился);
31) Петра и Павла, на Советском проспекте, у тюрьмы;
32) Покрова на Козлене, при пересечении улиц Урицкого и Пионерской [14];
33) Екатерины, при пересечении улиц Герцена и Менжинского (не сохранился);
34) Рождества Богородицы на Дегтырке, у реки Вологды [15];
35) Андрея Первозванного, что во Фрязинове, за рекой около моста, он же Преображенский [16];
36) Никольский, что во Владыкине, у Красного моста [17];
37) Димитрия Прилуцкого, XVIII века, в Заречье, на берегу Вологды [18];
38) Иоанна Златоустого, XVII века, в Заречье, что на берегу Вологды;
39) Сретения, XVIII века, в Заречье на берегу реки Вологды, напротив "Соборной горки";
* Автор имеет в виду "Детский парк" (Ред.).
40) Антипы, в Заречье, недалеко от пожарной каланчи бывшего 3-го участка;
41) Георгия Победоносца, в Заречье, на берегу Вологды, у бывших пивоваренных заводов;
42) Введения, на Введенском кладбище.
Кроме перечисленных храмов, были две церкви в Духовом монастыре, стены которого с воротами выходили на улицу Герцена. В тридцатых годах на территории монастыря находилось ОГПУ.
В Горнем Успенском девичьем монастыре, находившемся на улице, ведущей к Горбачевскому кладбищу, был храм Успения Божией Матери [19] с приделом Преподобного Сергия Радонежского.
На территории Кремля, в архиерейском доме, располагалась домашняя архиерейская Крестовая церковь.
В тюрьме, что на Московской улице (Советский проспект), был храм "Всех скорбящих Радосте".
Я не могу ручаться, что здесь все храмы перечислены: могут быть и упущения [20]. Я их называл по памяти, а память, как известно, несовершенна. В некоторых из этих храмов я бывал. Очень хорошо помню храм св. великомученицы Екатерины. Туда я ходил с мамой. Это был ближайший храм к нашему дому, где мы тогда жили, дом № 20 по улице Урицкого. Екатерининский храм состоял из летнего и зимнего, отделявшихся друг от друга аркой. Летний храм небольшой, а зимний - порядочный. В нем было два придела, один из которых был посвящен в честь иконы Божией Матери Феодоровской, а другой - памяти св. мученика Иоанна Воина. Иконостасы этих приделов были большие и высокие. В праздники обычно служба совершалась в правом приделе. Храм содержался в большом порядке, хорошо убранный.
Помню, под храмовый праздник, под день памяти святой великомученицы Екатерины, что бывает 7-го декабря, на колокольне храма устроили иллюминацию разноцветными электролампочками. Из окна нашего дома это было великолепно видно. Снаружи, на восточной алтарной стене храма, висела в раме под стеклом большая икона Спасителя, пред которой горела лампада. Многие, проходящие мимо храма, обращали свой молитвенный взор на образ, осеняя при этом себя крестным знамением.
В Екатерининском храме служили викарный епископ Николай (Караулов), епископ Вольский [21], как его помнили, хиротонии 1923 года, из священников этого же храма, протоиерей Анатолий Неклюдов и диакон Николай Константинович Суровцев.
Епископ Николай, окончивший курс Вологодской духовной семинарии, был смиренным и кротким человеком, ровным, невозмутимым и благостным. С большой седой бородой, с голубыми глазами, он имел вид старца. Вологжане любили его, зная еще приходским священником. После закрытия Екатерининского храма он перешел служить на Горбачевское кладбище, а в начале тридцатых годов был арестован и умер в тюрьме г. Вологды.
Я помню, как совершали его заочное погребение (отпевание) в храме Богородского кладбища. Совершал его епископ Аполлос (Ржаницын) с сонмом духовенства. Я тогда держал жезл у епископа, т. е. тоже участвовал в отпевании Владыки. Молящихся был полон храм.
Отец Анатолий, сослужитель епископа Николая, был выше среднего роста, сухощавый, с каштановыми волосами и реденькой небольшой бородкой, лет сорока пяти. Всегда подтянутый, чисто одетый, в дымчатых очках, он производил впечатление интеллигентного человека и серьезного священника. По закрытии Екатерининской церкви он короткое время служил в храме Богородского кладбища. В начале тридцатых годов был арестован, вскоре вышел, но больше не служил и даже не жил в Вологде. У него были жена и дочь, которые остались в родном городе, а отец Анатолий переселился в Пушкино Московской области, где работал сторожем-дворником в какой-то организации, и там умер [22].
Екатерининский диакон Николай Суровцев был высокого роста, хорошего сложения, русый, с полной небольшой бородой, с голубыми глазами, с приветливой улыбкой на светлом лице - он производил впечатление добродушного человека, такого, каких обычно любили все. Он был очень общительный, имел хороший голос (бас) и прекрасно служил. У прихожан он был своим человеком, который мог посидеть у них в гостях и изрядно выпить. Последнее ему прощалось, да за это, может быть, его любили еще больше, считая своим, негордым и так далее. Был такой случай. Диакон Суровцев на Светлой седмице после литургии до вечерни ходил по домам со славой, сопутствуя своему священнику, которым тогда был отец Николай, будущий епископ. После прославления Воскресшего Господа славельщикам, как правило, предлагался праздничный стол. В одном доме диакон выпил, в другом и в следующих, и угостился хорошо. После славы начали служить вечерню в храме. Сначала служба шла как следует, а затем диакона развезло: он сел и уснул. Утреню священник окончил без него, разоблачился. Молящиеся разошлись, и вдруг диакон, очнувшись, во весь голос прогремел: "Премудрость!", т. е. произнес возглас, которым оканчивалась утреня и который он должен был произнести. Отец Николай сказал благодушно на это: "Вот действительно премудрость, пошли домой, служба кончилась". Епископ Николай любил своего диакона за простоту и верность, в нем что-то было от Ахиллы - диакона из "Соборян" писателя Лескова.
В свою очередь и Суровцев отвечал тем же чувством любви и преданности своему отцу и архиерею.
В начале тридцатых годов, когда существовало общество союза воинствующих безбожников - "СВБ", когда издавался журнал "Безбожник", вывешивались в общественных местах антирелигиозные плакаты с карикатурами на священнослужителей, распевались на улицах солдатами песни, дискредитирующие служителей церкви, вроде: "Сергий поп, Сергий поп, Сергий диакон и дьячок разговаривали", когда во время демонстраций разъезжали на автомашинах агитбригады с ряжеными в ризах, камилавках, с приклеенными рыжими бородами, с большими животами, с сияющими крестами и кадилами в руках и под хохот толпы что-то произносили, естественно, фигура священника, шедшего по улицам города в подобающей его сану одежде, обращала на себя внимание. Взрослые по-разному относились к этому, в меру своей идеологии и культуры, а дети-школьники, они же дети, встретившись со служителем культа, зачастую кричали: "поп, поп", а то и бросали в него снежками, если это была зима, а осенью - грязью.
В выходящем антирелигиозном журнале настоящего времени "Наука и религия" в № 9 за 1984 год в статье Иванова "С высоты прожитых лет" говорится о подобном как о факте прошлого, правда, с критической оценкой такой атеистической пропаганды. Вот что пишется в упомянутом журнале на странице 3-й со слов старейшего атеиста Рюмина: "Помню такую Пасху, которая пришлась на 1 мая. Мы устроили карнавал, изображали православных священников, муллу, католического ксендза. Ряженые на ходулях, к ужасу верующих, шли по улице. Так мы тогда боролись с религией, так понимали атеистическую пропаганду. Только много позже мы осознали, что в столь сложном деле нужен совсем другой подход. Большую помощь оказали нам в то время газеты и журналы "Безбожник", "Безбожник у станка" и "Антирелигиозник"".
Мне пришлось быть свидетелем такого случая. На перекрестке улиц Урицкого и Володарского, где раньше стояла пожарная каланча первого участка, проходил пешком епископ Николай, в рясе и клобуке, наметка [23] которого была убрана под рясу. Шли школьники, увидели Владыку и закричали "приветствия", и забросали грязью. Диакон Суровцев шел сзади архиерея, на расстоянии от него. Увидев происходящее, он бросился, как тигр, на толпу ребят и разогнал их. Диакон мог и ударить, и отдубасить. Это все было присуще ему.
Он рассказывал как-то в моем присутствии, что шел поздно вечером по улицам Вологды, прошел мостик через Золотуху, было безлюдно. Вдруг появились трое мужчин, и один из них велел диакону снять рясу. Ряса была на меху, богатая. Суровцев вместо того, чтобы исполнить приказание бандита, размахнулся и ударил его изо всех сил, и злоумышленник покатился под горку. Диакон ударил второго и сшиб его с ног. Третий спасся бегством. Можно было поверить, что так и могло быть.
После закрытия храма св. великомученицы Екатерины диакон Николай перешел на службу в храм Богородского кладбища, но, послужив там немного, был арестован и, осужденный по 58-й статье, отправлен в ссылку в г. Чибью [24], где пробыл три года. Его семья состояла из жены и двух детей: сына подростка и дочери лет 6-7. Жена умерла, не дождавшись мужа. Детей взяла к себе одна певчая бывшего Екатерининского храма. Вернулся отец диакон, но больше не служил, хотел, но по неизвестным для меня причинам ему не разрешали. Он пел на правом клиросе Богородского храма. Ходил в светской одежде, подстриженный, без бороды, иногда даже с папиросой во рту, потеряв прежнее обаяние. В таком положении он пробыл что-то около года, а может быть, немного и больше, и вдруг объявил, что поступает артистом в оперный театр Челябинска или Свердловска. Он рассказывал с присущей ему горячностью, как его пробовали в театре, что были в восторге от его голоса. Церковные певчие и близкие ему люди прощались с ним. Он уезжал навсегда, но на другой день после этого пассажа стало известно, что диакона Суровцева арестовали. Так он и исчез.
В Екатерининском храме пел хороший хор в составе молодых певчих, регентом был Василий Николаевич Баклановский, кончивший курс Вологодской духовной семинарии. Молодой, талантливый, сам имевший хороший баритон, он был любимцем прихожан своего храма. Баклановскому Бог судил до глубокой старости стоять во главе церковного хорового пения, правда, с большим перерывом. Умер он в семидесятых годах на посту регента Богородско-Рождественского собора г. Вологды.
По закрытии Екатерининского храма я стал ходить молиться в храм Благовещения Пресвятой Богородицы. Это тоже недалеко от дома, где мы жили. Благовещенский храм в то время фактически являлся Вологодским кафедральным собором, хотя он так громко и не назывался. Там служил правящий Вологодской епархией архиепископ Амвросий (Смирнов), сменивший Высокопреосвященнейшего Сильвестра, архиепископа Вологодского и Тотемского (Братановского), бывавшего в Вологде наездами и служившего больше в Москве, ибо он был постоянным членом Священного Синода Русской Православной церкви. Архиепископ Амвросий, хиротонии 1911 года, родом из Костромы, сын священника. Рукополагался Владыка Амвросий как епископ Михайловский, викарий архиерея Рязанского, затем он был епископом Елецким. В Вологду Владыка Амвросий прибыл в сане архиепископа в конце 1929 года или в самом начале 1930 [21]. Вот с этого времени я начал посещать храм Благовещения. Он был больших размеров, с тремя престолами, напоминавший в какой-то степени Богоявленский Патриарший собор в Москве настоящих дней. В главном храме было просторно и светло. В приделах, которые располагались в середине храма параллельно друг другу, - мрачнее. В воскресенья и праздники пел прекрасный хор под управлением Воронина Валентина Александровича. Он был известен в городе. До закрытия Спасовсеградского собора Воронин управлял там хором. После Благовещенской церкви он ушел на светскую работу в Вологодское музыкальное училище, где создал народный хор и им дирижировал. Умер он в параличе в шестидесятых годах в Вологде, но уже далеким от церкви.
Службы в храме Благовещения мне нравились, особенно когда священнодействовал архиерей. Встречи, облачения, иподиаконы, прислужники - все пленяло меня. Я пробирался вперед и, вероятно, жадными глазами смотрел и следил за богослужением.
Вот, думалось, мне бы сподобиться такого счастья: прислуживать за архиерейской службой. Облаченный в мантию и клобук, опираясь на жезл, архиепископ с амвона произносил проповеди. Я теперь не помню, о чем говорил Владыка, но облик его не утратила моя память. Он был невысокого роста, в меру полный, с пухлыми руками, с черной с проседью растительностью на лице. Владыке было чуть-чуть за пятьдесят. Он ходил бодрым шагом, был прост и доступен. Как-то по окончании будничной вечерней службы архиепископ Амвросий выходил из храма. К нему подходили верующие под благословение. Подошел и я. Он благословил, погладил по голове и ласково спросил, как меня зовут. Я назвал себя по имени. Владыка спросил, не желаю ли я прислуживать в алтаре за его служением. Я с радостью выразил согласие. Тогда он сказал, чтобы я приходил в алтарь в ближайшую субботу вечером, ко всенощной. Я ждал этого дня с нетерпением. Наступила долгожданная суббота, пришел ко времени, а храм закрыли. Так и не пришлось мне прислуживать в Благовещенском храме.
Это было в марте 1930 года. К этому времени мероприятия по закрытию церквей в г. Вологде закончились. Остались два действующих храма тихоновской ориентации: Лазаревский храм на Горбачевском кладбище и нижний храм Рождества Пресвятой Богородицы на Богородском кладбище. Оба на окраинах города. В зимнем Воскресенском соборе служили обновленцы. Верхний храм Рождества Пресвятой Богородицы, что на Богородском кладбище, занимали они же. В храме на Введенском кладбище были григорианцы. Остальные храмы в г. Вологде были все закрыты.
Русскую Православную церковь постигло сложное время. Кроме трудностей извне, когда с новым государством не было налажено лояльных отношений и священнослужители до конституции 1936 года были лишенцами, т. е. лишались гражданских прав, внутри церковь была раздираема расколом обновленчества. Обновленцы - это отколовшаяся группа духовенства от матери своей - Русской Православной церкви, возглавляемой тогда Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Тихоном. Начало существования обновленчества относится к первым годам второго десятилетия двадцатого века. Воспользовавшись арестом Патриарха Тихона, группа так называемых обновленческих инициативников в мае 1922 года захватила церковную власть в свои руки, создав временное Высшее Церковное Управление - ВЦУ, в которое вошли: епископ Антонин (Грановский), епископ Леонид (Варнавский), епископ Иоанн, протоиереи Александр Введенский, Поликарпов, В. Красницкий, иереи Е. Белков и С. Калиновский.
Обновленцы организовались в группу, называвшую себя "Живая церковь". Предшествовали этому кровавые столкновения при изъятии церковных ценностей и массовые уголовные процессы по этим делам.
В начале своего существования обновленцы действовали очень активно. Их поддерживали и некоторые епархиальные архиереи. Известен "меморандум трех" о признании каноничности ВЦУ, с согласием со всеми его мероприятиями и с призывом ко всем членам Церкви признать ВЦУ. Этот призыв (или воззвание) подписан в июне 1922 года митрополитом Владимирским Сергием (Страгородским), архиепископом Нижегородским Евдокимом и архиепископом Костромским Серафимом.
Церковь переживала тяжелые времена. Из 73-х ее епархиальных архиереев 37 присоединились к ВЦУ, а остальные 36 остались с Патриархом на положении самоуправляющихся, ибо сам Патриарх находился в Донском монастыре г. Москвы под домашним арестом. Местоблюстителя не было, хотя Патриарх и определил персонально его личность, под натиском обновленческих инициатив отказавшись сам от патриаршества, когда привлекался к гражданскому суду. Он назначил стать временно вместо себя во главе патриаршего церковного управления митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому) или митрополиту Ленинградскому Вениамину (Казанскому), поставил поименованных митрополитов об этом в известность. Патриарх сообщил о своем решении письменно председателю ВЦИК М. И. Калинину. Но ни один и ни другой из митрополитов не смогли выполнить указание своего Патриарха. Митрополит Агафангел по неизвестным причинам не явился в Москву и вскоре, как известно, был арестован, а митрополит Вениамин как раз в это время в Ленинграде привлекался к уголовной ответственности за нарушение декретов об изъятии церковных ценностей и в апреле 1922 года был приговорен судом к расстрелу.
Обновленцы в апреле 1923 года в Московском храме Христа Спасителя открыли свой собор под названием 2-го поместного собора Православной Российской церкви, в составе 476 человек, вынесшего постановление о лишении Святейшего Тихона сана и звания Патриарха и даже монашества. Патриарх Тихон из заключения предал анафеме ВЦУ как учреждение антицерковное и антихристова духа. После письменного заявления в Верховный суд РСФСР в июне 1923 года с раскаянием в своих ошибках по отношению к советской власти и с просьбой освобождения его из-под стражи Святейший Патриарх Тихон вышел на свободу. Это было 12 июня 1923 года. Патриарх приступил к служению, и сразу же стали обращаться многие церковные приходы из обновленчества в лоно Православной церкви. Священнослужители приносили покаяние пред Патриархом в своем заблуждении. Это даже публично [было] сделано митрополитом Сергием (Страгородским). Трудно было ориентироваться священнослужителям в создавшейся обстановке. Новый курс, взятый Патриархом, оздоровил жизнь Церкви; обновленчество, хотя оно существовало и в дальнейшем, потеряло свою едкость. Все оставшиеся верными церковноначалию Русской Православной церкви стали называться староцерковниками, или тихоновцами. Так создались две ориентации: тихоновцы и обновленцы.
Обновленцы отличались в службе и в канонах очень немногим. Они приняли женатый епископат, второбрачное священство. Епископы, хотя и не монахи, облачались в мантии и клобуки. Обновленцы старались перейти в службе на новый стиль и заменить славянский язык русским, но ни то ни другое у них не вышло.
Тихоновцы ходили в рясах, не стригли волос, а обновленцы одевали рясы и подрясники только во время службы, а по улицам ходили в светской одежде и подстриженными. Они упрекали тихоновцев в так называемой антисоветчине, враждовали с ними.
Обновленчество как течение есть в какой-то мере продукт отражения революции в жизни Церкви, как футуризм - в литературе, мейерхольдовщина - в театре. Создавалось что-то новое. Так, в Москве обновленческий епископ Антонин (Грановский), живоцерковник, в модернизации дошел до того, что в храме на Преображенке, где он служил, снял иконостас и престол вынес на середину храма. Это было недолго, но это было.
Нравственные устои духовенства пошатнулись в обновленчестве. Известно, что митрополит Александр Введенский, идеолог и лидер обновленчества, был несколько раз женат. Я видел фотографию по случаю выпуска обновленческой академии. В центре ее изображен митрополит Александр Введенский, ректор и профессор этой академии, в рясе, в белом клобуке и с панагиею на груди, огромнейших размеров, не меньше, чем чайное блюдце, и совершенно бритый, без усов и бороды. Он был человеком научно эрудированным, в двадцатых годах выступавшим на публичных диспутах по вопросам веры и неверия. Противником его, или оппонентом, часто был комиссар просвещения А. В. Луначарский. Митрополит Введенский не сдавал своих позиций до самой смерти, хотя обновленчество, особенно начиная со времени Отечественной войны, шло к законной гибели. В конце концов на всей Руси остался один обновленческий храм, это [храм] Пимена Великого в Москве, где служил митрополит Александр Введенский с несколькими священниками и диаконом. С его смертью обновленчество перестало существовать. Это было в 1946 году. Четверть века оно волновало Церковь. Это движение охватило не только Москву и Ленинград, но и другие города и поселки нашей Родины. Церковная Вологда ярко воспламенилась пожаром обновленчества в двадцатых годах [27], в начале десятилетия, когда большинство приходов перешло в раскол и даже на новый богослужебный стиль, но с освобождением Патриарха Тихона из-под ареста все (почти) вернулись в лоно Православной церкви, и обновленчество в Вологде влачило жалкое существование. Воскресенский собор, находившийся в центре города, где служили обновленцы, был почти пуст даже в праздничные дни, хотя там служил[и] архиерей и протодиакон с приличным голосом. Побудешь у них на службе и вынесешь впечатление: действительно пришла пора, когда вера и Церковь исчезают.
Но совсем почувствуешь другое, когда войдешь в храм, где служили тихоновцы. Храм Рождества Богородицы на Богородском кладбище - это большое двухэтажное здание первой половины XIX века. Верх принадлежал обновленцам. Они служили редко, и народу у них было очень мало. Внизу служили тихоновцы. Здесь проходила интенсивная религиозная жизнь вологжан тридцатых годов. В этом храме три престола, три придела, главный из которых - Рождества Богородицы и боковые - Максима Исповедника и святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии. Храм длинный, но низкий. В нем бывало очень душно. В праздники и вокресенья народу было столько, что, как говорят, яблоку было негде упасть. Святыню храма составляли четыре образа [28]. Первый - это образ Всемилостивого Спаса. Он размером 26 на 22 сантиметра. На нем изображен во весь рост Господь наш Иисус Христос. Правая рука Его опущена, а в левой держит Св. Евангелие, раскрытое на словах: "Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии и Аз упокою вы" (Мф. 12, 28). В нижней части иконы, у ног Спасителя, в двух клеймах надпись следующего содержания: "Начата бысть писатися икона сия образа Господа нашего Иисуса Христа в богозданном граде Вологде в лето 7163 (1655), месяца октября в 23 день, на память святаго апостола Иакова, брата Господня, того дни и писася сей образ Господень, благочестивыя державы Царства Государя царя и Великого князя Алексея Михайловича, всея России Самодержца, во славу и хвалу Вседержителя Бога и всех святых угодивших от века, аминь". В подножии Спасителя помещается третье малое клеймо, на котором изображено евангельское изречение: "Вера твоя спасает тя: иди в мире". Эта икона является точной копией с образа, который находился во Всеградском соборе г. Вологды Всемилостивого Спаса, построенном по обету вологжан, спасенных от моровой язвы.
Это бедствие обрушилось на Вологду во второй половине XVII века, в царствование Алексея Михайловича. Во многих местах нашего Отечества свирепствовала тогда страшная болезнь - моровая язва. С 1 сентября 1654 года она стала развиваться и в Вологде, и в таких ужасных размерах, что население невольно впало в уныние и ужас. Действительно, этот чудовищный недуг был ужасным от того, что он внезапно поражал человека. Совершенно здоровые люди неожиданно заболевали и тотчас же умирали. Ложились спать здоровыми и наутро оказывались мертвыми. Эпидемия истребила множество людей, парализовалась жизнь, опустели улицы, стали пусты лавки и рынок. Священники не успевали хоронить умерших: лежали трупы, ожидая захоронения.
Тогда пришла вологжанам мысль, как бы по озарению свыше, что для отвражения гнева Божия нужно построить обыденно, т. е. в одни сутки, храм Христу Спасителю. Скоро это желание сделалось всеобщим, и исполнение его было назначено на 18-е октября по старому стилю, когда Церковь празднует память св. Апостола и Евангелиста Луки. В глубокую осеннюю ночь на 18-е октября 1654 года горожане собрались на площадь для строительства храма. Кто рубил деревья и обрабатывал их, кто воздвигал здание, кто держал горящие факелы, освещая работавших и воздвигаемый деревянный храм, кто тут же, на площади, искренне, со слезами молился. Строительство храма воистину было всенародным, и к утру оно было закончено.
Из других храмов города принесли необходимую церковную утварь. Благословивший строительство нового храма тогдашний Вологодский архиерей архиепископ Маркелл сам прибыл на его освящение. Целый день совершалось в нем умилостивительное Богослужение: чин освящения, Божественная литургия и молебное пение к Богу-Спасителю о прекращении губительного поветрия. Народ выходил из храма исполненный духовной радости и надежды на милость Божию. Вскоре один благочестивый художник также обыденно написал икону Спаса Всемилостивого 23 октября, в день памяти св. Апостола Иакова, брата Божия. Икона была освящена и поставлена в новосозданном храме. Тогда явилась милость Божия: язва прекратилась. С тех пор новосозданный храм и дивно прославленная в нем икона Спаса Всемилостивого сделались всенародной вологодской святыней. Эти сведения заимствованы у протоиерея Николая Коноплева (Памятная книжка. Спасовсеградский собор в г. Вологде и его святыня. Сергиев Посад, 1915. С. 18) [29].
Через сорок лет после основания деревянный храм приходит в ветхость. К тому же он был мал размером. Горожане захотели построить каменный храм вместо деревянного. В 1688 году по благословению архиепископа Вологодского и Белозерского Гавриила стал воздвигаться каменный храм. Строился он десять лет и в 1698 году был освящен. Затем были пристроены к нему приделы: Тихвинский и Иаковский. В XVIII веке была воздвигнута колокольня. В 1853 году интерьер храма был украшен живописью. С 1896 года он стал называться собором - Спасовсеградский собор г. Вологды, который в простонародье назывался "Спасителем". "Куда пойдешь молиться?" - спрашивал один горожанин другого. "К Спасителю", - отвечал тот.
В двадцатых годах XX века Спасовсеградский собор был закрыт и передан под помещение кинотеатра. И там расположился кинотеатр им. Горького. В конце 60-х годов или в начале 70-х в связи с реконструкцией города помещение кинотеатра было снесено и на месте, где стоял храм, не осталось, как говорят, камня на камне [30]. Чудотворная икона Всемилостивого Спаса при закрытии Спасовсеградского собора была передана в Вологодский краеведческий музей, а точная копия с нее является величайшей святыней храма Рождества Богородицы бывшего Богородского кладбища г. Вологды. С этим образом связывают вологжане воспоминания о чуде избавления их предков от моровой язвы.
День 18/31 октября стал местным вологодским праздником, называемым вологжанами Лукиным днем. К этому празднику был приурочен тропарь Всемилостивому Спасу: "С Вышних призирая, убогия приемля, посети ны озлобленныя грехми, Владыко Всемилостиве, молитвами Богородицы даруй душам нашим мир и велию милость".
Вологодские старожилы рассказывали, что в свое время во Всеградском соборе Всемилостивого Спаса под Лукин день совершалось торжественное всенощное бдение архиерейским служением, а по окончании всенощной до ранней литургии, т. е. всю ночь, служились молебны. Каждой городской церкви было определено точное время среди ночи, в которое священник вместе со своими прихожанами и певчими являлся в собор и совершал молебен. Позднюю литургию в соборе служил архиерей с сонмом духовенства. По окончании литургии был крестный ход.
В тридцатых годах Лукин день отмечался в храме Рождества Богородицы, тоже великоторжественно, но ночных молебнов уже не было.
Вторым почитаемым образом, святыней храма, была Казанская икона Божией Матери. Это образ больших размеров, принесенный в храм Рождества Богородицы из Никольского храма (что на Глинках) города Вологды по его закрытии. О чудесах, бывших от этого образа, говорил как-то в проповеди ранее служивший настоятелем Никологлинковского храма протоиерей Симеон Видякин, который свидетельствовал их подлинность по письменным данным, имевшимся в его храме. Я слышал это яркое слово вдохновенного проповедника.
Третий образ, являющийся святыней храма Рождества Богородицы, - это икона Божией Матери "Всех скорбящих Радосте". Очень древняя, XV, а может быть, и конца XIV века. Об этой иконе имеются письменные свидетельства в специальных трудах об иконах Божией Матери, как, например, у Е. Поселянина "Богоматерь" и у С. Снессровой "Земная жизнь Пресвятой Богородицы и описание святых чудотворных ея икон". В обеих этих книгах значится: "Всех скорбящих Радосте" - в Вологде. Эта икона в далекие времена принадлежала младшему брату Великого Московского князя Иоанна Третьего - Угличскому князю Андрею Васильевичу, который в 1490 году был по приказанию своего брата арестован и заключен в тюрьму, и вскоре после этого скончался. Двух сыновей его - тринадцатилетнего Иоанна и еще более юного Димитрия увезли из Углича, заточили в кандалы и отправили сначала в Переяславль, затем в Белоозеро и, наконец, в Вологду, заключив их в тюрьму. Из всего их родового имущества была с ними одна икона "Всех скорбящих Радосте". Князья в тяжелых условиях проводили свою жизнь, в полной изоляции от мира, в холоде, в сырости и голоде. Единственным утешением и поддержкой для них была эта чудотворная икона Божией Матери. Узники были подвижниками и молитвенниками. Князь Иоанн, 32 года прожив в таких условиях, принял монашеский постриг в тюрьме, даже схиму, с именем Игнатий и мирно отошел ко Господу. Похороны его состоялись в Прилуцком монастыре вблизи Вологды, около захоронения преподобного Димитрия Прилуцкого. Много чудес было совершено при гробе князя-мученика преподобного Игнатия, причисленного затем Святой Церковью к лику святых.
Князь Димитрий еще много лет находился в Вологодской тюрьме в полном одиночестве и тоже отошел ко Господу. Икона "Всех скорбящих Радосте" после его смерти осталась в тюрьме, в которой со временем была построена церковь. В нее была поставлена эта святая икона. По закрытии тюремного храма в двадцатых годах нашего столетия икону "Всех скорбящих Радосте" перенесли в храм Рождества Богородицы на кладбище.
Четвертая святыня Рождественско-Богородицкого храма - икона Божией Матери "Скоропослушница". Это образ размером более, чем аналойный, афонского письма, в ризе, принесенный лет за десять до революции с Афона именно в этот храм Рождества Богородицы во время настоятельства в нем протоиерея Иоанна Шадрина. Принес эту икону некий монах Василий (Бочкарев). Этот образ чудотворный. Я - живой свидетель этого. Начало моего прислуживания в храме за архиерейским богослужением со всенощной на праздник Преображения Господня в 1930 году связано с исполнением Пресвятой Богородицей моего тайного и искреннего желания. Я приложился к образу Божией Матери "Скоропослушница", без слов прося ее помочь войти в алтарь и прислуживать, и просьба моя была исполнена. Губы мои коснулись дивного образа, а рука протоиерея Николая Замараева в это время коснулась моего плеча. Наши взгляды с ним встретились, и отец Николай спросил меня: "Мальчик, не желаешь ли держать свечу?". Пресвятая Богородица приняла мою искреннюю молитву пред Ее Пречистым образом "Скоропослушница", и я стал архиерейским прислужником.
Все эти четыре образа существуют и в настоящее время и являются святыней Богородице-Рождественского собора г. Вологды.
Первый раз я вошел в храм Рождества Богородицы в одно из воскресений Великого поста 1930 года и был свидетелем совершенно необычайного служения. Совершали Божественную литургию сразу во всех трех приделах храма: в центре - епископ Аполлос с сонмом духовенства, в левом приделе - причт бывшей Никологлинковской церкви, отец Симеон Видякин и протодиакон Александр Городецкий, в правом - причт Покровской церкви, что на Большой Козлене, отец Николай Добряков и диакон Алфей Корбанский. Во всех этих трех местах пели и свои хоры. В центре был "Малый вход" - "Во царствии Твоем" исполнял хор. В это же время в левом приделе пели "Херувимскую", а в правом была заупокойная ектения. Это было что-то необычайное. Такой практики Церковь не знала. Было время, когда существовало "многоголосие". В храме во время службы в одно и то же время священник произносил то, что полагается, диакон - что ему, согласно "Служебнику", а псаломщик и хор пел[и] без остановок независимо от возгласов священнослужителей все песнопения подряд, которые нужно было им исполнять. Это многоголосие было упразднено в XVII веке, сначала в Новгороде митрополитом Никоном (впоследствии ставшим Патриархом, с чьим именем связан старообрядческий раскол), а затем и во всей Русской церкви. Тут же совсем другое: какой-то вид своеобразного многопланового служения. Это, конечно, было недопустимо [31]. Потом это все поняли, и таких служб не было.
Церковь в новых условиях, когда остались причты церковные с приходами, храмы которых были только что закрыты, не могла сориентироваться. Все сорок с лишним церковных приходов г. Вологды должны были вместить два оставшихся храма: Рождества Богородицы и Воскресения Лазаря, что на Горбачевском кладбище. В связи с такой реорганизацией церковной жизни многие священники вышли за штат, среди них - видные священнослужители, но уже в почтенном возрасте. Дали, как говорят, дорогу более молодым. Я помню некоторых из них. Протоиерей Иоанн Орлов, бывший священник храма Иоанна Златоустого, что за рекой, с большой седой бородой, в серой рясе, в шляпе, с тростью. Он был из образованных священников города, преподаватель духовного училища с прозвищем "Фараон". Ученики часто очень метко давали своим учителям прозвища. Действительно, по важности и степенности отца Иоанна можно было сравнить с древним фараоном.
Протоиерей Николай Чапурский [32], сухой старик высокого роста, с большой удлиненной бородой, с большой проседью. Он важно выступал по улицам Вологды, был в свое время священником храма Святого Антипы, епископа Пергамоасийского.
Помню протоиерея Николая Рукина, протоиерея Владимира Церковницкого. Последний был священником храма Николая Чудотворца, что во Владыкине у Красного моста. Какова дальнейшая их судьба и подобных им? Трудно сказать. Они доживали свой век без пенсии, на свои сбережения или на иждивении детей. Церковь Вологды тридцатых годов уже не имела их в своем поле зрения.
Были и такие из вологодских священнослужителей, которые перед тридцатыми годами уехали из Вологды и служили в храмах других епархий. Известно, что бывший настоятель Спасовсеградского собора протоиерей Иоанн Белков, до того - ключарь Вологодского кафедрального собора еще дореволюционного времени, служил в церкви "Знамение" г. Ленинграда. Это был в свое время видный митрофорный протоиерей. Он был обаятелен, любезен, красив, хотя и невысокого роста и расположенный к полноте, седой, с полной и не очень большой бородой, всегда в дымчатых очках. В 1936 году он был административно выслан из Ленинграда и приехал на родину в Вологду. Тогда я его и узнал. Он действительно представлял собой типичного соборного служителя. По приезде в Вологду он не служил, ходил в храм, стоял в алтаре, а иногда читал на клиросе. Отец Иоанн обладал прекрасной дикцией и чистым, хотя и не очень сильным голосом баритонального тембра. В 1938 году он был арестован и исчез с нашего жизненного горизонта [33].
Известен вологжанам протоиерей Казанский отец Феодор, бывший настоятель храма св. Параскевы Пятницы г. Вологды, кандидат богословия. Он уехал в Москву и каким-то образом обустроился там, долгое время настоятельствовал в храме на Ваганьковском кладбище и в сороковых годах был благочинным 2-го округа г. Москвы. Умер отец Феодор в 1948 году. Я знал его лично. К периоду нашего знакомства он был глубоким старцем, невысокого роста, с большой седой бородой и большой лысиной, обходительный, внешне любезный и к начальству подчеркнуто почтительный, по-царедворски. Интересен такой случай. В 1947 году, будучи настоятелем Благовещенского храма г. Зарайска, я по делам службы был в Патриархии на приеме у епископа Можайского Макария (Даева). В его кабинете были и другие священники. Вдруг вошел отец Феодор Казанский и, обращаясь к Владыке, с некоторым пафосом сказал: "Быть в Риме и не видеть Папу - это невозможно" - и подошел под благословение.
Деятельными участниками церковной жизни Вологды тридцатых годов являлся сформировавшийся к этому времени причт двух храмов: на Богородском и Горбачевском кладбищах. Идет речь о храмах тихоновской ориентации.
В храме Воскресения Лазаря, что на Горбачевском, причт состоял из четырех священников и диакона: настоятеля протоиерея Николая Пономаревского, коренного священника храма этого кладбища, глубокого старца [34]; протоиерея Василия Швейцова; священника Петра Чебуракина [35]; иеромонаха Николая и иеродиакона Антония. Отец Василий Швейцов перешел на Горбачевское после закрытия Сретенской церкви г. Вологды, где он был настоятелем. Это видный священник, высокого роста, с большой проседью, лысый, с небольшими кончиками волос на затылке и с пышной бородой, с хорошим цветом лица. Служил неспешно, как-то очень певуче, обладал звучным тенором и ясной дикцией. Отец Василий был секретарем епархиального совета [36] .
Отец Петр очень скромный священник, среднего роста, пожилой, но был полон энергии и сил, большой труженик и требоисправитель. Он не имел духовного образования, что было очень редким явлением в прошлом. Обычно священнические места в Вологодской епархии занимали вологжане, окончившие Вологодскую семинарию или хотя бы учившиеся в ней. Подобное было и в других епархиях. Отец Петр Чебуракин, как говорили, до принятия священного сана был приказчиком у вологодского купца Свешникова [37].
Иеромонах Николай - воспитанник Духова монастыря, перешедший в Лазаревский храм после его закрытия. Это типичный монах в понятии хороших своих представителей, смиренный, услужливый, предупредительный, в меру и горячий. Небольшого роста, даже маленький, худенький, с черной растительностью, средних лет. Сослуживцы отца Николая называли его "Коля маленький". Если он и знал это, то, безусловно, не обижался.
Иеродиакон Антоний - диакон монах, молодой, ярко выраженный брюнет выше среднего роста, с длинными волосами на голове и длинной бородой, с черными глазами, худощавый, с чисто монашеской поступью и манерой бесстрастного служения [38].
Некоторый период времени с этим причтом на Горбачевском служили два архиерея: правящий архиепископ Амвросий (Смирнов) и викарный епископ Николай (Караулов). Оба они в 1931 году были арестованы.
Причт же Рождественско-Богородичного храма был значительно больше. Этот храм в период тридцатых годов фактически являлся Вологодским кафедральным собором. Настоятелем его был протоиерей Константин Александрович Богословский, бывший до этого настоятелем Благовещенской церкви г. Вологды. До посвящения во священники, будучи светским человеком, он состоял преподавателем Вологодской духовной семинарии по истории и обличению русского раскола и сектоведению.
Надо сказать, что в каждом епархиальном городе до революции была семинария с шестиклассным обучением. В Вологде она занимала очень большое здание. Там теперь помещается облисполком. Духовная семинария давала среднее образование. Для поступления в нее нужно было окончить четырехклассное духовное училище. В семинарии был[и] ректор - глава учебного заведения, его помощник - проректор и инспектор с помощниками. Окончившие курс семинарии без троек получали звание студента семинарии и имели право подавать прошение для поступления в духовную академию. В России было четыре духовные академии, называвшиеся императорскими: Московская в Загорске [39], Петербургская, Киевская, Казанская. Окончившие четырехгодичную академию в большинстве своем получали ученое звание кандидата богословия. Диплом академии давал право преподавания духовных дисциплин в духовных училищах и в духовных семинариях. Кроме этого, "академики" (так называли окончивших академию) принимались преподавателями в средние светские учебные заведения по словесности и языкам - греческому и латинскому. К сожалению, многие окончившие академию не принимали священный сан, не становились теми, для чего были предназначены, проходя учение в стенах духовных школ.
То же можно сказать и о семинарии. Окончив духовную семинарию, многие не шли в церковь, а устраивались на светскую работу, служили в канцеляриях, становились чиновниками. Известно, что по окончании 4-го класса семинарии можно было поступать в медицинский институт в Юрьеве и ветеринарный институт. В Ярославле был Демидовский юридический лицей, куда тоже принимались окончившие 4 класса духовной семинарии.
Духовные учебные заведения в дореволюционное время были кастовыми, предназначенными для детей духовенства. В этом был их большой недостаток. У священников, как правило, было много детей. Их определяли в духовные школы, не интересуясь настроением и желанием юношей. Поступали, учились и заканчивали учиться. Им находили невест из своего же сословия, окончивших епархиальные училища. В губернских городах были епархиальные училища, средние закрытые учебные заведения для дочерей духовенства, своего рода "институты благородных девиц". Венчались. Ставленник, т. е. тот, который ставился в диаконы или священники, посвящался и определялся, как правило, на место отца невесты. Обычная практика прошлого.
Из семинаристов мало кто стремился к духовной жизни - вот какой парадокс. Даже и нравственность их не всегда была на высоте. Надо вспомнить рассказ Помяловского "Очерки бурсы", отразивший нравы семинаристов 50-60-х годов прошлого столетия. В предреволюционное время они были лучше, но далеки от должного.
Семинаристы носили форменную одежду. На фуражке вологодских семинаристов была кокарда, составленная из букв "ВДС" - Вологодская духовная семинария, а обыватели толковали иначе: "водки дай семинаристу". Воспитанники семинарии принимали участие в народническом движении. Чернышевский, Добролюбов, Помяловский, как известно, были семинаристы, а Джугашвили-Сталин был исключен из семинарии за революционную работу.
Искра революции 1905 года пронеслась не только среди рабочих промышленных предприятий, но воспламенила и студенческую массу, и учащихся средних школ, и прежде всего семинаристов. Вологодская духовная семинария бастовала. Были сорваны уроки. Из оконных проемов выбивались рамы, выкидывались столы, стулья, применялись террористические меры к ненавистным наставникам. Так, воспитанник семинарии Геннадий Городецкий, впоследствии протоиерей, обладавший большой физической силой, схватил инспектора иеромонаха, которому семинаристы устроили "темную", зажал его голову между ногами и отдубасил его галошей по заднему месту. Бунт в семинарии продолжался несколько дней. После долгих усилий со стороны начальства воспитанников усмирили, собрали их в актовом зале и в присутствии Вологодского епископа Алексия (Соболева), губернатора и других административных лиц города давали им наставления, обещая некоторые послабления в их семинарской жизни.
Так вот, преподавателем в Вологодской духовной семинарии в то время был Богословский Константин Александрович, ставший в 1930 году, как уже сказано, настоятелем Богородско-Рождественской церкви г. Вологды [40]. Митрофорный протоиерей, кандидат богословия, в возрасте 60-ти лет с небольшим, среднего роста, стройный, прихрамывающий на одну ногу, с небольшой бородкой-клинышком, с длинными по плечам волосами темно-каштанового цвета без проседи, с намечающейся лысиной на голове - вот образ его, который как сейчас вижу пред собою. Он был молчалив, очень сосредоточен, необщителен, ровен со всеми. На лице его всегда отражалась какая-то мысль. За архиерейским богослужением он был всегда предстоятелем. В обращении с Владыкой почтительно сдержан. Служение его внешними данными не отличалось. Иногда он говорил проповеди. Во время всенощных, когда вел службу какой-нибудь другой священник, он всегда стоял в алтаре у столика, который был приставлен справа к жертвеннику, и углублялся в молитву, левой рукой чуть-чуть касаясь столика. Отец Константин писал расписание очередности служения священнослужителей и вывешивал его в алтаре на стенке, около левой диаконской двери. Почерк у него был красивый, мелкий, убористый, ясный и простой. Кроме того, что отец Константин был настоятелем собора, он же являлся председателем Епархиального совета. Правда, вряд ли какую-нибудь имела роль [эта] высокая должность в то время. Семейное положение мне его неизвестно. Знаю, что у него был сын, ибо с дочерью его сына - внучкой отца Константина - я учился в 10-м классе. Эта внучка первые полгода носила фамилию Богословская, а со второй половины учебного года стала Гулиной. Отец ее, т. е. сын отца Константина, вероятно, для того, чтобы и внешне все покончить с духовным происхождением, переменил свою фамилию с Богословского на Гулина [41]. Такие случаи встречались в то время.
Вторым священником Рождественско-Богородской церкви (собора) г. Вологды был митрофорный протоиерей Видякин Семен Петрович, отец Симеон [42]. Он, окончивший духовную академию со степенью кандидата богословия, до принятия священного сана был преподавателем словесности в Вологодском епархиальном училище. Женился на епархиалке лет на десять моложе себя. Матушка, жена его, носила имя Павла. Я лично знал ее. У них было много детей. Она была человек общительный. Часто можно было видеть ее около дома сидящей на скамеечке и ведущей беседу то с одной, то с другой женщиной. В храм ходила она редко. Четверо детей жили с ними. С сыном их Колей я учился в 6-7 классах. Он успевал неважно, оставался на второй год. Любимым занятием его был футбол. Родителей вызывали в школу. Помню отца Симеона, идущего в рясе по коридору в учительскую. Коля Видякин по душевным качествам был милым подростком, но далеким от церкви. В Великую Отечественную войну он погиб на фронте. Отец Симеон ко времени тридцатых годов был пятидесяти с чем-нибудь лет, среднего роста, с редкими черными, по плечи, мягкими, как бы прилизанными волосами, с лысиной во всю голову, с большим лбом и с полной бородой, тронутой сединой. Он был человек с большой выдержкой, твердым характером, ровный и мягкий в обращении со всеми, немногословен. Особенно характерными были его руки - тонкие и нежные. Как-то я шел по улице сзади батюшки и смотрел на него, шедшего в храм к вечернему богослужению. Он был в темно-серой драповой рясе с бархатным черным воротником, в черном котелке, в сапогах, но без палки. Остальные священники все ходили с тростями. Отец Симеон шел, не оглядываясь по сторонам, без лишних движений, шел ровным, но довольно быстрым шагом. Его фигура выражала внутреннюю собранность и единонаправленность. Об этом же свидетельствовали и его проповеди. Когда он проповедовал, то его голос звучал твердо и убедительно. В 1929 году, летом, в храме Николая Чудотворца, что на Глинках, где настоятельствовал к тому времени отец Симеон Видякин, открыли преподавание Закона Божия для детей. В одно из воскресений было положено начало этой школе. Моя мама привела меня в храм. Он был полон детьми и их родителями. Вышел из алтаря на солею отец Симеон. Он произнес вступительное слово и отслужил молебен перед ученьем, назначил на следующее воскресенье уже занятия. Но храм "Николы на Глинках" к этому времени был закрыт. Протоиерей Замараев Николай Васильевич, третий священник Богородского храма, невысокий, худощавый, с большими густыми волосами каштанового цвета, с седой небольшой редкой бородкой, бодрый, подвижный, хотя и в возрасте семидесяти лет [45]. Он пешком каждый день преодолевал большой путь от бывшего Фрязинова, что за рекой, до Рождественско-Богородской церкви. Отец Николай был настоятелем храма св. Андрея Первозванного до его закрытия, вырастил двоих детей [44] и дал им образование. Сын отца Николая Даниил Николаевич Замараев был врач 2-й железнодорожной больницы, женатый на Москалевой, враче, заместителе начальника Дорсанотдела. Дочь отца Николая Лидия Николаевна Ванеева, фармацевт, была замужем за ветврачом. Жили они все в Вологде, но отдельно от отца. Жена отца Николая - матушка - жила с дочерью. Отец Николай в какой-то хибарке проводил в одиночестве свои старческие дни. За ним ухаживала старушка-монашка. Дети были далеки от церкви. Мне пришлось быть свидетелем такого случая. Отец Николай шел в храм в рясе, в шляпе и с зонтиком. Это было почти у самого храма. С ним шли люди. Вдруг навстречу ему показался Даниил Николаевич. Он выступал важно, немного наклонив голову набок, с портфелем в руках, поравнялся с отцом и прошел мимо, даже не поклонившись ему. Может быть, так было условлено между ними, но это выглядело неестественно. Дочь отца Николая старалась нарочито подчеркнуть свой атеизм. Будучи уже в пожилом возрасте, после смерти отца, она в Вологодской железнодорожной аптеке в присутствии моей сестры, тоже работавшей там же, заявила, что на Пасху ходила в баню. Отец Николай был очень общительным человеком. Несмотря на жизненные трудности, лицо его всегда было светлым и радостным. Он никогда ни на кого не обижался, был готов помочь всякому, кто к нему обращался за помощью. В конце 1937 года или в начале 1938 его наградили митрой [45]. Архиерей говорил очень прочувствованное слово, отметив всегдашнюю готовность отца Николая по первому требованию верующих исполнить ту или иную требу на дому. "В непогоду, тьму и дождь, кто это пробирается с фонариком в руке? - говорил Владыка. - Это отец Николай спешит напутствовать умирающего". "Скорая помощь" - так его звали между собой члены причта Рождество-Богородской церкви. Внешняя сторона служения отца Николая была очень неважной. Он в службе спешил. К тому же не было ясности в произношении слов. Про него говорили, что у отца Николая каша во рту, но это говорили не зло, а благодушно, указывали на это, как на что-то такое, что не очень важно, не теряя доброго отношения к доброму батюшке.
Протоиерей Михаил Поддъяков, бывший настоятель храма св. Иоанна Предтечи, что на Роще г. Вологды, считался четвертым священником на Богородском [46]. Ему было что-то за шестьдесят. Выше среднего роста, с большой длинной бородой и длинными волосами с большой проседью. Ходил он немного вразвалку, размашисто. Помню его идущим по улице Менжинского, в теплой рясе, с большим поднятым воротником-шалью и в шапке-"державинке". Он всей своей фигурой производил приятное впечатление на окружающих. Музыкальный слух и голос - все это было при нем. В молодости отец Михаил служил священником в кафедральном Вологодском соборе. Это, конечно, много значило. До собора отец Михаил диаконствовал в храме Вознесения Господня, где служил священник блаженный батюшка отец Александр Баданин [47], похороненный на Горбачевском кладбище недалеко от храма, с западной его стороны. Отец Михаил в моем присутствии рассказывал много чудесного из жизни отца Александра.
Протоиерей отец Павел Рукин состоял тоже членом причта храма [48]. До Богородского он служил в церкви Владимирской иконы Божией Матери в г. Вологде. Совершенно седой, с длинными редкими волосами, с бородой средних размеров, невысокого роста, с голубыми потухшими глазами, с одутловатым лицом, флегматичный, с немного выпяченным животом - вот внешний образ отца Павла. Он был очень опрятен. Помню, как-то летом, в хороший солнечный день я встретил отца Павла в городе по улице Урицкого. Он шел в чесучовой рясе кремового цвета, в соломенной шляпе, в начищенных черных сапогах, с тростью, шел не спеша. Чистотой и благородством веяло от его фигуры.
Следующим священником храма Рождества Пресвятой Богородицы был протоиерей Садоков Александр Андреевич [49]. К началу тридцатых годов ему было пятьдесят с небольшим. Выше среднего роста, могучий, сильный, быстрый в движениях, отец Александр был огненным человеком. У него были рыжие длинные густые волосы и такого же цвета большая густая борода, лицо красное, большие руки, покрытый веснушками. В летнюю пору он ходил по городу в зеленой рясе, в котелке и с тростью, курил и не особенно это скрывал. Можно было его видеть с папиросой во рту. Отец Александр обладал хорошим голосом и музыкальным слухом. Он долгое время служил диаконом на Горбачевском кладбище, затем священником в Казанской церкви г. Вологды и вот, по закрытии ее, перешел на Богородское. Он служил истово, часто со слезами, иногда говорил проповеди, но особым искусством церковного красноречия не отличался. Это же надо сказать и о других священниках, да вообще проповеди рядовые священники говорили редко. Как-то раз отец Александр на праздник Казанской иконы Божией Матери, который он особенно почитал, говорил проповедь и через несколько фраз вставлял вводные слова "собственно говоря", протодиакон отец Иоанн Преображенский слушал в алтаре и подмечал вслух каждое "собственно говоря". От этого появлялись улыбки на лицах тех, кто, слушая замечания протодиакона, сами обращали внимание на каждое "собственно говоря". Отец Александр любил хорошо покушать и в меру выпить. Все это получалось у него просто и естественно, без фальши и лукавства, а потому и принималось верующими без осуждения. Старец Амвросий Оптинский говорил: "Где просто - там ангелов со сто, а где мудрено - там ни одного". Отец Александр был большим любителем рыбной ловли, выбирал свободные дни от службы и плыл на лодке по реке Вологде через устье Вологодское на Окольную Сухону, на Лежу. Там был на просторе дня 2-3, тянул дорожки - ловил щук, ставил кружки, продольники, вечером зажигал костер на берегу, варил уху из наловленной рыбы и ночевал в палатке. Отец Александр был другом нашей семьи.
У отца Александра была жена Надежда Афанасьевна, урожденная Беляновская, дочь священника. У них было четверо детей. Матушка [была] скромная, тихая. В храм ходила редко, а когда посещала службу, то вела себя незаметно. Внешне она выглядела "барынькой". Летом носила шляпку из морской травы, пыльник и сумку, которая в то время называлась "ридикюль", любила читать романы прежних изданий, особенно исторические, вроде "Тайны венценосцев", издания Каспари. Их дети - Ольга, Николай, Сергей и Владимир - были все холостые и нецерковные. Ольга работала в какой-то канцелярии машинисткой, а сыновья - рабочими. Они не имели образования. Жили все Садоковы в одной большой комнате полуподвального помещения на улице Кузнецкой. В квартире были кровати, стол со стульями и все. Отец жил от семьи отдельно, в какой-то маленькой старой баньке, полным отшельником, хотя внутренних отношений со своими он не порывал.
Отец Алексий Алюхин - младший священник Богородского, хотя в возрасте равный прочим членам причта, но младший по соответствующей субординации. Это объясняется тем, что он долго служил диаконом. В 1931-1932 годах я помню его еще диаконом. Отец Алексий был очень тихий, скромный человек, ничем особенным не выделялся [50].
При семи перечисленных священниках Богородско-Рождественской церкви в состав причта входили диаконы, и первым из них - протодиакон Михаил Викторович Попов, перешедший на Богородское после закрытия храма Благовещения. Раньше, еще до революции, он служил в Вологодском кафедральном соборе и был вторым протодиаконом. Первым служил Николай Румянцев - высокий, смуглый, красивый, с большим, широко открывающимся ртом. Это был феноменальный протодиакон. Он обладал очень хорошим басом. После конкурса протодиаконов, который проходил в Москве в послереволюционный период, он был отобран вторым протодиаконом в Московский собор, служил при Патриархе Тихоне с первым протодиаконом Москвы - архидиаконом Розовым. Я видел протодиакона Румянцева. Он после смерти протодиакона Попова приезжал в Вологду и был у него на могиле.
Вологда славилась протодиаконами с хорошими сильными голосами. До Румянцева в Вологодском кафедральном соборе служил протодиакон Васильевский (это было в конце XIX века), который, как говорили старожилы, в конце чтения Евангелия за литургией силой своего голоса гасил свечи. Собор находился на берегу реки Вологды у Соборной горки. На расстоянии пяти километров от него, тоже на берегу этой же реки, располагался Прилуцкий монастырь. Протодиакон Васильевский поднимался на соборную колокольню, а архидиакон Прилуцкого монастыря в это же время у себя делал то же самое, и они разговаривали между собой. Есть ли правда в этом? Ясно одно, что личность протодиакона овеяна легендарной славой.
Вот и Попова Михаила Викторовича любили церковные вологжане как преемника этого могучего протодиаконства. Но отец Михаил не был похож на протодиакона внешне, хотя [бы] даже [на] такого протодиакона, которого изобразил великий художник И. Репин в своем бессмертном произведении искусства - портрете, который находится в экспозиции Третьяковской галереи. Он маленького роста, щупленький, с небольшим личиком, с очень редкой бородкой клинышком, с редкими на голове волосами, которые он в неслужебное время носил заплетенными в косички, а к службе их причесывал и был похож на петушка. Вот такой вид у протодиакона Попова. Вологда же, любя, его называла между собой "Миша" или "протодиакон Миша", или "Миша Попов". Выйдут, бывало, на встречу архиерея все диаконы и встанут в ряд. Все большие, видные, и среди них протодиакон Михаил. И не подумаешь, что он старший, а как произнесет звук, то ни у кого и сомнения не может быть в его первенстве.
Протодиакон Михаил имел привычку, произнося первую фразу ектений, топнуть правой ножкой. Особенно хорошо он пел запевы на 9-й песне канона двунадесятых праздников. "Величай душе моя вознесшагося от земли на небо Христа Жизнедавца" - звучат и до сих пор в моей памяти эти слова в его исполнении. Он начинал запев с низких нот, а заканчивал на очень высоких, увлекая с собой в беспредельное пространство, туда, куда вознесся Христос, души верующих. Его служба была одарена внутренней красотой, раскрытием духовного содержания им произносимого или исполняемого им в пении. Это относилось прежде всего к чтению Св. Евангелия. Заканчивал протодиакон Евангелие громогласно. Я стоял с жезлом вблизи его, сконцентрированный звук, вылетая из его рта, колебал воздух
до такой степени, что я боялся - лопнет у меня барабанная перепонка. В большие праздники протодиакон Попов пел по нотам ектению "Миром Господу помолимся" в композиции Чеснокова. При этом он надевал себе на переносицу аккуратное пенсне без оправы, стеклышки которого соединялись замочком. В 1933 году протодиакон Михаил Викторович умер. Это было неожиданно. Болел он недолго. Хоронили протодиакона 14 октября, в день Покрова Божией Матери, отпевание совершал архиепископ Венедикт в сослужении всего духовенства. Перед литургией на встречу тела усопшего вышло облаченное духовенство во главе с архиереем к воротам кладбища со стороны моста (виадука). Тут же была отслужена заупокойная лития. Я, тоже облаченный в стихарь, участвовал в этом служении, стоя с архиерейским жезлом. После литургии - отпевание, перед которым сказал слово о покойном настоятель отец Константин, выразив мысль о том, что протодиакон Михаил несколько десятков лет нес служение в Вологодском кафедральном соборе. Менялись архиереи, а он был бессменным.
После отпевания вынесли гроб с телом покойного и поставили его на площади у входа в храм, тут сфотографировались. В головах у гроба встал архиепископ Венедикт, а вдоль гроба, по сторонам, в порядке старшинства выстроились священники. Тут были диаконы, иподиаконы, и я - жезлоносец, двенадцатилетний отрок, облаченный в стихарь, стоял около Владыки. Похоронили протодиакона на Богородском кладбище, тогда оно было действующим, пред алтарем.
Вторым диаконом на Богородском был протодиакон Иван Александрович Преображенский [51], ставший после смерти протодиакона Михаила Попова первым протодиаконом. Конечно, сравнивать его по служению с покойным трудно, но со временем к нему привыкли. Силой голоса и эмоциями он очень уступал покойному, но степенность и выправка были у него достаточными. Выше среднего роста, плотный, широкоплечий, с толстым выбритым загривком и с пышной русской шевелюрой, которая со временем постепенно седела, с бритыми полными краснеющими щеками, с мизерной седенькой бородкой-щетинкой и небольшими седыми усиками, с длинным носом фиолетового цвета, голубоглазый - вот портрет протодиакона Иоанна Преображенского. Он к моменту назначения старшим протодиаконом был в возрасте 54-55 лет. До Богородского долго служил диаконом в храме священномученика Власия г. Вологды, после закрытия его в 20-х годах - в храме св. мученицы Параскевы Пятницы г. Вологды. Протодиакон Преображенский умел красиво ходить по улицам города. Всегда опрятный, одетый в пальто, в шляпе, в начищенных ботинках и обязательно с тростью с хорошим набалдашником. Он шел какой-то ровной, легкой походкой, немного ускоренно. Походку я бы назвал музыкальной. Трость, с которой он ходил, в его руках дирижировала, как палочка маэстро. Она в определенные моменты вскидывалась, потом касалась земли и опять вскидывалась, и так далее, и все делалось в определенном точном ритме. Протодиакон Преображенский имел жену и детей. Я знал старшую дочь Екатерину, бывшую замужем за Бахтенко, артистом Вологодской филармонии, который в одно время пел тенором в храме Богородского кладбища, и сына его Юрия. С последним в сороковых годах я имел товарищеские отношения. Дети протодиакона были от церкви далеки.
Рядовым диаконом на Богородском служил Виктор Владимирович Воскресенский [52] - мужчина лет сорока, скромный, выдержанный, опрятный. Он был высокого роста, худощавый, с длинной шеей. Его многие называли "длинношеий диакон". Подрясники носил с белыми костяными воротничками и выпускал их над воротом вверх на целый палец. Волосы носил длинной стрижки, зачесанные назад. Бородка и усики у него были маленькими. Голосом отец Виктор не обладал. В кармане подрясника всегда держал камертон. Перед выходом на ектению он вынимал его, ударял о пальцы левой руки и затем поспешно прилагал его к уху. Он это делал несколько раз подряд до тех пор, пока не находил тон, в котором нужно начать произношение ектений. До Богородского диакон Воскресенский служил в храме Иоанна Предтечи, что на Роще г. Вологды.
Последний член причта - это диакон Корбанский Алфей Анатольевич [53]. Отец Алфей - человек немолодой, среднего роста, с седыми волосами на голове, падавшими на плечи, с очень маленькой седой бородкой, дававшей впечатление давней небритости, сухопарый. На лице у него и кистях рук выступали желтые пятна, напоминавшие пролитое растительное масло. Он перешел на Богородское кладбище после закрытия храма Покрова Божией Матери, что на Большой Козлене. Отец Алфей был неуравновешенным человеком. Особенно с большим чувством он произносил заупокойные ектений, поминал усопших, умиляясь даже до слез, и в то же время мог вдруг что-нибудь сказать несуразное, как-то лихо засмеяться, поставить окружающих в недоумение. У него все это уживалось. Он очень дорожил памятью своих покойных родителей: протоиерея Анатолия и Ольги, имена которых непременно произносил вслух в соответствующем моменте за литургией. У отца Алфея замечалась особая манера произносить ектению. В правой руке он держал орарь, а кистью левой закрывал левое ухо. Получалось впечатление, что он обращается к Богу, закрываясь от посторонних наветов. Зимой диакон ходил в дорогой зимней рясе с большим воротником и говорил, что это ряса его отца, который был в свое время настоятелем Пятницкой церкви г. Вологды.
Все члены причта Богородско-Рождественской церкви происходили из духовного звания. Все они в основном окончили Вологодскую духовную семинарию. Весь этот причт на Богородском и на Горбачевском [кладбищах] в том составе, который перечислен выше, в общем без изменения сохранился до мая 1938 года, а архиереи менялись.