Кириллов. Краеведческий альманах. Выпуск 6(10)

      На клетской основе в XVII веке сформировались сооружения, подобные церкви Иоанна Предтечи (1697) в Ширкове Погосте Тверской области. На основе сооружений, срубленных восьмериком от земли, сложилась такая разновидность ярусной композиции, как, например, у Никольской церкви (1696) в селе Согинцы Ленинградской области. Дальнейшее развитие объемной композиции по этим двум направлениям привело к созданию построек, подобных церквям Вознесения Христова (1717) в городе Торжке Тверской области и Ильинской (1755) Цыпинского погоста Вологодской области.

      В последней четверти XVIII века на Вологодчине появилась группа монументальных деревянных храмов, в архитектуре которых оба композиционных направления объединились. Пока что известны три памятника из этой группы. Все они посвящены Рождеству Богоматери и построены в одном регионе – бывшем Кадниковском уезде или у его границы: в селах Каликине (Поповке) – ныне Вожегодский район – в 1783 году [1], Корневе (Устьянский район) – в 1793 году [2], Васильевском (Межурках) – Харовский район – в 1796 году [3].

      Долгое время исследователям деревянной архитектуры было известно только о церкви в Корневе. Фотографию ее южного фасада опубликовал И. Э. Грабарь в «Истории русского искусства». Снимок сопровождается комментарием: «... встречаются и приемы, схожие с первичным плановым приемом шатровых храмов, как мы видим в интереснейшей церкви Рождества Богородицы в Корневе Кадниковского уезда. ...Она в своей нижней части, до сих пор еще не обшитой, производит впечатление какого-то крепостного сооружения и отличается замечательной живописностью. Ее главный сруб – с основания восьмигранный, причем вход в него устроен в особой обширной нише, вынутой в нижней части западного прируба-трапезы. Как последняя, так и алтарь просты по своим формам, главное же внимание строителей было обращено, по-видимому, на башню средней части» [4].

      Не обошел вниманием корневскую церковь и М. В. Красовский, заметивший о ней: «...какой-то неуловимый характер севера ... ее нижний ярус, срубленный восьмериком и этим резко отличающийся от остальных четырехъярусных церквей, имеет... суровый и величавый вид, как и все, что создано руками северян, строивших на самой грани XIX века почти так же, как и на два века раньше» [5].

      Как И. Э. Грабарь, так и М. В. Красовский реально не видели корневской церкви и писали о ней по единственной опубликованной фотографии. Вероятно, поэтому оба исследователя не смогли заметить большинства типологических особенностей этого памятника, отличающих его от всех известных храмов предшествующего времени. На самом деле в основании этой и двух аналогичных церквей – не просто восьмерик, а восьмерик, встроенный в клеть с восточной стороны. В образовавшемся сложном срубе южная и северная грани восьмерика являются частями соответствующих стен клети, выступающие восточная, юго-восточная и северо-восточная стены восьмерика заняли место одной восточной стены клети. Остальные стены восьмерика вместе с западным прирубом на месте трапезной оказались внутри общего сруба, в котором как с юга, так и севера существовали ниши, привлекшие внимание И. Э. Грабаря.

      Две другие церкви группы долго не попадали в поле зрения исследователей деревянной архитектуры. Только в 1983 году они в качестве архитектурной аналогии церкви Ильи Пророка (1755) на погосте Цыпино были обследованы под моим руководством группой архитекторов объединения «Союзреставрация». Некоторые из полученных при обследовании данных были опубликованы мною в 1985 году в статье «Ильинская церковь Цыпинского погоста и близкие ей памятники деревянного зодчества конца XVIII в.» [6]. В частности, был отмечен необычный прием устройства входа в храм: без крыльца и наружной лестницы, в боковых нишах, подобно церкви в Корневе.

      Первой из трех была построена в 1783 году (по другому источнику – в 1762) церковь в селе Каликино (Поповка) [7]. Ее основной восьмерик нес еще два восьмерика, сужавшихся на каждом ярусе, но все же широких. Верхний из них накрывался граненым куполом под железом. На вершине купола стоял еще один небольшой восьмерик с железным куполочком – постаментом под вазонообразную главу с ажурным крестом. Крест и глава тоже были железными.

      Металлические элементы в архитектуре памятника – составная часть переделок, которым он подвергся, по всей вероятности, в середине XIX века (с 1840-х по 1860-е гг.). В этот период времени сруб церкви, первоначально открытый, был горизонтально обшит досками, оконные проемы основных помещений растесаны. Детали обшивки имитировали декоративные формы стиля ампир, широко распространившиеся в архитектуре не только каменных, но и деревянных построек с начала XIX века. Это карнизы с сухариками и орнаментальные фризы под ними, арочные ниши на колонках с высокими базами, поставленные у углов двух верхних восьмериков. Это ложные (нарисованные на досках обшивки) окна посредине каждой грани восьмериков, где не было настоящих окон. Внутри собственно церкви стены были обтянуты холстом, включая купол, в зените которого помещалась икона Рождества Богоматери.

      Под обшивкой все же уцелели некоторые первоначальные детали, свидетельствующие о глубокой связи архитектуры этого храма с традициями предшествующего времени. В частности, окно, освещающее северную промежуточную лестничную площадку, имеет косящатую конструкцию. Нижняя кромка так называемых «заушин» его верхнего косяка орнаментально подтесана по волнообразной кривой. Подобный декор широко применялся в деревянной архитектуре с начала XVII века. Аналогичную орнаментальную порезку имеют и косяки северных дверей, одна из которых ведет в церковь, а другая (прорубленная в северо-западной стене восьмерика) – в подклет.

      К сожалению, остается неизвестным, как были обработаны косяки дверей с южной стороны: эти двери переделали при устройстве в храме склада. По всей вероятности, тогда же в интерьере были разобраны две косые стены восьмерика (юго-западная и северо-западная) и прируб-трапезная. Для поддержания оставшихся верхних конструкций вместо разобранных стен под углы восьмерика были подставлены столбы.

      Второй храм – Рождества Богородицы в Корневе, или «на Корне», как писали в документах XVIII века8, имеет того же типа объемную композицию, что и каликинская церковь, но отличается от нее наличием еще одного, четвертого, восьмерика, который накрыт небольшим куполом с главой округлой формы на относительно тонкой шее. Главу венчал металлический восьмиконечный крест. К началу XX века глава, шея и купол были обиты железом, три верхних восьмерика обшиты и побелены. Однако основная (нижняя) часть храма в начале XX столетия сохранялась без переделок, а именно: без обшивки, с первоначальными косящатыми окнами не только на уровне лестничных площадок, но и в стенах галереи и верхних восьмериков. Иначе был организован и вход в здание: не в нишах с севера и юга, но через притвор с запада. Внутренние входы: нижний (на уровне подклета) и верхний (из паперти в собственно церковь) – обрамлялись порталами с богатой резьбой.

      Третий храм – в селе Васильевском (Межурках) – почти полная аналогия корневскому в объемной композиции. Только его глава сохра-

      Многие историко-культурные места России после долгих лет атеистического режима в той или иной степени сохранили в целости архитектурные храмовые или монастырские ансамбли. Среди таких памятников можно назвать ансамбли Троице-Сергиевой лавры, московского Новодевичьего, Кирилло-Белозерского монастырей, комплексы Воскресенского собора в Романово-Борисоглебске, Успенского собора и архиерейского двора в Ростове Великом, ансамбль Софийского собора, архиерейских палат и храмов исторического центра Вологды и многие другие. При этом два последних упомянутых комплекса отличны от перечисленных выше и многих десятков других известных храмовых и монастырских ансамблей тем, что на колоколонесущих сооружениях Ростова и Вологды полностью сохранились исторические подборы церковных колоколов. Для наглядности поясним, что такое исторический подбор колоколов, чем таковой подбор ценен и в чем отличие его от собранных позже случайных наборов колоколов, созданных в советские годы.

      Историческим считается подбор (по-другому – звон) колоколов, собранный в том или ином храме или монастыре за время его существования и представляющий правильное с точки зрения благозвучия музыкальное сочетание основных (наиболее слышимых) тонов, или звуков, больших, средних и мелких колоколов. Данное определение не является неким твердым правилом, по которому в старину собирали на колокольни колокола, были и многочисленные исключения, но это первая попытка дать определение тому, что, собственно, называется историческим подбором колоколов. Имевшиеся так называемые исключения всегда обозначались современниками, и принимались доступные меры к их исправлению.

      Звоны сохранившегося подбора колоколов на звоннице Успенского собора в Ростове Великом производят в целом весьма благоприятное впечатление, если учесть то обстоятельство, что нынешний колокол Голодарь, или Великопостный, был изготовлен переливкой из прежнего, поврежденного в XIX веке. При мастерском исполнении звонов в 1963 – 1967 годах составом прежних звонарей под руководством Александра Сергеевича Бутылина (родился около 1890 г.) и благодаря их высочайшему звонарскому мастерству этот и другие недостатки подбора незаметны.

      Иногда исторические собрания колоколов подбирались на протяжении столетий. Звон колоколов, расположенных на четырех ярусах звона большой колокольни Троице-Сергиевой лавры, собирался на протяжении 486 лет истории этой славнейшей русской обители. Древнейший из сохранившихся монастырских колоколов датируется 1422 годом. Последние колокола к новым часам-курантам были приобретены в 1908 году. Эти даты приводятся по надписям на сохранившихся колоколах или по архивным сведениям. Хотя вполне возможны и корректировки дат древних колоколов, так как многие средние и мелкие колокола, располагавшиеся на верхнем, четвертом, ярусе звона большой лаврской колокольни были уничтожены без фотофиксации или описания.

      Если продолжить историю формирования лаврского колокольного собрания, то в годы советского лихолетья на колокольнях нашли пристанище колокола, спасенные из разоряемых и уничтожаемых храмов. На втором ярусе звона большой лаврской колокольни в восточном пролете находится колокол московского храма Христа Спасителя. Посередине яруса звона Духовской церкви звучит стопудовик с колокольни московской церкви Петра и Павла на Яузе. Чудом сохранившийся в музее «Коломенское» небольшой колокол из московского Симонова монастыря, относящийся также к концу XIV или началу XV века (судя по профилю и короне), свидетельствует о подобной колокольной истории древнейшей московской обители. Почти повсеместное уничтожение церковных колоколов привело к потере бесценных сведений о качестве и количестве колоколов, и мы уже никогда не услышим звучания этих колоколов и звонов в исполнении потомственных звонарей – носителей русской церковно-звонарской традиции.

      Шаги, предпринятые советским правительством во время Великой Отечественной войны по возрождению Русской православной церкви, привели и к восстановлению в немногочисленных храмах России колокольного звона. Там, где даже частично сохранились колокола, звон был восстановлен без больших усилий. В Троицкой лавре звон возглавил колокол Лебедь весом 625 пудов, в Московском Новодевичьем монастыре благовествовал сохранный колокол в 540 пудов весом. Мелкие и средние колокола были приобретены по случаю и добавлены в пустующие арки монастырской колокольни. Но во многих других храмах и монастырях России колокола собирались случайные, никогда прежде не висевшие и не звучавшие вместе. Эти случайные собрания колоколов называются колокольными наборами.

      Для большей ясности опишем колокольный набор Богоявленского собора в Елохове. Большой благовестник собора весит 305 пудов. На колокольню собора он попал из одного московского театра, куда был перемещен из закрытого храма Николы в Пыжах в Москве. Второй колокол, работы костромских литейщиков Забенкиных, весит 80 пудов и находится в северной арке колокольни, несколько средних колоколов развешены в южной и западной арках. Зазвонные, или мелкие, колокола находятся в восточной арке колокольни. Если колокола отливались в разные времена, но по классической форме профиля стенок, тогда каждому колоколу определенного веса должна соответствовать и определенная высота звучания основного, наиболее сильно слышного тона. В связи с этим образовались некоторые правила подбора колоколов для цельного звона, где отсутствовали бы колокола или очень близкие меж собой по звуку, или с очень большим звуковым интервалом. По правилам подбора между благовестником в пять тонн весом и вторым колоколом в 1300 килограммов должен быть еще один колокол – весом около трех тонн, а между колоколом в 1300 килограммов и следующими средними колоколами должен следовать колокол в 40 пудов (655 килограммов). Такой колокол также отсутствует в елоховском звоне.

      Такие звуковые пробелы характерны для многих колокольных наборов, созданных из случайно собранных колоколов старинного литья.

      Другим недостатком наборов является наличие близких по звучанию колоколов. Например, в Московском Даниловом монастыре в наборе имеются колокола весом 107 и 130 пудов. Звучание их подобно ноте, издаваемой белой клавишей и расположенной рядом с диезной черной клавишей, то есть составляет интервал в малую секунду, что вовсе не нужно для звона. На той же колокольне есть колокола весом в 30 пудов (491 килограмм) и 25 пудов (409 килограммов), тоже близкие по звучанию между собой.

      Конечно, сохранившиеся в ограниченном количестве старые колокола не могли решить проблемы наполнения пустующих церковных колоколен и звонниц конца XX века, тем более что вслед за церковными колокольнями наполнялись и пустующие музейные колокольни и собрания, раздваивая и без того немногочисленный поток сохранившихся старинных колоколов. Тем не менее известно, что церковный звон с наполнением пустующих колоколен начался в первые послевоенные годы, тогда как начало собирания колоколов для музейных звонов было начато около 1974 года (музей «Малые Карелы» под Архангельском). Опережение церкви в восстановлении своих звонов понятно. Ведь если для музеев при понимании музейными сотрудниками необходимости наполнения звоном пространства между памятниками архитектуры звон был некоторым составляющим музейного показа, то для Церкви уставной колокольный звон является необходимым компонентом православного богослужения. Таким образом, проблема нехватки колоколов в России вставала, так сказать, во весь рост. Уже в советском обществе назрела необходимость в возрождении колокололитейных производств, а при некотором изменении социальных условий в последнее десятилетие существования Советского Союза это стало возможным.

      Реформы, начатые по инициативе советского руководства, привели к массовому образованию различных кооперативов. Но идея литья колоколов в условиях советского производства зародилась в умах и душах нескольких энтузиастов, искавших красоту в звуках колоколов и пытавшихся создавать красоту колокола как произведения литейного искусства. Энтузиасты-колокольщики в какой-то степени поделились на два лагеря. Одни занимались исключительно звуком, искали новые металлы и сплавы, новые формы, неизвестные прежним литейным мастерам. Другие – представители цеха художественного литья – искали красоту внешней поверхности изделия, не уделяя достаточного внимания звуку и архитектуре колокола. Но к чести первопроходцев-колокольщиков надо сказать, что коммерческая составляющая в их деятельности практически отсутствовала. Со временем процесс литья колоколов переместился в недра кооперативного движения и принял вполне определенные коммерческие, производственные и плановые устои. Так, у кооператоров Воронежа появилась мысль отливать колокола для Церкви. Одним из первых в 1988 году образовался кооператив «Русь» под руководством А. П. Золотухина.

      С целью уточнения нашей информации приведем цитату из статьи Ю. В. Пухначева: «В ответ на эту острую потребность в 1988 году в Воронеже возник кооператив «Русь» во главе с А. П. Золотухиным и Г. Н. Мещеряковым. Однако он (очевидно, кооператив. – И. К.) не сумел наладить устойчивую, слаженную, качественную работу и прекратил существование. Г. Н. Мещеряков перешел в кооператив «Диопсид» (ныне малое предприятие «Набат», руководитель А. Г. Рубцов). Примерно в то же время в Воронеже был создан кооператив «Вера» (руководитель В. Н. Анисимов). Эти предприятия по сей день поставляют основную массу отливаемых в стране колоколов. Их изготовление началось также в Туле, Ленинграде, Нововолынске, Новом Роздоле, Москве» (Наше наследие. 1991. № 3).

      Вполне естественно, что с отливкой первых колоколов для Церкви связана и идеология того или иного предприятия. В связи с этим можно привести часть текста из рекламного издания одного из производителей колокольной продукции: «Основанное в 1989 году на базе крупного металлургического предприятия научное реставрационное объединение ... является независимой компанией, специализирующейся на отливке малых и больших колоколов, предприятие также производит литье решеток на солею, многоярусных паникадил из высококачественного металла и отливку сувенирной продукции.

      За время работы предприятия отлито свыше 1000 колоколов...

      Колокола отливаются по старинным рецептам мастеров Русской православной церкви из колокольной бронзы.

      После каждой плавки проводится химический и структурный анализ.

      Отделка колоколов производится путем зачистки, тонировки, полировки, художественного оформления.

      Колокола подбираются по звукоряду регентом кафедрального собора г. Воронежа.

      ...По желанию заказчика на колоколах отливаются лики святых и памятные надписи.

      Колокола отмечены дипломами московских выставок «Рождественский дар», «Вербная неделя» и многих других. Вся продукция сертифицирована и обеспечивается гарантией на 50 лет».

      Из приведенного текста неясно, по какому профилю отливаются колокола на данном и подобных ему предприятиях. На основании каких именно стандартов и норм и кем выдаются сертификаты на готовую продукцию и многое другое. Но очевидно, что в силу каких-то иных причин и достоинств данный товар во множестве попадает на ярусы церковных и монастырских колоколен.

      Знаменательно, что серийное литье колоколов в России началось именно в год тысячелетия Крещения Руси, которое широко отмечалось российской и мировой общественностью. К этому времени относится и первое, довольно широкое освещение празднования тысячелетия Крещения Руси с показом богослужений, сопровождаемых колокольными звонами, по каналам телевидения. Празднование тысячелетия Крещения Руси широко освещалось на радио и в печатных изданиях. Первые молебны после долгого перерыва прошли в древних соборах Московского Кремля. Своеобразным апофеозом торжеств явился праздничный концерт в Большой театре, по окончании которого хор исполнил знаменитое «Славься» из оперы «Жизнь за царя» М. И. Глинки. Участники торжеств услышали и впервые увидели колокола Большого театра, висящие на стене за сценой и обычно закрытые специальным занавесом.

      Несколько ранее, примерно в середине 1970-х годов, в российском обществе возник интерес к проблемам, связанным с изучением теории и практики колоколов и колокольных звонов. Появляются первые послереволюционные издания, посвященные колоколам. Почти одновременно в 1989 году создаются две общественные организации, ставящие своей целью объединение людей, интересующихся колоколами. Это Общество церковных звонарей, образованное в апреле 1989 года в стенах Издательского отдела Московской патриархии, и Ассоциация колокольного искусства, образованная летом того же года в Ростовском музее. Образование двух организаций размежевало духовный и светский подход к вопросам колокольного звона. Президентом Ассоциации колокольного искусства стал журналист-математик Ю. В. Пухначев, председателем ОЦЗ до сих пор является автор этих строк.

      Таким образом, еще только возникшие наука и практика колокольного возрождения в современной России разделились на несколько направлений. Первое – это чисто церковная позиция, которую отстаивало Общество церковных звонарей. Второе – светская позиция общественных звонов, звонов-концертов на потеху толпы, но производимых на церковных колокольнях и в старинные церковные колокола, которой первоначально придерживалась Ассоциация. Позже время расставило все на свои места. После неудачного осуществления идеи К. К. Сараджева о проведении повсеместно в парках культуры колокольных концертов руководство и члены Ассоциации вносят свой посильный, порой спорный, вклад в дело дальнейшей колоколизации России в ограде Церкви.

      Среди литейщиков намечались следующие направления деятельности: поиск новых материалов для колоколов (предлагалось использовать сплавы на основе алюминия), новых форм колоколов и попытки изучения профилей стенок старинных колоколов. Но производимые энтузиастами опыты в данной области при нехватке средств на эксперименты положительных результатов не дали (изготовление модельной оснастки, формовка, заливка и выбивка изделия с последующей обработкой проводились за собственный счет самих энтузиастов).

      Одним из таких энтузиастов возрождения звучащего металла явился Александр Иванович Жихарев, водитель по профессии. «Водительствуемый» идеей извлечения звука из различных металлических сплавов, он в середине 1980-х годов обратился к звонарям храма Иоанна Воина на Якиманке в Москве. Целью его обращения к церковным звонарям было ознакомление их со звучанием своих слитков и пластин и получение оценки звучания. По понятным причинам дороговизны отливки колоколов за свой счет он стал экспериментировать со слитками различных металлов, но одинаковой конфигурации, так как для заливки использовалась одна и та же форма, и порой добивался удивительных результатов по длительности звучания. Пробные отливки колоколов на основе алюминиевых сплавов, к сожалению, положительных результатов не дали. Более легкий и светлый алюминий, залитый в классическую форму колокола, не звучал колокольным звуком. Тогда А. И. Жихарев стал экспериментировать с пластинами цветных металлов, которые в силу большей площади своей поверхности давали звук, несравненно более интересный, нежели слиток, но лежащий далеко от звучания классического колокола. Тем не менее А. И. Жихарев в качестве консультанта был приглашен И. А. Ваучским – начальником цеха одного из московских предприятий, который обратился за помощью к Ассоциации колокольного искусства с целью привлечения специалиста в области литья колоколов.

      Так возникло одно из первых московских колокололитейных производств, известное позже как фирма «Ренессанс». А. И. Жихарев – человек, бесспорно, неординарный и талантливый. Экспериментатор, который впервые в новой России сам попытался постичь звучание новых колоколов и построить из них подбор по созвучию, мастер, предложивший оригинальную технологию нанесения на форму колокола узоров и надписей, он в силу многих обстоятельств, среди которых – отсутствие у него специального образования и профессионализма в области акустики и металлургии, и в силу постоянных исканий так, к сожалению, и не добился ощутимых положительных результатов в деле звучания и художественного оформления своих колоколов. Фирму «Ренессанс» довольно скоро оставили позади другие московские производства, где уровень мастерства по художественному оформлению или акустике был несравненно выше, что привело к перераспределению заказов на отливку колоколов и колокольных наборов между другими производствами и закрытию производства.

      Нельзя не упомянуть и другого мастера-литейщика – Константина Геннадьевича Чернова. Колокола К. Г. Чернова появились, наверное, одними из первых в Союзе. Сохранились фотографии небольших колоколов, отлитых им в 1984 году в мастерской художественного литья в Тамбове. Местный священник, видя старания Константина, представил его в Москве архимандриту Тихону, ныне епископу Новосибирскому, бывшему в 1988 – 1989 годах наместником московского Данилова монастыря. Так у нас в монастыре появился Константин. Он часто приходил помогать при звонах на даниловскую колокольню, тщательно изучал колокола. Мы, даниловские звонари, старались рассказать и показать ему все интересные колокола – от тогда еще недоступных для осмотра колоколов Московского Кремля до колоколов знаменитой звонницы Ростовского Успенского собора.

      После долгих исканий подходящего для отливки колоколов предприятия был выбран московский завод Мосгормаш, переименованный позже в Экспостроймаш. Там Константин начал лить колокола для Церкви. Первые малые, зазвонные, колокола были отлиты летом 1990 года. Воспитанный как мастер скульптурного литья, Константин Чернов уделял основное внимание внешнему декору и тщательной отделке своих изделий, порой упуская из виду архитектуру колокола с ее законами, вопросы звучания колокола и созвучия колоколов в подборе. Увеличение веса колоколов и количества заказов требовало новых площадей и мощностей, и производственная артель Константина Чернова позже перебралась на Рязанский проспект. Там мастерская К. Чернова преобразовалась в фирму «Литэкс», которая отливает колокола по сей день. Если фирма «Ренессанс» выпускала на своих московских площадях колокола максимального веса в 30 пудов (491 килограмм), то мастерская К. Чернова отливала колокола весом уже около девяти тонн.

      С нашей точки зрения, мастерская Константина Чернова явилась преемницей традиций московского завода Богдановых-Финляндских, где во главу угла ставилась задача создания больших колоколов с пышным, тщательно расчеканенным и полированным узором, надписями различной конфигурации и рельефными образами в солидных обрамлениях. Данная мастерская до сих пор остается непревзойденной в этой области, что позволило коллективу участвовать в конкурсе на право отливки колоколов для храма Христа Спасителя, как действительно одному из лучших колокололитейных современных российских производств. Вот что говорят о себе и своих колоколах мастера «Литэкс»: «Колокололитейное предприятие «Литэкс» образовано в 1991 году на базе литейного цеха экспериментально-исследовательского отдела ВНИИМЕТМАШ им. академика Целикова и специализируется исключительно на производстве колоколов для православных храмов.

      Нами отливаются колокола весом от 4 килограммов до 6 тонн. Накоплен большой практический опыт подбора веса, размеров и звучания колоколов, собран огромный материал по истории колокольного литья. В своей деятельности предприятие идет по пути возрождения старых технологий отливки и украшения колоколов, справедливо считая, что старые мастера достигли в этой области высочайших результатов. Однако при этом применяются также современные методы формовки и обработки отливаемых колоколов. За 12 лет работы отлито более трех тысяч колоколов, которые звучат в десятках храмах Москвы и более чем в трехстах храмах России, в том числе в Дивеевской обители, в Оптиной пустыни, в Бородино, на Прохоровом поле, в Звенигороде, а также на Ставрополье, в Сургуте, во Владивостоке, в Магадане, в Якутии, многих других городах. Отливались колокола в страны СНГ (Украина, Молдова, Грузия, Казахстан) и в дальнее зарубежье (на Святую гору Афон, во Францию, в Германию, Черногорию, Сирию, Польшу, США, на Мальту и др.).

      В процессе изготовления колокол рассматривается не как предмет производства, а как необходимое условие для совершения Божественной службы. Этим обусловлена высокая требовательность мастеров к своему труду.

      За время практической деятельности собрана обширная картотека рельефных икон, шрифтов (церковно-славянский, современная кириллица, латиница и др.) и орнаментов, используемых для украшения колоколов. Применяемая современная технология позволяет при необходимости воспроизвести точную копию с имеющихся изображений, а знание законов построения старых профилей колоколов – отлить новый колокол, практически идентичный старому. Кроме того, по желанию заказчика православные мастера-резчики изготавливают каноничные иконы и традиционные орнаменты любой сложности для вновь отливаемых колоколов. По традиции на колоколе указываются имена и фамилии настоятеля храма и дарителя, так как считается, что при каждом ударе в колокол за них возносится молитва к Господу.

      Музыкальный тембр колоколов «Литэкс» заслужил признание специалистов-звонарей и профессиональных музыкантов России. Мстислав Ростропович констатировал богатство и красоту их звучания.

      Колокола «Литэкс» – лауреаты многочисленных православных выставок-ярмарок России «.

      В начале 1990-х годов к руководителю Издательского отдела Московской патриархии митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому Питириму обратились сотрудники известного московского завода ЗИЛ с предложением опробовать для отливки церковных колоколов зиловские мощности. Сотрудники акустической лаборатории ЗИЛа получили из Издательского отдела Патриархии колокол московского завода Самгина, отливки конца XIX века. Колокол был скрупулезно изучен. На основании полученных данных была подготовлена методика отливки колоколов практически любого требуемого веса. Так, можно сказать, впервые в России была поставлена задача отливки колокола с заданными параметрами, включающими в себя вес, габариты и звук с дополнительными призвуками. Идеологию зиловского литья взяло на себя Общество древнерусской музыкальной культуры в лице своего председателя А. И. Шатова, сотрудника Издательского отдела, звукорежиссера, который совместно с руководителем Отдела звукозаписи и синхронного перевода Н. В. Диваковой осуществил запись фонограмм различных церковных хоров и звонов многих колоколен. Под руководством владыки Питирима сотрудники Издательского отдела к 1988 году выпустили фильм «Русские колокольные звоны», посвященный тысячелетию Крещения Руси, в котором использовались фонограммы Отдела звукозаписи. Фильм «Русские колокольные звоны» при всей его спорности внес свой вклад в дело становления и развития тогда еще мало где звучащего колокольного звона Церкви. Под руководством А. И. Шатова был сформирован идеологический подход к звуку колокола и созвучию колоколов в подборе. Для большей ясности приведем цитату из рекламного издания зиловцев: «Традиционные русские многоголосные «трезвоны», или «красные звоны», представляли собой цельный набор гармонически настроенных колоколов, в котором достигалось гармоническое согласие не только между основными тонами колоколов, но и между их обертонами. Наборы таких колоколов создавались постепенно, иногда на протяжении нескольких веков, как это было на звонницах Успенского собора в Ростове, колокольни Ивана Великого в Москве и др. Для выявления общих закономерностей в составе спектров звучания лучших старых русских колоколов были проведены акустические измерения на сохранившихся звонницах, отмечаемых многими специалистами благодаря удачному музыкальному сочетанию и высокому качеству звучания колоколов».

      Из приведенной цитаты не совсем понятно, каким образом на протяжении столетий могли образовываться такие строгие и стройные подборы колоколов, тем более что в наборе кремлевского Ивана Великого ничего подобного даже и быть не могло, так как колокола там никакого подбора между собой не представляют. Они отливались в разные времена по разным профилям, мало того, среди них имеются и имелись прежде колокола иностранных мастеров.

      Производство, основанное на базе первого литейного цеха ЗИЛа, развивалось таким же способом, как и всякое другое. После первых отливок пятипудовых колоколов был намечен план дальнейшего развития модельного парка и, следовательно, самих колоколов весом от восьми до восьмисот килограммов, а позже и до тонны. Первый тонник, отлитый для Благовещенского храма в селе Федосьино, появился зимой 1994 года. Далее последовали два стопудовика (а если точно, то 1850 килограммов), которые и позволили зиловцам принять участие в конкурсе на право отливки колоколов для воссоздаваемого храма Христа Спасителя в Москве. На конкурсе оба соискателя вышли уже с двух-сотпудовиками во главе. В результате долгого отбора и столкновения различных мнений по поводу звучания и созвучия колоколов в подборе большинством голосов известных специалистов лучшим был признан зиловский подбор. Это позволило именно на базе ЗИЛа отлить самый тяжелый колокол уходящего XX века – тридцатитонный Царский колокол храма Христа Спасителя.

      Примерно в одно время с прочими предприятиями появилось производство колокольной продукции на Урале, в городе Каменск-Уральском, занимающее в силу определенных причин одно из лидирующих мест. Вот подход уральских умельцев к звучанию старинных и своих колоколов: «Накопив определенный опыт, мы производим сегодня довольно широкий ряд колоколов, которые можно формировать в различные звонницы. ...Предлагаемые нами сочетания колоколов помогут вам определиться в выборе звонницы скорее исходя из финансовых соображений. Интересно, что наши (каменские? – И. К.) колокола XV – XVI веков довольно массово демонстрируют нам удивительные интервалы между обертонами: секунду, септиму, тритон. Наши специалисты считают, что так делалось осознанно, что как нельзя лучше такие колокола сочетаются с нашей несимметричной древней архитектурой, с неприемлемым в Западной Европе построением древнеславянских хоровых распевов, которым привычные нам сегодня музыкальные интервалы – октава, терция и квинта – являются чуждыми. К XVIII столетию в результате западных веяний колокола Терентьева, Можжухина, Моториных становятся постепенно все более по-европейски «причесанными» в обертональном плане, но остаются ненастроенными колоколами, впрочем, как и в большинстве стран. Отливаемый нами сегодня тип колокола является по европейской классификации колоколом-терцией с малой септимой вместо нижней октавы, но мы рады, что отчетливо слышим в его звуке еще много чего. Это – русский колокол!».

      Заметим, что в тексте уральцев есть некоторое несоответствие общеизвестным фактам. О какой массовой демонстрации звучания колоколов XV века можно говорить, когда из известных колоколов того времени сохранился только один звучащий колокол, да и о массовости колоколов XVI века вряд ли можно заявлять, так как от того времени сохранились единицы звучащих колоколов (в Московском Кремле их только три, в Троицкой лавре – два, в Суздале – один). Что же касается «по-европейски причесанных» колоколов Терентьева, Можжухина, Моториных, то это в принципе вариации одного и того же профиля.

      Если позволить себе некоторое обобщение результатов этих этапов развития колокольного дела в постсоветский период, то необходимо отметить следующее. Мастера-литейщики в основном строят профили своих изделий, опираясь исключительно на собственные расчеты (хотя большинство ссылается на данные из книг). Многие производители не представляют себе, как должна строиться и выглядеть корона русского колокола. Хорошо, если хватает смелости обратиться к специалистам. Множество отступлений содержится и в составе металла колокольной бронзы. При воссоздании колоколов и колокольных подборов приходится исходить из особенностей современных производств, которые заключаются либо в привязке к ранее определенному изготовителями модельному парку с соответствующими весами и, следовательно, звукорядом, либо учитывать то, что многие современные колокольщики вычерчивают профили стенок своих колоколов исходя из собственных представлений, без учета обмеров старинных колоколов, а следовательно, без анализа их звучания. Так, если заказывать необходимый, отличный от стандартного звукоряда колокол или набор колоколов, то приходится включать в стоимость изделий всю оснастку, нужную для такого уникального колокола, что, конечно же, удорожает стоимость отливки в несколько раз.

      При достаточном изучении текстов рекламной литературы становится понятно, что литейщики представляют покупателю или заказчику свою продукцию как лучшие образцы старинного литья или даже превосходящие их.

      Специалисты Общества церковных звонарей при воссоздании исторических колокольных подборов предпочитают обращаться к литейщикам, колокола которых наиболее близко подходят по своим параметрам к колоколам лучших старинных производств. Из этих параметров главное – это звучание колокола с его дополнительными призвуками, архитектура колокола с системой художественного оформления и внешний вид изделия, который тоже должен соответствовать цвету старинного серебра древних колоколов. Поэтому специалисты ОЦЗ, которые работают с несколькими современными производствами, предпочитают колокола из древнего Романова-Борисоглебска, что на Волге. Причин этому несколько.

      Мастера-литейщики этого производства не стали изобретать новый колокол, вытачивая из него индивидуальность, вгонять в неестественное для русского церковного колокола звучание, основанное на мажорном или минорном ладу, да еще в дорическом строе, в котором ныне мало кто работает. Не стали эти мастера и изобретать свой собственный оригинальный профиль, который позволяет добиваться более низкого, но обертонально бедного звучания, чем звук старинных колоколов такого же веса. Технологию применяют старинную, откручивая стержень, фальшколокол и рубашку из глины с необходимыми добавками. Эта технология позволяет воссоздать любой утраченный исторический колокол с воспроизведением его звучания, внешнего вида старинного литья и художественного оформления в мельчайших деталях.

      Когда в 2001 году по просьбе общины храма Преподобного Сергия в Крапивниках специалисты ОЦЗ изучали документы, связанные с утраченными колоколами церкви, то в результате поисков был определен звук, а соответственно и вес прежнего благовестника. Кроме того, община храма особенно тепло относится к личности Святейшего Патриарха Никона, при котором в XVII веке на Руси отливались самые большие в мире колокола и работали выдающиеся колокололитейные мастера. Исполняя пожелания прихода, специалисты ОЦЗ разработали техническую документацию для отливки колоколов в стиле середины – конца XVII века. Были воссозданы в подробностях шрифты русских колоколов, орнаментальные пояса в виде растительных кружев, исполнены рельефные изображения святых и икон в стиле, близком к древнерусской мелкой пластике. Копиями корон старинных колоколов являются также короны современных колоколов с повторением рисунка ушей и маточника. Без преувеличения можно сказать, что звон колоколов храма Преподобного Сергия в Крапивниках явился высоким достижением современного колокольного литья, что позволило включить эти звоны в исполнении лучших российских звонарей в компакт-диск, посвященный второму фестивалю «Звонильная неделя», проходившему в Москве в 2003 году.

Е. М. Лучков, 1961 г.

      Череповец нас встретил на другой день тепло и празднично. Приняв грузы и багаж, посадив и разместив пассажиров, в 8 часов вечера мы отправились в обратный путь до Вытегры. Е. М. Лучков. 1961 г.

      Надо сказать, что в детстве я уже плавал на пароходе до Череповца и Белозерска. Поэтому мне были знакомы шлюзы старой Мариинской системы. В голодном 1947 году я со своим дядей ездил туда за хлебом. Причем в Белозерск мы добирались и по воде, и по суше. От пристани Чайка (18 километров от Белозерска) шли пешком вдоль канала, так как старый колесный пароход «Дзержинский» ходил только до Чайки. Он был большой и не входил по габаритам в обводной Белозерский канал. Вот тогда я впервые увидел Белое озеро, огромное, как море. Дул сильный ветер, и вода в нем была светло-коричневого цвета, поэтому оно мне показалось вначале бескрайним вспаханным полем, пока, подойдя ближе, я не различил бегущие белые гребни волн.

      Итак, мы идем в Вытегру. На каждой пристани, да еще в праздничные дни, веселье, пляски, встречи и расставания. В тихие вечера – танцы на палубе. Работы по поддержанию порядка, чистоты команда выполняла безупречно. В свободные часы мое любимое место было на капитанском мостике или в ходовой рубке. Вахтенные занимались своим делом, а мне оставалось слушать разные байки и анекдоты и наблюдать окружающий и плывущий мне навстречу незнакомый пока мир. Правый берег канала – насыпная дамба высотой полтора-два метра. За пароходом бежит волна и подмывает берега, поэтому левый берег размытый, а правый когда-то давно был укреплен местами сваями или фашинником. Это связанные в пучки прутья ивы, сложенные друг на друга, как поленницы дров, и присыпанные со стороны дамбы глинистым грунтом. Как я понял, такой способ крепления берега был самый дешевый и служил десятки лет.

      Следующий шлюз – № 33 в Мегре. Он был в два раза длиннее, чем в Чайке, и имел еще одни ворота посредине шлюза. Такое устройство позволяло шлюзовать как небольшие суда, так и двухсекционные плоты или две-три баржи сразу. Здесь снова пароход опускался на два метра и через короткий канал попадал в реку Ковжу, недалеко от устья при впадении ее в Белое озеро.

      Река Ковжа протекает среди лесов и болот и очень извилиста. Заросшие лесом мысы затрудняли видимость, поэтому надо было быть все время предельно внимательным и подавать предупредительные сигналы для встречных судов. Хорошо, что светлая ночь.

      Ночью прибыли в поселок Конево. Недолгая стоянка, и следуем дальше. Прошли пристани Курдюг, Ковжинский завод, шлюз № 32 (Константиновские пороги), и вот поселок Анненский Мост, когда-то бывший райцентром. Большая пристань, сплоточный рейд, множество плотов и несамоходных барж. Отсюда идет большой поток леса и пиломатериалов. После стоянки у пристани – шлюзование в 31-м шлюзе. К полудню подходим к 30-му шлюзу (Александровскому). Справа виднеется плотина, перегородившая реку Ковжу, за плотиной – Ковженское озеро. Говорят, очень красивое, с чистейшей водой. Этой водой наполнен следующий за шлюзом семикилометровый «каменный» Мариинский канал. По берегам стоит лес, пока еще голый. Но пройдут две-три недели, и отвесные скалистые берега оденутся в яркий зеленый наряд, украшенный кружевами цветущих черемух. Пароход медленно, со скоростью 8 километров в час, идет дальше, проплывают скалистые известковые берега. Тут и там из них вырываются и падают в канал струйки и ручейки.

      Следующий шлюз – № 29 (Петровский). Вот и прошли самую высокую точку водораздела. Далее за шлюзом – верховья реки Вытегры.

      Капитан Петр Ефимович, выйдя из каюты на мостик, говорит нам, новичкам: «От Череповца поднялись метров на 15, теперь будем опускаться на 80 метров до Вытегры».

      Извилистая, узкая, местами не шире Белозерского канала, река Вытегра в своей верхней части протекает в более равнинной местности, и три шлюза стоят на расстоянии друг от друга в несколько километров. Но при подходе к шлюзу № 25 картина меняется. Высокие холмы со скалистыми известковыми выступами тесно прижимаются к реке. Возле плотин и шлюзов откосы были когда-то задернены, обсажены соснами и кустарником. Шлюзы все без исключения обихожены, разбиты цветочные клумбы, посажены по сторонам шлюзов у входных и причальных стенок молодые березы. Позднее, летом, я часто выходил на 24-м шлюзе, чтобы насобирать девчатам в салоны по букету полевых цветов, затем – за грибами и даже ягодами. Надо сказать, что грибов, особенно маслят, здесь росло великое множество. А так как шлюзовая лестница в пять шлюзов-ступенек была вся на виду и пароход по ней шел днем в течение двух-трех часов, то погулять, полазить по горам, до этого мною не виданным, было интересно. Здесь, на этом участке, стоит на берегу вытянувшееся километра на полтора вдоль трассы село Девятины. Внизу под ним – один за другим шлюзы и большая плотина с водосбросом. Река течет в стороне от шлюзов, бурля и пенясь на каменистых порогах, – настоящая горная река.

      Однажды попытался летом перейти ее вброд, но был сбит сильным течением на скользких камнях. Посмеялись же ребята, когда я пришел на пароход мокрый до нитки. Больше я такой попытки не делал. Уже на подходе к Девятинам перед нами предстала такая картина: по левому берегу на разрытом когда-то откосе стояли два больших экскаватора. Ниже по течению реки был выкопан огромный котлован, там также стояли экскаватор и, кажется, еще какая-то техника. Это первое, что я увидел от заброшенного в 1953 году строительства Волго-Балта. Пятый год здесь не велось никаких строительных работ.

      Далее за двадцатым шлюзом через 3 – 4 километра находится поселок Кандусы. Здесь по берегу на причалах были сложены бесконечные крытые штабеля пиломатериалов всевозможных профилей. Лесопильный завод работал всю зиму, и теперь продукция ждала отправки на речных судах. За лето эти штабеля были отправлены потребителям, а вместо них выросли другие, которые просушивались под летним солнцем и ветерком.


Пароход "Шексна" в ожидании шлюзования. 1961 г.	Команда парохода "Шексна". 1961 г.

      Пройдя еще три шлюза и гидроузел, подходим к Марковскому гидроузлу. Здесь каскад из пяти шлюзов, причем три из них буквально в трехстах метрах друг от друга. День склонялся к вечеру, было тихо и тепло. Я снова вышел на берег. Меня заинтересовала на правом берегу картина огромной стройки. Поднявшись на холм, я увидел три огромных котлована. В них были видны забетонированные и залитые землей и водой днище и оголовки будущих шлюзов. По сторонам высоко поднимались решетки из арматуры. В каждый котлован (а глубина их, как мне показалось, была не менее 50 метров) спускалась автомобильная дорога. В одном из котлованов ярусами (по-моему, в два яруса) стояли, подняв к небу неподвижные стрелы, шагающие экскаваторы. Огромные, метра 2 – 3 в ширину, ковши безжизненно лежали на земле и заросли уже какой-то пожухлой за зиму зеленью, среди которой пробивались желтенькие цветки мать-и-мачехи.

      В стороне от котлованов на сравнительно большой ровной площадке стояло несколько бараков без окон, кругом опоясанных двумя рядами колючей проволоки с вышками по углам. Это была зона для бывших строителей-заключенных, после смерти Сталина отпущенных на свободу. Я не утерпел, чтобы не зайти в зону, благо поблизости никого не было. Первым делом заглянул в барак. Он имел круглую, как казахская юрта, форму, метров 18 в диаметре. Вдоль внутренних стен и ближе к центру тремя кругами были расположены двухъярусные нары. В центре стояла большая печь, по-моему, с одной топкой, застеленная на высоте примерно одного метра то ли обрезками рельсов плоской полкой кверху, то ли толстыми полосами стали. Это был единственный источник тепла на всю казарму, а также место сушки промокшей одежды и обуви примерно на 150 – 170 человек. Возвратившись на пароход, я поделился своими впечатлениями с заступившим на вечернюю вахту первым помощником капитана Николаем Павловичем Смирновым. И он мне поведал такую историю. Примерно с 1949 года, когда начались работы по строительству Волго-Балта, стали создавать и лагеря. К 1952 году их было уже несколько, и на пути к Вытегре находился еще один, в Белоусове. Когда была объявлена амнистия части осужденным, оказалось, что работать здесь стало некому.

      Освободившиеся уголовники, в основном хулиганы и воры, выйдя на свободу, да еще с заработанными деньгами, доставили немало хлопот пароходным командам, так как уехать отсюда можно было только пароходами. Получилось так, что многие из освободившихся до своих мест назначения не доехали.

      А пароход между тем проходил мимо деревни Анхимово, в центре которой возвышалась изумительной архитектуры деревянная церковь с двадцатью четырьмя или с двадцатью пятью куполами (теперь уже точно не помню). Позднее я специально ходил днем посмотреть ее. Удивительное сооружение, как говорят, построенное без единого гвоздя, простояло сотни лет, и мало было видно сгнившего или поломанного. Двери в храм были заперты, на стене – табличка: «Памятник архитектуры. Охраняется государством». Но не уберегли ее местные власти. Говорят, какие-то пьяные мужики попали в подвал церкви и устроили пожар. Храм сгорел в одночасье. А был он, по моему мнению, лучше, чем сохранившаяся до сих пор церковь в Кижах в Карелии.

      Пароход миновал 5-й, 4-й, 3-й шлюзы. На вахту заступил капитан. А мне не хотелось уходить отдыхать, да и конечная пристань скоро. Вот и город Вытегра. Первый шлюз (и последний в этом рейсе) находится в черте города, за ним, сразу справа за мысом – длинная причальная стенка пристани. Встав у пассажирского причала, разбудив отдыхавших от вахты рулевых и матросов, начали разгрузочные и погрузочные работы, набив полный трюм в основном винной стеклотарой. Начали уборку палуб. Из Петрозаводска подошел большой колесный, медлительный, как черепаха, пароход «Анохин». Не знаю, в честь кого он был назван, но думаю, что не в честь чемпиона по шахматам, а, скорее всего, какого-либо героя революции или Гражданской войны. Этот пароход привез нам пассажиров из Петрозаводска и Вознесенья, следовавших дальше на юг, а также багаж и кое-какой груз. К утру все работы были закончены, пассажиры размещены, и в 8 часов утра мы отправились в обратный рейс.

      Впоследствии в течение навигации я видел, что работы на трассе Волго-Балта какие-то ведутся. Но это было в основном на Вытегорском и Белоусовском гидроузлах, однако каких-то сдвигов за лето не было видно. Даже автоколонна, что была законсервирована в 1953 году, стояла в полном составе без движения. Автосамосвалы, в основном ЗИСы, бульдозеры, экскаваторы стояли и ржавели на площадке размером гектара два. Нам приходилось только удивляться, как сотни автомашин и другой техники, по всей видимости исправной, стоят годами без дела.

      Так продолжалось и в течение 1958 года. Правда, все чаще стали приезжать группы молодежи на эту великую стройку. Вырастали жилые поселки для будущих строителей, бетонные заводы. Старую строительную технику резали на части и грузили в баржи для отправки в Череповец на переплавку. Но вот наступил 1959 год. Уже в начале мая с первых рейсов мы заметили большую перемену. На всех строительных объектах началась напряженная работа. Сновали новенькие самосвалы ЗИЛ-130 и МАЗ-205. Одни привозили грунт, другие везли в котлованы бетон. Сверкали огни электросварки.

      Все лето большие и маленькие группы молодежи ехали по комсомольским путевкам строить Волго-Балт. Ох и веселые были рейсы! Но всегда все в рамках приличия и порядка с их стороны. Песни и танцы на палубе – днем и вечером. На четырех гидроузлах – Вытегорском, Белоусовском, Пахомовском и Новинковском – работали заключенные. На Белоусовском гидроузле многие работы велись заключенными. Зона их работ была расположена по обоим берегам судового хода и на суше была огорожена двумя рядами колючей проволоки со смотровыми вышками у самой воды. И надо же было случиться такому, что в узком с крутыми поворотами проходе через зону наш пароход столкнулся нос в нос с грузовым 600-тонным теплоходом «Иргиз». Я в это время отдыхал. Дело было поздним вечером. А с полуночи с приходом в Вытегру предстояла работа. От толчка я упал с койки на палубу и сразу же побежал на ходовой мостик. Капитан, заступивший на вахту, выяснял отношения с капитаном «Иргиза». Оба судна стояли в зоне, где и ночью работали заключенные. А так как до берега было всего каких-то десяток метров, заключенные, работавшие на берегу, ринулись вплавь к пароходу. Охрана подняла тревогу. Окрики часовых не остановили заключенных, некоторые уже хватались за привальный брус, пытались влезть на борт. Капитан дал команду матросам бить непрошеных гостей по рукам, а пароход направил вперед, на выход из зоны. Человек пять охраны подошли на лодке к борту и потребовали впустить их для осмотра судна. Но мы на борт заключенных не пустили, и поиски убедили в этом охранников. Этот случай запомнился надолго, и впоследствии участки, где работали заключенные, проходили всегда в одностороннем движении и очень осторожно. Позже некоторые расконвоированные осужденные, имевшие право выхода из зоны, часто бывали на пароходе, чтобы выпить пива, поесть, купить сигарет или папирос и чая. За такие услуги мы больше ни разу и в последующие годы не подвергались никаким хулиганским или противоправным действиям с их стороны, хотя на других пароходах такие случаи были.

      В течение навигации по каналу прошло до десятка земснарядов для прокладки нового судового хода. Во время моих прогулок вдоль трассы я неоднократно наблюдал за их работой. Например, стоит плавучий земленасос в котловане канала и мощным своим буравом рыхлит впереди себя в воде грунт. Мощные насосы гонят этот грунт-пульпу далеко в сторону в какое-либо болотце или низину меж холмов. Грунт, выливаясь, оседает среди невырубленных деревьев и кустарников, постепенно покрывая их. Я видел такие отвалы, где из ровного, как поле, не покрытого зеленью грунта, торчат верхушки елей, увешанные шишками, как будто срубленные и воткнутые в землю. Такая картина наблюдалась по всей трассе нового канала в верховьях реки Вытегры. У берега судоходного канала то тут, то там стояли мощные электроцентробежные насосы, от них в сторону нового канала тянулись по земле стальные трубы-водоводы диаметром 25 – 30 сантиметров. Вода по ним подавалась в котлованы для размыва грунта. Кроме упомянутых небольших земленасосов, грунт в котлованах размывали с помощью гидромонитора. Это такая водяная пушка со стволом, как у зенитки, установленная на специальной переносной тумбе и укрепленная на шарнирах так, чтобы могла свободно перемещаться вправо – влево, вверх – вниз. К стволу подсоединялся гибкий водопровод, а для лучшего управления такой пушкой привязывали к задней части ствола березовый кол величиною с оглоблю. Когда подавалась под большим давлением вода, то струя метров за 20 размывала плотную глину, ворочая камни-валуны килограммов в 100 весом. Рабочие вдвоем управляли гидропушкой, подмывая снизу обрывистый берег высотой метров 15, забираясь все выше и выше, пока вся нависшая масса земли не рухнет вниз, рассыпаясь. А там уже земленасос делал свою работу. В большинстве же гидромониторы управлялись дистанционно. Да, вот такая техника пришла на смену землекопам с лопатами и тачками, строившими Мариинку сто лет назад. В строительстве каналов Волго-Балта земснаряды сыграли основную роль. Например, старый паровой земснаряд «Моонзунд», проложивший еще в начале 1950-х годов канал от Онеги до Вытегры, в это время вырабатывал по 300 – 400 тысяч кубических метров грунта. Отработав в 1964 году на реке Ковже, «Моонзунд» был списан как устаревший.

      Особенно большое количество землепроходческой техники стало поступать с 1960 года. Сроки окончания гигантской стройки поджимали, а работы было еще очень много. Приступали к работе дизельные и электрические земснаряды. Электроэнергия подавалась со Свирской ГЭС. Ее требовалось очень много по всей трассе канала, кроме Череповецкого участка. Землесосы работали даже зимой, используя против замерзания водоема вокруг земснаряда специальные механизмы – потокообразователи, перемешивавшие воду.

      К тому времени я уже знал, что Волго-Балт по первоначальному проекту должен был иметь 9 шлюзов, два из них – в верховьях реки Ковжи. Но к 1956 году проект был пересмотрен с большим сокращением затрат и упрощением строительства и эксплуатации. Каждый рейс, проходя мыс Тумба, где был маленький дощатый причал и иногда высаживались или садились на пароход пассажиры, мы видели недалеко от берега что-то похожее на металлические конструкции, заросшие травой, и какие-то сараи. Капитан сказал, что здесь и намечалось строительство в 1950 году гидроузла и 8-го шлюза. Но теперь все заброшено, и остаются нетронутыми берега: правый, покрытый лесом, и левый, болотистый.

      Седьмой шлюз планировался у самого истока реки Ковжи, у Ковжского озера, где находился 30-й шлюз. Очень красивое место с не менее красивым озером. Было бы очень жаль, если бы здесь все это перекопали, нарушив естественную красоту. Но по новому проекту этот район оставался в стороне от 40-километрового канала, который уже прокладывал земснаряд «Моонзунд», начав его от Константиновских порогов в обход действующего Мариинского канала.

      Начиная с 1960 года значительно возросла интенсивность работ на всех трех шлюзах Новинковского гидроузла. День и ночь кипела работа на стройке. Проложенная вдоль трасы от Вытегры до Девятин грунтовая дорога сплошь была покрыта идущими самосвалами. Стоявшая на правом берегу реки Вытегры Никольская гора заметно убывала, так как там добывали хороший строительный песок. Я сам не однажды ранее проезжал на попутных машинах в Вытегру и видел, как гору с самого верха начали копать несколько экскаваторов, загружая один за другим самосвалы. И вот через два года гора исчезла. Ее всю вывезли на отсыпку дамб и шлюзов. К концу навигации 1960 года мы уже знали, что в следующую навигацию мы пойдем по двум новым шлюзам, заменяющим 10 старых.

      16 октября 1960 года, как раз после нашего ухода из Вытегры, началось наполнение нового русла реки, а 17 октября реку Вытегру начали перекрывать земляной дамбой, и к вечеру она пошла по новому руслу через новый водосброс. Чуть позднее то же было проделано и на Белоусовском гидроузле. Для нас эта навигация закончилась рано, да и погода была уже холодная, начинались сильные заморозки. Наступила навигация 1961 года. Я не помню, какого мая мы пошли в Вытегру, но хорошо помню, как поздним вечером подходили к новому Белоусовскому шлюзу. Войдя в старый Мариинский 12-й шлюз, мы увидели на фоне угасающего дня и заходящего солнца сверкающую поверхность водохранилища. Позднее, войдя в него, мы всей командой любовались прекрасным видом, изменившим до неузнаваемости так знакомый в прошлом и теперь обновленный ландшафт. И вот показались знакомые с прошлого года башни второго шлюза. Подходим к входным палам. Команда, свободная от работы и вахты, высыпала на палубу посмотреть на это чудо. Вход в шлюз был открыт. Там уже в конце шлюза стояли грузовой теплоход и буксирный катер. Проходим входные палы. Широкий шлюз для нашего парохода дает возможность свободно маневрировать. Раздается по громкой связи команда оператора шлюза: «Швартоваться за 6-й и 8-й рымы». Это такие бочки, скользящие на роликах вертикально в специальной нише стенки шлюза. Их несколько штук в обеих стенках. Как только мы пришвартовались за два рыма, чтобы теплоход «не гулял», за кормой поднялся, вынырнув из воды, щит, плотно перекрывший вход в шлюз, раздалась команда: «Теплоходам следить за швартовыми. Начинается шлюзование». И тут же пароход качнуло на швартовых. Это плавучий рым слегка заело в пазах роликовой дорожки, когда вода стала быстро убывать. Буквально минут за 10 мы опустились метров на 12 в глубокий колодец-камеру, где наш пароход казался просто какой-то игрушкой-моделью. Но тут раскрылись высоченные створки нижних ворот. По команде оператора выходим в следующее Вытегорское водохранилище. Примерно полчаса, и мы уже в первом шлюзе. Шлюзование до 10 мелких судов за один раз проходит быстро, и минут через 50 мы уже подходим к пристани Вытегра. Со времени выхода из 11-го шлюза старой Мариинки до пристани прошло менее двух часов, тогда как еще в прошлом году на это уходило часов 5 – 6. У пристани, пока проходили погрузочно-разгрузочные работы, среди команды только и разговоров было, что о новых шлюзах, их отличии от старых. В разговорах чувствовалась гордость ребят – им удалось одними из первых увидеть новые шлюзы и испытать их. Ближе к утру пришел красавец-теплоход «Ладога». Он и его собратья – «Мамин-Сибиряк» и «Красногвардеец» – уже второй год совершали пассажирские рейсы по маршруту Ленинград – Петрозаводск – Вытегра. Это были комфортабельные во всех отношениях теплоходы, построенные по нашему проекту и заказу на верфях ГДР в городе Висмар. Снова встретившись уже со знакомым старшим помощником капитана, мы заводим разговор о новых шлюзах, о будущем Волго-Балта. Он поведал мне, что в ГДР уже к следующему году будут построены для пассажирских и туристических перевозок по Волго-Балту еще более комфортабельные и мощные трехпалубные теплоходы. Их будет целая серия.