Выращивание льна и конопли традиционно считалось девичьем делом. Лен называли в деревнях «девкиной» культурой, в отличие от ржи – «бабьей», и овса – «мужицкой». Девушку в формулах сватовства называли иногда «ленком»: «У вас бел ленок, а у нас ковылок – хорошо бы их соединить в единый клубок».
      Каждой девушке отец выделял вспаханную и засеянную льном полосу, урожай с которой она могла использовать по собственному усмотрению. Выращивание льна – процесс довольно трудоемкий. В деревнях рассказывали, что эта работа – Божье наказание всем женщинам за грех Евы.
      Сев льна начинался обычно в день Олены Льняницы (в день памяти свв. Константина и Елены 21 мая / 3 июня), но сроки варьировались в зависимости от природных условий той или иной местности. Во время сева отец по просьбе дочери подбрасывал вверх два вареных яйца, принесенных с собой в севалке, – чем выше взлетят яйца, тем длиннее вырастет лен. В первые дни после сева девушка разбрасывала по полю творог в надежде, что лен будет белый. В Вознесение все девушки отправлялись к льняным полям и устраивали там трапезу, по окончании которой бросали ложки вверх, приговаривая: «Родись лен, такой-то здоровый!» В Семик-Троицу они пели песни «на урожай»:
 
      Посею я, млада, ленку
      При дорожке, при толку:
      Ты расти, расти, ленок,
      Тонок, долог и высок,
      В земелюшку корешок,
      Что вниз коренист,
      А вверх семенист.
 
      К работе по уборке льна приступали в августе, когда большая часть его листьев уже опала, стебли и головки стали желтоватыми, а семя начало окрашиваться в бурый цвет. На уборку отправлялись, как и на жатву, все вместе – своей стайкой, а подойдя к полю, расходились по своим полоскам. Лен, как и коноплю, надо было вытаскивать с корнем, чтобы стебель целиком вышел из земли, так как именно он представлял главную ценность. При тереблении льна, то есть выдергивании из земли руками, девушка захватывала рукой небольшой пучок стеблей около головок и дергала его вертикально вверх, стараясь не порвать, а затем связывала в снопик. После этого головки льна отбивали вальками, а коноплю молотили цепами, как рожь.
  

М. К. Клодт. Крестьянка у сломанной телеги со льном. 1873	Лен и конопля
Вымачивание льна (слева – огороженное кольями мочило). Фото. Начало XX в.	Мялка щелевая деревянная. XIX в. Новгородская губ.

     
      Затем приступали к обработке льна: стебли раскладывали (стлали) на лугах либо мочили в прудах для того, чтобы убрать клейкое вещество, соединявшее волокна. Вымоченные стебли связывали в снопы и ставили под навес для просушки и продувания ветром. Нужно было хорошо знать, как уложить стебли, чтобы ветер скользил по их поверхности, не спутывая и не приминая, или чтобы вымачивание происходило равномерно. Во время стлания девушки говорили: «Улежи-ко, мой ленёк, белой да мякой, вы китову жилу, вы комарову кость, не бойся ни ветру, ни вихорю, ни частого дождичка, ни красного солнышка» (Майков Л. Н. С. 205–206).
      Теребление льна старались закончить ко дню Луппы Брусничника (23 августа / 5 сентября), так как с этого времени в средней полосе России начинались холодные утренники: «Луппы льны лупят», а убрать лен со стлища полагалось к осеннему празднику Казанской иконы Божьей Матери (22 октября / 4 ноября).
      Отправляясь на поле или стлище и возвращаясь вечером домой, девушки исполняли «льняные» песни. В них передавался процесс выращивания льна – «тонкого белого кружелечка», и звучали сетования на то, что «не с кем льну выбирати».
      Милый кажет:
 
      «Я с тобою, я с тобою,
      Я с тобою молодою».
      Вот то бральня, вот то бральня – выбиральня,
      Легонькое, легонькое воздыхание.
 
      Если к возвращающимся с поля девушкам присоединялись парни, то девушки слегка подсмеивались над каждым из них:
 
      На горе у нас лен посеян,
      Во льну травы нету,
      Есть трава-репеёчек.
      У нас Толенька жеребочек.
      Он ржет, гогочет,
      Жениться хочет.
      «Жени меня, татка,
      Жени, родны.
      Не будешь женить,
      Я сам оженюся».
     
      В октябре-ноябре девушки приступали к следующему этапу обработки льна. Нужно было освободить лубяной слой от древесины и получить ровное, шелковистое волокно. Высушенный лен сначала мяли на специальных мялках, разбивая древесную часть стебля, потом размятую кору очищали от волокна, а потом волокно очищали и расчесывали на гребне. После этого на гребне оставалась тонкая кудель – длинные, ровные волокна, полностью освобожденные от сора. Всю эту сложную работу полагалось закончить к Рождественскому посту. Готовое волокно девушки или пряли, чтобы потом наткать полотна, или же продавали, чтобы на вырученные деньги купить необходимые для приданого вещи.
 
     
      Сбор ягод
     
      Мы охочи в лес по ягоды ходить,
      По сыру бору погуливати,
      В темном лесе приаукнуться:
      «Ты ay, ay, мой миленький дружок,
      Ты подай-ко свой тайный голосок
      Через темненький, зелененький лужок».
 
      Сбор ягод и грибов также был девичьим занятием. Замужние женщины почти не имели на это времени, а для мужика ходить по ягоды считалось только «народ смешить».
      Сезон сбора ягод начинался в конце июня – первых числах июля. Ко дню Давида Земляничника (26 июня / 9 июля) поспевала земляника: «Земляника девок в лес зовет», к летнему празднику Казанской иконы Божьей Матери (8/21 июля) созревала черника, на Первый Спас (1/14 августа) – малина и черемуха. В начале сентября можно было уже собирать бруснику, со дня Петра и Павла Рябинников (10/23 сентября) – заготавливать рябину и калину. За клюквой ходили на болота вплоть до осенних заморозков, а ранней весной собирали сладкую подснежную клюкву, оставшуюся с минувшей осени.
      Девушки всей стайкой отправлялись в лес, где на пригорках пахло нагретой землей и травами, а в низинах – прелой листвой и росшей по берегам ручейков таволгой, и пели:
 
      Ой, сегодняшний денек!
      Забрал девушку хмелек.
      Калинка моя, малинка моя!
      А забрал хмелек –
      Полюбил паренек.
      Калинка моя, малинка моя!
      Макар-молодец
      Александрович холостой.
      Калинка моя, малинка моя!
 
      Парни, узнав, что девушки идут за ягодами, могли пойти вслед за ними. Очевидец рассказывал: «Когда поспеют ягоды, девицы ходят за ними, а парни сзади с гармонью ломятся по кустарникам. Потом сходятся вместе – борются, толкаются... Все разбиваются на пары, творят что хотят» (АРЭМ, ф. 7, оп. 1, Д. 718, л. 2).
      По дороге в лес девушки загадывали, много ли ягод удастся собрать. Например, бросали перед собой корзинку и кричали: «Ваюшка, половина или полная корзина?» Если корзинка встанет на дно – будет полная, если упадет набок – заполнится до середины, а если перевернется вверх дном – получишь «ваюшку» (четверть корзинки). Дойдя до ягодного места, полагалось сказать: «Дай, Господи, мне ягод набрать полную корзину!»
      В лесу можно было увидеть зверей. Встреча с лисицей считалась дурной приметой, которая означала, что надо поворачивать назад – ягод не соберешь. Если заяц перебежал дорогу – жди несчастья, которое можно миновать, если три раза подряд перекувырнуться. Верили, что по дороге в лес и в лесу нельзя упоминать вслух медведя, иначе он обязательно покажется в малиннике, а чтобы он не тронул девушку – следует притвориться мертвой или показать ему свою грудь. Однако вообще появление медведя перед девушкой считалось хорошей приметой, которая означала, что девушка скоро выйдет замуж. Если по дороге в лес девушка услышала кукушку, полагалось крикнуть: «Через сколько лет я выйду замуж?» – сколько раз кукушка прокукует, столько лет надо ждать свадьбы.
      

В. Г. Тимофеев. Девочка с ягодами. 1879 (?)	А. А. Попов. Татарин и девочка-торговка. 1860	Крестьянка с ягодами. Фото. Начало XX в.

     
      Отправляясь в лес, девушки старались с помощью заговоров и заклинаний защититься от разных опасностей. Например, от змеиного укуса отговаривались так: «Я, раба (имя), иду в лес, а ты, змея, три аршина в землю влезь»; от укуса клеща произносили: «Клещ ты, клещ, ты меня не ешь. Я тебя не задену. Я в лес, ты на лес. Мое тело как репный камень. От ин до веку. Аминь» (Русские заговоры и заклинания. С. 298, 304).
      Ягод требовалось набрать много, так как их обычно заготавливали на зиму. Землянику, малину, чернику сушили; бруснику парили в печах, клюкву и бруснику заливали холодной водой и держали всю зиму в погребах. Рябину и калину вешали сначала в кистях под крышу дома, а затем переносили на чердак. Часть собранных ягод девушки несли на продажу в помещичьи усадьбы или на базар в близлежащий город:
     
      В темном лесе я была,
      Цветы, ягодки брала.
      Я на рыночек снесла –
      На целковый продала.
      Я башмачки завела,
      Чулки новые купила,
      Ало платье надела:
      Долго милого ждала.
      Я милушку дождалась,
      За шеюшку обняла.
 
     
      Уход за скотом
     
      Чур наших коровушек,
      Буренушек, рыжих, лысых,
      Белосисих, беловымьих,
      Криворогих, однорогих.
 
      Девушкам редко поручался уход за коровами, телятами, овцами. Приготовлением кормов, уборкой навоза в хлеву, случкой и отелом животных, лечением, переработкой молочных продуктов, как правило, занималась хозяйка дома. Девушкам доставалась довольно легкая работа.
      В летнюю пору, когда рано утром раздавался звук пастушеского рожка, они выпускали коров и овец в стадо, а вечером встречали их с пастбища. В полдень все вместе, взяв подойники, отправлялись доить коров. Если пастбище находились далеко и пастух не пригонял вечером скот в деревню, то родители отправляли девушек на пастбище с ночевкой. Там девушки жили в небольшой избушке, днем доили коров, а за молоком к ним присылали кого-нибудь из деревни. Это было свободное от других работ и радостное время. Ночью к девушкам неожиданно могли нагрянуть соскучившиеся парни, которые, стараясь их напугать, ломились в дверь, забирались на крышу, шумели, кричали. Но все заканчивалось общим смехом и гуляньем парочек до самого утра.
      Девичьей обязанностью считалась также стрижка овец, которую проводили весной перед пастбищным сезоном и осенью, приурочивая в южных районах России ко дню Никиты Гусятника (15/28 сентября), а в северных – ко дню Настасьи Стригальницы (Овчарницы; 29 октября / 11 ноября).
     
      

Дж. А. Аткинсон. Русский скотный двор. Начало XIX в.	Л. Реббе. Овцы. 1846	Г. Г. Мясоедов. Опахивание. 1876

      Матери привлекали своих дочерей к участию в некоторых ритуалах, направленных на сохранение скота и увеличение его приплода. Например, при тяжелом отеле коровы девушка расплетала косу, чтобы корова скорее «расплелась» (отелилась), или проползала под воротами, чтобы облегчить теленку «путь» (рождение). После отела коровы в семье устраивалась ритуальная трапеза, чтобы на дворе всегда «коровки помыкивали, а телятки побрыкивали». Хозяйка дома готовила «молозиво» («сыро») – ритуальное блюдо из первого молока отелившейся коровы («молозива») и яиц. Когда его ставили на стол, хозяйка обращалась к св. Власию – покровителю коров:
 
      Власий святой, будь счастлив
      На гладких телушек,
      На толстых быков!
      Со двора чтоб шли, играли,
      А с поля б шли, скакали.
 
      После этого от молозива отрезали кусок для коровы, а следующий полагалось отведать девушке, чтобы у коровы рождались только телочки.
     
     
     
      Прядение
     
      Вот те прялка, вот те лен,
      Вот те сорок веретен.
      Ты сиди попрядывай,
      На меня поглядывай.
 
      Умение девушки прясть в народе воспринималось как знак ее зрелости, готовности к замужеству: «Холостого полюбить – самопряхой надо быть». Пряха, у которой «веретенышко не вьется, куделенка не прядется», по народным представлениям, теряла всякую возможность найти хорошую брачную пару. В сказках девушка находит своего жениха с помощью нити, прядущейся из «серебряного донца – золотого веретенца», привораживает парня умением чисто и тонко прясть.
 
      Марья-то тонёхонько прядёт,
      Она ниточку по ниточке ведёт,
      Узелочки-то скусывает,
      За окошко побрасывает.
      Да Иван-то подбегал да подбегал,
      Узелочки подбирал да подбирал:
      Он ведь думал – сахарок да сахарок.
 
      Все прядильно-ткацкие работы начинались обычно с Филиппова дня (15/28 ноября), когда были окончены дела, связанные с мятьем, трепанием и чесанием льна. Филиппов день, после которого начинался Филиппов (Рождественский) пост, во многих деревнях называли «прядильное говенье».
     

Пряхи. С миниатюр XIII и XIX в. Веретёна. Начало XX в	В крестьянской избе. Лубок. XIX в.
Прялки. XIX – начало XX в. Вологодская губ.            Прялки. XIX – начало XX в.	Виды самопрялок:       самопрялка-калаурот и самопрялка-стояк

     
      Для изготовления нитей использовались веретено и прялка. Прялка нужна была для прикрепления кудели, а веретено служило для наматывания готовых ниток, которые получались при вытягивании из кудели отдельных волокон и их скручивании пальцами. Прядение было довольно трудоемким процессом: опытная пряха выпрядала 16 кг кудели только за 40 суток непрерывной работы. Многие девушки вместо веретена работали на самопрялках, где волокно скручивалось и наматывалось на шпульку при помощи колеса, приводимого в движение ногой, что значительно убыстряло работу.
      Девушки пряли каждый вечер, за исключением канунов праздников, самих праздников, воскресений, а в некоторых местах и пятниц. Верили, что нарушение пряхой запрета работать в праздничные дни приведет к тому, что у нее будут болеть пальцы; особенно жестким был запрет на прядение в пятницу, то есть в день «бабьей святой» Параскевы Пятницы. Считалось, что, работая в этот день, можно запорошить св. Параскеве глаза.
      Для прядения девушки собирались вместе на посиделку. Там девушки прилежно работали, стараясь выполнить урок – задание, полученное от матери:
 
      Пряди, кума, не ленися,
      По донечку не вертися,
      По лавочке не тянися.
 
      Если какая-либо девушка, заигравшись, не справлялась с работой – ей старались помочь. К явным лентяйкам относились неодобрительно, над ленивыми и нерасторопными смеялись: «Ой, Окуля, Окуля, еще замуж ладится». Про нерадивую пряху пели:
 
      Пряла наша Дуня не тонко, не толсто,
      Потоньше полена, потолще оглобли.
     
      Считалось, что ленивые и нерадивые девушки, не желающие прислушиваться к мнению подруг, своим поведением создают плохую репутацию всей посиделке. Остальные девушки могли изгнать их из своей группы.
      Монотонный, утомительный процесс прядения скрашивался пением, рассказами, шутками, играми. Песни исполняли обычно протяжные, грустные, в ритм шумящим веретенам. Рассказы девушки предпочитали слушать страшные: об умершем женихе, пришедшем с того света за своей невестой, о ведьмах, превращавшихся в свиней, об огненном змее, который влетал в печную трубу к вдове, тосковавшей по мужу, о колдунах, помогавших в любовных делах. Все эти истории могли неожиданно прерваться забавной шуткой, которая снимала напряжение и вызывала общий смех. Если девушки уж очень развеселились, забыв про работу, то одна из них могла, например, крикнуть: «Ключики-замочки, запирайте свои роточки». Всем полагалось сразу же замолчать. Девушка, нарушившая молчание, наказывалась: она должна была спрясть той, что выкрикнула «ключики-замочки», три нитки – то есть намотать на ладонь пряжу, снять ее на веретено, и так три раза. Особенно смешливую девушку наказывали построже: она должна была напрясть семь ниток. В некоторых деревнях Девушки играли в карты: каждая пряха по очереди вытаскивала из общей колоды по одной карте, сколько очков было на карте – столько нитей надо было ей выпрясть. Сделать это старались как можно быстрее, чтобы успеть еще взять карт. Игра продолжалась, пока не разбирали всю колоду. Победительницей считалась девушка, набравшая наибольшее количество очков и, соответственно, напрявшая больше ниток.
      Возвратясь домой с посиделки, девушка должна была аккуратно положить прялку на место, перекреститься и сказать: «Ну, слава Богу, сегодня попряла!» По поверью, если девушка ляжет спать, не благословясь, то ночью ей кикимора перепутает кудель.
      Прядение заканчивалось вместе с Рождественским постом. В Святки прясть запрещалось. Девушки торопили друг друга: «Пряди куделю-то, скоро Святки будут, кикиморы придут да обосцят». Парни, хорошо зная это поверье, подшучивали над ленивыми пряхами: подсыпали им в кудель соль, а потом утверждали, что кикимора приходила. В последний день посиделок девушки пели:
 
      Девушки-свет,
      Голубушки-свет,
      Початычка – нет!
      Берите гребенки,
      Чешите головки:
      Пара да двара.
 
      Согласно поверью, в Рождественский сочельник прялку полагалось забросить на чердак, чтобы остатки кудели на ней кикимора превратила в шелк, а веретено надо было оставить на ночь на перекрестке дорог, чтобы черти намотали на него щелк и чтобы обеспечить богатую жизнь в замужестве.
 
     
      Ткачество
     
      Из умных умна, на кроснах ткала,
      На просестушке часты бердечки,
      Часты бердечки разбегалися,
      Все набелочки разлеталися,
      Самотканочки сами ткалися.
 
      Девушки ткали полотна главным образом для своего приданого и лишь изредка для своей семьи. Белые полотна шли на изготовление простыней и наволочек для брачной постели, полотенец и ширинок – для подарков родственникам будущего мужа; из пестрядинных шили одежду: рубахи, сарафаны, юбки, понёвы, передники. Некоторые девушки ткали полотна на продажу, а на вырученные деньги покупали себе красивые городские вещи, ценившиеся в молодежной среде.
      Тканье холстов начиналось с Масленицы или со дня св. Евдокии (1/14 марта) и продолжалось в течение всего Великого поста. Русские говорили: «Филиппан не напрядет, так Великан не наткет», то есть если не напрясть в Филипповский (Рождественский) пост, то нечего будет ткать в Великий пост.
      

Ткачихи. Фрагмент росписи набирки. Середина XIX в.	За работой на ткацком стане. Фото. Конец XIX в. Полтавщина
Ткацкий стан. XIX в. Русский Север. Один из видов ткацкого стана – горизонтальный. XX в. Рязанская обл.	Фрагмент юбки. Конец XIX в. Ярославская губ. Пестрядь и узорная ткань из льняных и хлопчатобумажных нитей.            Фрагмент покрывала. 1958. Рязанская обл. Узорная ткань из цветной шерсти

      Ткачество считалось очень важным делом, которое требовало особого внимания и серьезного отношения. Работу полагалось начинать в «легкий» день, рано утром, желательно в полнолуние и желательно в тот день, на который в прошлом году приходился праздник. Перед началом работ мастерице надо было обязательно помыться в бане, переодеться в чистую одежду, помолиться образу Божьей Матери и попросить разрешения на работу у св. Параскевы Пятницы. Снование основы и тканье она не могла начать во время менструаций, так как считалась «нечистой».
      Перед тем как сесть за ткацкий стан (кросна), предстояло проделать довольно большую подготовительную работу. Надо было смотать нитки с веретена или со шпульки самопрялки в большие мотки, в которых их стирали, красили и выбеливали, потом перемотать в клубки или на деревянные цилиндры – вьюшки, насновать основу для ткацкого стана и намотать нить для утка. Вся эта работа выполнялась с помощью специальных приспособлений: мотовил, вороб, сновалок – и была довольно трудоемкой. Например, чтобы сделать основу для ткацкого стана длиной 38 м, девушка должна была двигаться вдоль рамочной сновалки, перенося нить с одного ее колышка на другой, несколько часов подряд. Только после этого, подготовив все, что нужно, девушка с помощью подруг заправляла ткацкий стан и садилась за работу.
      Ткацкий стан был в каждом доме, девочек начинали обучать ткацкому мастерству примерно с 10 лет. К моменту своего замужества девушка должна была стать хорошей ткачихой. Всеобщим уважением пользовались те девушки, которые умели ткать ткани не только простого полотняного переплетения (однотонные, полосатые, клетчатые), но и узорные, с «украсами» (многоремизные, закладные, браные).
 
     
      Вышивание
     
      Кабы ты, белая береза,
      Была красная девка!
      Ты сидела бы, сидела
      В золотом тереме,
      Ты шила бы, вышивала
      Золотые узоры.
 
      В русской деревне вышивание было только девичьим делом – «девичьим рукодельицем, мелким щепетеньицем». Замужние женщины, как правило, за пяльцы не садились: «Жених на двор – пяльцы на стол», – говорит русская пословица. Девушка, «красующаяся за пялыма точеныма», – типичная картина тех областей, где было хорошо развито искусство вышивки. Считалось, что девушка, овладевшая им, готова к браку. В одной из святочных песен-«виноградьев» рассказывается, как «удалой добрый молодец» увидел девушку, которая шила «шириночку чистым серебром», и тут же понял, что может к ней посвататься:
 
      Да мы пойдем-ка, Иринья, повенчаемся,
      Да золотыми-то кольцами обменяемся.
      Да во Божью церкву зайдем, золоты венцы примем,
      Да золоты венцы примем, веселу свадебку сыграем.
      В другой свадебной песне говорится о том, что девушка вышивает свою девичью красоту:
      Я сидела, красна девица,
      Да во левой руке держала пялечко,
      Да во правой ручке держала иголочку,
      Да уж я шила, красна девица,
      Да не по плису шила, не по бархату,
      Да не по белому да коленкорчику:
      Да по атласной да алой ленточке.
      Да уж я красила, красна девица,
      Да я свою-то да девью красоту,
      Да я не ленточками да не атласными
      И не цветами да не лазоревыми,
      А дорогим своим умом-разумом.
      

Ковер с ручной вышивкой. XX в. Вологодская губ.	Пяльца с вышивкой
Девочка за вышиванием полотенца. Фото. 1914. Владимирская губ.	Фрагмент подзора. Середина XIX в. Олонецкая губ. Фрагмент подзора. Середина XIX в. Тверская губ.

     
      Наиболее подходящей для вышивания была весна – светлое время года, после Масленицы. Для этого девушки часто собирались вместе в избе или, когда становилось теплее, на лугу. Вышивание считалось «чистым делом», и им можно было заниматься не только по будням, но и по воскресным дням и далее в Святки, когда другие работы были запрещены. Кроме того, девушки вышивали на «гостибной неделе», то есть когда им полагалось гостить у родственников, живших в других деревнях.
      Вышивкой девушки украшали подарки парням, с которыми они «играли»: кисеты, кошельки, платки, ремни для гармоней, а также все, что было принято включать в состав приданого и дарить на свадьбе: полотенца, скатерти, подзоры простыней, рубахи, платки, ширинки. Вышивка выполнялась обычно льняными, хлопчатобумажными, шелковыми, шерстяными, золотными и серебряными нитками по белому полотну домашней выделки, при помощи пялец – «пялышек точёных» – и короткой стальной иглы. В северных губерниях любимым цветом вышивки был красный и белый, в южнорусских предпочитали красный цвет в сочетании с синим, зеленым, желтым, фиолетовым, черным. Девушки знали много декоративных швов, которыми делали узоры по цельной и разреженной ткани. Узоры девичьей вышивки были довольно сложными и казались видевшим их людям «хитроручным изрядством», «шелковидным ухищрением». На ткани изображались различные ромбы, розетки, квадраты, кресты, объединенные в бордюры, стилизованные растения, птицы – лебеди, утки, тетерки, животные – лоси, олени, кони, львы, барсы, фантастические грифоны, единороги, сирины, алконосты.
      Считалось, что эти узоры полны глубокого таинственного смысла, который был известен только самим рукодельницам:
 
      Да что за этим за столом да красна девица сидит,
      Да красна девица сидит Иринья Павловна.
      Да она шила-вышивала тонко бело полотно,
      Да тонко бело полотно да белобархатно.
      Да во первый раз вышивала светел месяц со лунами,
      Да светел месяц со лунами, со частыми со звездами;
      Да во второй раз вышивала да красно солнце с маревами,
      Да красно солнце с маревами, со теплыми облаками;
      Да в третьей раз вышивала сыры боры со лесами,
      Да сыры боры со лесами, со рыскучими зверями;
      Да во четвертый вышивала сине море со волнами,
      Да сине море со волнами, со черными кораблями,
      Да со черными кораблями, с мачтовыми деревами,
      Да с мачтовыми деревами, со белыми парусами,
      Да со белыми парусами, с корабельщиками;
      Да чтой во-пятых вышивала Божью церковь с образами,
      Да Божью церковь с образами, со чудными со крестами.
 
      По народным представлениям, и само вышивание – не простая «украса», а сакральный процесс. В народе говорили, что клубки ниток девушкам приносят канарейки, мотушки – кукушки, пяльцы и швейки – канарейки, а узоры вышиваются в «святые дни»:
 
      Тонка-бела сорочечка
      По три ноченьки вышивана,
      В перву ноченьку христовьскую (пасхальную. – И. Ш.),
      Во другу во иваньинскую (в ночь на Ивана Купала. – И. Ш.),
      В третью ноченьку петровьскую (в ночь на Петров день. – И. Ш.).
 
     
      Толока
     
      Выше-выше ясный месяц
      За всех облаков,
      Лучше-лучше наш хозяин
      За всех мужиков!
      Он умеет, он умеет
      Поле полевать,
      Он умеет, он умеет
      Жнеек чествовать!
 
      Толокой называлась помощь односельчанам в выполнении работ, с которыми те сами не могли справиться. Обычно девушек приглашали помочь во время жатвы, сенокоса, уборки урожая, при заготовке на зиму овощей и др. Глава семьи или его жена обходили дома, где жили девушки, и просил их прийти: «Помогите нам сравняться с прочими православными в работах наших» (Громыко М. М. 1991. С. 75). Деревенский этикет требовал обязательного отклика на просьбу о помощи. Отказ помочь соседу или родственнику воспринимали как обиду, а согласие – как знак уважения. Более того, приглашение участвовать в толоке радовало каждую девушку как признание ее трудолюбия и большая честь. Кроме того, толоки, где собиралась молодежь, служили одним из видов развлечения, во время которого парни и девушки демонстрировали себя в работе.
      

Н. И. Фешин. Капустница. 1909	Заготовка капусты на зиму. Фото. Конец XIX в.

      Девичьими толоками были капустки и супрядки. На капустки девушки приходили, чтобы помочь той или иной семье в заготовке на зиму капусты. Капустки устраивали обычно во второй половине сентября, после Воздвижения (14/27 сентября), а заканчивали к Покрову (1/14 октября) – дню, с которого открывался свадебный сезон. На капустки нередко приглашали семьи, в которых были дочки на выданье. Количество приглашенных зависело от урожая капусты у хозяина дома. Как правило, собиралось не менее 10–15 девушек. Парни приходили незваными.
      Нарядно одетые девушки рубили капусту принесенными с собой сечками, а парни развлекали их шутками, комплиментами, помогали закрывать кадки, наполненные капустой, относить их в подполье. Капустки устраивались и в небольших провинциальных городах. И. П. Сахаров – известный фольклорист XIX века – писал о капустках («капустницах»): «Это народное торжество, отправляемое горожанками, известно во многих местах. В Алексине, уездном городе Тульской губернии, девушки в богатых уборах ходят с песнями из дома в дом рубить капусту. В домах, где приготовлена для гостей капуста, убирается особенный стол с закусками. За девицами является молодежь со своими гостинцами высматривать невест. Вечером по всему городу разыгрываются хороводы» (Сахаров И. П. С. 330).
      Каждая девушка, отправляясь на капустки, надеялась, что ее заметит хороший парень и посватается к ней после Покрова. По поверью, чтобы это произошло, она должна была в Воздвижение семь раз произнести заклятие: «Крепко мое слово, как железо! Воздвигни, батюшка Воздвиженьев день, в сердце добра молодца (имя) любовь ко мне, красной девице (имя), чтоб этой любви не было конца-веку, чтобы она в огне не горела, в воде не тонула, чтобы ее зима студеная не тонула, чтобы ее зима студеная не знобила! Крепкое мое слово, как железо».
      Супрядки (попрядухи) обычно проводились во время Рождественского поста. На них девушек приглашали семьи, в которых не было дочерей – главных прях. Девушки, желавшие поучаствовать в супрядке, получали от хозяев кудель или шерсть и начинали прясть ее на посиделках. В назначенный день девушки приходили на супрядку с готовой пряжей и приводили с собой парней-«почетников». Супряжницы, отдавая хозяйке дома пряжу, пели толокнянскую песню, в которой намекали на необходимость угощения за работу:
 
      Ах вы, столики мои,
      Вы тесовенькие!
      А чего же вы стоите,
      Не застеленные?
      Ах вы, скатерки мои,
      Вы белевенькие!
      А чего же вы лежите
      Не расстеленные?
 
      Вообще застолье в знак благодарности за работу хозяева должны были устраивать после любой толоки. Застолье проходило обычно очень весело: исполнялись песни, в которых расхваливался хозяин, умеющий уважить «помочан», парни заигрывали с девушками, шутили над ними.
      Исполнялись различные игровые песни, величальные на тему будущего брака, но главными были специальные капустные песни:
 
      Вейся ли, вейся, капуста,
      Вейся ли, вейся, белая!
      Во саду ли во зеленом
      Гуляй, душечка родная.
      Как вечор на капусту,
      Как вечор на белую
      Частый дождик поливал.
      В кругу молодец гуляет,
      Себе пару выбирает:
      Лизавету – по совету,
      А Настасью – по согласью.
      Я Аленушку люблю,
      Шелковый платок куплю,
      Сто рублей заплачу.
      Сто рублей нам нипочем –
      Гуляй, девка с молодцом!
 
     
      РАЗГУЛЯЙТЕСЬ, ДЕВИЦЫ, РАЗГУЛЯЙТЕСЬ, МИЛЫЕ!
     
      Я гуляю по гульбе,
      Сердечный друг на уме,
      На уме, на разуме,
      На великой памяти.
      Ой гульба, моя гульба!
 
      Каждая девушка, достигшая брачного возраста, обязательно участвовала во всех деревенских праздниках и молодежных развлечениях. Уклонение от участия в них вызывало резкое неодобрение старшего поколения и насмешки сверстников. Считалось, что за такое неправильное поведение Бог накажет девушку безбрачием или плохим мужем. Однако в русских деревнях и селах трудно было найти девушку, которая бы не ждала праздника и не радовалась ему.
      Праздничных дней в русском быту было довольно много: около 140–150 в году. В это число входили и воскресенья, которые служили регуляторами будничного и праздничного времени. Русские крестьяне шутили: «Сколько дней у Бога в году, столько святых в раю, а мы, грешные, их празднуем». В России традиционно отмечались: Пасха, двунадесятые и великие православные праздники. Большими праздниками считались Ильин день (20 июля / 2 августа), Егорьев день (23 апреля / 6 мая и 26 ноября / 9 декабря), Николин день (9/22 мая и 6/19 декабря), престольные (храмовые) праздники. К большим, не установленным Церковью праздникам, которые обычно называют календарными, относились зимние Святки (от Рождества до Крещения), Масленица, зелёные (летние) Святки (от Троицы до Петрова дня). Они отмечали главные рубежи в смене времен года и подводили своего рода итоги определенным периодам в жизни природы и людей.
      Время праздника считалось священным и было наполнено радостью, весельем, смехом, развлечениями. Праздничная жизнь строилась по иным, чем в другие дни, правилам. Праздник – это прежде всего свобода от работы: «День свят – все дела спят».
      К праздникам готовились заранее. В первую очередь наводили идеальную чистоту в доме – это была в значительной мере девичья забота. К большим праздникам обычно мыли с щелоком пол, стелили новые половики, решали на божницу и стены полотенца, украшали оконные проемы вырезками из цветной бумаги, расставляли по полкам красивую утварь, застилали стол скатертью. Прибранный к празднику дом говорил о девушке как о будущей хорошей хозяйке. Верили, что «в ночь под праздник ангелы Божьи посещают каждый дом христианский, и где чистота, порядок, мир и тишина ангел с радостью благословляет дом и всех в нем живущих, а где грязь, сор, брань и пляски, он печально покидает дом и не дает своего святого благословения» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 148). В широко распространенной легенде рассказывалось, что перед праздником по крестьянским избам ходит Божья Матерь, которая, увидев немытый пол, небеленую печку, оставленную на столе грязную посуду и мирно спящую при этом девушку, может наказать неряху таким же нерадивым мужем. Если молодежь готовилась к «гульбе», то девушкам полагалось навести порядок в специально снятой для этого избе и позаботиться о продуктах для застолья. На него приглашалась вся молодежь, живущая в деревне и приехавшая на праздник из окрестных деревень. Девушки ходили по избам, собирая крупу, муку, яйца, овощи, мясо, солод для пива, а потом вместе занимались приготовлением еды.
      

Солнце, Луна и двенадцать знаков Зодиака. Лубок. Конец XVII -начало XVIII в.	«Ай во поле, ай во поле». Лубок. XIX в.

     
      Принимая участие в общем веселье, молодежь обычно держалась отдельно. Некоторые праздники считались преимущественно молодежными, то есть отмечались парнями и девушками брачного возраста, а женатые мужчины и женщины были лишь зрителями: «смотрели да радовались». Кроме того, были праздники, на которые девушки собирались своей стайкой, не приглашая парней, а иногда и втайне от них.
 
     
      Святки
     
      Первый-то братец –
      Рождество Христово.
      Второй-то братец –
      Крещенье Господне.
      Третий-то братец –
      Василий Кесарийский.
 
      Святки – период времени, приуроченный к зимнему солнцевороту, который открывал народный солнечный год. Святки длились двенадцать дней (по числу месяцев года), с Рождества (25 декабря / 7 января) до Крещения (6/19 января), и включали в себя Васильев день (1/14 января).
      Святочный цикл воспринимался как пограничный между старым и новым солнечным годом, как «плохое время», своего рода безвременье. Старый год уходил, а новый только начинался, будущее казалось темным и непонятным. Верили, что в эти дни на земле появляются души умерших, а нечисть становится особенно опасной, так как в период безвременья граница между миром людей и враждебным им миром нечистой силы размыта. Представления о «плохом времени» нашли отражение в названии «страшная неделя» применительно ко второй половине Святок; первая половина Святок, которая начиналась Рождеством Христовым, называлась «святой неделей». Святки были насыщены различного рода обрядами, магическими действиями, гаданиями, с помощью которых старались обеспечить благополучие на весь год, защититься от бед и несчастий, выяснить свою судьбу.
     
      

К. А. Трутовский. Колядки в Малороссии. Не позднее 1864	«Козульки» (обрядовое печенье, которым хозяева одаривали колядующих)

      Святки отмечались по всей России и считались молодежным праздником. Особенно яркими и веселыми, наполненными музыкой, пением, играми, они были в северных и среднерусских губерниях Европейской России, а также в Сибири. В западнорусских и южнорусских губерниях их празднование было более сдержанным и спокойным. Отмечать Святки собирались обычно в вечернее и ночное время: когда «сядет в угол чернец», то есть наступит темнота. Развлечений у молодежи на Святках было много: обход дворов с праздничными поздравлениями, ряженье, участие в игрищах, проходивших практически каждый вечер, гадания – «испрашивания судьбы» и др.
      Самым ярким обрядовым действием, с которого начинались Святки, был обряд колядования, представлявший собой театрализованное зрелище, сопровождавшееся пением песен – пожеланий, величаний хозяевам. Колядовали, как правило, в ночь на Рождество, на Васильев день, в Крещенский сочельник.
      Девушки и парни небольшими группами отправлялись по Дворам «кликать коляду», то есть петь особые благопожелательные песни, называвшиеся в одних местах «колядками», в других – «овсенями», «виноградьем». Колядующие подходили к дому, становились под окно, вызывая хозяев на крыльцо: «Приходила коляда накануне Рождества, здравствуйте, хозяин с хозяюшкой!» Появление хозяев для колядующих было знаком, что можно начинать песню:
 
      Виноградье красно, зелено!
      Еще ходят же ребята колядовщики.
      Виноградье красно, зелено!
      Еще ищут же ребята государева двора,
      Государев-то дворец середи Москвы стоит,
      Середи Москвы стоит, середь ярманки,
      А вокруг его двора стоит железный тын,
      А на каждой тынинке по маковке,
      Что по маковке и по золоту кресту.
      А сам-то государь как светел месяц взошел,
      А сама-то государыня как утрення заря,
      Малы детоньки часты звездочки.
      Сам-то государь на крылечко выходил,
      На крылечко выходил и по рублику дарил,
      А сама-то государыня по полтине дарила,
      Малы деточки по копеечке.
 
      В пожеланиях колядовщиков изображалась яркая, сознательно преувеличенная картина хозяйственного благополучия, семейного довольства. Крестьянской семье желали «избушку ребят, хлевушку телят», «сына в четыре аршина», «в конюшню конёв», «полтораста коров, девяносто быков», да чтобы «одна-то корова по ведру доила, одна-то бы кобыла по два воза возила»:
 
      Куда конь хвостом,
      Туда жито кустом.
      Куда коза рогом,
      Туда сено стогом.
      Сколько дубочков –
      Столько сыночков.
      Сколько осиночек –
      Столько свиночек.
      Сколько свечек – Столько овечек.
 
      Колядка заканчивалась просьбой о подаянии и угрозой наказания хозяев в случае отказа:
 
      Тетушка, матушка!
      Хлебца кусочек,
      Лучинки пучочек,
      Кокурочку с дырочкой,
      Пирожка с начиночкой,
      Поросячью ножку
      Да жарену лепешку.
      Не подашь лепешки –
      Разобью окошки.
      Не подашь пирога –
      Коровку за рога.
     
      Однако песни-угрозы исполнялись редко. Крестьяне считали, что если поскупиться, то в наступающем году «в избе не будет никакого проку».
      Таким образом, обряд колядования состоял в своеобразном обмене дарами: молодежь «дарила» крестьянскому дому благополучие на весь год, а хозяева отдаривали пирогами, оладьями, колбасами, пивом, деньгами, печеньем в виде коровок, лошадок, овечек, которое специально выпекали для колядующих. Крестьяне говорили: «Если дашь пирога – полон двор живота, тебе триста коров, полтораста быков». Вечером группы девушек и парней собирались вместе и устраивали пиршество.
      Колядование, доставлявшее молодежи столько радости в святочные дни, считается древним обрядом, известным не только русским, но и другим славянским народам. Приход колядующих в древности воспринимался как приход из иного мира умерших предков к своим потомкам, а одаривание их – как приношение в надежде на помощь и защиту в наступающем году. В XIX – начале XX века колядование по-прежнему оставалось одним из важных святочных обрядов, глубинный смысл которого, однако, был уже утрачен.
      В рождественское утро начинался обрядовый обход крестьянских дворов – славление Христа. Утром его совершали подростки, а за ними, уже к вечеру, шли отдельно парни и девушки или те и другие вместе. Они несли на длинном шесте звезду, сделанную из деревянного широкого обода с длинными лучами из тонких палочек и оклеенную цветной бумагой и фольгой. В народной традиции славление Христа осмыслялось как шествие волхвов к колыбели Иисуса, ведомых звездой, взошедшей над Вифлеемом. Этот обряд вошел в народный быт из православной традиции; вероятно, он начал проводиться со второй половины XVII века, то есть со времен царя Алексея Михайловича. Парни и девушки подходили к дому и громко кричали: «Надо ли Рождество прославить?» Славильщиков полагалось пригласить в избу, где они пели для хозяев ирмос «Христос рождается, весь мир поклоняется», тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш» и кондак «Дева днесь Пресущественнаго рождает». После этого исполнялись так называемые рацеи, в которых пересказывались рождественские события, описанные в канонических и апокрифических Евангелиях прославлялись Христос и Дева Мария, звучало поздравление хозяевам дома с Рождеством. Потом славильщики отправлялись в следующий дом, где их уже ждали.     
      

Ф. В. Сычков. Девушка зимой. 1912. Масло	С. Ю. Судейкин. Ряженые. Середина 1910-х	Ряженые-«супруги». Фото. I960. Деревня Климово, Горьковская обл.
А. П. Рябушкин. Гадание девушек на Святках. 1885	В. М. Максимов. Бабушкины сказки. 1867

      К числу любимых развлечений молодежи на Святках относилось ряженье – игровое переодевание с использованием масок. Парни обычно превращались в «страшных наряжонок»: в животных, нечистую силу, покойников; надевали маски, сделанные из бересты, кожи, бумаги, ткани, а при отсутствии масок лица замазывали сажей, мукой, приделывали бороды из льна, пеньки, шерсти. Они шли от одной избы к другой, с шумом врывались в них, не спрашивая разрешения хозяев, нарушали покой и порядок, плясали, пели «срамные» песни.
      Для девушек такое поведение оставалось запретным. Они рядились «баскими наряжонками», а также цыганками, турчанками, господами, свадебниками. Если парни обходили каждый двор, пугая честной народ, то ряженые девушки посещали только те дома, где жили парни – потенциальные женихи.
      «Баские наряжонки» совершали свой обход, как правило, в первую половину Святок, считавшуюся полной святости и чистоты. Свое название этот обряд получил от диалектного слова «баский» – красивый. Девушки вытаскивали из сундуков свои самые лучшие наряды, доставали все украшения: цепочки, янтари, бусы, косники, брошки, кольца, серьги. Поверх всего надевали праздничные шубки, дорогие шерстяные шали. Затем закрывали лица платками, полотенцами, кружевами, чтобы их нельзя было узнать. В таком виде девушки отправлялись по дворам. Подойдя к дому, они становились под окном и «припевали» парню, жившему в этом доме, невесту. Обычно это была девушка, которая нравилась парню и у которой с ним складывалась брачная пара. Девушки в песне нахваливали свою подругу, рассказывали о том, какой она будет хорошей женой. Иногда девушки своей песней старались оказать давление на тех родителей, которым задуманный детьми брак был не по душе. Мать парня, прослушав песню, одаривала девушек пирогами. Затем девушек приглашали в дом, где они веселили хозяев, исполняя кадриль, лансье и запретные для них мужские пляски – «Русского», «Барыню». Обойдя дома, «баские наряжонки» заглядывали на посиделки, часто в соседние деревни. Их встречали плясовыми или игровыми песнями, радовались их прибытию, просили признаться, кто скрывается под маской. Девушки вели себя довольно раскованно, шутили над парнями, предлагали им взять себя в жены, расхваливали себя: «Я девка дюже хороша, платьев у меня много». «Баская наряжонка» могла взять парня за руку и ходить с ним, слегка приплясывая, по избе под такую песню:
 
      Стойте, стойте, росшетитесь,
      Дайте молодцу пройти,
      Да дайте девицу взять,
      У которой без белива лицо беленькое,
      У которой без румян щечки аленькие,
      Что походочка его да у сердечка моего,
      У сердечка моего да у ретивенького,
      Поцелую я дружка, да дружка миленького.
 
      Парни пытались «облапить» «наряжонок», шутили над ними, часто очень скабрезно, но святочный этикет запрещал обижать девушек, сдергивать с их лиц маски.
      Во многих деревнях России на Святки девушки наряжались цыганами и цыганками, а в казачьих станицах Урала и Дона – турчанками. Костюм, манера поведения, речь девушек, превратившихся на время в «чужих», пародийно обыгрывали существующие стереотипы. «Цыганки» были одеты в широкие юбки, яркие кофты, пестрые платки, а «цыгане» – в широкие штаны, красные рубахи, картузы; «турчанки» надевали на себя множество украшений, заматывали голову наподобие чалмы платками. «Чужие» пели на непонятном языке, плясали под «оркестр», составленный из печных заслонок, ложек, трещоток: «Калапаты-кара-паты, кырымыры кылы». Цыганки предсказывали счастливую судьбу: «Давай погадаю по суженому, по ряженому, счастливой будешь! Золотая ты ручка! Ай, счастливая будешь! Аи, любимая будешь!» Хвалили хозяйку: «Ух добрая, ух красивая! Ух хорошая, товстожопая; ух товстоногая!», выпрашивали подаяние: «Дай сахарку-то, сметанки-то, чайку-то!» Если хозяйка скупилась, то на нее выливался целый поток угроз и насмешек. Наигравшись, девушки отправлялись в следующий дом.
      Довольно широко, особенно в Центральной России, был распространен обычай обходить дома и посиделки, нарядившись господами. Бойкие девушки рядились в «барина»: надевали рубаху, штаны, жилетку, картуз, подрисовывали черные усы. «Барыни» были в нарядных платьях, обязательно в шляпках, украшенных бусами, лентами, перьями, в перчатках, с сумочками и зонтиками на длинной ручке. Каждому «барину» полагалась своя «барыня». Пары «господ» одна за другой важно выходили на улицу, а за ними, распевая плясовые песни, шли остальные девушки. Процессия обходила дома и все посиделки, которые были в деревне. В посиделочную избу входили с песнями или частушками. Например, в Рязанской губернии пели:
 
      Разойдитесь, народ,
      По сторонушки,
      Моя барыня пройдет
      По соломушке!
      Ах, барин мой,
      Что чуфарисси?
      Тебя девки не любят,
      А ты хвалисся.
      В саду пташки поют,
      Перелётывают,
      Мою барыню целуют,
      Перевёртывают.
 
      «Господ» везде принимали с почетом: сажали в передний угол, предлагали им чай и сладости.
      На Русском Севере и в Центральной России девушки на Святки ходили «свадьбой». Одна из девушек становилась «женихом», другая – «невестой». «Жених» надевал мужской праздничный костюм, на его статус указывало полотенце, повязанное вокруг талии, ширинка – небольшой платочек, прикрепленный к шапке, букетик искусственных цветов с ленточками или какой-нибудь другой знак, принятый в данной местности. «Невеста» была в нарядной рубахе и шелковом сарафане, ее голову прикрывали вуалью из марли или украшали искусственными цветами. «Красота» жениха подчеркивалась нарисованными углем усами и пышными кудрями из льняной кудели, «красота» невесты – накрашенными губами, бровями, наведенными сажей, множеством мушек на лице. Остальные девушки исполняли роли других свадебных чинов – дружки, поддружья, свашек, тысяцкого. Свадебное шествие по деревне открывал «дружка», который пропахивал дорогу веником, как и полагалось на настоящей свадьбе. Подойдя к тому или иному дому, участники процессии кричали: «Свадьба идет!» Хозяева выходили на крыльцо и приглашали «свадебников» в дом. Гостей сажали за стол, на который ставили еду, принесенную самими «свадебниками» или приготовленную хозяевами, и начинался «свадебный пир». Молодым пели величания, кричали «горько». Однако гулянье было недолгим – «свадьбе» предстояло обойти еще много домов. Вариантов хождения «свадьбой» было множество: в некоторых деревнях «жениха» и «невесту» возили по деревне на санях, «невеста» изображала свадебный плач, припевки пели не свадебные, а «шутейные», девушки закрывали лица полотенцами и т. д.
      Обход дворов девушками, ряженными «баскими наряжонками», цыганками, господами, свадебниками, мог проводиться и в другие дни: в Филипповское заговенье (14/27 ноября) – перед Рождественским (Филипповским) постом, на Масленицу, в Петров день (29 июня / 12 июля), в Покров (1/14 октября), в день Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), в конце посиделочного сезона. Обходные церемонии развлекали девушек и укрепляли их союз. Кроме того, девушки могли познакомиться с родней будущего жениха, посмотреть его дом, показать себя будущей свекрови, что было очень важно перед наступавшим после Крещения свадебным сезоном. После обхода своей и соседних деревень парни и девушки обычно собирались на игрище, где веселились почти всю ночь.
 
     
      Масленица
     
      Эх, Масленица -
      Непогасница!
      До чего ты довела?
      До Великого поста.
 
      Масленица – праздник проводов зимы, восьмая неделя перед Пасхой. Она проходила перед Великим постом, в сыропустную неделю православного календаря, и заканчивалась Прощеным воскресеньем. По канонам Православной Церкви, сыропустная неделя предназначалась для подготовки верующих людей к посту, когда каждый из них должен был проникнуться настроением, соответствующим наступающему времени телесного воздержания и напряженных духовных размышлений. В традиционном русском быту эта неделя стала самым ярким, наполненным радостью жизни праздником. Масленица называлась честной, широкой, пьяной, обжорной, разорительницей. Говорили, что она «целую неделю пела-плясала, ела-пила, друг ко дружке в гости хаживала, в блинах валялась, в масле купалась». Масленица давала возможность всем людям, и в первую очередь молодежи, от души повеселиться перед длительным Великим постом.
      Самым любимым развлечением молодежи на Масленице было катание с ледяных гор. Для катаний заливали водой естественные горы или специально сколоченные из дерева. Парни и молодые мужики начинали сооружать горы задолго до праздника. Они ставили небольшой деревянный сруб, покрывали его сверху дощатым настилом, с одной стороны устраивали скат из нескольких жердей или двух массивных бревен, на которые набивали доски, а затем засыпали скат снегом и заливали водой. В больших деревнях и горки делали большими: их высота достигала 6–8 метров, длина ската – 25 метров, а ледяной дорожки – до 200 метров. Такая горка могла быть трехъярусной и называлась «катушкой». Катальные горки украшали флажками из разноцветной бумаги, фонариками со свечками внутри, освещавшими место катания по вечерам. Для катания использовались санки, рогожи, шкуры, салазки, охапки соломы, обмолоченные снопы и т. д. На русском Севере девушки катались на лодейках – широких овальных досках, иногда выдолбленных в форме корыта. Для лучшего скольжения дно лодейки покрывали жидким коровьим навозом и заливали водой. Парни предпочитали корёжку – широкую, заостренную с одного конца доску, которой управляли, как лодкой, с помощью специальной палки. Парни и девушки катались с горок парами: девушка садилась к парню на колени, обняв его за шею, чтобы не сорваться с узкой лодейки, или парень сидел, а она стояла сзади и дер. жалась за его плечи.     
      

Дж. А. Аткинсон. Катание с гор на Неве. 1792	Б. М. Кустодиев. Масленица. 1919	Масленица. 1914. Фото. Владимирская губ.
Масленичная кукла. 1936. Деревня Колупаново, Калужская обл.	Масленичный костер. Фото. 1980-е. Деревня Залесье, Холмский район, Новгородская обл.	Развлечение парней на Масленице. Фото. 1914. Владимирская губ.

      Участие в этом развлечении давало возможность парням и девушкам обратить на себя внимание. Девушки, приходившие посмотреть на работу парней по сооружению горки, упрекали их в лени, давали им советы, это приводило к шуточной перебранке, и парни решали вывалять девушек в снегу: «Девок солим, девок солим!» Во время катания парни подлетали к девушкам на корёжках, стремясь в обнимку спуститься вниз, устраивали на горке «кучу-малу». Одним из способов проявления внимания со стороны парня к девушке было приглашение прокатиться с ним на санках. Это называлось «собирать целовники», потому что за катание девушка прилюдно благодарила парня долгим поцелуем. Поэтому губы девушек, пользовавшихся вниманием парней, к концу Масленицы сильно болели. Вообще во время катания молодежи с гор проявлялась особая праздничная разнузданность, когда парни могли «задирать девок»: целовать их, тискать, засовывать девушке руки за ворот рубахи, расстегнув шубу, задирать подол и набивать ей снег между ног. Это хорошо удавалось парням в общей свалке внизу горы. Девушки выражали свое возмущение игриво, воспринимая такое поведение парней как знак внимания и завидуя той девушке, которую больше всех валяли в снегу или больше всех сталкивали с горки.
      Еще одним развлечением молодежи на Масленицу были так называемые съездки – катание на лошадях, запряженных в сани. Съездки устраивали по очереди в разных деревнях одной волости, обычно начиная со вторника или среды. Заканчивались съездки в Прощеное воскресенье. В назначенный день в деревню собиралось множество санных упряжек, иногда до 800, со всех окрестных деревень. Они выстраивались длинной вереницей, достигавшей порой полутора километров, а затем ездили по деревне и ее окрестностям. Девушки, как и парни, приезжали на съездки вместе со своими родителями и сначала катались с ними в одних санях. Потом родители отправлялись погостить к родне. С этого и начиналось главное молодежное веселье. Парни управляли лошадьми, приглашая девушек, гуляющих по сторонам широкой улицы, покататься. «Не желаете ли прокатиться?» – обращался парень, круто останавливая лошадь перед девичьей стайкой. Желающие всегда находились: три-четыре подружки садились в сани, довольный парень катал их один-два круга, стараясь ехать как можно быстрее, поднимая снежную пыль. Раздававшиеся при этом крики и смех девушек свидетельствовали об удали парня. Девушки в благодарность за катание привязывали к дуге его лошади платочки. Считалось большой честью, если девушку много раз за время съездок приглашали покататься, но и парень гордился своими успехами у девиц, согласившихся сесть в его сани.
      На Масленой неделе парни и девушки водили хороводы. Как свидетельствовал очевидец, «мороз не мороз, а хоровод водится, поются песни до вечера. В хорошую погоду игра продолжается иногда до полночи. Хоровод расходится или, вернее, разбегается с криком, с шумом. В это время парни ловят из девок, кого им нужно, и „стоят" – то есть ведут разговор где-нибудь в углу, под навесом, наедине, вообще делают все что им нужно. Часто во время этих „стояний" молодые люди сосватываются. Случаются и драки: двое, например, ухаживают за одной и столкнутся, а иногда отцы не позволяют девушкам „стоять" и преследуют назойливых парней» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 478).
      Последним днем масленичного веселья было Прощеное воскресенье, за которым следовал строгий Великий пост. Девушки пели:
 
      Прошла Масленица,
      Наступил Великий пост.
      Свою беленькую кофточку
      Повесила на гвоздь.
 
      Однако в последний день Масленицы веселье было в самом разгаре. Главным событием дня был обряд проводов Масленицы, известный по всей России. В северных и центральных губерниях Европейской России горели костры. Девушки и парни заранее собирали по деревне дрова, жерди, солому, бересту, стружки, старую деревянную утварь, изношенные соломенные постели, лапти, рваную одежду. Обходя дворы, молодежь кричала, например, так: «Тетки-лебедки, на Масленицу дров, веников, голиков!» Если хозяева отказывались «подать на Масленицу», то дрова у них крали вечером из поленницы, и за это молодежь не принято было осуждать. Дрова и весь хлам, предназначенный для костра, везли за околицу деревни на возвышенное место. В центр будущего костра вбивали длинное бревно. Его обвивали соломой, сеном, тряпками, обмазанными дегтем. На вершину бревна водружали колесо или соломенное чучело Масленицы. Затем до самой вершины укладывали дрова и весь горючий материал так, чтобы костер принял форму конуса. А чтобы все это не развалилось, вокруг вбивали в землю жерди, связывая их вершины. Девушки и парни старались соорудить костер таким огромным и ярким, чтобы его свет был виден во всех окрестных деревнях. Крестьяне верили: чем выше будет пламя костра, тем лучше будет урожай на следующий год и тем больше девушек выйдет замуж. Вечером в Прощеное воскресенье вся деревня собиралась к костру. Как только солнце уходило за горизонт, парни и молодые мужики начинали разжигать костер под крики собравшихся: «Масленица-ерзунья!», «Масленица-блиноеда!», «Масленица-обируха!», «Масленица-б..., не дала нам погулять!». Когда костер разгорался, около него начиналось веселье. Девушки и парни бегали, взявшись за руки, с пением масленичных песен:
 
      Масленица-ерзунья,
      Не дала погулять,
      Не дала погулять,
      Молока похлебать.
 
      В южнорусских губерниях Европейской России надо было, как там говорили, «Масленицу сжечь». Очевидец из Калужской губернии рассказывал: «Берут бабью худую рубашку, набивают соломой, и за деревней толпа девок и парней с криками „ура" сжигают чучело и приговаривают: „Вон пошла!"» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 515). Когда костер затухал, и пламя становилось меньше, девушки прыгали через него в надежде очиститься от грехов, обрести здоровье на целый год, предохраниться от несчастий. Считалось, что масленичный костер поможет девушке освободиться от застенчивости и найти хорошего жениха, а для этого надо, прыгая, сказать: «Пылай, пылай, огонек! Как огонек пылает, так и мне бы пылать». Старые женщины, глядя на догорающий костер, говорили: «Догорай, догорай, наших девок разбирай».
      Вот как описывал очевидец масленичные костры в Галичском уезде: «На воскресенье все ребята отправляются за деревню и выбирают место для Масленицы, а потом из всего собранного мастерят, складывают костер, иногда очень большой. Вечером часов в восемь-девять они в сопровождении чуть не всей деревни идут к этому костру и, полив его чуточку керосином, зажигают его сразу со всех сторон. Когда костер разгорится, начинается уличное веселье около него, молодежь танцует по умятому снегу, поет песни. Но вот пламя делается все меньше и меньше, в костер летят остатки масленичного обжорства: яйца, блины, лепешки. Это делается для того, чтобы маленькие дети, которые тут находятся, видели, что все молочное сгорело, и не просили бы его до Пасхи. Ребята же и молодежь, взявшись за руки и кружась у потухающего костра, поют:
 
      Курва Масленица,
      Пробрытилася,

К титульной странице
Вперед
Назад