К. Н. Батюшков. Исследования и материалы(8)

      2
      Любезный сын мой! Константин Николаевич!
      Письмо твое из Вологды получил и жалею душевно, что ты, мой друг, болен. А еще сожалею больше о том, что ты себя поручил Глазову. [Иван Петрович Глазов - надворный советник, штаб-лекарь, оператор Вологодской врачебной управы.] Помнится, в мою бытность он был лекарем в Грязовице [Н. Л. Батюшков ошибался. Из послужного списка И. П. Глазова, хранящегося в Государственном архиве Вологодской области, видно, что он никогда не служил в Грязовце. И. П. Глазов (1770 - не ранее 1850. См.: ГАВО. Ф. 178. Оп. 1. № 1053) обучался в Костромской духовной семинарии и медико-хирургическом училище при Санкт-Петербургском сухопутном госпитале. С 1788 года - подлекарь морского корабельного флота и одновременно слушатель медико-хирургических лекций при Кронштадтском училище. С 1789 года - лекарь Казанского кирасирского полка; в 1797 году произведен штаб-лекарем Санкт-Петербургского сухопутного госпиталя. Со второй половины 1798 года служит в Вологде: с 1800 года - оператор Вологодской врачебной управы; в 1802 - 1807 годах «сверх настоящей должности» - преподаватель врачебной науки в Вологодской семинарии; с 1803 года - коллежский асессор, с 1808 - надворный советник; с 1816 года - коллежский советник. В 1817 году пожалован в дворянство. Участвовал в борьбе с эпидемиями моровой язвы в Подольской и Волынской губерниях, повальной горячки в Вологодской губернии. Автор топографическо-медико-физического описания Вологодской губернии (ГАВО. Ф. 32. № 27. Л. 4-5 об.). Судя по письмам К. Н. Батюшкова, он и его сестры не раз обращались к этому врачу. В 1815 - 1817 годах поэта связывали с И. П. Глазовым добрые отношения (II, 351, 427, 463).], и, если это тот, то, кажется, выбор твой весьма неудачен. - Эти господа от глистов дают меркуриальные пилюли [Меркуриальные пилюли - ртутные, содержащие ртуть.], которые расстраивают всю нашу физическую машину и, выгоняя их, оставляют слабость и худые последствия на всю жизнь. Дай Бог, чтоб мои заключения были ложны и несправедливы. - Я писал к тебе о известном секрете одному аптекарю, у Красного моста живущему, выгонять сии вредные животные, гнездящиеся в нашей внутренности. Средство сие невинно, не производящее ни малого вреда, и средство, скажу, надежное. Я делал опыты над многими, и все были удачны. Всего же бы лучше было самому тебе съездить в Петерб<ург> и поговорить с тем эскулапом, коего ты в «Воспоминании» оставил имя бессмертным. [Речь идет о стихотворении К. Н. Батюшкова «Воспоминание», в первом, журнальном, варианте которого (Воспоминания 1807 года // Вестник Европы. 1809. № XXI. С. 28-31) были следующие строки:
      Усердный эскулап божественной наукой
      Исторг из-под косы и дивно исцелил
      Меня, борющагось уже с смертельной мукой!..] Читал, мой друг, твои «Воспоминания», читал и плакал то от радости и восхищения, что имею такого сына, то от печали и прискорбия, раздирающего мою душу, что я погружен в бездну адскую ненавидящими мя, кои, изостря язык свой, яко бритву [Неточная цитата из Псалтири, псалом 51, стих 4.], изрыгают желчь, злобу и мщение, желая погибели моей и, смело скажу, и твоей. Но оставим их в покое. Желание их, а паче мольба к Зевесу не воскурится с Горняя. Прекрасно о этом говорит Гомер в следующих стихах:
      Муж прахом осквернен, дымящись кровью битвы,
      Преступник, коль творит всевышнему молитвы.
      Все минется, мой друг, и минется скоро. Надобно уметь сносить с терпением возлагаемое С<вятым> провидением. Оно тяжко и несносно чувствительным сердцам. Но что же делать, надобно почаще читать сии Гомеровы стихи:
      Мы листвиям древес подобны бытием.
      Одни из них падут от ветра сотрясенны,
      Другие вместо их явятся возрожденны,
      Когда весна живит подсолнечну собой.
      Так мы: один умрет, рождается другой.
      [Гомерова Илиада, переведенная Е. Костровым. СПб., 1787. Песнь VI.]
      За сим с наступающим Новым годом поздравляю тебя, любезный сын. Дай Бог, чтоб все твои желания в будущем году согласовались с твоими добрыми намерениями и чтоб чувствительное твое сердце к отцу твоему и другу восчувствовало в полной мере, сколько он несчастлив. - Твой жребий, который хочешь вынуть из урны, есть совершенно согласен и с твоими талантами, и с твоим характером. Припряженному быть к приказному столу (слова твои) есть дело для тебя невозможное. Я знаю всю цену достоинства твоего, знаю, коль несносно читать, а иногда и подписывать: высечь его кнутом, вырвать ноздри, послать на каторгу, а за что и почто Бог ведает. Касательно ж до Алеши Поповича [По-видимому, Николай Александрович Радищев (1778 - 1829) - сын А. Н. Радищева, литератор, сослуживец Батюшкова по Министерству народного просвещения, друг поэта. Предположение В. Э. Вацуро.] и подобных ему, то что делать, это, кажется, всегда было и будет, что одни исчезают и род их как прах и дым от лица земли, а другие из ничтожности восстают законодателями земли. Таков был Моисей. [Моисей (XIII в. до н.э.) - согласно библейским преданиям, первый пророк Бога и основатель его религии, законодатель, религиозный наставник и политический вождь еврейских племен в так называемом исходе из Египта в Палестину.] Таков был царь Давид. Он говорит: - Юнший был в дому отца моего, пасох овцы отца моего [Цитата из Псалтири, псалом 151 «особь писан, Давидов».] - и далее. Не познаешь ли были Давидовы: Безбородко [Александр Андреевич Безбородко (1747 - 1799) - граф, впоследствии светлейший князь, государственный деятель и дипломат. С 1776 года - секретарь Екатерины II, с 1784 - фактический руководитель внешней политики России, с 1797 года - канцлер.] и теперь Завадовский [Петр Васильевич Завадовский (1739 - 1812) - граф, государственный деятель. Секретарь Екатерины II - с 1775, первый министр народного просвещения в 1802 - 1810 годах, председатель Комиссии по составлению законов в начале царствования Александра I.] и подобные им. Но почта отходит. Я спешу обнять тебя мысленно, а остаюсь по гроб любящий тебя отец твой и друг
      Николай Батюшков.

      1809 года
      декабря 15
      пятница.

      Пожалуй, увидясь, попроси Ивана Адамовича [Вологодский лекарь Иван Адамович Вебер (РНБ. Ф. 487. Оп. 2. О. 92. Л. 154 об.).], чтоб он мне прислал лекарства от глаз. Я истинно так болею ими, что насилу вижу. Я уже его два раза просил письмами, но и ответу от него нет.

      3
      31 мая 1812 года. Устюжна.
      Любезный сын мой, Константин Николаевич.
      Каждая почта приходит с пустыми руками, что меня убивает. Как можно, люб<езный> сын, не уделить тебе в неделю 1/4 часа, чтоб уведомить меня, все ли ты здоров и благополучен. Но мне скучно уже говорить то же и то же. Сколько раз я тебя о сем просил. Но все понапрасну. - О себе тебе скажу, что я похож сделался на египетскую мумию, да и не удивительно, когда физическое и метафизическое зло совокупились вместе мучить меня, как ворон Прометея. Но что же делать, видя, что фортуна улетела и от тех, кои прежде возвышались яко кедры ливанские, а потому и надеюсь еще, что, может быть, остатки дней моих будут мирны. Без бурей. Все от Бога воз можно, на коего я полагаю мою надежду. - Время здесь убийственное. Ни одного весеннего дня не было, а потому до сего ни травы, ни хлеба не видно. Так сказывают мне, ибо по болезни моей я сижу в заключении. Несчастен истинно тот, кто не имеет здоровья, жить в здешнем климате, в котором предопре делено обитать одним медведям. Боже мой! Могу ли я столько быть счастлив, чтоб посетить теплый климат и освободиться от вечной лихорадки. Кавказские воды удивительное произвели действие над И<ваном> С<еменовичем>. [Иван Семенович Батюшков - двоюродный дядя К. Н. Батюшкова, надворный советник, тверской помещик, владелец с. Кесьма Весьегонского уезда. По данным РНБ, состоял в военной службе с 1763 года; с 1786 года - подполковник Тамбовского пехотного полка (Ф. 50. Оп. 1. № 1. Л. 5). На Кавказских водах И. С.Батюшков находился с 5 июня по конец июля 1811 года. - ИРЛИ. Ф. 19. № 23. Л. 1, 3. См. в наст. изд. (с. 277-282).] Он теперь как юно ша в полном и цветущем здоровье. Почему ж бы и мне не надеяться быть таковым. Он почти со мною одних лет.
      Масильоновы проповеди [Жан Батист Массильон (1663 - 1742) - клермонский епископ, знаменитый французский проповедник.] и леденцы пришли мне. Я, прочтя, доставлю к тебе обратно во всякой целости. Если сыщешь оказию, пришли лимонов 20 и полдюжины рому. - Вступил ли ты в свою должность, и в чем оная состоит [22 апреля 1812 года К. Н.Батюшков был зачислен на должность помощника хранителя манускриптов Императорской библиотеки.] и пр. и пр. Уведомь меня. Пиши ко мне чаще, утешь тем многострадального. Будет время и, может быть, и скоро, что не нужно будет писать к тому, который собирается путешествовать в неизвестные никому земли. Покудова здесь существую - благословляю тебя. Остаюсь отец твой
      Николай Батюшков.
      19 мая сочетался законным браком Лев Ив<анович> Караулов. [Лев Иванович Караулов (1778 — 1827) — двоюродный брат К. Н. Батюшкова. По сведениям хранящегося в Государственном архиве Тверской области аттестата, Л. И. Караулов с 1785 по 1796 год служил в лейб-гвардии Измайловском полку. Уволен в чине прапорщика. В 1805 году определен в канцелярию комиссии по принятию прошений тайного советника и сенатора М. Н. Муравьева. 19 марта 1810 года уволен от службы в чине коллежского асессора. Весьегонский помещик, владелец с. Ладожского с деревнями. В 1812 - 1815 годах - дворянский заседатель Весьегонского уездного суда (ГАТО. Ф. 645. Оп. 1. № 1667. Л. 4, 12, 1 об., 2). Жена - Александра Ивановна Караулова.] Я не был на празднестве, поелику никуда не выхожу.
      Адрес: Сыну моему Константину Николаевичу, его благородию Батюшкову. В доме шведской церкви, что в Конюшенной улице, в Петербурге.
      4
      26 июня 1812 <года>
      Любезный сын мой, Константин Николаевич. Письмо твое, мой друг, и в тот же день посылку, а помимо лимонов и леденцы получил. Благодарю тебя, что ты помнишь об отце твоем. - Напрасно ты упрекаешь меня, что я пишу к тебе редко. И не знаю, каким образом ты писем моих не получаешь. - В последнем письме писал я к тебе о Масильоновых проповедях, состоящих в 3 частях. [По-видимому, речь идет об издании: Избранные слова Массильйона, епископа Клермонского, говоренные в присутствии Людовика XV, короля фр. Перевод Ив. Ястребова. СПб., 1808 - 1809. Ч. I-III.] Только для прочтения, кои доставлю к тебе в целости. С будущею почтою, т<о> е<сть> в пятницу, буду писать к тебе более. Теперь за несносным жаром (термометр показывает 33 градуса в 9 часов утра) писать, право, не могу. Прости, мой друг, будь здоров, благополучен. Люби меня, как чувствительный сын, и Бог тебя наградит всем тем, что есть драгоценно. - О сестрах твоих 26 сего не имею сведений. Вот уже 4 почты, как нет от них писем. Я весьма беспокоюсь и крушусь о Вареньке [Варвара Николаевна Батюшкова, в замужестве Соколова (1791 - 1881), - сестра К. Н. Батюшкова.] и Елизавете. Они писали, что были больны. - От времени до времени уведомляй о новостях. Дай Бог, чтоб были приятные для Отечества. Еще повторю, не забывай меня своими уведомлениями. Целую и благословляю тебя. Остаюсь отец твой
      Ник<олай> Батюшков.
      Адрес: Сыну моему Константину Николаевичу, его благородию Батюшкову. В доме полковника Балабина возле Императорской библиотеки напротив Гостиного двора в Петербурге.
      5
      6 августа 1812 <года>
      Любезный сын мой, Константин Николаевич. Я не пропускаю ни единой почты и пишу к тебе два раза в неделю, т<о> е<сть> во вторник и пятницу. Не знаю, все ли ты мои получаешь письма, но как в этом сумневаться. - С сею почтою скажу тебе, мой друг, что у меня голова вскружена как у Дон-Кишота, вооружение внутреннего ополчения [Временное внутреннее ополчение было создано в подкрепление войскам. См.: Манифест Александра I от 18 июля 1812 года // Поли. собр. законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXXII. С. 397-398.] занимает теперь каждого и всех. - У нас по Нового<родской> губернии с 38 душ ратник, а у меня истинно нет ни одного обола. [Обол - мелкая серебряная монета у древних греков.] - Что у вас нового? Желательно б, чтоб все было к лучшему, чего и надеяться надобно. - О просьбе моей, чтоб я был человек, постарайся. Долг твой и сыновняя любовь и честь твоя того требуют. И прошу тебя и молю, пиши ко мне хотя один раз в неделю.
      В газетах [Прибавления к Санкт-Петербургским ведомостям. 1812. 30 июля. №61. С. 934.] я видел, что твой знакомый и товарищ, когда вы были у Фогеля, князь Любомлрский [Князь Константин Ксаверьевич Любомирский (1786 - 1870). В 1807 году - корнет лейб-гвардии гусарского полка, участник боев под Гуштадтом, Акендорфом, Гейльсбергом и Фридландом. В 1808 — 1809 годах - поручик, участник русско-шведской войны (взятия Тавастгуса). В 1812 году - флигель-адъютант Александра I.] приехал из Смоленска в Петерб<ург>. Вздохнул об нем. Он, как кажется, все потерял [В начале июля Наполеон занял Могилев. К. К. Любомирский был помещиком Могилевской губернии.] кроме чести. И так дивиться нечему, что я маленьким огонием сгораю как в аутодафе, всякому своя участь. - Стой на том месте, где поставлен, - сказал Эпиктет. [Эпиктет (ок. 50 - ок. 140) - римский философ-стоик.]
      Много меня одолжишь, если пришлешь мне в знак сыновней любви на франц<узском> языке Илиаду и Одиссею, сочинение Битобе. [Битобе (1732 - 1808) - французский поэт. Речь идет о его прозаическом переводе «Илиады» и «Одиссеи» (6т. Париж, 1780 -1785; 12т. 1787 - 1788), имевшем большой успех.] - Я, прочтя, в целости к тебе возвращу, а Масильона я уже читал все части, взяв от здешнего протопопа. Про поведи, говоренные им в присутствии Людовика XV, мне очень понравились. Мораль чистая, без примесу. А при Людовике XIV, им же сказанные, и туда и сюда. Слишком сухи и длинны, и слово «Сильные Земли» не упоминается. Не позабудь о Илиаде и Одиссее Битобе; ты много меня тем утешишь, и за то тебе Бог воздаст. - Еще прошу тебя, не забывай отца своего, потерпи тебя любить, как, умирая, говорю (ибо тогда не лгут), больше, нежели сам себя. - От сестры твоей Алек<сандры> [Александра Николаевна Батюшкова (1783 - 1841) - сестра поэта.] я часто получаю известия, а от Елиз<аветы> и П<авла> А<лек-сеевича> [Павел Алексеевич Шипилов - муж сестры К. Батюшкова Елизаветы Николаевны, вологодский помещик. Дата рождения П. А. Шипилова (1784) установлена И. В. Чекаловой. См. в наст. изд. (с. 366-367). В 1796 - 1797 годах - сержант лейб-гвардии Преображенского полка, в 1800 - юнкер коллегии иностранных дел, в 1801 — 1802 годах - переводчик; уволен из коллегии иностранных дел с награж дением чином коллежского асессора. С 1806 - пятисотенный на чальник Вологодского земского войска, с 1806 - надворный совет ник. В 1814 - 1818 годах - уездный предводитель дворянства г. Вельска, в 1818 - 1820 - Вологодский предводитель дворянства (ГИАМ. Ф. 459. Оп. 1. № 2277. Л. 13 об - 14). С 1824 года П. А. Шипилов служит по учебной части: директором Вологодских училищ (1824 -1829), 2-й Санкт-Петербургской гимназии (1831 - ?) и Гатчинского сиротского института (1840 - 1847). Статский советник. Умер в 1856 году. П. А. и Е. Н. Шипиловы имели двух сыновей (Алексея - родился в 1806 году (см. в наст. изд. (с. 368)) — и Леонида – в 1819). Следовательно, и у поэта был не один племянник (биографы К. Батюшкова называют его Леонидом Павловичем Шипиловым (Алешей)), а два (ГИАМ. Ф. 459. Оп. 1. № 2277. Л. 14).] по-твоему. Если сыщешь, да как не сыскать, если захочет твой Яков, ein wahren Katolic, bey die katolische Cirche wohnhaft [Истинный католик, проживающий при католическом костеле (искаж. нем.). - Пер. Р. Ю. Данилевского, которому автор выражает глубокую признательность.], <c> ямщиком пришли мне на имя Якова Яковлевича Рейнгольда [Яков Яковлевич Рейнгольд - почтмейстер в Устюжне. - РГИА. Ф. 840. Оп. 1. № 65. Л. 95 об.] рому и кофею. Право, мой друг, когда у меня будут деньги, то за счастие почту разделить их с тобою. Я так теперь обеднел, как Иов. [Иов — в иудаистических и христианских преданиях многострадальный праведник. Главный персонаж Книги Иова, входящей в Ветхий Завет.] Приходит осень, а у меня сертука нет байкового, не говорю уже о других нужных и необходимых вещах. Еще прошу тебя и надеюсь. - Курс в газетах упал 17 процентов. Видно, будет мир с англичанами. [Договор между Россией и Англией подписан в июле 1812 года. Н. Л. Батюшков еще не знает об этом: указ «О восстановлении с Англиею мира...» издан 4 августа, а манифест «О торговых отношениях между Россиею и Англиею» - только 12 сентября. См.: Поли, собр. законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXXII. С. 388-390;405, 421.] - На каком основании заключен мир с турками [Имеется в виду Бухарестский мирный договор, завершивший русско-турецкую войну 1806 - 1812 годов. Подписан 16 мая 1812 года. См.: Трактат о мире между Россиею и Оттоманскою Портою // Поли. собр. законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXXII. С. 316-322.], уведомь. Это, кажется, не тайна и о прочем <?> Поручаю за сим тебя Богу и благослов ляю тебя. Остаюсь отец твой
      Н. Батюшков.
      Почтовой бумаги пришли письма писать.
      Адрес: Сыну моему Константину Николаевичу, его благородию Батюшкову. В доме полковника Балабина близ Императорской библиотеки в Петербурге.

      И. С. БАТЮШКОВ
      (публикация В. А. Кошелева)
      Иван Семенович Батюшков [См. о нем в наст, изд.: Письма Н. Л. Батюшкова к К. Н. Батюшкову (публикация P. M. Лазарчук). Письмо 3. Прим. 1], помещик села Кесьма Весьегонского уезда Тверской губернии, был двоюродным дядей поэта; тот в письмах именовал его «дядюшкой». Судя по сохранившимся эпистолярным упоминаниям, отношение Батюшкова к «дядюшке» было очень теплым. Иван Семенович неоднократно исполнял разные поручения Константина: ссужал его деньгами, высылал ему лошадей со своего конного завода, помогал расплатиться с долгами отца и т.п. Племянник часто писал к «дядюшке», однако эти его письма до нас не дошли. В письме к сестре Александре от 27 ноября 1817 года читаем: «К дядюшке писать буду; но скажи ему, сколько я ему обязан!» (II, 473).
      Письма И. С. Батюшкова печатаются по автографам: ИРЛИ. Ф. 19. Ед. хр. 23.

      1
      Милостивый государь мой Константин Николаевич.
      Обязательнейшее письмо ваше от 17 мая я севодни от г. Лихачева [Павел Евстафьевич Лихачев был тверской помещик, сосед И. С. Батюшкова, занимавшийся стихотворством и опубликовавший несколько стихов в «Вестнике Европы» 1810 года К. Н. Батюшков единственный раз упоминает о нем в письмах, советуя В. А. Жуковскому (в письме от 20 - 21 марта 1816 года) принять Лихачева в «Арзамас» (II, 380).] получил. - Одолжения ваши ко мне в рассуждении попечения о любезных для меня детях моих столь для меня чувствительны, что обливаюсь слезами и от всего моего сердца благодарю вас и всепокорнейше <прошу>: не оставьте их, почтенный друг мой! поколе вы пребудете в Москве. - Всякую милость, вами сделанную для них, я приму собственно себе, и ежели вы столько же любите меня, сколько я вас люблю и почитаю, то уверен, что вы в сей просьбе мне не откажете. И - больше о сем ни слова. Таперича в удовольствие ваше скажу вам о путешествии нашем. [Это и следующее письмо относятся к путешествию И. С. Батюшкова и П. Е. Лихачева на Кавказские минеральные воды летом 1811 года. Поэт, находившийся в отставке по службе, чуть было не стал компаньоном в этом совместном путешествии, о чем сообщал в письме к сестре Александре от 11 мая 1811 года: «Иван Семенович приглашал меня на Кавказ, но я не согласился ради того, что Петербург могу упустить» (II, 168).] -
      Мы приехали сюда третьего дни, быв в дороге или, лучше сказать, в Египетской работе, пять недель! Мы ехали на Воронеж и Черкасск до Георгиевска самыми пустыми местами - более 1000 верст все степь единообразная и маленькие хутора на 25 и 30 верстах, где с большим трудом могли доставать себе провизию; но чрезмерною дороговизною дороже московского. Например, овес 1 р. 10 коп., а сено по 1 р. пуд и тому подобно все, и все дорого несносно!
      Приехав в Ставрополь, утешились мы видом Кавказских гор, покрытых вечными снегами. Это такая картина, которую не только не уяснить на письме, но, не видав, кажется мне, и вообразить не можно. Заметьте, что мы видали за 500 верст, и еще, подъезжая к Георгиевску, за 200. А сказывают, что видно их из Астрахани, за 1000 верст, и почти в одном виде. - Каковы же они должны быть вблизи? Главная гора, называемая Шат [Шат - Эльбрус, самая высокая гора главного Кавказского хребта.], так велика, что я видел проходящие облака в половину ее или еще ниже. Я не спал три ночи, чтобы при восхождении солнца насладиться сим зрением; поехав отсюда, сделал то же. Словом сказать, что сие неизъяснимое величество в природе такое сделало впечатление в душе моей, что я вечно сево не забуду, и какие я ни претерпел трудности и беспокойства в дороге, все позабыл и не жалею о сем. - Около здешних мест горы не так велики и не много, дорога с Георгиевска почти вся ровная. - Гора, где горячие воды, от Константиногорска 5 верст. Вода так горяча, что только терпеть можно; более 6 минут никто не сидит, а начинают сперва тремя и четырьмя. Один только граф Мих<аил> Петр<ович> Румянцев [И. С. Батюшков, вероятно, перепутал имя графа Румянцева: Михаил Петрович, старший сын фельдмаршала П. А. Румянцева, генерал-поручик, был к тому времени уже покойным (1753 - 1809). Возможно, имеются в виду младшие сыновья фельдмаршала: Николай Петрович (1754 - 1826) или Сергей Петрович (1755 - 1838).] и выдерживает 7 минут. - Я нанял себе здесь хату, в которой можно только поставить кровать и стол, по 70 рублей на месяц, а естьли бы днем только опоздал, то не нашел бы ничего. - Таперича дают по 200 р. и более, но не находят, многие живут в кибитках при водах, а я всякой день туда два раза езжу. - Большой недостаток в ваннах, их только четыре, две каменных и две деревянных, и от сего большие затруднения. Надобно дожидаться, а иногда и долго. Это скушно. - Некоторые поставили свои ванны в ки битках, но кажется, что воды не будет достатошно.
      Вот! вам обещанное мною о путешествии моем описание. Не взыщите, что не складно и худо к вам писал. - Причиною тому, что спешу отправлением в Георгиевск, чтобы не пропустить севоднишней почты, а писем много. - К тому ж вы знаете, что я и писать не мастер. Итак, примите, мой любезный друг! сие извещение не по слогу его, а по усердию, с каковым я старался поспешить исполнить волю вашу и принести благодарность мою за милость вашу к детям моим, - продолжение коей убедительнейше испрашиваю для них навсегда. С душевным к вам почтением и любовию остаюсь вечно
      Приятнейший ваш слуга
      Иван Батюшков.
      7 июня 1811
      Константиногорск
      Почтите меня уведомлением на сие письмо, и долго ли вы пробудете в Москве? - Я позабыл вам сказать о головорезах Черкесах. - Хотя и приняты наилутчие меры приехавшим сюда новым начальником Ртищевым [Генерал-майор Михаил Петрович Ртищев был в 1811 году назначен начальником Кавказской оборонительной линии.], и весьма трудно им из-за рубежа сюда прорваться, но и здешние, называемые мирные, так же опасны, и снимают головы, как шапки. Мы, ехав сюда, нанимали провожать себя казаков. Хороша сторона, а дай Бог! век не бывать.
      Прошу принять на себя труд засвидетельствовать ее превосходительству милостивой государыне Катерине Федоровне [Екатерина Федоровна Муравьева, урожд. Колокольцова (1771 - 1848), вдова М. Н. Муравьева, тетка К. Н. Батюшкова. См. ниже ее письмо.] мое совершенное почитание.

      2
      Я хотел писать к вам, мой любезный друг! Константин Николаевич, на прошедшей почте; но сильная головная боль лишила меня сего удовольствия. - Три дни я был очень болен, - таперича полегче, и начал уже опять свою работу: то есть купаюсь по два раза в день. Погода здесь стоит несносная. Не сколько дней идут беспрерывные дожди, и везде грязь по колено. - Туманы столь велики, что мы почти не видим свету, и горы скрылись от глаз наших. - Хата моя, которая еще и без полу, так сыра или, лучше сказать, мокра, что еда и платье и все от сырости заплесневело: каково же мне жить с больною головою? Я думаю, что и у здорового заболит! - В нынешнее время, сказывают, всегда бывают здесь дожди: только не так велики, как ныне, а в Кисловодске продолжаются всегда до половины июля. - На будущую неделю я располагаю отправиться на Кислые воды, которые Черкесы называют Богатырскими, и оттоле в конце июля вместе с Лихачевым поеду на почтовых в Москву, а лошадей своих отправлю наперед в Воронеж. - Я здесь купил горского коня Шалоха. - Помню обещание мое купить и для вас. Мне очень хочется сим вас услужить. - Я наверное полагаю, что не только сие письмо, но и я найду еще вас в Москве. - Сборы ваши тяжеленьки, и вы не скоро с Москвою расстанетесь. -
      Сколь ни тягостна здешняя жизнь, в рассуждении времени и дороговизны во всем, но, как говорится, что можно ко всему привыкнуть, то и я несколько уже привыкаю и не столько скучаю, как прежде. - Я сделал новые знакомства, которых однако ж никогда не искал и не желал. Нашел здесь сослуживцев своих гвардейских: не видавшись около 30 лет, приятно было с старыми друзьями встретиться. - Мы часто сбираемся вместе, твердим зады, разговаривая про свою молодость. Они вспомнили мне многие шалости, которые я уже давно позабыл, и, на расставанье, выпьем по стакану (только не пуншу, а кислой и вонючей воды), идем к своему делу - в ванну. - Вот наша забава! не интересно: но не прогневайтесь, чем богаты, тем и рады. - Несносен здесь размен ассигнаций на мелкие деньги. За синенькую дают иногда Зр. 75, а иногда Зр. 50, а беленькую 25-рублевую надобно прежде обменять на синие и заплатить 50 и 75 коп. за каждую [Трудности в обмене ассигнаций на мелкие деньги были связаны с острейшим финансовым кризисом, потрясшим Россию перед наше ствием Наполеона: курс бумажных денег резко упал; в 1811 году бумажный рубль колебался от 19 до 23 коп. серебром.], без того и места не сыщешь. Вот! здешний аптекарской щет, к которому привыкнуть никак не могу. - Сказав вам, мой любезнейший друг, о своем житье-бытье, присовокуплю и случившееся здесь неудовольствие пропажею на почте денег. Еще от 11 мая посланы были ко мне в Георгиевск из Устюжны 2000 рублей, а я их не получил. Почтмейстер уверяет меня, что они застрянули по дороге, но я лутче бы желал, чтобы они застрянули в моем кармане, и естьли бы не прислал мне братец Павел Львович [Павел Львович Батюшков (1765 - 1848) - младший брат отца поэта; крупный петербургский чиновник, с 1821 года сенатор.] помощи из Петербурга, то очень, очень было бы мне плохо.
      Хочется еще с вами поглагольствовать, не знаю только, не наскучу ли вам своим каляканьем; но как бумаги еще остается и время, поколе печатают письма, достаточно, и так скажу вам замечание мое о положении и видах здешнего места. Но только о утомительном путешествии моем ни слова уж не услышите. - Крепость Константиногорская находится в Большой Кабарде на левом берегу речки Малой Кумы или Под Кумка, удивительно быстрого <течения>, окружена с южной стороны Черными Кавказскими горами, из-за вершин которых на сто и более верст, как полагают, в ясное утро и вечер, виден гордо возвышающийся хребет цепи снеговых гор, простирающихся от Каспийского до Черного моря, посредине коего к западу видна высочайшая снеговая гора Эльбрус или Шат, повосточнее же другая поменьше: Казбек. Это такое величество в природе, что не видав и вообразить не можно; словом сказать, каждого странника остановляют взор и приводят в приятное и восхитительное удовольствие! - Весь хребет представляет вид острых Башен, а удолы между ими кажутся пропастями! - На горах вечной снег, а у подошвы царствуют все четыре времени года. - Горы, окружающие сию крепость, по чрезмерной своей огромности видны также за 50 и более верст очень явственно. - Их находится шесть: но главные из них две. - Первая Бештовая, на коей хребты других гор, соединясь с углами, составляют пять гор, почему и названы Бештовою, ибо Бешт на татарском наречии означает пять. В окружности около 40 верст. Вещество Бештовой горы и протчих - почти все известковый камень, но только рыхол и мягок. - Всход на нее по притчине крутизны очень труден, и слабого странника, каков я, совершенно может изнурить, а потому и не осмелюсь я пуститься. - На Северной стороне много прекрасного лесу, какого в нашем Севере и не слыхано, и множество зверей: кабаны, медведи, олени и дикие козы. - Вторая гора, Мажук, горячая, из того же вещества; но есть зелень и кустарники, внизу прекрасная тачная трава и благоуханные цветы. - Выходящий из нее источник минеральной тепло-серной воды имеет 37 град<усов> теплоты по Реомюрову теплометру; но не всегда одинаковая: в ясные и жаркие дни к вечеру бывает горячее. - В 7 верст<ах> от ней находится колония англичан, - они переехали сюда из Саратова. - Мы покупаем у них прекрасной сыр, масло и сливки, чего и в Москве вы не скоро достанете. - Черкесов мирных щитается здесь 16 000 душ, они имеют свои аулы и множество скота. Есть у некоторых табуны тысячи по три лошадей, и продают рублей по тысяче и по две лошадку. - Я могу сказать, что здесь царство! но - только для скотов. Правда, что виды для глаз наиприятнейшие. Но дай Бог! век здесь не живать. - Хвали чужую сторону, а сам не по ногу. - Простите! Я не прошу вас о детях моих, поелику я совершенно уверен, что вы, любя меня, не забудете их. С прежней же любовию и почтением к вам остаюсь
      Вернейший и усерднейший ваш слуга
      Иван Батюшков.
      22 июня 1811.
      Крепость Константиногорская.

      3
      27 декаб<ря> 814 года. Из Кесмы.
      Всесердечно благодарю вас, почтеннейший мой Константин Николаевич, за приятное для меня и обязательное писмо и за изъявляемое участие ваше по сделанному о вознаграждении меня представлению. - Пользуясь дружеским обещанием вашим напоминать о сем братцу Алексею Николаевичу [Возможно, имеется в виду А. Н. Бахметев, на службу к которому Батюшков собирался отправиться в конце 1814 года.], прилагаю при сем для вручения ему писмо мое, в котором я прошу его, не может ли он согласить Сергея Кузмича, чтобы представление сие сделать обо мне особо, а ежели оно пойдет обыкновенным порядком в Комитет Гг. Министров, то я, конечно, умру прежде, нежели оно будет уважено, что, кажется, и похоже на правду. Я столько уверен в любви вашей ко мне, что в возможном пособии вашем по сему случаю ни миг не сумневаюсь. Также благодарю вас за родственное внимание ваше к сыну моему. Мне к сердцу приятно милостивое расположение к нему Екатерины Федоровны, и чувствую, сколько вам за сие обязан. - На прошедшей неделе, будучи на заводе, я писал к вам об отправлении лошадей [К. Н. Батюшков в конце 1814 года собирался приобрести лошадей и просил «дядюшку», как специалиста, помочь ему в этом предприятии. Указания на это есть в нескольких его письмах к сестре Александре. Ср. в письме от 4 октября 1814 года: «Отпиши к И. С. Батюшкову о лошадях; попроси его купить и деньги доставь к нему, что он назначит. К генварю мне лошади необходимо нужны» (II, 304).]; но таперича слышу, что они за бездорожицею простояли в Устюжне целую неделю. - Не знаю, доведут ли их к вам в целости, в противном случае очень жаль будет, потому что кони добрые. - Вы пишете, что к упряжке их приготовляете все принадлежности; не знаю только, с чего вы начали покупать. - По-охотничьи должно бы наперед купить кнут, а потом и протчие, и протчие. - В предыдущем писме моем я просил вас о разрешении в покупке для Екатерины Федоровны лошадей на Ростовской ярмарке, на что и ожидаю ее соизволения, а таперича по последнему писму вашему по стараюсь поискать парочку в Твери, куда я по случаю назначенных у нас 27 числа выборов должен буду ехать, и ежели могу найти способных для сей упряжки, то постараюсь купить и в конце будущего месяца приведу с собою, а когда меня здесь что-нибудь задержит, то пришлю с нарошным. Простите, почтеннейший мой и любезнейший Константин Николаевич. Дай Бог! вам всевозможного благополучия земного в ожидании Небесного. С истинным к вам любовию и почтением буду навсегда вашим преданнейшим слугою.
      Иван Батюшков.

      ПИСЬМА Н.И. ГНЕДИЧА К К. Н. БАТЮШКОВУ
      (публикация А.В. Чернова)
      Знакомство Гнедича и Батюшкова относится к 1803 году. В это время оба они служат в Департаменте народного просвещения, образованном 8 сентября 1802 года. Батюшков был принят на службу 20 декабря 1802 года и до 7 ноября 1803 года числился среди «дворян, положенных при Департаменте министерства народного просвещения» и не получавших жалованья. [Кошелев В. А. Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987. С. 35.] Гнедич подал прошение о зачислении его на службу в департамент 1 марта 1803 года и был принят «писцом с жалованием по стату». [РГИА. Ф. 735. Оп. 86. № 55.]
      Между 16-летним Батюшковым и 19-летним Гнедичем завязываются дружеские отношения, но разница в возрасте и значительные различия в темпераменте и характере придали им оттенок некоторого «неравенства». Гнедич относился к Батюшкову как старший товарищ, наставник и воспринимал эти добровольно взятые на себя обязанности вполне серьезно. Батюшков же явно осознавал ситуацию «наставник-ученик» как составляющую некой литературно-бытовой игры, к внесению которой в жизнь он испытывал постоянную склонность. Часто советуясь в дальнейшем с Гнедичем по поводу своих литературных и житейских планов, он вместе с тем шутливо, но твердо уклонялся от выполнения неприемлемых для него литературно-эстетических, а порой и мировоззренческих рекомендаций Гнедича.
      Переписка Гнедича и Батюшкова интересна не только как материал для комментария литературной ситуации эпохи. Едва ли не более важным представляется отражение в ней глубоких драматических коллизий, внешне выразившихся в незначительных, казалось бы, и сугубо литературных расхождениях во взглядах друзей. Нарастание противоречий между Гнедичем и Батюшковым не просто выявляет перипетии спора о достоинствах и недостатках «легкой» поэзии, а знаменует неизбежное столкновение двух совершенно различных мироощущений. При этом позиции литературные и жизненные соотносились весьма непросто. Парадоксальным образом «ленивец» и «баловень» Батюшков оказывается носителем глубоко философского и во многом трагического ощущения действительности, а поклонник возвышенного мира эпоса Гнедич в обыденной жизни явственно тяготеет к рационалистическому прагматизму.
      Мир Гнедича рационален и подчинен логике «здравого смысла», мир Батюшкова загадочен, почти иррационален. Переписка их необычайно ярко демонстрирует зависимость глубины ощущения действительности от направленности таланта. То, что совершенно очевидно Гнедичу, весьма проблематично для Батюшкова. Сквозь порой раздраженный тон писем Гнедича читатель, даже не зная ответных писем Батюшкова, не может не ощутить сложности и загадочности его внутренней жизни, присутствия каких-то непонятных, но активно ведущихся поисков. Недоумение и досада, столь частые в письмах Гнедича и идущие во многом от слишком больших надежд на возможность изменения друга, наталкиваются на шутливо-иронические отговорки Батюшкова, прекрасно понимавшего бесполезность апелляции к чужому опыту, чужому, пусть и доброжелательному, совету. Становится зримой непреодолимость границы между положительно-рассудочным видением жизни наученного нуждой и бедностью Гнедича и трагическим осознанием окончательности и неизбежности своего одиночества поклонника «легкой» поэзии Батюшкова.
      В период, к которому относится переписка, Батюшков бывает в Москве и Петербурге лишь наездами. Тем не менее он постоянно в курсе событий, происходящих в культурной жизни. Ему удается не только быть осведомленным о литературных спорах, но и во многом направлять, а порой и вдохновлять эти споры, умело расставляя акценты в ведущейся полемике, прозорливо воздавать должное всем их участникам. Это подтверждается и довольно подробно описанной Гнедичем реакцией литературных кругов на появление сатиры Батюшкова «Видение на брегах Леты».
      Сохранившаяся часть переписки фрагментарно воссоздает целый ряд литературных и бытовых сюжетов, небезынтересных и для истории литературы, и для истории культуры.
      Одним из таковых является история разрыва Гнедича и Державина. Мотивы, подтолкнувшие Гнедича отказаться от вступления в «Беседу», в его письмах раскрываются довольно полно. Батюшков, чутко уловивший не совсем литературный характер этих мотивов, подмечает необъективность друга в отношении «Беседы», призывает быть более снисходительным к старческим причудам Державина. За шутливыми увещеваниями стоит и трезвая оценка дарования Гнедича, понимание закономерности классицистической ориентации последнего.
      Письма воспроизводят и широкий общекультурный контекст эпохи. На их страницах появляются имена В. А. Жуковского, А. П. Беницкого, Н. А. Радищева, Д. И. Языкова, В. В. Капниста. Гнедич был тесно связан и с миром театра, отсюда частые упоминания А. Л. Нарышкина, А. А. Шаховского, Е. С. Семеновой, Даниловой и других. Дружеские отношения связывали Гнедича и Батюшкова с игравшими заметную роль в культурной жизни «столиц» семействами Ниловых, Олениных, Муравьевых, Самариных, Львовых...
      Интересно рисуется и некая инфраструктура меценатства, замыкавшаяся на дворе великой княгини Екатерины Павловны, находившемся в Твери. Через свою ученицу Е. С. Семенову, будущую жену князя И. А. Гагарина, Гнедичу удалось выхлопотать пенсион для перевода «Илиады». Этим же путем предполагал Батюшков получить место по дипломатической линии. С этой целью он просил друга обратиться к Семеновой, чтобы та в свою очередь уговорила И. А. Гагарина похлопотать за него перед великой княгиней.
      Письма Гнедича содержат и значительный биографический материал. Они в сжатом виде отражают весь его путь в литературе от неудачного романа «Дон Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства гишпанцев» до стихотворения «Перуанец к испанцу» и обращения к гомеровскому эпосу.
      Расхождения между Гнедичем и Батюшковым усилились к 1811 году, когда литературные группировки определились более четко. Батюшков, сблизившись с Жуковским и Вяземским, становится одним из лидеров нового направления в литературе, активно включается в борьбу против «Беседы любителей русского слова» (сатира «Певец в Беседе любителей русского слова» (1813)), вступает в «Арзамас». Члены «Арзамаса» иронически относились к классицистической ориентации Гнедича, но, несмотря на литературные разногласия, дружеские отношения между Батюшковым и Гнедичем сохранились. Именно Гнедичу доверяет Батюшков печатание «Опытов», и Гнедич, соблюдая предложенные Батюшковым условия, передает ему две тысячи рублей из пятнадцати, которые он сам выручил за это издание. Батюшков, впрочем, был доволен и этим: понятия об авторском праве и взаимоотношениях автора и издателя только еще начинали складываться.
      Сохранилась только часть переписки Гнедича и Батюшкова. Здесь публикуются все 14 писем Гнедича К. Н. Батюшкову и одно письмо Гнедича А. Н. Батюшковой, хранящиеся в рукописном отделе ИРЛИ (Р. 1. Оп. 5. № 56).
      Письма I, II, III, IV, X, XI, XII были опубликованы М. Г. Альтшуллером. См.: Н. И. Гнедич. Письма к К. Н. Батюшкову. Публикация М. Г. Альтшуллера // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С. 78-92.
      Орфография и пунктуация писем приближены к современным нормам (за исключением некоторых характерных особенностей).

      1
      С.П.бург. Майя 6, 1809 года.
      По два дни Полозов [Полозов Алексей Петрович (1785 - 1812) - приятель Батюшкова и Гнедича, театрал, служил в Департаменте народного просвещения в 1805 - 1810 годах. См. о нем в наст. изд.] и я, ездив в почтамт, не могли добиться толку, когда к вам ходит почта, для которой я было изготовил к тебе письмо; но не жалей, оно было маленькое, да при нем письмо от Ради<ще>ва [Радищев Николай Александрович (1778 - 1829) - второй сын писателя А. Н. Радищева от первого брака. Сослуживец Батюшкова и Гнедича по Департаменту народного просвещения, писатель, переводчик, член «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств». С 1806 года жил в Москве, находился в приятельских отношениях с А. Ф. Мерзляковым, А. Ф. Воейковым, В. А. Жуковским.], в нем хотелось мне первому дать знать тебе о производстве тебя в подпоручики и поздравить стихами. [Весной 1809 года Батюшков был произведен в подпоручики.] Теперь через г. Воейкова [Вероятно, Александр Федорович Воейков (1779 - 1839) - поэт, переводчик, журналист, будущий член «Арзамаса».] письмо будет большое; но поздравление и позднее, и в прозе, но –et vera gratulatio non est reprehenda (И воистину поздравление не заслуживает порицания (лат.).), сказал Цицерон. - Это однако же немного разобьет грусть, на тебя напавшую. Не думаю, чтобы печальная Финляндия [С октября 1808 по июль 1809 года Батюшков служил в Финляндии, принимал участие в военных действиях. Весной 1809 года война приобрела затяжной характер, Батюшков думает об отставке. (См.: Кошелев В. А. Константин Батюшков: Странствия и страсти. С. 74-80.) В письме Гнедичу от 1 апреля 1809 года он сетовал: «Скучен, печален, уединен <...> все, что меня окружает, столь же холодно, как и самая финская зима, столь же глухо, как камни» (II, 87).] была совершенною ей причиною, сердце твое насильно хотело обнаружиться. Стало быть, тяжелее скрывать, нежели чувствовать. Или - одни поэтические мечтания, превращающие рай в ад и ад в рай, возмущают твою душу? Но какие подам тебе советы для защищения от них, когда сам упадаю под их могуществом. Минута возрождает их, минута и истребляет. Может быть, наступила уже для тебя минута истребительная.
      Я бы много желал говорить о себе, но, зная, что ты принимаешь участие в моем положении, не хочу наводить новой минуты скорбной; или лучше сказать, не могу предаться чувствам своим, чтобы не растравить тоски моей. Нищета и гордость, вот две фурии, сокращающие жизнь мою и остаток ее осеняющие мраком скорби. Ни один человек до сих пор не вошел в мое положение. Но - может быть, одна суетность внушила мне мысль, что будто я стою того. Как бы то ни было, но хладный рассудок, освещая мою будущность, приводит меня в ужас. Если б я понимал себя существом, которому вечное провидение определило преползть стезю жизни и сокрыться в могилу, я бы не возроптал на сие; и, влачася по пути определенному, заградил бы душу для чувствований неудовольствия; ах нет - я бы тогда и не имел сих чувств, и верно, был бы счастлив. Но - знаю, что ты можешь понять меня. - Я собираюсь ехать в Малороссию насчет денег, следуемых мне за Танкреда [Перевод Гнедича трагедии Вольтера «Танкред». Пьеса с успехом была поставлена в Петербурге 8 апреля 1809 года (письмо Гнедича Батюшкову об этом не сохранилось). Роль Аменаиды исполняла ученица Гнедича Е. С. Семенова.], которых до сих пор не выдают мне. Что же Шаховской [Шаховской Александр Александрович (1777 - 1846) - князь, писатель, театральный деятель, впоследствии член Российской Академии и Беседы любителей русского слова, репертуарный член дирекции театров. До 1807 года Гнедич был близок с Шаховским, принимал активное участие в журнале «Драматический вестник», разделял антикарамзинские настроения Шаховского. Одной из причин осложнения отношений между ними явилось то, что с 1807 года знаменитая трагическая актриса Е. С. Семенова стала брать уроки декламации у Гнедича, а не у Шаховского, как прежде. Шаховской стал покровительствовать сопернице Семеновой М. И. Вальберховой (1788 - 1867).], что же Гагарин [Гагарин Иван Алексеевич (1771 - 1832) - князь, управляющий двором великой княгини Екатерины Павловны, принцессы Ольденбургской, находившимся в Твери. Позднее был женат на Е. С. Семеновой.], спросишь ты. Безмолвие будет моим ответом. Здоровье мое крепко расстроено; кажется, что оно ждет меня в Малороссии. От сестер твоих [Батюшковы Александра Николаевна (1783 - 1841) и Варвара Николаевна (1791 - 1881).] я на днях получил письма. Они здоровы; теперь в деревне и с нетерпением тебя ожидают. К. Бороздин едет на днях в путь. [Бороздин Константин Матвеевич (1781 - 1848) - историк, археолог, был женат на дочери Н. А. Львова, Прасковий Николаевне Львовой (1793 - 1839), племяннице жены В. В. Капниста А. А. Капнист, урожденной Дьяковой, и второй жены Г. Р. Державина Д. А. Державиной, урожденной Дьяковой. Путешествие, о котором идет речь в письме, продолжалось с июня 1809 года по 27 января 1811 года по высочайшему повелению, с целью открытия и описания российских древностей. Оно проходило под главным начальством П. С. Валуева при участии археолога А. И. Ермолаева (1779 - 1828), архитектора Максютина и рисовальщика И. А. Иванова, в будущем известного художника, академика. За две поездки Бороздин посетил Старую Ладогу, Тихвин, Устюжну, Череповец, Белозерск, Вологду, Киев, Любеч, Остер, Беловежский городок, Нежин, Чернигов, Елец, Ахтырку, Курск, Боровск, Тулу. Впоследствии был назначен попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, сенатор.] Оленин [Оленин Алексей Николаевич (1763 - 1843) - археолог, писатель, рисовальщик, впоследствии директор Публичной библиотеки (с 1811), где по его приглашению служили Гнедич и И. А. Крылов. С 1817 года президент Академии художеств. Принимал непосредственное участие в работе над переводом «Илиады». Дом Олениных - один из наиболее знаменитых литературно-художественных салонов столицы.] исходатайствовал высочайшее повеление путешествовать ему по России для отыскания древностей и пять тысяч на путешествие. Он будет причиною, т.е. Бороздин, если не пошлю к тебе Капниста [Имеются в виду сочинения В. В. Капниста, прислать которые Батюшков просил Гнедича еще в 1807 году (II, 71).], ибо на его руках издание; я уже несколько раз к нему посылаю; другие книги послал бы с удовольствием, но ни гроша не имею. Шаховской, по своей ко мне приязни, воспрепятствовал дать Танкреда в Эрмитаж. [Осложнения в отношениях Гнедича и Шаховского привели к отказу в постановке «Танкреда» на сцене Эрмитажного театра, где выступали актеры императорских театров.] Нарышкин [Нарышкин Александр Львович (1760 - 1826) - обер-камергер, главный директор императорских театров.] всемилостивейше повелел мне иметь вход, начиная с его ложи, во весь театр. Но я попробовал в партер, однако ж даром не пускают. Князь Гагарин, взяв в июле месяце мой перевод Илиады для поднесения вели<кой> княжне, теперь только признался, что он не имел еще времени говорить с нею. Оленин с прискорбием открылся мне, что он не имеет уже средств довесть до сведения государя мой перевод и мое положение. Мартынов [Мартынов Иван Иванович (1771 — 1833) — писатель, переводчик, издатель журналов «Музы», «Северный вестник». В 1803 - 1817 годах - директор Департамента народного просвещения, где служили Гнедич и Батюшков.] гонит меня из Департамента. Ты просил, чтоб я писал к тебе хоть о пустяках, - вот они; вот какими, о мой друг, уроками научаюсь я познавать сердца человеческие! В таком-то твой баловень [Имеется в виду фраза из письма Батюшкова Гнедичу от 1 апреля 1809 года: «А вы, баловни, жалуетесь на свое состояние!» (II, 87).] Гнедич находится положении. Нет! Это уже не мечтания делают его тяжким. Но этот баловень ни одному еще человеку не скучал своею просьбою; зато ни один еще человек не простер ему руки помощной. Понесем одни бремя жизни сей - пусть стонет сердце, но заградим уста для стенаний - их никто не услышит, кроме подобных нам несчастливцев.
      Я жажду видеть тебя и надеюсь увидеть с крестом Владимира. Позапрошедшую почту писал я к Александре Николаевне. [Сестра Батюшкова.] Если к исходу майя ваш баталион не возвратится, то мы нескоро свидимся; научи, как мне доставлять к тебе письма из Малороссии. Будь здоров и весел. Кланяется тебе моя П. Дай бог скорее увидеть тебя.
      Твой Гнедич.
      Майя 19 отправляется.

      Ответ на письмо Батюшкова из Надендаля (Финляндия) от 1 апреля 1809 года (II, 87).

      2
      С. П. бург. Августа 23, 1809.
      Насилу дал тебе бог силу отозваться; а я уже начинал думать, что весь Череповский [Череповский округ - Батюшков в это время живет в имении Хантонове Пошехонского уезда Ярославской губернии вблизи города Череповца Новгородской губернии, куда и адресовались письма.] округ обрушен землетрясением; но, слава богу, кончилось только тем, что ты было прихворнул, если не прибрехнул.
      За то и Поп, и Пан, и Фавны, и Наяды
      Пускай тебе кричат стихи из Петриады /
      Романа Сладковского.
      [Гнедич перефразирует поэтические строки Батюшкова из письма от 4 августа 1809 года:
      Тебя и нимфы ждут, объятья простирая,
      И фавны дикие, кроталами играя.
      Придешь, и все к тебе на встречу прибегут
      Из древ гамадриады,
      Из рек обмытые наяды,
      И даже сельский поп, сатир и пьяный шут. (II, 97)
      «Петриада» Романа Сладковского - Сладковский Р. - автор поэмы «Петр Великий» в 6 песнях (СПб., 1803), объект постоянных насмешек Батюшкова (См.: письмо Гнедичу от 1 апреля 1810 года (II, 130), а также эпиграмму Батюшкова «На поэмы Петру Великому» (I, 394).]
      Ты думаешь точно, как рыцарь Ламаханский: оседлал Рыжака [Рыжаком назван конь Дон-Кихота, Росинант, в переводе романа Сервантеса Жуковского («Дон Кихот ла Манхский, сочинение Сервантеса, переведено с Флорианова французского перевода В. Жуковским». М., 1803).], надел лоханку на голову и поехал; так бы и я сделал, если б не имел ни дел, ни отношений, ни связей, ни обязанностей; но и тогда бы не сделал так скоро, как ты рассказываешь. Имел ли я что-либо, удерживавшее меня в Петербурге, ты, я думаю, уже знаешь; Радищев писал к тебе. Наконец я в первый раз в жизни порадован: (Ах... ой... Эх... Эх... Эх... хорошо, хорошо, О! о! хоррррошо, ото, то, то, так!II (греч.).)И радуюсь по-гречески; а ты порадуешься радости моей на каком хочешь языке - только верно по-дружески. Это лучше всех чинов и крестов. А все за все спасибо кн. Гагарину [По ходатайству кн. И. А. Гагарина Гнедич для занятий переводом «Илиады» получил пенсион от великой княгини Екатерины Павловны.] - не все гром из тучи. Что Новосильцевы [Возможно, Новосильцев Николай Николаевич (1761 - 1836) -русский государственный деятель, член Негласного комитета Александра I.] и все великоименитые меценаты перед Конюхом? Честь и слава Конюху, но он почти уже объявлен гофмейстером. [И. А. Гагарин, имевший придворный чин шталмейстера, в 1810 году был назначен управляющим двором великой княгини, т.е. получил чин гофмейстера. Игра слов основывается на буквальном переводе званий: Stall — конюшня, Hof - двор.] Как бы то ни было, мой пенсион многим в нос кинулся - и эти многие на меня уже и злятся. Меня что-то и страх забирает, как воображу претензии и требования - как воображу самое бремя, бремя! Куда я дену лень и безделье, с которыми я так свыкся и обжился. Увы!
      На кожаном диване лежа,
      Свои младые члены нежа,
      Не буду больше я от лености потеть
      Иль от безделия то охать, то кряхтеть.
      Я живу на даче у Анны Петровны [Анна Петровна - Квашнина-Самарина - дочь сенатора П. Ф. Квашнина-Самарина, фрейлина Екатерины II, хозяйка литературного салона, близкая знакомая Батюшкова и Гнедича.], часто бываю в городе, и эти дни почти все в городе, провожая в Тверь Гагарина, уехавшего туда с моею Апполоншею [Аполлонша - т.е. великая княгиня Екатерина Павловна (1788 -1819), сестра Александра I, покровительствовавшая Гнедичу.], к которой я начинал, начинал, начинал, да и до сих пор не кончил стихи, которые бы мне очень хотелось написать ей; хотя я уже благодарил ее прозою - но стихами, стихами поблагодари хоть ты за меня. Алек-с<ею> Нико<лаевичу> [Алексей Николаевич - Оленин. См. прим. к письму 2.] я давно уже объявил причину, заставившую тебя уехать, не простяся с ним. Денег я ни от кого не получаю. Фон-Мендалев - или как его - и отдавать не хочет, а Протасьев все еще извиняется неимением. [Фон-Мендалев и Протасьев - Михаил Александрович фон Менгден (1781 — 1851), Василий Федорович Протасьев - сослуживцы Батюшкова. Речь идет о 50 р. за орденские кресты св. Владимира (см. письмо Батюшкова от 4 августа 1809 года (II, 97)), которые Батюшков выслал Гнедичу.] Письма твои в армию, которые я должен был отправить с крестами, лежат у меня и ожидают твоего приказания, куда им деваться? Так же и присланные на кресты 50 р., ибо их кажется мало [См. предыдущее прим.]; равно, что мне делать с присланными рецептами Франка [Франк — врач, пилюли по его рецепту просил выслать Батюшков. В письме, оконченном 6 сентября, он повторял свою просьбу: «Франковы пилюли продаются в аптеках, главных, для тех, у кого есть язык. Пришли их пожалуйста» (II, 101).], ибо с ними, как на них же напечатано, должно адресоваться в Париж; так же и с билетом на Цветник что мне делать, не знаю. Ах, голова - удалая ты голова! Беницкий бедный на отходе. [Бенитцкий (Бенитский) Александр Петрович (1782 - 1809) -писатель, издатель журналов, в том числе часто упоминающегося в письмах Гнедича и Батюшкова «Цветника». Скончался 30 ноября 1809 года от чахотки после долгой, мучительной болезни. Батюшков (II, 100-102) и Гнедич высоко ценили его талант.] Он страшен в своих разговорах. Граф Хвостов [Хвостов Дмитрий Иванович (1757 - 1835) - плодовитый поэт, пользовавшийся у современников репутацией графомана. Его творчество явилось объектом многочисленных насмешек и эпиграмм. Впоследствии член-сотрудник «Беседы любителей русского слова» по 2-му разряду (отделению).] был у него и в смерть перепугался. Сегодня, или бишь вчера, играли Хераскова Зареиду - то-то любо; я был в ложе Нарышкина и вышел с резью в животе от смеху. [Трагедия М. М. Хераскова (1733 - 1807) «Разделенная Россия, или Зареида и Ростислав» появилась в печати после смерти автора и была премирована Академией.] Нарышкин назвал ее панафидою по Хераскове. Академия венчала эту трагедию - не вновь ли делать греческие восклицания: (Увы! Увы! Эх! Эх!) В субботу Радищев простился со мною и должен, кажется, выехать. Ты, может быть, слышал уже об указе в рассуждении производства штатского по экзаменам. [Указ от августа 1809 года, согласно которому для получения чинов коллежского асессора и статского советника требовалось предъявление университетского диплома или сдача экзаменов в объеме университетского курса.] Мартынов делается экзаменатором по петербургскому округу. Посылаю тебе вакштабу и чубук. Эти вещи с каждым днем дорожают. Вакштаб 3 р. 50 <к.> фунт, чубук Зр., итого 13р. 50 к. Табак Александре Николаевне посылаю; он лучше против прежнего, зато 9 р. Извини меня перед нею, что особо писать не успел, и засвидетельствуй мое почтение; а сам будь здоров и, пожалуйста, не болей, хоть для того, чтобы писать ко мне чаще.
      Твой весь Гнедич.
      Полозов в следующую почту будет писать к тебе и пришлет книгу о псовой охоте [В письме Батюшкова от 4 августа 1809 года содержалась просьба к А. П. Бенитцкому о присылке письма и книги о псовой охоте (II, 97). Возможно, имеется в виду издание «О пользе и вреде от содержания псовых охот происходящих». Соч. A. M., M., 1807.] и прекрасное на нее возражение.

      Ответ на письмо Батюшкова от 4 августа 1809 года (II, 96-97).

      3
      Сен<тября>. 6. <1809>.
      Так, любезнейший Константин, я верю твоей радости - она дышит в последних строках письма твоего - я вижу тебя с слезами на глазах. Признаюся, что, читавши письмо твое, я не мог от них удержаться. Твоей дружбе обязан я за сладкие слезы в жизни - они текли от смеху, от радости. Я тебя так обнимал мысленно, что грудьонка твоя треснула бы, если б ты был в моих объятиях. Музы и флейдузы [Узнав из письма Н. А. Радищева о получении Гнедичем пенсиона, Батюшков в письме от 19 августа поздравил его шутливыми строками:
      Играйте, о невские музы,
      Играйте во свирели, флейдузы! (II, 99)
      Здесь перефразировались строки из «Стихов похвальных Парижу» В. К. Тредиаковского, помещенных в приложении к «Езде на остров любви»:
      Любо играет и Аполлон с музы
      В лиры и в гусли так же и в флейдузы.] меня уморили. Гагариным сделано истинно необыкновенное его роду людей дело. Теперь, кажется, я не умру с голоду, но посмотри, что еще будет - великое дело характер. Эти слова остаются, может быть, для тебя загадкою, но они и останутся ею, если бог не изъяснит их самым делом. Но дело будущее - займемся настоящим, пока живы. Я прощаюсь с миром - Гомер им для меня будет. Оградясь тройным щитом мужества, я по окончании 8-ой песни печатаю обе, посвящая великой княгине. Вот тогда-то воскликни: мужайся, Улисс! Москва воскрежещет на мя. Англичанки нет уже у Самариной. Аглая-француженка заняла ее место. Вчера я снова беседовал о тебе с Самариной. Причину к сему подал твой перевод Тасса в «Цветнике» [В № 6 «Цветника» за 1809 год был напечатан батюшковский перевод отрывка из XVIII песни «Освобожденного Иерусалима» Т. Тассо.], который теперь должен завянуть, ибо Бенецкий отказался уже участвовать, его здоровье на нитке. Крепко мне жаль этого человека. Из эпиграмм мне более всех понравилась Хлое-сочинительнице, также Бибрусу и на перевод Виргилия. [Эпиграммы, направленные против А. П. Буниной, С. С. Боброва и А. Ф. Мерзлякова, Батюшков отправил их Гнедичу вместе с письмом от 19 августа с просьбой напечатать в «Цветнике». Они появились в этом издании (1809. № 9; 1810. № 1).] Крот и мышь будет в «Цветнике» очень кстати на журналиста Аристарха Лукницкого. [«Крот и мышь» — эпиграмма, получившая позднее название «Книги и журналист», напечатана в «Цветнике» (1809. № 9). Вероятно, Гнедич увидел в имени Арист намек на Аристарха Лукницкого. Однако в ответном письме от 19 сентября 1809 года Батюшков отрицал это: «Напрасно говоришь, что я пишу на какого-то издателя Лук<ницко>го. Я этих ослов плетями сечь не хочу» (II, 104).
      Лукницкий Аристарх Владимирович (1782 - 1814) - драматург-переводчик, в 1809 - 1811 годах издавал «Северный Меркурий».]4
      Протасьев уехал в отпуск, сказавши мне через Полозова, что он будет писать к тебе - вот тебе и кресты. Фон-Менеден Радищеву не отдал - вот тебе и честный платильщик. Радищев уехал - адрес к Капнисту: в Гадяч: а оттуда в село Обуховку. [Батюшков просил в письме от 19 августа <1809>: «Капниста адрес мне нужен необходимо» (II, 99).] На твои у меня деньги я следующими почтами все писанное вышлю; турецкого табаку пришлю такого, что ты до блевоты закуришься, зато 5 р. фунт - с ананасами, с анемонами - понимаешь? Спроси Александру Николаевну, каким фасоном делать табакерку, засвидетельствуй ей мое почтение и Варваре Николаевне. [Сестры Батюшкова. См. прим. к письму 1.] Скорее пиши ко мне и будь здоров.
      Твой Гнедич.
      На табакерке нужны ли слова, которые надписаны на сей бумажке и из которых последнего я не разбираю; если ж не нужны, то зачем надписаны? Фасон табакерки, если я не обманываюсь, должен быть такой, как круглая маленькая, только в большем виде?

      Ответ на письмо Батюшкова от 19 августа 1809 года (II, 98-99).

      4
      Декабря 6, 1809. С. П. бург.
      И ты голова! Присылай одни Пальцы и Оды на старость [«Пальцы» и «Ода на старость» - неизвестные произведения Батюшкова.], так будь уверен, что не только никому не покажу, да и сам в другой раз читать не стану; а можно ли утерпеть не показать хороших стихов надежным, как казалось, людям, и можно ли не сказать имени, когда выпуча глаза его спрашивают и когда сердце жаждет разделить с ними свое удовольствие. Стихи твои читают наизусть; можешь судить, нравятся ли они. Каков был сюрприз Крылову; он на днях возвратился из карточного путешествия; в самой час приезда приходит к Аленину [Аленин - А. Н. Оленин.] и слышит приговоры курносого судьи на все лица; он сидел истинно в образе мертвого; и вдруг потряслось все его здание; у него слезы была на глазах; признаться, что пьеса будто для него одного писана. [Крылов Иван Андреевич (1769, по др. сведениям - 1766 или 1768 - 1844) — баснописец, драматург, журналист. Речь идет о реакции Крылова на чтение сатиры Батюшкова «Видение на брегах Леты», где он изображен единственным русским писателем, чьи произведения не утонули в реке забвения.] Тургенев [Тургенев - Александр Иванович Тургенев (1784 - 1845).], на коленях стоя, просил у Аленина дать списать ему и сказать имя. Я получил экземпляр с переправками, они хороши; прибавления бесподобны; не знаю отчего, а мне «безъерный» более всех понравился: не винен я [Слова «Невинен я» в «Видении на брегах Леты» произносит Д. И.Языков (1772 -1845):
      «Увы, я целу ночь и день
      Писал, пишу и вечно буду
      Писать; все прозой, без еров.
      Невинен я...» (I, 373)
      Отказ Д. Языкова от использования «ъ» породил прозвище «безъерный».] -это высокое! Без сомнения, что приезд славенофила есть оригинальнейшая из картин, я также вижу кувырканье Саф и смеюсь до поту. Но полно тебе кадить, чтоб не разбить носа. А (кстати (франц.)): я и Самарина положили в совете, что три последних куплета в ответе твоем на мои стихи совершенно горацианские. [Имеется в виду стихотворение Батюшкова «Ответ Г<неди>чу», в котором поэт говорит о себе: «Но я - безвестностью доволен // В Сабинском домике моем!», подчеркивая тем самым горацианский дух стихов (I, 217). В Сабинской области Италии находилось имение Горация.] Как ты думаешь, что делает Самарина? [См. о ней прим. к письму 2.] Она поехала встречать - куда и кого? в Новгород! - Ниловых. [Ниловы, Петр Андреевич (1771 - 1839) и Прасковья Михайловна (1775 - 1857), - близкие знакомые Батюшкова, через которого их знал и Гнедич. Принадлежали к кругу Державина, с которым были связаны и родством (П. М. Нилова была двоюродной сестрой второй жены поэта). Племянником П. М. Ниловой был К. М. Бороздин.]
      Огромные твои письма ясно говорят, как велика скука твоя. Мое же письмо, которое пишу я 6-го декабря, в день именин моих, пусть докажет, что я не имел, стало быть, времени писать его в другие дни. Славенофилы [Под словенофилами подразумеваются последователи А. С. Шишкова, будущие сотрудники «Беседы». Само слово было введено в литературный обиход в 1803 году И. И. Дмитриевым (См.: Русский архив. 1868. № 7, 8. Ст. 1084-1089).] распяли меня; тискают Илиаду и меня с нею; говорят мне то, что заставляет даже подозревать, не хотят ли они уестеств<ить> меня. Я переменил седьмую песнь и кончил 8-ю, написал посвящение великой княгине, напечатал 7-й песни три экземпляра, послал их вели<кой> княг<ине>, и вдруг ужас напал на меня, и больше ни одного экземпляра не печатаю. Причиною рифма на муря! [Речь идет об издании VII песни: «Илиада». Перевод с греческого. СПб., 1809. Переводу предшествовало посвящение великой княгине Екатерине Павловне. Восьмая песнь была издана значительно позже в «Чтениях в Беседе любителей русского слова» (СПб., 1812. Кн. 5. С. 64-113). В этом издании Гнедичем была найдена следующая рифма:
      Хотя бы ты прешла на край земли и моря,
      В обитель мрачную страдания и горя...
      Отвечая Гнедичу, Батюшков писал: «Рифм я не знаю на моря и скоро, подобно Боброву, стану писать белыми стихами, умру, и стихи со мной» (II, 113). Видимо, Гнедич писал о своем затруднении и раньше, так как в письме от сентября-октября 1809 Батюшков отвечал: «Рифма на пря, моря есть: не укоря. Да рифмы искать, не читав стихов, все то же, что лечить заочно, не видав больного» (II, 106).
      М.Г Альтшуллер предположил, что жалобы Гнедича на отсутствие рифм симптоматичны как «свидетельство кризиса переводчика, который разрешился отказом от рифмы вообще и переходом к гекзаметру». (Н. И. Гнедич. Письма к К. Н. Батюшкову. Публикация М. Г. Альтшуллера. С. 86.)] - Есть, друг, минуты, в которые бы хотелось поделиться некоторыми чувствами с кем-нибудь, умеющим в моем молчании понимать их; но где сей кто-нибудь?
      Чувствий сладких сердце полно
      К чьей груди я приложу?..
      Всякое неразделенное чувство тяжко, как и самая печаль. Не добро есть человеку быть единому. Но что я говорю? Читал ли ты Шатобрианова Рене [Рене - герой повестей Ф. Р. Шатобриана (1768 — 1848) «Атала, или Любовь двух дикарей» (1801) и «Рене, или Следствия страстей» (1802), объединенных в издании «Гений христианства» (1802).]: прочти и узнаешь, могу ли я быть счастлив, ибо в нем познаешь меня. За эти сладкие минуты я имею целые дни, в которые бы хотел бежать из света. Не думаешь ли ты, что это бывает со мною тогда, когда я сижу дома, один, с своею задумчивостию? Нет - тогда, как бываю в обществах, в обществах, где думал я найти пищу для ума, для вкуса, для сердца; где воображал, что, беседуя с певцом Фелицы [Певец Фелицы - Гаврила Романович Державин (1743 - 1816).], буду иметь и удовольствие, и пользу, и мечтания о пирах Потемкина [Намек на произведение Державина «Описание торжества в доме князя Потемкина по случаю взятия Измаила» (1791). Ирония Гнедича, видимо, имела особый смысл в связи с письмом Батюшкова от 1 ноября 1809 года, где тот восхищался именно этим произведением: «Недавно читал Державина: «Описание Потемкинского праздника». Тишина, безмолвие ночи, сильное устремление мыслей, пораженное воображение, - все это произвело чудесное действие. Я вдруг увидел перед собою людей, толпу людей, свечки, апельсины, брильянты... царицу... Потемкина, рыб и Бог знает чего не увидел, так был поражен мною прочитанным. Вне себя побежал к сестре... «Что с тобой?»... Оно! Они! «Перекрестись, голубчик!»... Тут-то я насилу опомнился. <...> Какие стихи! — прочитай, прочитай, Бога ради, со вниманием: ничем, никогда я так поражен не был!» (II, 107).], о счастливом веке Екатерины; и что же я встречаю, что вижу, что слышу?..