II
С. В. Белов
ЗАГАДКА СМЕРТИ ДОСТОЕВСКОГО, иди АЛЕША КАРАМАЗОВ – ЦАРЕУБИЙЦА
(По поводу кн. И. Волгина «Последний год Достоевского»1)
Первый глобальный вывод, к которому подводит нас И. Волгин, – это попытка доказать, что вся жизнь Ф. М. Достоевского, и прежде всего последний год его жизни, когда развернулась настоящая «охота на царя», сделали писателя сочувствующим народовольцам, причем настолько, что, как считает И. Волгин, проживи Достоевский еще и напиши продолжение «Братьев Карамазовых», он бы и Алешу Карамазова сделал революционером и чуть ли не цареубийцей.
Но это явная фальсификация, с которой, как увидим, согласиться невозможно.
_________________
1 См.: Волгин И. Последний год Достоевского: Исторические записки. – 2-е изд., доп. – М., 1991. Цитаты приводятся по этому изданию.
_________________
Второй вывод, связанный непосредственно с первым, – это попытка И. Волгина уличить жену писателя А. Г. Достоевскую в том, что она в своих «Воспоминаниях» «скрывала» истинные причины смерти мужа, а именно то, что, по мнению И. Волгина, одной из главнейших причин, если не самой главной, был арест народовольца Баранникова, проживавшего на одной лестничной площадке с Достоевским.
Но Анна Григорьевна, как мы покажем ниже, ничего не скрывала, и И. Волгина подвело здесь, во-первых, ошибочное прочтение самого важного в данном случае документа – записной книжки Анны Григорьевны 1881 года, а во-вторых – просто неумение прочесть до конца этот документ.
Справедливо упрекая Л. П. Гроссмана в том, что он сделал Достоевского слишком «правым» в своей известной статье «Достоевский и правительственные круги 1870-х годов» (1934)1, И. Волгин впадает в другую крайность – делает писателя слишком «левым», не замечая, что это еще хуже, ибо Достоевский, оставаясь всегда сам по себе, не будучи ни с Победоносцевым (как хорошо показали И. Роднянская и Р. Гальцева)2, ни с революционерами, был все же ближе к «правым», чем к «левым»; и, как писал Л. В. Тарле в письме к А. Г. Достоевской, «... будь Достоевский либерал, или консерватор, или социалист, или ретроград, или славянофил, или западник, это все ничуть не препятствовало бы ему оставаться тем великим и затмившим Шекспира психологическим гением, каким он являлся во всемирной литературе»3.
Достоевский, безусловно, вел искренние беседы с Победоносцевым. Другое дело, какие выводы они делали из этих бесед. Вот тут-то они и расходились, и если, скажем, Победоносцев требовал смертной казни Веры Засулич, то Достоевский, по словам С. Либровича, так говорил о ее выстреле и суде над ней: «... Наказание тут неуместно и бесцельно...
_________________
1 См.: Литнаследство. – 1934. – Т.15. – С.83 – 123.
2 Гальцева Р., Роднянская И. Раскол в консерваторах //Неоконсерватизм в странах Запада: Реф. сб. 4.2: Социально – культурный и философский аспекты. – М., 1982. – С.227 – 295.
3 Белов С. В. Вокруг Достоевского//Новый мир.->-1985. – №1. – С.207.
_________________
Напротив, присяжные должны бы сказать подсудимой: «У тебя грех на душе, ты хотела убить человека, но ты уже искупила его, – иди и не поступай так в другой раз...»1
И доживи Достоевский до 1 марта 1881 г., возможно, что и он, в отличие от Победоносцева, требовавшего смертной казни убийцам Александра II, вместе с Вл. Соловьевым просил бы отменить смертную казнь, хотя, конечно, резко осудил бы бессмысленный и чудовищный акт народовольцев.
Задавшись целью сделать Достоевского слишком «левым», И. Волгин уже не замечает, что впадает в противоречия, когда пишет: «Убежденный противник революции (и всех форм революционного насилия), он вместе с тем остается искренним приверженцем ее высших нравственных целей», или уж совсем доходит до фантастического утверждения: «Нет ничего невероятного в том, что будущий Алеша доходит даже до идеи цареубийства».
На чем же основывается это абсурдное заключение И. Волгина? На одной записи А. С. Суворина, который в своем «Дневнике» (М.-Пг., 1923) якобы со слов Достоевского записал, что писатель «сказал, что напишет роман, где героем будет Алеша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое преступление. Его бы казнили. Он искал бы правду, и в этих поисках, естественно, стал бы революционером...»
Конечно, совдеповская идея сделать Достоевского «искренним приверженцем высших нравственных целей революции» (!) и изобразить Алешу революционером (!) крайне заманчива (тем более, что эти революционеры, оказывается, живут на одной площадке с самим создателем Алеши), заманчива настолько, что даже Д. Благой, тоже считая, что Достоевский намерен был сделать Алешу революционером, доходит, в свою очередь, до нелепого утверждения, что Анна Григорьевна «знала о трагической судьбе Алеши, намеченной писателем, но в силу особенной остроты данной темы или по каким-то другим соображениям не сочла возможным
_________________
1 Либрович С. На книжном посту: Воспоминания. Записки. Документы. - Пг.-М., 1916. - C.42
_________________
сообщить об этом (ее воззрения отличались слишком прямолинейно-верноподданническим характером). (Интересно бы узнать, по каким это «другим соображениям», не говоря уже о том, что в данном случае воззрения Достоевского ничем не отличались от воззрений его жены.)
Ну, а как же быть с записью Суворина? Здесь И. Волгин сознательно, в угоду своей концепции сделать Достоевского слишком «левым», а его героя революционером, ни разу не упоминает о том, что сомнения в точности прочтения и воспроизведения отдельных мест дневника Суворина, в том числе и данной его записи, ввиду неразборчивости автографа были высказаны еще Н. Роскиной в 1968 году2 (не говоря уже о том, что эта запись Суворина могла относиться и относилась скорее всего к мальчику Красоткину).
И. Волгин также сознательно мимоходом упоминает еще об одной версии продолжения «Братьев Карамазовых», именно мимоходом, почти не раскрывая ее, так как эта версия противоречит его идее сделать Алешу революционером. А между тем на ней как раз и надо остановиться подробнее, ибо эта версия исходит от Анны Григорьевны Достоевской, и именно эта версия больше, конечно, отвечает и духу романа, и образу Алеши, каким его представлял себе сам Достоевский.
Летом 1898 года, то есть за год до выхода своей биографической книги о Достоевском (первой биографии писателя на немецком языке), исследовательница Нина Гофман специально приезжала в Петербург, чтобы собрать все необходимые биографические данные у друзей и близких писателя. Вот что пишет А. Г. Достоевская в одной из глав «Воспоминаний», которая так и называется – «Nina Hoffmann»: «Летом 1898 г. до меня дошел слух, что в столицу приехала из Вены г-жа Nina Hoffmann, автор нескольких немецких статей о произведениях Достоевского. Говорили, что она задумала о нем большое произведение... В Петербурге
_________________
1 Благой Д. Пути Алеши Карамазова //Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз. - 1974. -№ 1. - С.20.
1 Роскина Н. Об одной старой публикации //Вопр. лит. – 1968. – № 6. -С.250-253.
_________________
г-жа Гофман познакомилась с некоторыми нашими литераторами (между прочим с Вл. Соловьевым) и, наконец, приехала познакомиться со мной. Узнав, что она поклонница таланта моего мужа и пишет о нем и его произведениях, я приняла ее как истинного друга...»1
В своей книге «Th. M. Dostoewsky» (Berlin, 1899) Н. Гофман, опираясь на сведения, полученные от Анны Григорьевны, рассказывает о втором романе о Карамазовых: «Алеша должен был, таков был план писателя, по завещанию старца Зосимы идти в мир, принять на себя его страдания и его вину. Он женится на Лизе, потом покидает ее ради прекрасной грешной Грушеньки, которая пробуждает в нем карамазовщину, и после бурного периода заблуждений и отрицаний, оставшись бездетным, облагороженный, возвращается опять в монастырь; он окружает себя там толпой детей, которых он до самой смерти любит и учит и руководит ими. Кому не придет здесь в голову связь с рассказом Идиота о детях, кто не вспомнит маленького героя, все те восхитительные детские черты, которые открывает только любовь»2.
Не надо в чем-то подозревать Анну Григорьевну, ибо если бы это было не так, то Вл, Соловьев, с которым Нина Гофман тоже встречалась, мог бы поправить Анну Григорьевну, так как во время поездки с Достоевским в Фптину Пустынь писатель изложил Вл. Соловьеву суть будущего романа о Карамазовых.
Но, может быть, Нина Гофман что-нибудь напутала? Нет, есть косвенное подтверждение первой части записи Нины Гофман. В 1916 г. Анна Григорьевна сообщила А. А. Измайлову, что в будущем романе Алеша уже являлся не. юношей, а зрелым человеком, «пережившим сложную душевную драму с Лизой Хохлаковой»3.
Наконец, есть подтверждение и второй части записи
_________________
1 Цит. по: Белов С. В. Еще одна версия о продолжении «Братьев Карамазовых» //Вопр. лит. - 1971. - №10. - С.255.
2 Там же.
3 См.: Измайлов А. У А. Г. Достоевской: (К 35-летню со дня кончины Ф. М. Достоевского) //Биржевые ведомости. – 1916. – 28 января.
_________________
Нины Гофман. Среди черновых заметок самого Достоевского, относящихся к роману, Алеша Карамазов неоднократно называется Идиотом, как и у Гофман, что свидетельствует о его духовном родстве с Мышкиным.
Но самое главное заключается, конечно, в том, что попытка сделать Алешу революционером (про то, что не просто революционером, а еще и цареубийцей, я уже и не говорю: здесь И. Волгина так высоко занесло, что обратно он так и не смог спуститься) абсолютно противоречит всей сути образа Алеши в понимании самого Достоевского.
А между тем И. Волгин в своем неуемном желании сделать Алешу революционером доходит до полной фальсификации: он первый (за сто лет этого никому и в голову не приходило!) разгадывает, оказывается, «сокровенный» смысл эпиграфа к «Братьям Карамазовым» (с учетом того, что если бы Достоевский написал продолжение романа, сделав Алешу революционером): «... гибель Алеши на эшафоте есть искупление. «Много плода» дается гибелью главного героя».
Но это же абсурд! Эти слова из «Евангелия от Иоанна» выражают одну из важнейших основ метафизики Достоевского: весь мир есть мир идей, и не только идея подобна зерну, но и зерно, но и семя есть зародыш идеи. Идея, по Достоевскому, – семя потустороннего мира; всходы этого семени на земле – тайна каждой человеческой души.
Таким образом, христианский смысл евангельских слов – воскресение Христа – превращается в «гибель Алеши на эшафоте», хотя, очевидно, И. Волгин понимает, что между смертью Христа и смертью цареубийцы есть, мягко говоря, «маленькая» разница.
Далее И. Волгин преподносит нам такие «откровения»: Достоевский «по самому своему творческому духу был глубоко родственен той всеразрушающей силе, которая вызрела в недрах русской исторической жизни и была готова смести ее вековые устои»; Достоевский стал «духовным предтечей русской революции» (и это о Достоевском, который за полгода до смерти сказал: «Смирись, гордый человек!»); Алеша Карамазов «готовился в цареубийцы. «Машина» была заведена – и взрыв мог грянуть в любую минуту. Он не чувствовал себя вправе губить тех, кто завел «машину»: среди них мог оказаться его любимый герой. Ему оставалось умереть» (кому – Достоевскому или Алеше?). Но разве мог Алеша, который пережил такой момент после смерти своего друга и учителя, когда «душа его» вся трепетала «соприкасаясь мирам иным», стать революционером, да еще цареубийцей?! В главе «Кана Галилейская» Достоевский показывает, что воскресение, возрождение победило в душе Алеши смерть и тление, и после того, как он припал к земле, он пережил новое духовное рождение, став христианским (не революционным!) бойцом.
Ну а что же все-таки с версией Суворина, если учесть, что существует еще несколько версий (их тоже не приводит И. Волгин) и ни в одной из них нет даже намека на версию Суворина? Что же здесь было на самом деле, если Суворин записал точно слова Достоевского (в чем справедливо усомнилась Н. Роскина)? Я думаю, что здесь могло быть то же самое, что произошло у Достоевского с Тургеневым (во всяком случае, в передаче И. Ясинского в его воспоминаниях «Роман моей жизни»). Мемуарист рассказывает, как однажды пришел Достоевский к Тургеневу, чтобы, якобы, покаяться в совершенном им преступлении: «Ах, Иван Сергеевич, я пришел к вам, дабы высотою ваших этических взглядов измерить бездну моей низости! (И Достоевский рассказал, что он совершил то самое преступление, в котором его потом обвинил в письме к Л. Н. Толстому Н. Н. Страхов.) Я вижу, как гневно загорелись ваши глаза, Иван Сергеевич. Можно сказать, гениальные глаза, выражение которых я никогда не забуду до конца дней моих!» «Федор Михайлович, уходите!» – воскликнул возмущенный Тургенев. А Достоевский уходя сказал: «А ведь это я все изобрел-с, Иван Сергеевич, единственно из любви к вам и для вашего развлечения». По словам И. Ясинского, Тургенев, уже после ухода Достоевского, согласился с тем, что тот весь этот эпизод выдумал. Судя по записи Ясинского, Достоевский придумал это «преступление» специально, чтобы «позлить», мистифицировать Тургенева1.
_________________
1 Ясинский И. Роман моей жизни. - М.-Л., 1926. - С. 168-169.
_________________
В случае с Сувориным мог быть тот же вариант. Зная своего собеседника, т.е. Суворина, зная прекрасно, что на Суворина одна лишь идея, что Алеша станет революционером, подействует, как красная тряпка на быка, Достоевский мог помистифицировать его, как Тургенева.
Но есть еще одно обстоятельство, поддерживающее некоторые сомнения Н. Роскиной по поводу подлинной расшифровки этой записи Суворина. Дело в том, что его «Дневник» вышел в издательстве «Л. Д. Френкель» в 1923 году. Через год в этом же издательстве вышел «Дневник» генеральши А. В. Богданович. Так вот, оказывается, издательство «А. Д. Френкель» произвольно назвало этот дневник «Три последних самодержца», хотя последняя запись в печатном издании датируется 1912 годом! (Отметим, кстати, что хотя А. В. Богданович знала близко Суворина, в ее дневнике нет ни слова об Алеше-революционере. Вероятно, и сам Суворин сомневался в этой версии, если не сказал о ней даже близким людям: боялся, чтобы не подняли его на смех).
И. Волгин ссылается на дневник А. В. Богданович как на доказательство того, что идея похоронить Достоевского именно в Александро-Невской лавре принадлежала ей (А. В. Богданович), а духовенство лавры выступило против, и, таким образом, Анна Григорьевна напрасно приписывает это лавре в своих «Воспоминаниях».
Но Анна Григорьевна ничего не выдумывает: сохранились церковные документы, говорящие о том, что все было именно так, как она и пишет, хотя, естественно, это не исключает того, что А. В. Богданович тоже могла прийти мысль о захоронении Достоевского в Александро-Невской лавре.
Я бы вообще на месте И.' Волгина не очень доверялся генеральше А. В. Богданович. Это была неумная дама.. Вот что она, например, записывает в своем дневнике 29 марта 1881 г. о покушении народовольцев: «Говорят, их повесят в пятницу. Дай Бог, чтоб попытали. Я не злая, но это необходимо для общей безопасности, для общего спокойствия. Вчера профессор Соловьев (философ) сказал речь, где, говоря про настоящие события, оплакивая их, в конце коснулся суда, взывал к милосердию царя и заключил, что если этого не случится, т.е. милостивого прощения, «то мы, люди мысли, от него отвернемся». Как эти господа такими речами решаются волновать молодежь! Вот они, враги своего отечества!»1
Попытка в чем-то уличить Анну Григорьевну, подозревая ее в разных «грехах», привела И. Волгина ко второму ошибочному выводу.
И. Волгин утверждает, что Анна Григорьевна «не жаловала политики», «всячески избегала опасных и двусмысленных (с ее точки зрения) тем», что в ее воспоминаниях Достоевский «наглухо отделен от мира русской революции». Анна Григорьевна «ни словом не упоминает о трагедии Ишутина, нам (Волгину, – С. Б.) удалось установить, что именно в день его «казни» – 4 октября 1866 года – она познакомилась со своим будущим мужем».
Но это неверно. Анна Григорьевна пишет, например, о покушении польского революционера А. Березовского на Александра II в 1867 г. в Париже, причем известно, что Достоевский. был возмущен попыткой суда присяжных оправдать Березовского и свое резко отрицательное отношение к террористу выразил в письме А. Н. Майкову от 28/16 августа 1867 года2.
Анна Григорьевна пишет в своих «Воспоминаниях», что Достоевский читал за границей А. И. Герцена, что 11 сентября 1867 г. они были в Женеве на конгрессе Лиги мира и свободы, где выступали деятели I Интернационала, откуда Достоевский «вынес тягостное впечатление», и в качестве подтверждения этого приводит письмо Достоевского к С. А. Ивановой от 29 сентября" (11 октября 1867 г.): «Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделить маленькие; все капиталы прочь, чтобы все было общее по приказу и проч. Все это без малейшего доказательства, все это заучено еще двадцать лет тому назад наизусть, да так и осталось. И главное
_________________
1 Богданович А. В. Три последних самодержца. – М.-Л., 1924. – С.68.
2 См.: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1985. - Т.28. -Кн.2. -C.2Q6.
_________________
– огонь и меч – и после того как все истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир»1.
Здесь же в «Воспоминаниях», вслед за Березовским, Анна Григорьевна пишет и о покушении Каракозова. Но ведь если бы Анна Григорьевна была такой, какой ее пытается изобразить И. Волгин, то она, наоборот, как раз и сообщила бы о событиях, которые происходили в квартире напротив. Наконец, Анна Григорьевна пишет в «Воспоминаниях» о «злодействе 1 марта».
Конечно, И. Волгин прав, Анна Григорьевна, действительно, не упомянула о казни Ишутина 4 октября 1866 г. Но ведь в этот день она впервые пришла к самому Достоевскому, который стал ее Богом, единственным смыслом ее существования и которого она полюбила, еще не осознавая, уже до первой встречи. Что ей там какой-то Ишутин, когда она 4 октября 1866 г. впервые увидела свое божество!
Да и можно ли требовать от семейных воспоминаний, чтобы они были политическими?
Но допрос Анны Григорьевны продолжается. И. Волгин пишет, что к родственникам Достоевского Анна Григорьевна «всегда испытывала инстинктивную, продиктованную заботой о собственной семье, неприязнь».
Это неверно. Достаточно прочесть отзывы о Верочке Ивановой в «Воспоминаниях» Анны Григорьевны, или узнать о помощи Николаю Достоевскому после смерти писателя, или прочесть ее переписку с Андреем Михайловичем Достоевским, или вспомнить о поездке в Даровое в 1884 г. к сестре Достоевского Верочке, которая была главной виновницей смерти писателя (значит, простила ее Анна Григорьевна и зла не таила)2, чтобы убедиться в ошибочности этого утверждения И. Волгина.
Если Достоевский пишет Анне Григорьевне, что надо
_________________
1 Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. – Л,, 1985. – Т.28. – Кн.2. - С.224.
2 См. об этом в кн.: Белов С. В. Жена писателя: Последняя любовь Ф. М. Достоевского. – М., 1986.
_________________
детям непременно купить гостинцев и добавляет, что «детям и медицина предписывает сладкое», то И. Волгин делает вывод, что «счастливая в общем семейная жизнь Достоевского была далека от идиллии».-И. Волгин пишет, что черновые записи Анны Григорьевны не всегда поддаются расшифровке. Но здесь и заключается основная его ошибка в допросе с пристрастием жены писателя. И. Волгин не только не знает, что все эти записи давно расшифрованы, но даже, к сожалению, не все прочел из того, что вообще не зашифровано.
В статье «На углу Кузнечного и Ямской: (Последняя квартира Достоевского и явка народовольцев)» доктор исторических наук В. А. Твардовская, рассказывая об аресте соседа писателя народовольца А. И. Баранникова в январе 1881 г., делает вывод; «Но даже если писатель и вовсе не был знаком с жильцом из соседней квартиры, то и тогда арест и обыск в его доме не могли не потрясти Достоевского – человека с обостренной впечатлительностью и необычайным воображением...»
Рассматривая запись А. Г. Достоевской в ее записной книжке от 25 января 1881 г. – «Вечером ходил гулять, а затем...», В. А. Твардовская пишет: «Здесь запись открытым текстом обрывается и следуют стенографические значки, пока не расшифрованные. Что было «затем» – после вечерней прогулки, накануне той ночи, когда у Достоевского пошла горлом кровь, – не известно и из воспоминаний Анны Григорьевны, хотя опиралась мемуаристка на свои дневниковые записи. Восстанавливая события 25 января, она не воспользовалась зашифрованными строчками. Не исключено, что именно во время прогулки Достоевский мог узнать об аресте жильца из одиннадцатой квартиры»2.
Наконец, отмечая, что 26 января в доме, где жил Достоевский, был арестован Н. Колодкевич, и указывая, что вечером этого же дня у писателя возобновилось кровотечение, которое А. Г. Достоевская в письме к Н. Страхову 21 октября 1883 г. объяснила тяжелым разговором писателя с сестрой
_________________
1 Литературная газета.-1982.-3 ноября.
2 Там же.
_________________
В. М. Ивановой о наследстве богатой родственницы, В. А. Твардовская заключает: «Все же, по-видимому, Достоевского угнетали не только семейные раздоры и заботы о будущем детей, но и то, что происходило в доме. Возможно, слух о новом аресте проник в квартиру писателя и усугубил его нездоровье»1.
Однако это ошибочный вывод. Прежде всего, это недостоверно психологически. Трудно представить, чтобы человек такой железной воли, каким, например, называл Достоевского семипалатинский прокурор Александр Егорович Врангель, человек, прошедший каторгу, стоявший на эшафоте в ожидании смерти, когда жить ему оставалось, как он сам писал, «не более минуты», – вдруг был так «потрясен» арестом и обыском в его доме, что у него началось кровотечение, а еще один арест «усугубил его нездоровье» и фактически привел к смерти. (Кстати, И. Волгин, рассказывая о шестой попытке убийства царя, пишет, что «в момент, казалось бы, реальной опасности Достоевский сохраняет полнейшее присутствие духа».)
Еще более невозможно представить тот факт, что Достоевский, проживший с Анной Григорьевной душа в душу четырнадцать лет, никогда ничего не скрывавший от нее (письма его к жене достаточно убедительно свидетельствуют об этом), скрыл, от нее самое важное – причину своей смерти, то есть то, что он узнал об аресте в его доме революционера и у него поэтому от волнения началось кровотечение.
Но, может быть, Достоевский все-таки сказал об этом жене, а она побоялась указать на эту причину смерти мужа в своих «Воспоминаниях»? Но «Воспоминания» Анна Григорьевна закончила в 1916 году – неужели через тридцать пять лет она «испугалась» написать о том, что причиной смерти мужа был арест народовольца? Конечно, нет. Ведь Анна Григорьевна не испугалась гораздо более тяжелых вещей: она не испугалась посвятить в «Воспоминаниях» целую главу под названием «Ответ Стра-
_________________
1 Литературная газета. – 1982. – 3 ноября.
2 Там же
_________________
хову» гнусной клевете Страхова, появившейся в печати, о том, что Достоевский, как и его герои Свидригайлов и Ставрогин, сам тоже совершил это тяжкое преступление – растлил малолетнюю девочку.
Согласитесь, для женщины, боготворившей своего мужа, считавшей его идеалом нравственности, вдруг прочесть о нем такое, да еще писать об этом в мемуарах – это страшно, гораздо страшнее ареста какого-то народовольца. Анна Григорьевна могла бы и не писать об этой клевете , сделав вид, что она ничего о ней не слышала, и никто бы, конечно, не посмел упрекнуть ее за это. Но у Анны Григорьевны хватило мужества на пороге смерти написать об этом – тем более она бы, конечно, не побоялась написать о том, что арест народовольца так «потряс» Достоевского, что он умер. Если бы, конечно, знала об этом. Но она не знала по той простой причине, что никакой арест народовольца не «потряс» Достоевского.
Об этом совершенно недвусмысленно и ясно свидетельствует записная книжка Анны Григорьевны. То, что В. А. Твардовская в записной книжке жены писателя за воскресенье 25 января 1881 года в нерасшифрованной записи «Вечером ходил гулять, а затем...» приняла за загадку смерти писателя, т.е. за умышленное сокрытие Анной Григорьевной того факта, что Достоевский во время прогулки узнал об аресте в своем доме народовольца, – уже давно расшифровано ленинградской стенографисткой Ц. М. Пошеманской. Оказывается, Достоевский страдал расстройством желудка и часто ходил в туалет (Анна Григорьевна обозначала это словом «дело»). Так и в данном случае после прогулки он пошел в туалет. Вполне естественно и понятно, что, когда Анна Григорьевна писала «Воспоминания», «она не воспользовалась зашифрованными строчками», т.е. решила об этом не писать.
И. Волгин учитывает эту ошибку В. А. Твардовской, однако сам, в свою очередь, допускает три ошибки. Анна Григорьевна действительно не скрывала причину смерти Достоевского. Его сестра Вера Михайловна Иванова обратилась к нему с просьбой отказаться в пользу сестер от своей доли в доставшемся ему по наследству от умершей тетки Куманиной рязанском имении. По воспоминаниям дочери писателя, между братом и сестрой произошел бурный разговор о куманинском наследстве1. Достоевский не хотел отказываться от рязанского имения, зная, что у него подрастают дети. Через тридцать пять лет Анна Григорьевна говорила писателю А. Измайлову, что, освободившись за год до смерти от долгов, Достоевский мечтал о маленьком имении, которое, по его словам, «и обеспечило бы детей, и сделало бы их почти некоторыми участниками в политической жизни Родины»2. Но особенно потрясло Достоевского то, что об этом с ним приехала говорить его любимая сестра Вера, дочери которой он посвятил роман «Идиот» и назвал в ее честь свою первую дочь именем Софья. И вот когда он колоссальным трудом и исключительно благодаря Анне Григорьевне лишь к концу жизни достиг хоть какого-то материального благополучия и имение дало бы ему возможность позаботиться о детях, а самому работать там над продолжением «Братьев Карамазовых», вдруг его хотят лишить этого. И кто? Сестры! А просить приехала Верочка, как ласково называл он сестру. А ведь у нее уже было свое имение в Даровом.
Об этом же крупном разговоре писателя со своей сестрой Анна Григорьевна рассказала в письме к Н. Н. Страхову от 21 октября 1883 года3, а в своей записной книжке 1881 года точно указала, что В. М. Иванова, действительно, была у Достоевского, только из-за болезни мужа Анна Григорьевна неверно записала, что В. М. Иванова была во вторник, 27 января 1881 года, а не в понедельник, 26 января: «... Во вторник была Штакеншнейд<ер>, Орест Миллер, ходила за виноградом, ел икру с бел<ым> хлебом, пил молоко. Был Кошлаков, а после него Бретцель, разъехались. Ходил кой-куда, освежа-
_________________
1 Достоевская Л. Ф. Достоевский в изображении его дочери. – М.-Пг., 1922. -С.102.
2 Измайлов А. Указ. соч.
3 См.: Гроссман Л. П. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского: биография в датах и документах. – М.-Л., 1935. – С.352.
_________________
ли комнату. Вечером Верочка и Павел Александ<рович>...»
Здесь И. Волгин делает первую ошибку. Он принимает Верочку не за сестру писателя Верочку Иванову, а за жену его пасынка Павла Александровича Исаева, не зная, что ее звали Надежда Михайловна.
Наконец, решающим доказательством того, что главной причиной, ускорившей смерть Достоевского, был его разговор с сестрой В. М. Ивановой, является отзыв умирающего писателя о сестрах в записной книжке жены 1881 года после его причащения, – отзыв, который Анна Григорьевна, записав частично стенографически, не решилась даже весь расшифровать (здесь И. Волгин делает вторую ошибку, не зная, что все зашифрованные места в записной книжке Анны Григорьевны 1881 года расшифрованы Ц. М. Пошеманской): «...
<Я причастился, исповедался, а все-таки не могу равнодушно подумать о сестрах>. Какие они несправедливые...» (на запись «Какие они несправедливые...» И Волгин не обратил внимания, не до конца прочтя эту книжку жены писателя).
Можно представить себе, как на Достоевского подействовал разговор с сестрой, если даже после причащения он не успокоился. Однако в своих «Воспоминаниях», работу над которыми Анна Григорьевна завершила в 1916 году, она не стала называть фамилию В. М. Ивановой и рассказывать о ее неприятном разговоре с Достоевским, ускорившем его смерть. Сделала это Анна Григорьевна из чисто этических соображений. Еще были живы трое детей В. М.. Ивановой. В «Воспоминаниях» Анна Григорьевна сообщила лишь о первом кровотечении мужа в ночь с 25 на 26 января 1881 года, когда он отодвинул тяжелую этажерку, чтобы найти вставку с пером.
Третья ошибка И. Волгина не так существенна, она говорит о том, что он невнимательно работал. А. Г. Достоевская пишет, что в понедельник 26 января 1881 года «пришел один господин очень добрый и который был симпатичен мужу». И. Волгин принимает «одного господина», с которым Достоевский говорил о будущем «Дневнике» и с которым они горячо спорили, – за Веру Михайловну Иванову.
Непонятно, почему женщину надо выдавать за мужчину, и нелепо предполагать, чтобы Достоевский мог говорить с сестрой о будущем «Дневнике», да еще спорить по поводу статьи в нем, зная, что сестра в этом ничего не понимает.
Скорее всего, это был А. Н. Майков, который, как пишет Анна Григорьевна в записной книжке 1881 года, действительно, говорил с Достоевским об окончании / «Дневника писателя», о февральском будущем номере / «Дневника», о том, что Достоевский хочет в нем опубликовать. Только Анна Григорьевна перепутала, когда приходил Майков – 25-го или 26-го января. Характерно, что в своей записной книжке Анна Григорьевна ни о каком таком «одном господине» не упоминает. Почему же -Анна Григорьевна в 1916 году, когда закончила работу над своими «Воспоминаниями», не назвала этого господина? Опять же из этических соображений: еще были живы дети Майкова.
Вывод отсюда может быть только один: не надо ни в чем подозревать или уличать женщину, которой Достоевский посвятил величайший роман мировой литературы «Братья Карамазовы».
Но главное для И. Волгина – сделать Достоевского «левым», и не просто «левым», а «слишком левым». И тогда оказывается возможным, что народоволка Анна Павловна Корба заходила к Достоевскому по дороге к Баранникову! Но тогда почему же она ни разу в советское время ни в одном из мемуарных свидетельств (а их было три) не упомянула, что была у Достоевского?! Казалось бы, уже можно было не скрывать, а гордиться знакомством с гением. И вот уже у И. Волгина Баранников прятал революционную литературу в квартире Достоевского, в кладовке, среди массы книг, подружившись с мальчиком Петей, работавшим в книжном складе писателя. Однако ставший впоследствии известным книгопродавцем сам Петр Кузнецов почему-то ничего об этом не говорит в воспоминаниях, написанных уже в советское время, хотя как было бы, вероятно, здорово вспомнить о своей дружбе когда-то с самим Баранниковым!1
Вот уже И. Волгин утверждает, что Достоевский «не брал на себя смелость по пунктам ответить на сакраментальный вопрос: что делать?» Но ведь Достоевский уже ответил на этот «сакраментальный вопрос» в Пушкинской речи: «Смирись, гордый человек!»
И. Волгин эффектно пишет, что на одной лестничной площадке с Достоевским жил член Исполнительного комитета «Народная воля» А. И. Баранников, и далее: «В двух шагах от квартиры Достоевского мирно распивают чай три члена Исполнительного комитета «Народной воли» и самый наисекретнейший его агент».
Но что бы сказал И. Волгин, знай он о том, что в одном доме в Петербурге, на Литейном проспекте, В. И. Ленин, нелегально приехав в столицу, обсуждает у издательницы и книгопродавца А. М. Калмыковой с В. И. Засулич (тоже, кстати, находившейся здесь нелегально) и петербургскими социал-демократами план издания «Искры», а буквально за стеной живет Победоносцев! (О том, что Победоносцев жил рядом с Салтыковым-Щедриным, И. Волгин, вероятно, знает.)
О чем это говорит? Только об одном. О том, что в Петербурге не было проблемы с жилплощадью.
И в заключение еще об одном. К сожалению, у И. Волгина есть высказывания, которые, возможно, неожиданно для самого автора, солидаризируют его с теми, кто утверждает, что злодейство и гений – вещи совместимые.
Основная посылка И. Волгина следующая: «Террор – даже самый «бескорыстный» – не мог вызвать в авторе «Преступления и наказания» ни малейшего сочувствия. Скорее наоборот. Однако распространялось ли это нравственное отвержение на личности тех, кто, рискуя собой, поднимал оружие?»
Но разве И. Волгин не знает, что Нечаёв тоже рисковал собой, или Березовский, стрелявший в Александра II? Или
_________________
1 См.: Кузнецов П. Г. Служба у Достоевского: (Из автобиографии книжника)/ Публ. С. В. Белова // Кн. торговля. - 1964. – №5. – С.40-41.
_________________
И. Волгин не знает отзыва Достоевского о Березовском, назвавшего этого террориста г...ком1?
И вот уже И. Волгин с упоением описывает, как Степняк-Кравчинский всадил кинжал в Мезенцова, как Халтурин подложил «динамит к юбилею», (Создается впечатление, что И. Волгин даже как будто рад этому!) А ведь речь идет об убийцах, которые были для Достоевского пострашнее Нечаева, ибо Нечаев убил студента Иванова, а они убили царя, и не просто царя, а царя – освободителя крестьян и славян, царя, который все сделал лично для Достоевского как писателя и как человека.
И вот И. Волгин иезуитски нас убеждает, что «нравственные истоки» преступления Нечаева и Алеши-цареубийцы различны, и вина Верховенского «перетягивает» предполагаемую вину Алеши.
Так ведь это же казуистика. Неужели непонятно И. Волгину, что нравственные истоки преступлений Нечаева и Алеши одни и те же и что вина Алеши-цареубийцы в миллион раз страшнее!
К сожалению, И. Волгин здесь не одинок (хотя, конечно, никто до Алеши-цареубийцы не доходил). Стало уже притчей во языцех говорить о том, что в «Бесах» Достоевский имел в виду не тех бесов..., а других «бесов», то есть Нечаева и иже с ними. Пишут даже, что, разоблачая в лице Нечаева левацкий мелкобуржуазный уклон, Достоевский чуть ли не с К. Марксом солидаризировался в этом разоблачении или,. во всяком случае, как и К. Маркс, предупреждал об опасности, подстерегающей настоящее революционное движение, если оно пойдет по пути Нечаева и ему подобных.
Но это заблуждение. Дело в том, что Достоевский выступал не против того или иного революционера, для него было все равно, как его звали, – Каракозов, Нечаев, Желябов или еще как-нибудь. Достоевский выступал против общей категории бунта, независимо от того, какую конкретную форму этот бунт примет, чьим именем бунт этот будет освящен.
_________________
1 См.: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1985. - Т.28. -Кн.2. - С.206. 176
_________________
Для Достоевского любой революционный бунт, любая резолюция – это не экономический бунт, не экономическая революция, а бунт против Бога, ибо если Бога нет, то все позволено.
Но И. Волгин идет еще дальше и начинает сомневаться в вере Достоевского. И. Волгин пишет: «Победа, по-видимому, остается за этим несловоохотливым персонажем». Это говорится о Христе в его молчании перед Великим Инквизитором. Самое замечательное здесь у И. Волгина – это, конечно, словечко «по-видимому».
И вот уже у И. Волгина и «церковь» Достоевского «нимало не похожа на существующую историческую церковь», и «официальная церковь в лучшем случае индифферентна к самому Достоевскому и его делу».
Конечно, это эффектно сказано, если представлять писателя слишком «левым» , но это неверно по существу. Разве И. Волгин не знает, что И. Л. Янышев, ректор Петербургской духовной академии, был большим другом Достоевского и сказал о нем и «его деле» вдохновенное слово на похоронах писателя?1 Разве И. Волгин не знает, что старорусский священник И. Румянцев был замечательным другом писателя2, а уж о близости «официального» Победоносцева к «самому Достоевскому и его делу» я и не говорю.
И. Волгину кажется, что он окончательно «развенчивает» православную веру Достоевского, когда приводит слова К. Леонтьева 6 том, что в Оптиной Пустыни православным сочинение «Братья Карамазовы» не признают, и отрывок из письма Вл. Соловьева к К. Леонтьеву, где Вл. Соловьев пишет, что Достоевский «стать на действительно религиозную почву никогда не умел»3. (И. Волгин даже как будто рад этому.)
Но И. Волгин не замечает, что все здесь совсем не просто. В противостоянии К. Леонтьева и Достоевского мы ближе к
_________________
1 См.: Церковный вестник. - 1881. – №6. – С.6-7.
2 См.: Рейнус Л. М. Достоевский в Старой Руссе. – 2-е изд., испр. И доп. – Л., 1971.
3 См.: Розанов В. Из переписки К. Н. Леонтьева //Рус. вестник. – 1903. - №5. - С.162.
_________________
Достоевскому. Любовь и человечность – не розовость. Конечно, и Ферапонт, и «старец, подвергшийся тлению», даже и не стилизованы, а несколько романсированы. Это законно и неизбежно для Достоевского: у него ведь реализм особый. И надо прочитывать все верно, не сквозь леонтьевскую суховатую прозу. Сам К. Леонтьев в сущности тоже был одним из русских старцев. Но он не добрался до настоящей, т.е. благодатной, харизматической духовности. А просто был умным и горячим (а иногда и слишком горячим) сыном своего народа.
В свое время В. Розанов точно заметил: «Если это не отвечало типу русского монашества XVIII – XIX веков (слова Леонтьева), то, может быть, и даже наверное, отвечало типу монашества IV – IX веков»1. К Златоусту Достоевский, действительно, ближе (и именно в своих социальных мотивах), чем К. Леонтьев. Розанов прибавляет: «Вся Россия прочла его «Братьев Карамазовых», и изображению старца Зосимы поверила<...> «Русский инок» (термин Достоевского) появился, как родной и как обаятельный образ, в глазах всей России, даже неверующих ее частей»2.
Старец Зосима не был списан с натуры, и не только от оптинских образов исходил Достоевский. Это был «идеальный», или «идеализированный» портрет, писанный больше всего с Тихона Задонского. Силою своей художественной прозорливости Достоевский угадал и распознал эту серафическую струю в русском благочестии и намеченную линию пророчески продолжил.
И. Волгин не заметил одного странного противоречия. Тот же Вл. Соловьев сразу после смерти писателя в «Трех речах в память Достоевского» утверждал совсем другое, чем в более позднем письме к Леонтьеву: «... Только связав себя с Богом в Христе и с миром в Церкви, можем мы делать настоящее Божье дело, – то, что Достоевский называет православным делом...»3
_________________
1 Русский вестник. - 1903. - №4. - С.651.
2 Там же.
3 Соловьев Вл. Философия искусства и литературная критика. – М., 1991. -С.255.
_________________
В «Заметке в защиту Достоевского от обвинения в "новом христианстве"» по поводу труда К. Леонтьева «Наши новые христиане...» ( – М., 1882) Вл. Соловьев утверждал, что Достоевский «решительно свободен» от «заблуждений псевдохристианства». Он называет великого русского писателя «замечательным человеком» и пишет, что свои лучшие упования для человека Достоевский основывает на действительной вере в Христа я Церковь; Достоевский «верил в человека и в человечество только потому, что он верил в богочеловека и в багочеловечества, – в Христа и в Церковь»1.
Тогда в чем же дело? Почему письмо Вл. Соловьева к К. Леонтьеву так диаметрально противоположно по смыслу словам Вл. Соловьева в его «Трех речах в память Достоевского»? Неужели Вл. Соловьев менял свои убеждения, как рубашки? Нет, конечно, И. Волгин явно путает здесь времена и нравы. Р. Гальцева и И. Роднянская совершенно справедливо пишут о том, что «по-видимому, сведения, исходящие от Леонтьева, требуют осторожного отношения ввиду того, что из-за присущей ему страстной захваченности в любом принципиальном споре он часто переакцентирует и перекраивает сообщаемые факты и мнения» и далее: «Подобные казусы заставляют предположить, что Леонтьев столь же произволен, когда сообщает высокомерный отзыв Соловьева о религиозности Достоевского, будто бы содержащийся в одном из писем Соловьева, которое Леонтьев цитирует явно по памяти и без указания даты»2.
Итак, причиной смерти Достоевского послужил не арест народовольца, а разговор с сестрой, Алеша Карамазов никогда не смог бы стать цареубийцей, и Достоевский, действительно, верил в Христа и Церковь.
_________________
1 Там же. -С.261-263.
2 Гальцева Р., Роднянская И. Раскол в консерваторах //Неоконсерватизм в странах Запада: Реф. сб. 4.2: Социально-культурный и философский аспекты. -М., 1982. - С.259-260.
_________________
Г. В. Михеева ОКТЯБРЬ 1917 ГОДА... КНИЖНАЯ ПАЛАТА
Чтобы лучше понять настоящее, мы все чаще вглядываемся в наше прошлое. Бесстрастные свидетельства своего времени – архивные документы – сохранили порой поистине бесценную летопись жизни тех или иных учреждений, отдельных людей. В этом отношений Петроградской Книжной палате повезло: в Центральном государственном архиве литературы и искусства г. Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПб) сохранились не просто отдельные документы, а целая подборка связанных между собой материалов, позволяющих воссоздать один из сложных, драматических периодов в жизни Палаты.
Обратимся к ее* истории. Видные ученые, общественные деятели, библиотековеды и библиографы страны неоднократно предлагали проекты упорядочения дела государственной регистрации произведений печати в России1. Однако реальная возможность создания специального государственного учреждения, занимающегося в том числе и регистрацией всей выходящей в стране печатной продукции, возникла только после Февральской революции с упразднением Главного управления по делам печати, преследовавшего, главным образом, цензурные функции2.
«Так же, как ни один вопрос государственной и общественной жизни не может быть решен без статистики, он не может быть решен и без библиографических указаний на литературу предмета... В России библиография всегда носила кустарный характер... Новый строй должен отвести почетное
_________________
1 Об этом подробнее см.: Машкова М. В. История русской библиографии начала XX века (до октября 1917 года). – М, 1969. – С.40-44, 55; Машкова М. В., Сокурова М. В. Из истории возникновения «Книжной летописи» //Сов. библногр. 1957. – Вып. 47. – С.64; Рожнова В. И. «Книговедение» – журнал Московского библиографического кружка //Книга: Исследования и материалы. – М., 1989. – Сб.57. – С. 123-124
2 Об учреждениях по делам печати: Постановление Временного правительства от 27 апреля 1917 г. //Собр. узаконений и распоряжений правительства... 1917. 15 (28) мая. - № 109. - Ст.598. - С.948-950.
_________________
место библиографии, которая отныне должна стать делом государственным», – так писали «Библиографические известия» через несколько дней после Февральской революции'.
16 (29) мая 1917 г. приступила к работе учрежденная на основе постановления Временного правительства Книжная палата – первое в мире государственное учреждение, созданное специально для регистрации произведений печати2. У ее истоков стояли А. А. Шахматов, С. Ф. Ольденбург, С. А. Венгеров, П. Е. Щеголев, В. И. Срезневский, Б. Л. Модзалевский, Э. А. Вольтер, А. Д. Торопов, Б. П. Гущин, В. И. Чарнолуский, А. М. Ловягин, Е. А. Гейнц, И. А. Кубасов и др.3
На пост директора Книжной палаты в Петрограде было несколько кандидатур, но выбор пал на С. А. Венгерова «как на наиболее заслуженного научного и литературного деятеля, пользовавшегося наибольшей общественной популярностью и имевшего прекрасную общественную репутацию старого убежденного и стойкого социалиста, неоднократно подвергавшегося преследованиям при самодержавном режиме»4.
23 мая (5 июня) 1917 г. был утвержден «Наказ Книжной палате», в соответствии с которым руководство работой Палаты осуществлялось Президиумом, состоящим из директора и заведующих отделами, а в «целях содействия полноте научной работы Книжной палаты и поддержания ее на должной высоте» учреждается Совет5.
На первом заседании Совета Палаты 12 (25) июля 1917 г. был утвержден состав Совета, избраны его председатель (С. Ф. Ольденбург), товарищ председателя (М. А. Дьяконов) и секретарь (А. Г. Фомин), определены порядок его работы, функции и обязанности6.
_________________
1 Государственное значение библиографии //Библиогр. изв. 1917. -№1/2. - Сб.
2 Вестн. Врем, правительства. 1917. 16 (29) мая. - № 55 (101).
3 Фомин А. Г. С. А. Венгеров как организатор и первый директор Российской Книжной палаты... – Л., 1925 – С.10 – 15.
4 Там же. - С.14.
5 Собр. узаконений и распоряжений правительства... 1917. 20 июня (3 июля) - № 141. - Ст.761.
6 ИРЛИ. Ф.568: Арх. А. Г. Фомина, оп.1, ед.хр.168. Л.42-49, 78-81.
_________________
16 (29) сентября 1917 г. была упразднена Особая комиссия по ликвидации Главного управления по делам печати1. Встал вопрос о том, в составе какого министерства Палате целесообразно находиться. На 3-м заседании Совета Палаты 6(19) сентября было решено, что Палата должна войти в состав Министерства народного просвещения как автономное учреждение, но временно в1917 – 1918 гг. по предложению С. А. Венгерова решено было войти в состав Министерства внутренних дел, в ведении которого находились губернские и уездные комиссары Временного правительства, отвечавшие за доставку в Палату литературы2.
Задачи, которые ставила перед собой Книжная палата, были весьма многообразны. Она мыслилась ее основателям как научно-библиографическое учреждение, выполняющее целый комплекс библиографических задач. В ее состав вошли Литературно-библиографический институт, основанный С. А. Венгеровым в 1916 г., Бюро международной библиографии по естествознанию и математике, Книжный фонд. Предполагалось ежегодное издание систематических указателей по разным отраслям наук3. В недрах Палаты разрабатывалась идея создания энциклопедии книговедения, библиографии русской библиографии, репертуара русских книг от начала книгопечатания и списка повременных изданий XX века4. Впоследствии в состав Палаты вошла комиссия «Наука в России», подготовившая справочник такого же названия, издавались и планировались «Временники Российской Книжной палаты», прорабатывалась новая система классификации литературы5. Однако все это было потом. На начальном этапе
_________________
1 Вестн. Врем, правительства. 1917. 7 (20) окт. № 171 (217).
2 ИРЛИ. Ф.568, оп.1, ед.хр.167, л.74-75.
3 Венгеров С. А. Наша задача //Sertum bibliologicum в честь президента Русского библиологического общества проф. А. И. Малеина. – Пб., 1922. - С.З.
4 ОР ГПБ. Ф.316: НИИ книговедения, ед. хр.15, л.З.
5 Об этом подробнее см. в работах: Фомин А. Г. Указ. соч. – С.39- 42; [Ильинский Л.К.] Библиографические работы Книжной палаты // Библ. обозрение. 1919. – Кн.1. – С.161-164; Российская Книжная палата //Там же. 1920. – Кн.2. – С.261-265; КалентьеваА. Г. Влюбленный в литературу: Очерк жизни и деятельности С. А. Венгерова (1855 – 1920). – М., 1964. – С.61-67; Мартынов И. Ф. Отчет академика Н. К. Никольского о деятельности Российской Книжной палаты с 27 апреля 1917\г. по 1 декабря 1920г.//Советскаябиблиография. – 1967. -№3. – С.226-234.См.также: Михеева Г. В. Петроградская Книжная фалата и «Книжная летопись» (февр. 1917 - июнь 1920 г.) //Историко-библиографические исследования. - Л., 1990. - С.7-55.
_________________
Палата имела «... первой своей основной задачей собирание печатного материала для регистрирования его в «Книжной летописи» и снабжения новыми книгами государственных книгохранилищ...»1. Палата продолжила издание созданной еще в 1907 г. «Книжной летописи», которую К. Н. Дерунов по праву назвал «самым ценным приобретением русской новейшей (с конца 70-х годов XIX в.) специальной журналистики и всей библиографии нашей вообще»2.
В свое время М. В. Машкова справедливо отмечала, что «Книжная летопись» с февраля 1917 г. полностью утратила ранее присущие ей цензурные функции3. Это же было справедливо и в отношении созданной Книжной палаты, с самого начала преследовавшей лишь научно-библиографические функции и призванной играть заметную культурно-историческую роль.
В межреволюционный период Палата предпринимала энергичные действия по сбору и регистрации всей выходившей в стране печатной продукции. С первого дня открытия Книжной палаты С. А. Венгеров неоднократно публикует обращения к губернским комиссарам Временного правительства, издательствам, редакторам, сотрудникам периодических изданий, работникам типографий, участникам различных политических организаций, съездов, конференций, писателям, ученым, всем любителям книжного дела, разъясняя культурно-просветительские цели регистрации4.
_________________
1 Венгеров С. А. Наша задача... - С.2-3.
2 Дерунов К. Н. Жизненные задачи библиографии: (Итоги и уроки прошлого русской библиографии за 200 лет) //Библиогр. изв. – 1913. – № 2. - С.114.
3 Машкова М. В. Указ. соч. – С.59.
4 От Книжной палаты: (Обращение от 1 (14) июня 1917 г.). – Пг., 1917.
– С.4; От Книжной палаты: Обращение к издательствам 26 июля (8 авг.) 1917 г.) //Кн. летопись. - 1917. - № 29/30. - С.16.
_________________
В октябре 1917 г. Палата обратилась в Министерство внутренних дел «с ходатайством о присвоении ей наименования «Государственная Книжная палата»1.
Наступило 25 октября (7 ноября) 1917 года. Неизбежно встал вопрос, ответ на который мучительно искали многие честные и образованные люди того времени: «Может ли интеллигенция работать с большевиками?» Вопреки Александру Блоку, ответившему – «может и должна»2, российская интеллигенция в подавляющем большинстве высказалась отрицательно. Не остались в стороне и служащие Книжной палаты... Далее следуем по архивным материалам3.
Из «Протокола 6-го заседания Совета Книжной палаты...»: «... после ареста членов Временного Правительства и насильственного захвата власти «большевиками», 27 октября состоялось общее собрание сотрудников Книжной Палаты, которое единогласно вынесло следующую
<...> резолюцию...»4.
Документ первый
«Служащие Книжной Палаты, обсудив в своем собрании современное общее положение Петрограда, решили не подчиняться органам и распоряжениям, исходящим от партии, самовольно и путем мятежа захватившей власть.
Служащие Книжной Палаты всецело присоединяются к постановлению служащих ряда правительственных учреждений и приостанавливают свою работу на время отсутствия законной власти5.
_________________
1 ОР ГПБ. Ф.316, ед.хр.6, л.15 об.
2 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. - М.. 1962. - Т.6. - С.8.
1 При приведении архивных документов мы старались соблюдать не только хронологическую последовательность, но и отразить порядок следования их в архиве, в определенной степени напоминающий своего рода летопись. Даты в документах приводятся по старому стилю.
4 ЦГАЛИ СПб. Ф.306, оп.1, д.7, л.80. Далее при ссылках на ЦГАЛИ СПб указывается только номер дела и листов.
5 Как известно, в знак протеста против захвата власти большевиками в первые послереволюционные дни многие чиновники и служащие прибегли к саботажу и забастовкам. К ним присоединились рабочие и служащие некоторых типографий. Поводом послужило принятие Советом Народных Комиссаров на третий день революции 27 октября (9 ноября) 1917 г. «Декрета о печати». (Культурное строительство в РСФСР, 1917-1927.Т.1.: Документыиматериалы, 1917-1920.-М..1983.-ЧЛ.- С.253).
_________________
Вместе о тем служащие Книжной Палаты приветствуют инициативу Городского Самоуправления в деле создания Комитета Общественного Спасения, признавая его своим руководителем в эти дни бесконтрольного правления безответственных лиц.
Директор Книжной Палаты С.Венгеров
27 окт. 1917»1.
Из «Протокола 6-го заседания Совета Книжной палаты...»: «... вынося приведенную выше резолюцию, сотрудники Книжной Палаты тем не менее считали недопустимым прекратить полностью по политическим мотивам свою культурную деятельность и продолжали, частью на дому, частью в помещении Палаты, выполнять некоторые неотложные работы, как например: собирание и регистрацию Петроградских периодических изданий, переставших поступать в Палату, прием и разборку приходящей в Палату корреспонденции и т.п.2
<...>
1 ноября явился в Книжную Палату И. В. Егоров3-за получением суточных денег вместо своей жены Т.. Д. Хрус-,талевой, служащей в Палате. Узнав от директора Палаты С. А. Венгерова, что сотрудники не получают суточных денег ввиду забастовки служащих в государственных учреждениях, И. В. Егоров заявил о том, что он разделяет воззрения «большевиков», сочувствует их деятельности и протестует против
_________________
1 Д.2, л. 118. Текст машинописный, подлинник.
2 Д.7,л.81.
3 Егоров Иван Васильевич (1887 – 1971). Октябрьская революция застала его на службе в Книжной палате, куда он поступил 11 (24) сентября 1917 г. Там же работала и его жена Т. Д. Хрусталева (д.4. лл.25-26 об.). В ноябре 1917 г. он был назначен комиссаром Академии наук, в декабре – правительственным комиссаром отдела высших учебных заведений, решительно выступал против саботажа старой интеллигенции. (Подробно о нем см.: Герои Октября. – Л., 1967. – Т.1. – С.357-359). В 1980 г. выпущена книга его воспоминаний «От монархии к Октябрю» ( – Л., 1980), где он описывает в том числе и события, происходившие в эти дни в Палате. По воспоминаниям И. В. Егорова, он 9 (22) ноября 1917 г. пришел в Смольный к секретарю Совнаркома Н. П. Горбунову, который тогда же назначил Егорова правительственным комиссаром в Палату (Указ. соч. – С.236). Однако установить, состоялось ли действительно назначение правительственным комиссаром Егорова, ни по ЦГАЛИ СПб, ни на основании личного фонда И. В. Егорова и его жены Т. Д Немчиновой (Хрусталевой), который хранится в Доме Плеханова (ОР ГПБ. Ф.273. И. В. Егоров), не удалось.
_________________
приведенной выше резолюции сотрудников Палаты, вынесенной собранием, на которое не были посланы приглашения всем сотрудникам Палаты. На это С. А. Венгеров ответил И. В. Егорову, что собрание состоялось в обычное время занятий, когда все сотрудники Палаты обязаны быть в ней.
<...> вслед за этим он (Венгеров. – Г. М.) получил письмо от жены И. В. Егорова Т- Д. Хрусталевой, в котором она протестует против резолюции общего собрания сотрудников Книжной Палаты 27 октября
<...>.
10 ноября, в 12-м часу ночи С. А. Венгеров был вызван к телефону. Лицо, назвавшееся секретарем Совета Народных Комиссаров, заявило, что в Совет пришло несколько служащих Книжной Палаты, сообщивших о забастовке сотрудников Палаты, препятствующей им продолжать работу. Вместе с тем указанное лицо обратилось к С. А. Венгерову с вопросом, на каком основании Книжная Палата примкнула к забастовке служащих в государственных учреждениях. С. А. Венгеров ответил, что он не считает возможным говорить по этому вопросу по телефону и что если представители Совета Народных Комиссаров желают разговаривать с ним, то они должны бы это сделать, явившись к нему лично.
Ввиду заявления Т. Д. Хрусталевой и лица, назвавшегося секретарем Совета Народных Комиссаров, о том, что в числе сотрудников Книжной Палаты имеются протестующие против поведения большинства, С. А. Венгеров счел себя обязанным как директор Палаты созвать новое общее собрание сотрудников Палаты, послав им всем соответствующее приглашение. Это собрание состоялось 14-го ноября в присутствии почти всех служащих Книжной Палаты, в- том числе и курьеров.
<...> В начале общего собрания сотрудников Книжной Палаты 14-го ноября С. А. Венгеров сообщил, не называя фамилий, о посещении его И. В. Егоровым, письме Т. Д. Хрусталевой
<...> и передал содержание разговора по телефону с лицом» назвавшимся секретарем Совета Народных Комиссаров. Вслед за сообщением С. А. Венгерова выступил И. В. Егоров, заявивший, что он «донес» в Смольный о Книжной Палате. Слушая
И. В. Егорова с должным вниманием, не перебивая его, сотрудники Книжной Палаты после его заявления о доносе отказались выслушать его далее и потребовали удаления с собрания. Ввиду отказа И. В. Егорова покинуть собрание, сотрудники Книжной Палаты после перерыва заседания собрались в другой зале Палаты и, обсудив вопрос о текущем моменте и о своем отношении к нему, вынесли следующую, прочитанную С. А. Венгеровым, резолюцию...»1.
Документ второй
«Общее собрание служащих Книжной Палаты в заседании своем 14 ноября 1917 года, обсудив вопрос о текущем моменте и о своем отношении к нему, постановило:
Служащие Книжной Палаты в оценке современного политического положения остаются на точке зрения своей резолюции 27 октября 1917 года и подтверждают, что не считают возможным признавать захватную (так! – Г. М.) власть и ее исполнителей; но, признавая работу Книжной Палаты работой культурной, которая не может быть связана с целями и задачами политики, а прежде всего обслуживает научные нужды, служащие возобновляют свою научную деятельность и приступают к занятиям.
Вместе с тем служащие Книжной Палаты заявляют, что при первой же попытке захватной власти и ее исполнителей вмешиваться в жизнь и деятельность Палаты, как учреждения автономного, они совершенно прекращают всякую работу»2.
Из «Протокола 6-го заседания Совета Книжной Палаты...)»: «Эта резолюция была принята всеми присутствовавшими на собрании сотрудниками Книжной Палаты, за исключением одного, подавшего особое мнение»3.
Документ третий
«Особое мнение
Не согласен с постановлением Общего Собрания по двум причинам. Во-первых, не считаю правильной тактику бойкота и изолирования большевиков. Во-вторых, вынося свое постановление, Книжная Палата определенно склоняет свой моральный авторитет в пользу противников известной политической группы (большевиков), и тем самым совершает
_________________
1 Д.7, лл.81-82. ,
1 Д.2, л. 120. Текст машинописный, подлинник.
3 Д.7, л.82.
_________________
политический поступок, от какого в качестве автономно-культурного учреждения она должна воздержаться.
19 11 17 И. Мароз»1
Документ четвертый
«Сотрудники Книжной Палаты, не считая возможным иметь в своей среде И. В. Егорова, ввиду его публичного заявления о том, что он донес на них в Совет Народных Комиссаров, постановили на общем собрании 14-го ноября 1917 г. просить Президиум Палаты исключить И. В. Егорова из числа сотрудников Палаты»2.
Из «Протокола 6-го заседания Совета Книжной Палаты»...:
«18-го ноября явился в Книжную Палату Народный комиссар по внутренним делам Г. Петровский» в сопровождении трех оставшихся неизвестными лиц и обошел помещение Палаты с целью, как он заявил, установить, работают ли сотрудники Палаты. Ознакомленный с приведенной выше резолюцией общего собрания сотрудников Книжной Палаты 14 ноября, Г. Петровский заявил, что вмешательство в жизнь Палаты, о котором говорится в этой резолюции, может считаться состоявшимся и что сотрудники Палаты увольняются им со службы»4.
Документ пятый
«20-го ноября 1917 г. в Книжную Палату в сопровождении вооруженных матросов явился представитель Военно-Революционного Комитета Залуцкий* и, предъявив предписание, потребовал сдачи всех дел, ключей и т.п. •
Директор Палаты заявил, что: 1) «сдавать» Книжной Палате нечего. Кассы у Книжной Палаты нет, и средства для своей работы она получала из Особой Комиссии по ликвидации Главного Управления по делам
_________________
1 Д.2, л. 122. Текст рукописный, подлинник. Исаак Шмеркович Мароз был принят в Палату 22 сентября (5 октября) 1917 г. картописателем, т е библиографом-каталогизатором (д.4, л.27 об.).
2• Д.2, лл.121-121 об. Просьба сотрудников была удовлетворена на 21-м заседании Президиума Палаты 3 (16) декабря 1917 г. (д4. л.36)
3 Петровский Григорий Иванович (1878-1958) - нарком внутренних дел с ноября 1917 г. по март 1919 г.
4 Д.7, л.88.
5 Залуцкий Петр Антонович (1887-1937). Член партии с 1907 г участник Октябрьской революции в Петрограде. В октябрьские дни -член Петроградского ВРК, комиссар 6-го саперного полка. Участник гражданской войны. Впоследствии видный партийный и хозяйственный деятель. Член ЦК партии в 1923 – 25 гг., член ВЦИК. По обвинению в участии в «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группе Сафарова, Залуцкого и других» 10 января 1937 г. приговорен к расстрелу. Реабилитирован в сентябре 1962 г. (Изв. ЦК КПСС-1990.-№1.-С.4О, 43, 47-48).
_________________
печати, состоявшей при Канцелярии Министра Председателя, а в октябре – из Министерства Внутренних Дел.
По существу дела Директор разъяснил представителю Боенно-революционного Комитета, что Книжная Палата ведет свою научную работу подобно Академии Наук, Публичной Библиотеке, музеям и другим научным учреждениям, и будет впредь ее вести, – если только поставленные в настоящее время у входа Книжной Палаты матросы штыками не заградят путь. 2) Книжная Палата есть учреждение чисто научное, а в силу этого беспартийное. Она собирает произведения печати, распределяет их по государственным книгохранилищам, печатает списки новых книг в «Книжной Летописи» и подготовляет научные ежегодники по всем отраслям знания. 3) Книжная Палата а в-тономна в своей деятельности, и, как раньше работа ее никому не была подчинена, так и теперь она не может быть подчиненной: как не подчинена, например, научная работа Метеорологической Обсерватории. 4) Ни Директор, ни секретариат Книжной Палаты не принимают важных решений без ведома Совета Палаты, который имеет чисто общественный характер и состоит из выборных представителей Академии Наук, Публичной Библиотеки, Московского Румянцевского Музея, Литературно-Библиографического Института, Русского Библиологического Общества, Библиографических Обществ при Московском и Одесском Университетах и от Всероссийского Союза Земств и Городов.
Что касается требуемой представителем Военно-Революционного Комитета подписки, то Директор разъяснил: 1) что сотрудники Книжной Палаты, считая себя работниками чисто научного учреждения, имеющего целью обслуживать нужды научного знания, продолжают свою работу. 2) Что являясь работниками автономно-общественного учреждения, они не могут признать вмешательства в их работу и в жизнь учреждения посторонних лиц. 3) Что являясь работниками научного учреждения, они стоят в своей работе вне партийных взглядов и убеждений, и их личные убеждения не должны подлежать какому-либо контролю при свободе политических воззрений.
Со своей стороны сотрудники Книжной Палаты заявили, что какая-либо подписка, касающаяся признания власти совета народных комиссаров, противна их совести и убеждению.
Получив эти сведения, представитель Военно-Революционного Комитета временно удалился, причем все сотрудники Книжной Палаты оказались арестованными.
По возвращении представитель Военно-Революционного Комитета заявил, что Книжная Палата должна приостановить свою работу до созыва Совета Палаты.