Вадим Дементьев. Свет малой родины: отчина и дедина(21)

      Из пяти монастырей-лавр, то есть наиболее значительных, три находились в окрестностях Кубенского озера — это Кирилло-Белозерский, Спасо-Прилуцкий и Покровский-Глушицкий монастыри. Книжное собрание Кирилловой обители превосходило по количеству книг библиотеку Троице-Сергиева монастыря.
      Даже среди этих жемчужин крошечным бриллиантом выглядел Спасо-Каменный монастырь. Согласно Вологодской степени (особый список привилегированных монастырей в XVII в.), обитель на Кубенском озере значится первой. Архимандрия, наиболее почетная сановная степень, введена в монастыре в XVI в., тогда как Кирилло-Белозерский монастырь получил ее только в середине XVII в.
      Сколько выдающихся людей своего времени здесь побывало! Князь Глеб Василькович Белозерский в XIII в., каменские игумены, а затем ростовские владыки Григорий Премудрый и Дионисий Грек в XIV— начале XV в., знатный писатель и просветитель Паисий Ярославов, его ученик преподобный Нил Сорский, выдающийся строитель и архитектор из Ростова Великого Григорий Борисов, гениальный художник Дионисий, все великие московские князья, начиная с Василия II Темного... Едва ли найдется другой такой клочок земли, который буквально исхожен вдоль и поперек святыми православной церкви. До нас дошел десяток имен русских подвижников, спасавшихся среди бурных волн озера. О многих из них мой рассказ впереди, а сейчас назову для примера только одного. Архимандрит Александр, упоминающийся с 1651-го по 1655 г., имел богатейшую библиотеку, сам занимался перепиской и редактированием книг. Будучи одним из образованнейших людей своего времени, он был рукоположен во епископа Коломенского.
      Когда в конце XIX в. русская общественность начала робко проявлять интерес к отечественным древностям, на территории Кубеноозерья, хотя их и оставалось по сравнению с нынешним днем еще немало, большая их часть уже пропала и исчезла в прошлом навсегда. И не только в богоборческом XX в.
      Деревянные церковные постройки часто горели. В Спасо-Каменном монастыре четыре раза был пожар, причем дважды он сгорал дотла — 3 сентября 1472 г. и 24 июля 1773 г. Лопотов Богородицкий
      монастырь сгорел в 1683 г., Успенский-Куштский монастырь — в 1519 г. И это только богатые обители, а о судьбе менее известных мы можем только догадываться. Уничтожались в огне не просто деревянные постройки, а выдающиеся памятники северного деревянного зодчества. Представьте себе с десяток архитектурных ансамблей, похожих на Спасо-Преображенский погост в Кижах, всемирно известный памятник... Сгорел же в 70-х гг. XX в. выдающийся Вытегорский погост, который по количеству деревянных главок превосходил своего Кижского собрата.
      «После субботней заупокойной обедни, — рассказывает А.Н. Муравьев о посещении им монастыря преподобного Дионисия Глушицкого, — настоятель проводил меня до бывшей Покровской лавры, и тут еще более разочарование меня ожидало: я окончательно убедился, что уже не существует деревянная церковь, которая так необычайно была выстроена, наподобие корабля, со своими нависшими папертями и крыльцами, а высокие ее главы давали ей вид оснащенных мачт. Она была срублена из крепкого дуба, в 90 венцов (!) высоты, в исходе XVII века, и привлекала общее внимание странностью своего зодчества; вся она колебалась во время сильных ветров, но это не препятствовало ее прочности, хотя и были некоторые ветхости в нависшей паперти. В нижнем ярусе почивали под спудом двое из учеников преподобного Дионисия, Макарий и Тарасий, бывший игумен Пермский. Рядом с нею стояла и еще стоит малая деревянная церковь во имя преподобных Дионисия и Амфилохия, которая служила теплым собором. Третий храм св. Николая поставлен был над братскими кельями, в связи с ними и с широкой вокруг папертью, а над Святыми вратами существовала церковь во имя Соловецких чудотворцев; в последнее десятилетие все это было перестроено» (Муравьев. С. 137).
      Рассказ церковного историка и публициста является едва ли не единственным описанием того, как выглядели кубенские и заозерские монастырские ансамбли в древности. Весьма редко в житиях местных чудотворцев или в исследованиях историков и краеведов упоминается, что колокольня «была брусяная о четырех углах» или «церковь стояла шатровая». Можно назвать проявлением редкой заботливости перенос в советское время деревянной церкви Успения Богородицы Александрова-Куштского монастыря, постройки 1520 г., с берега Кубенского озера на охраняемую территорию Спасо-Прилуцкого монастыря. Не сделай этого вовремя, мы бы лишились и этого выдающегося памятника деревянного зодчества по причине общего небрежения и бесхозности. Только по одной такой шатровой церкви можно представить картину окрестностей озера в древние времена. Это был настоящий сказочный деревянный град, поднимающийся из волн озера и прибрежных лесов.
      Возвели его своим трудом и искусством местные плотники, «древодели», как называют их авторы агиографической литературы. «Да пошлешь... древоделей для сооружения обители Пречистыя в пустыни на реке Глушице», — молит Дионисий князя Дмитрия Заозерского. И «князь... немедленно отпустил древоделей» (там же. С. 108). Преподобный Дионисий и сам был умелым плотником, о чем скупо сообщает его Житие. Владели топором и монахи, которые после возведения часовни на месте своего уединения начинали строительство келий.
      Плотницкое искусство в Кубеноозерье было в большой чести. Едва ли не каждый крестьянин справлялся со строительством сам, был от природы талантливым зодчим. Мог вытесать любую деталь, которая отличалась безупречным традиционным вкусом. На выставке фотохудожника Анатолия Заболоцкого «Русь — Веси, Лики, Земля...», проходившей зимой-весной 2004 г. в храме Христа Спасителя в Москве, я видел фотографию редкого по красоте оконного наличника на сарае-сеннике, сделанного прадедом Василия Ивановича Белова. Да и сам писатель в плотницком умении может поспорить со своими предками. Не случайно он написал «Плотницкие рассказы», повесть вроде бы о том, как мужики ремонтировали баню, а на самом деле сказание о судьбе плотника Олеши Смолина, поэма о созданном им деревянном узорочье.
      Как и этот беловский персонаж в молодости, многие мужики из Кубенского края зимой шли в отход, в том числе и плотничать по большим городам, особенно они любили ездить в Петербург, удивляя столицу своим мастерством.
      Я почти уверен, что Кижский погост в Карелии срубили без единого гвоздя, «как мера и красота скажут», мои земляки. Ведь известно, что там работали вологодские мастера под началом плотника Нестора, того самого, который, по легенде, топор после строительства запустил в озеро со словами, что больше никто краше не построит церкви. Строили у нас и краше, ибо из вологодских плотников поставить на Онежском озере удивительно соразмерные окружающей природе храмы могли только кубенские мастера, которые знали архитектурные и строительные секреты достижения такой гармонии. До Кижей они рубили монастыри на Каменном острове, на реках Куште, Сухоне, Уфтюге, Кубене и Глушице.
      И что же от этого деревянного великолепия осталось? Увы, сохранились только немногие избы-великаны, поражающие своими размерами и какой-то эпической красотой... Две такие хоромины остались в селе Новленском. Это не дома, а настоящие деревянные крестьянские крепости! В начале XX в. их стояло в торговом селе восемнадцать.
      Нынешними мастерами рубятся еще сарайки и баньки, как деревянные игрушки, разбросанные то там, то сям на окраинах деревенек... На правом берегу Ельмы живы старые деревянные амбары. Я помню ветряки, огромные мельницы, стоявшие на высоких взгорьях по берегу озера. Одна такая мельница бережно перенесена на территорию Кирилло-Белозерского монастыря, но ей там тесно, как птице в клетке. Кое-что сохранилось в Вологодском архитектурно-этнографическом музее под открытым небом в Семенково по нашей Кирилловской дороге. Вот, пожалуй, и всё из многовекового плотницкого искусства.
      Еще в 1900 г. на территории небольшого по вологодским масштабам региона, центра легендарного Заозерья, насчитывалось 130 памятников каменного и деревянного зодчества. Сегодня осталось только 40. Из них единицы памятников деревянной постройки — деревянная одноглавая церковь XVI в. в деревне Лукачево, построенная без единого гвоздя, часовни в Горшково, Гризино (пометка на карте в устьянском музее: «уникальная »), Сверчкове, в деревне Рубеж. Цитирую этот короткий список, а сам не уверен, живы ли они, последние следы великолепного деревянного града, сегодня.
      Не одни лишь пожары были виновниками гибели деревянных культовых строений и всего, что в них хранилось. Несколько раз Кубеноозерье терпело страшное лихо от грабителей, как своих, так и чужих. Прежде всего, они разоряли монастыри и церковные храмы. Исторические справочники XIX в. сообщают о массовой гибели в прежние времена в Кубеноозерье православных святынь.
      Спасо-Прилуцкий монастырь, основанный преподобным Димитрием Прилуцким, собеседником Сергия Радонежского, во второй половине XIV в. был одной из тех обителей, которые особенно пострадали от таких набегов. Только отстроившись в новгородских землях, он был безжалостно разорен московским войском великого князя Василия I, посланным с войной на заволоцкие владения новгородцев. Кстати, отец Василия I Дмитрий Донской поступал как раз наоборот, обустраивая и обихаживая здешние монастыри. Имеется свидетельство, что он прислал богатые вклады и служебные книги в Авнежско-Нозомский монастырь преподобного Стефана Махрищского близ реки Сухоны.
      В 1613 г. тот же Спасо-Прилуцкий монастырь разграбили и сожгли польско-литовские шайки, более 200 монахов тогда погибли. Через два года то, что не удалось уничтожить, окончательно сровняли с землей войска пана Голеневского и казацкого атамана Баловня.
      Трагедии в Прилуках продолжались и в новое время. В 1811 г. выгорел каменный Спасский собор. К счастью, святыня монастыря, чудотворная икона преподобного Димитрия Прилуцкого, написанная в начале XV в. Дионисием Глушицким, чудесно сохранилась. А в советское время на территории Спасо-Прилуцкого монастыря устроили пересыльный пункт для кулаков, в основном, с Украины. Картины этой народной трагедии с потрясающей художественной силой воспроизведены в трилогии Василия Белова «Час шестый». При реставрации Спасского собора, когда он передавался епархии, под полом храма находили скелеты погибших здесь от болезней и голода в 1930 г. крестьян. Их косточки собрали и захоронили в братской могиле.
      Если Спасо-Прилуцкий монастырь расположен рядом с Вологдой на Белозерско-Каргопольской дороге и мимо него не проходил ни один отряд завоевателей, то, может быть, уцелели те обители, которые «прятались» в лесах, вдалеке от главных дорог и водных путей, за большими болотами?
      Но и у них нелегкая судьба. Знаменитый Сосновец — Предтеческо-Глушицкий монастырь, где покоятся под спудом мощи чудотворца Дионисия, в Смутное время также был разорен. Соседний с ним Глушицкий-Покровский монастырь, бывшая Дионисьева лавра, дважды, в 1614-м и в 1625 г., горел, спаленный разбойниками. В это же время были разграблены почти все кубеноозерские монастыри, в том числе и наш соседний Сямский-Рождественский.
      Гибли и старинные приходские церкви. В отличие от монастырей о них сведений сохранилось чрезвычайно мало. Историк XIX в. А.Е. Мерцалов, анализируя писцовые книги XVII в., опубликовал в 1889 г. исследование о землевладении в Заозерской волости села Георгиевского-Заднего, принадлежавшего ярославским князьям Пенковым. Село являлось их княжеской усадьбой. Здесь стояло три церкви, все XVI—XVII вв., деревянные, а храм во имя Даниила Столпника к тому же шатровый. И сейчас путь до этого села неблизкий. Но польско-литовские шайки пробрались четыреста лет назад и сюда, спалив одну из красивых церквей во имя преподобной Евдокии. Она была восстановлена в 1628 г. священником Лукой с сохранением, как сказано в писцовой книге, «внутреннего убранства и утвари». К тому же, замечает писец Федор Вельяминов-Воронцов, иконы и церковные предметы были старинными, «устройства князя Пинкова» (Мерцалов. Вологодская старина. С. 19). Эти ярославские князья владели вотчиной с XIV в. Что осталось от той древности? Ничего.
      Святыни Кубенского края подстерегала и другая страшная напасть — массовые эпидемии, моры. Показательна судьба Семигородной Успенской пустыни, основанной учениками Дионисия Глушицкого в XV в. в 25 верстах от Сосновца, которые перенесли в новую обитель иконы кисти своего игумена. Вскоре после основания она запустела из-за моровой язвы, опустошившей всю Семигородную волость, а с ней все Заозерье. Только в начале XVII в. пустынь была возобновлена на прежнем месте стараниями старицы московского Новодевичья монастыря Иулиании из рода белозерских дворян Медведевых.
      Еще можно удивляться, как до новых времен сохранились отдельные древние иконы, книги и постройки. «Разрушительное время, пожары, небрежное обращение с древностями, — писал еще в XIX в. вологодский историк-краевед Николай Иванович Суворов, — все это вместе было причиною, почему наши древние обители вообще скудны памятниками древности» (Суворов. Лопотов Богородицкий монастырь... С. 10). В своей книге о Лопотовом Богородицком монастыре Н.И. Суворов перечисляет то, что еще можно было увидеть в XIX в.: складни деревянные, на средней части писана икона Божьей Матери «Неопалимая купина», на двух прочих другие изображения, по преданию, работы Дионисия Глушицкого; «древняя икона» Вседержителя; «древняя» храмовая икона преподобного Григория Пельшемского с житием; «очень древняя» икона Божьей Матери Одигитрии; «весьма древняя» икона Усекновения главы Предтечи с житием... А в церкви помещался пятиярусный иконостас. И сколько же других древних образов, записанных к тому времени «поновителями», облаченных в серебряные оклады, не увидел Николай Иванович!.. Суворов просто упоминает как факт, когда приводит список местных настоятелей, что при игумене Феоктисте была составлена новая монастырская опись, где значились «двенадцать образов Господских праздников письма преподобного Дионисия Глушицкого чудотворца» (там же. С. 23). Неужели все они сгорели в пожаре 1683 г.? Никто не дает ответа.
      Молчат все источники и по поводу того, где находятся вклады в Спасо-Каменный монастырь великого князя Василия Васильевича Темного — чудотворная икона Спаса Эммануила, привезенная его деду Дмитрию Донскому из Константинополя, и икона Богоматери Одигитрии. Чудотворный образ Спаса являлся семейной реликвией великих московских князей, вклад его в монастырь — это многозначительный жест со стороны Василия Темного. Традицию поддержки «своего» монастыря хранили и его сыновья. Неизвестна судьба деисуса письма Дионисия Глушицкого, принесенного в дар Спасо-Каменному монастырю князем Андреем Васильевичем. «По всей вероятности, — делает вывод Н. Суворов, — упомянутые драгоценные иконы сгорели в первом пожаре 1472 года» (Суворов. Описание Спасокаменного... С. 16).
      В общей сложности исчезли или погибли десятки, если не сотни икон удивительной духовной силы и красоты. Они создавались в этих краях или привозились из Ростова, Ярославля и Москвы. В житиях местных святых то и дело читаю: «Архиепископ Григорий (ростовский)... снабдил всем необходимым для освящения церкви и устроения обители»; преподобный Дионисий построил церковь во имя святителя Николая «и украсил ее благолепными иконами своего письма»; «княгиня Мария украсила новоустроенную церковь святыми иконами и дала напрестольное евангелие-апраксос». Десятки монастырей Кубеноозерья украшались лучшими произведениями тогдашнего времени. Дошли до нас единицы.
      Посмотрите на деисусный чин икон из Покровского Глушицкого монастыря (вторая половина XVI в.). Он сохранился и представлен в Вологодском музее-заповеднике. Какое изящество и тончайшая одухотворенность в этих ликах, линиях, фигурах!.. В болотах и лесах находились эти выдающиеся памятники древнерусского искусства.
      Сравнительно недалеко от Покровской лавры располагалась Семигородняя пустынь. Здесь была найдена икона «Иоанн Предтеча в пустыни» (XV в.), приписываемая Дионисию Глушицкому. «Фигура Крестителя настолько ритмична по силуэту и так хорошо вписана в просвет между деревом и скалами, что она могла бы оказать честь самому Рублеву», — писал один из лучших отечественных искусствоведов В.Н. Лазарев. И опять же находилась она в лесах и болотах.
      Зайдите в отдел древнерусской живописи Государственной Третьяковской галереи. Рядом с шедеврами преподобного Андрея Рублева, в числе которых и великая «Троица», в том же зале представлены выдающиеся памятники мировой культуры из нашего края — деисусный чин 1500—1502 гг., выполненный Дионисием с сыновьями Феодосием и Владимиром, из Ферапонтова монастыря, и знаменитая икона Дионисия «Спас в силах», 1500 г., из деисусного чина Троицкого собора провинциального вологодского Павло-Обнорского монастыря. Там же под стеклом находятся три небольшие иконы — одна, портрет Кирилла Белозерского 1424 г., кисти Дионисия Глушицкого, другая, по размеру близкая первой, икона XV в. с ликом самого заозерского святого старца, и, наконец, третья — Параскева XV в., вероятно, написанная в тех же кубенских краях одним из учеников преподобного.
      Таков был масштаб создания произведений иконописи — от богатых великокняжеских кремлевских соборов до укромных монастырей Кубеноозерья. Но и на Боровицком холме, и на лесной речке Глушице уровень мастерства иконописцев был одинаково высоким. Об этом свидетельствуют сохранившиеся и отреставрированные великолепные иконы Богоматери и святого Василия Великого начала XVIII в. из деисусного чина Успенской церкви (той, что сохранена ныне в Спасо-Прилуцком монастыре) из Александрова Куштского монастыря; иконы Богоматери и апостола Петра начала XVI в. из деисусного чина Введенской церкви Корнилиева Комельского монастыря, «Покров» и «Богоматерь Знамение с серафимами» того же времени из Глушицкого Сосновецкого монастыря...
      В XVII в. в Вологде подвизалось около ста иконописцев, причем, как пишет Г. Вздорнов, иконописное дело было наследственным, переходило от отца к сыну. Рядом с живописцами работали мастера мелкой пластики. По свидетельству того же Г. Вздорнова, «так образовалась замечательная коллекция серебра и мелкой пластики Спасо-Каменного монастыря» (вобравшая в себя и дары московских и ярославских князей).
      Немногие сохранившиеся произведения искусства Кубеноозерья совершенно однозначно указывают, в каком культурном окружении они существовали. Приведу в этой связи еще один пример. В Вологодском музее-заповеднике находится на хранении каменный крест. «Он происходит из деревянной часовни, — пишет Г. Вздорнов, — существовавшей до 1920-х годов при деревне Лахмакурье, смежной с селом Устье, что на Кубенском озере... Ясная композиция, особая чистота рисунка позволяют датировать лахмакурский крест XV веком... Может показаться странным, что крест столь высокого художественного качества был найден в полузаброшенной деревянной часовне». Далее исследователь справедливо указывает на то, что эти земли принадлежали заозерским князьям, потом московским, и, вероятно, крест находился в одном из местных монастырей. Анализируя вырезанную древнерусским скульптором в известняке сцену Сретения, необычную для крестов подобного типа, Г. Вздорнов делает интересное предположение, что она, несомненно, связана с пожеланием заказчика лахмакурского креста, который, возможно, стремился таким образом указать на особое значение для него изображения старца Симеона, принимающего младенца Христа из рук Марии. Если это предположение правильно, то с некоторой долей вероятности можно утверждать, что лахмакурский крест был сделан по желанию или на память о князе Заозерском Симеоне Дмитриевиче, жившем в середине XV века, родоначальнике князей Кубенских.
      Повторяю, что сохранились лишь крупицы духовного богатства. Зачем ездить в Италию или Грецию, если в Кубеноозерье вас поразят остатки фресок академика Платона Тюрина в огромном храме Архангела Михаила села Архангельское, заложенном, как гласит легенда, при Василии Темном, в бывшей «столице» ростовского Бохтюжского княжества. Как и на Святой земле, на сводах и стенах каждой кубенской руины имеются следы фресок, и на вас смотрят лики христианских святых. Композитор Валерий Гаврилин видел их в детстве в храме села Воздвиженье, и они его поразили на всю жизнь. Рядом, в селах Воскресенское, Покровское, в деревнях Трухино, Погостец, чуть дальше, в Горке Ильинской, в Минино, в Сухолжино в каждом из разрушенных храмов сохранились следы настенной живописи безвестных художников. И это только небольшая территория одного из берегов озера.
      Надо ли добираться в Южную Америку, чтобы увидеть остатки городов инков, если у нас на всем восточном побережье Кубенского озера сохранились такие же руины десятков церквей и монастырей своей, родной, православной культуры?! Что нам пирамиды Египта, если у нас только в двух селах — Устье и Кубенское — высятся обезглавленные «пирамиды» десяти приходских храмов.
      А сколько погибло бесценных рукописных книг!.. Хранившиеся в монастырских ризницах, они, как порох, горели при пожарах, унося с собой невосполнимую частицу отечественной культуры. В «книгохранительной палате » Спасо-Каменного монастыря даже после опустошительного пожара 1472 г., по переписи 1670 г., хранилось 364 книги, из них только 66 книг были печатные. Среди древних письменных памятников 6 книг были «на харатье», то есть на пергаменте. И даже это богатство являлось лишь частью сохранившейся библиотеки. Опись книг заканчивается неутешительным выводом: «А иные книги многие в пожарное время сгорели ». Во времена духовного расцвета Кубеноозерья в XV—XVI вв. каждый монастырь имел свою библиотеку, здесь трудились многие «списатели », то есть переписчики древних книг, составители новых. Творчество инока Спасо-Каменного монастыря Паисия Ярославова нам в общих чертах, к счастью, известно, а сколько имен переписчиков не дошло до нашего времени?! Рядом, в Кирилловой обители, монашеским трудом была создана крупнейшая русская средневековая библиотека, имевшая к тому же с конца XV в. единственное на Руси аналитическое описание своих книжных богатств. Монахи Кирилло-Белозерского монастыря регулярно бывали в Кубеноозерье, а к ним приезжали из кубенских обителей, между братьями происходил обмен духовными ценностями, в том числе и книгами. Действовал своеобразный межбиблиотечный абонемент.
      Даже небольшие монастыри славились своими «книгохранительными палатами ». В качестве примера приведу преподобного Мартиниана Белозерского, родившегося предположительно в 1400 г. на побережье Кубенского озера в деревне Березник у Сямы. «Мартиниан Белозерский был не просто писцом. Продолжая традиции своего учителя Кирилла, он положил начало книжному собранию в Вожеозерском Спасском монастыре. По свидетельству Жития, Мартиниан «украсил книгами церковь Спаса». Сохранилась переписная книга этого монастыря, составленная в 1707 г. Исследователями книжности Древней Руси она еще не использовалась. Среди 27 книг, находившихся в «ветхой » церкви Успения Богородицы и церкви Спаса, в этой описи упоминаются и письменные: Требник, «ветхие» Евангелие толковое и «Ефрем». Конечно же, это могли быть вовсе не те книги, что были при Мартиниане, но их наличие в начале XVIII в. в маленьком монастыре подтверждает свидетельство Жития о том, что Вожеозерский монастырь был в свое время, пусть небольшим, книжным центром Северной Руси» (Шевченко. С. 296).
      Наш край и далее сохранял высокий культурный статус, а такой показатель, как грамотность населения, был одним из лучших во всей Российской империи. Культура и зажиточность местных крестьян даже по внешним приметам многим путешественникам бросалась в глаза. Тридцать каменных храмов с колокольнями, в каждом из котором имелось несколько приделов, построенные и освященные в конце XVIII — начале XIX в. по берегам Кубенского озера на приходские (то есть на крестьянские) средства, служат тому примером. Писатель Ф. Арсеньев, проезжая по Белозерской (или, иначе, по Кирилловской) дороге, отмечал: «Надо сознаться, что при моих странствиях по северной части России и по нескольким губерниям из средней полосы нашего отечества мне нигде так не бросалась в глаза зажиточность в быте крестьян, как здесь, почти без исключения по всему Кубенскому краю» (Арсеньев. С.143—144). Профессор С. Шевырев, предпринявший в 1847 г. поездку в Кирилло-Белозерский монастырь, был поражен, еще не подъехав к Кубенскому озеру, что уже на расстоянии 27 верст от Вологды до села Кубенского по дороге со всех сторон «поднимаются к небу 17 церквей», по одной церкви на полторы версты. Такого обилия великолепных храмов ему явно не приходилось видеть на других российских дорогах.
      Что уж говорить о собственно Кубеноозерье!.. Один из историков старой русской школы, М.К. Любавский в 1929 г., когда началось тотальное уничтожение старины, в первую очередь архитектуры, скрупулезно составил и опубликовал список местных обителей, многие из которых вскоре были варварски разрушены. М.К. Любавский пишет: «Значительное количество монастырей возникло в Вологодском крае, в Заозерском княжестве, вокруг озера Кубенского и по рекам его системы. Таковы: Спасо-Прилуцкий Дмитровский на реке Вологде в 5 верстах от города Вологды, основанный в 1371 г.; Александров Куштский на юго-востоке от Кубенского озера, в четырех верстах, основанный в начале XV в.; Спасо-Каменный на острове близ впадения реки Кубены в Кубенское озеро; Спасо-Преображенский Рабангский на реке Рабанге, основанный в 1447 г.; Печенгский при реке Печенге, правом притоке Вологды, основанный в 1492 г.; Сямский при озере Кубенском в 65 верстах от Вологды; Антониева Введенская пустынь недалеко от впадения реки Порозобицы в Кубенское озеро; Авнежский при речке Авнеге, впадающей справа в Сухону, основанный в 1370 г.; Арсеньева пустынь на Маслене, основанная в 1521 г.; Рябинина пустынь неподалеку от Арсеньевой, основанная в 1485 г.; Свято-Луцкий при выходе из озера Кубенского реки Верхней Сухоны, основанный в конце XIV в.; Никола Мокрый на правом берегу Сухоны; Воскресенский в заозерском Бохтюжском княжестве; Дионисьево-Глушицкий на реке Глушице, основанный в 1420 г.; Покровский Глушицкий в 4 верстах, основанный в 1403 г.; Леонтьев Глушицкий в 2 верстах от Покровского, основанный в первой половине XV в.; Лопотов Пельшемский на реке Пельшме, основанный в 1426 г.; Никольский Котромский при озере Котромском; Ефимьев Сянжемский на реке Сянжеме, основанный в половине XV в.; Семигородная пустынь близ реки Двиницы, основанная в XV в.» (Любавский. С. 28).
      Что осталось? Страшно сказать — почти ничего. Поставив себе цель осмотреть святые места нашего прошлого, русской истории, своей малой родины, я испытал сильнейшее чувство горя и душевной тоски. Одно дело, когда видишь один-два памятника старины, пребывающие в развалинах, а совсем другое впечатление, когда целенаправленно ищешь и находишь их останки десятками, сбиваясь со счета. Тут уж не до красот природы, когда молча, скрипя зубами, ходишь по кладбищу своей культуры. «От села Кубенского, — подтверждает Василий Иванович Белов, — до Новленского, от Новленского до Никольского Торжка падали с куполов кресты, то и дело тяжко бухали о землю могучие колокола. Их крушили добивали кувалдами уже на земле. Под предлогом, что нужны подшипники для тракторов, лишалась Русь целебного колокольного звона, превратилась в пустынную безъязыкую землю. Затянуло цепким кустарником веками удобряемую навозом пашню, заросли осиной и елью обширные лесные и пойменные луга... И так на десятки верст вдоль всего озера, по обе его стороны» (Белов. Голос, рожденный под Вологдой. С. 30).
      Прав Василий Иванович, когда говорит о том, что стоит подрубить корень народной веры, своей традиционной культуры, и приходит в упадок хозяйство. Так и случилось. Как писатель, он смотрит шире: колокольный звон лишил музыки окрестные дали, только ветер в них протяжно завывает; архитектурная гармония северных сел с разрушением храмов потеряла весь смысл своей многовековой красоты — так в игре в городки одной битой выбивают фигуру под названием «письмо», «распечатывают» его, начиная с центрального городка.
      Не только в церковных атрибутах, религиозных символах дело. Их уничтожение — нагляднее всего, но в тени этого урона скрывается и обширнейший пласт русской народной и светской культуры, незримо связанный в одно целое с православной духовностью. «Откуда, — спрашивает Белов, — появилось пианино в разрушенном снизу доверху православном храме?» (Там же. С. 30). Это он говорит о кубенском селе Воздвиженье, где в детском доме, устроенном в закрытой церкви, композитор Валерий Гаврилин впервые прикоснулся к клавишам этого инструмента. В вопросе Белова — удивление современного человека, а между тем еще до революции на пианино играли дети в селе Новленском и не видели в этом ничего необычного. В школе, построенной купцом Гладиным, был этот инструмент, как играли на пианино и в отдельных новленских крестьянских домах-особняках.
      Ушла в прошлое эта Северная Фиваида, монашеская область в Заозерье и в Кубенском крае. Кое-какие следы от нее, конечно, остались, сохранились. Научные сотрудники Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, кропотливо трудясь, могли бы найти и выделить в отдельный территориальный фонд экспонаты из основной экспозиции и хранения, из запасников, относящиеся к Кубеноозерью, ведь в 20—30 гг. в музей поступали из местных закрываемых монастырей и приходских церквей иконы и утварь, книги и архивы. Но всё лучшее уже отреставрировано, разобрано, раскрыто и занимает почетное место в постоянной экспозиции, а другие единицы хранения, над которыми еще работать и работать, разбросаны по разным фондам и хранилищам. И всё же даже это богатство представляет собой лишь маленькое волоковое окошко в прекрасный и яркий мир искусства и духовной культуры моих предков. Многие и раньше, и, надеюсь, сегодня хотели бы в него заглянуть.
      Писатель Александр Круглов, совершая поездку в июне 1897 г. в Спасо-Каменный монастырь, оставшись ночевать в гостинице на острове, под влиянием всего, что он днем увидел, предался размышлениям: «Мысли мои унеслись далеко, к старине... Это далекое прошлое, сквозь поэтическую призму священных преданий, казалось заманчивым и влекло к себе воображение и чувство. И белая северная ночь, когда одна заря сходится с другою, и этот гул валов раскинувшегося озера, и редкий бой часов на колокольне, и обстановка комнаты (портреты иерархов, божница, аналой), и тишина, царившая в обители, — всё невольно направляло мысль в известную сторону, вызывало в памяти все прочитанное и слышанное о первых христианских аборигенах глухого края и рисовало их пустынную иноческую жизнь в заманчивом свете» (Круглов. С. 1067).