XI
ПРОДАЖА РУССКИХ ВЛАДЕНИЙ В АМЕРИКЕ
Исход Крымской войны, которая всему миру «...показала гнилость и бессилие крепостной России»,1 [Ленин, Соч., т. XV, стр. 143] изменил положение Российской империи как колониальной державы в бассейне Тихого океана..
Проблема дальнейшей экспансии на американском материке, по существу, была снята для России уже в середине 20-х годов XIX века. Война же со всей остротой поставила перед царизмом не раз и до того времени возникавший вопрос о мерах защиты, а следовательно, и о сохранении русских поселений в Америке.
К началу восточной войны Российско-американская компания не располагала почти вовсе вооруженной силой, годной для оказания сопротивления иностранному вторжению. «Все места российско-американских колоний, - как сообщало колониальное управление русскому послу в Соединенных Штатах Америки, - хотя и имеют некоторые укрепления, но таковые надежны только против дикарей и почти неспособны для военных действий».2 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, л. 55].
Даже центр колониального управления Новоархангельск, хотя и имел, как доносило управление, «несколько более средств обороны, но никакого серьезного нападения выдержать не в состоянии».
По условиям обороны правление делило колонии на три группы. Первая группа - район во главе с Новоархангельском, где «местные способы обороны недостаточны и едва ли собственными средствами компании могут и впоследствии быть усилены» и о полной беспомощности которого союзники прекрасно были осведомлены, так как в августе 1853 года порт этот посетил английский фрегат. Вторая группа - поселения по островам Алеутской гряды и американского материка, которые, по мнению компании, защищать не следует вовсе, постольку, поскольку они «мало известны иностранцам». Наконец, третий район - компанейские поселения на азиатском берегу, включая Сахалин. Эти пункты входили в черту общего охранения русских границ, и р их защите должно было позаботиться правительство.
Таким образом, из всей обширной территории, принадлежавшей компании, правление считало наиболее уязвимым центр колониального управления - Новоархангельск, где была сосредоточена большая часть колониального имущества.
Будучи в курсе всех дипломатических интриг, имея повсеместно тайных и явных агентов, правление Российско-американской компании было прекрасно осведомлено о лондонских настроениях, сигнализировавших о неизбежности вмешательства Англии в восточную войну, и по-своему готовилось к защите своих владений.
Спешно закупая для колоний винтовые пароходы и переправляя на судах, снабженных «нейтральным гамбургским флагом и соответственными документами», воинские команды в колонии, Российско-американская компания предполагала, однако, строить защиту своих владений отнюдь не на активном, сопротивлении.
Уже 14 января 1854 года при получении в Петербурге первых известий о появлении в Черном море союзного флота главное правление Российско-американской компании сообщило министерству иностранных дел проект плана действий, обеспечивавший полную безопасность русских колоний.
План этот был разработан в Англии, т. е. в той стране, от нападения которой он призван был защищать русские колонии, и неофициально санкционирован руководителями английской внешней политики, которые как раз в это время готовили разрыв с Россией. «Как только война между Англией и Россией сделалась неизбежной, - сообщает Банкрофт, - представители Российско-американской и Гудзонбайской компаний встретились в Лондоне на совещании по поводу затруднительности этого случая».1 [Н: Bancroft, The Works, v. XXXIII, History of Alaska, 1730-1885, S.-F., 1886, p. 570].
Исходя из предпосылки, что «компания может опасаться неприязненных действий против колоний лишь от Англии, без всякого участия со стороны американцев», правление к январю 1854 года уже заручилось от английского правительства при помощи английской Гудзонбайской компании гарантией неприкосновенности для русских колоний. Юридически это должно было быть оформлено в виде договора о нейтралитете между Российско-американской и Гудзонбайской компаниями.
Новоархангельск
Гарантируя Российско-американской компании полную неприкосновенность со стороны не только английского, но и союзного флота в целом, Гудзонбайская компания должна была получить продление аренды на сравнительно незначительную полосу русских владений в Америке.
25 января 1854 года, т. е. через одиннадцать дней после того, как Российско-американская компания вошла с ходатайством в российское министерство иностранных дел «о дозволении главному правлению войти в прямое сношение с дирекциею английской Гудзонбайской компании. . . и предложить ей исходатайствовать от своего правительства признание нейтралитета владений и судов обеих компаний»,1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, л. 2 об.] был получен положительный ответ.
Управляющий министерством иностранных дел Л. Синявин уведомил правление, что «его императорскому величеству благоугодно было изъявить на сие всемилостивейшее соизволение с тем, чтобы, по взаимном двух компаний соглашении, оно было ими представлено на утверждение обоюдных правительств». 2 [Там же, л. 9].
Однако многие не верили в возможность подобного соглашения. Даже для лиц, близко стоявших к компании, но не полностью посвященных в предшествовавшие переговоры, подобный исход дела представлялся парадоксальным. В согласии английского правительства на переговоры усматривали лишь ловушку.
Тайный агент Российско-американской компании в Гамбурге спешил уведомить правление, что «в Лондоне замышляют распоряжения, в высшей степени вредные для интересов компании». Агент настаивал на необходимости послать в Лондон «без малейшего промедления» уполномоченного с правом действовать самостоятельно «во всех обстоятельствах, даже и на случай продажи владений одной из нейтральных держав, если бы понадобилось». 3 [Там же, л. 13].
«Я не верю, чтобы английское правительство действительно занималось теми предложениями, которые могут быть вами ему сделаны относительно ваших земель», писал агент, и это мнение было всеобщим. Даже некоторые члены совета Российско-американской компании, узнав в закрытом заседании о переговорах правления с Гудзонбайской компанией, высказывали опасения, что «сношение» Российско-американской компании с Гудзонбайской о нейтральности владений обеих компаний «могло только обратить внимание английского правительства на Новоархангельск и побудить оное к таким распоряжениям, которые, может быть, англичане и не сделали бы без этого сношения».1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, л. 18 об.].
Однако пессимистические предположения в данном случае не имели основания. Договор о нейтралитете между Российско-американской и Гудзонбайской компаниями был санкционирован английским правительством, вслед за тем он был официально санкционирован Николаем I, о чем уже 31 марта 1854 года было сообщено в Лондон правлению Гудзонбайской компании. Таким образом, к моменту начала войны русские поселения были уже в полной безопасности.
Предварительные переговоры, которые велись между Российско-американской и Гудзонбайской компаниями, естественно, были окружены глубокой тайной, и колониальная администрация, оторванная от столицы, даже не могла предполагать о столь благополучном исходе конфликта между Россией и Англией на американском материке.
Колониальное управление, получив от русского посла в Соединенных Штатах сведения о намерении английского и французского правительств отправить эскадру «немедленно по объявлении ныне неминуемой войны с Россией для блокады портов императорских поселений в Северной Америке и даже для занятия оных в случае, ежели представится им возможность»,2 [Там же, л. 50] поспешило выработать собственный проект действий для обеспечения сохранности имущества компании. Однако проект этот базировался не на договоре с английской Гудзонбайской компанией, представители которой в колониях, также не будучи осведомлены о происходящих в метрополии переговорах, а может быть в целях устрашения, даже пытались приступить к агрессивным действиям по отношению к Российско-американской компании. Свой план колониальное начальство строило на договоре с американскими купцами.
Располагая сведениями, что «Гудзонбайская компания принимает уже меры для того, чтобы захватить все, что только будет можно»,3 [Там же, л. 51] агент Российско-американской компании, он же вице-консул в Калифорнии, Костромитинов, снесшись предварительно с русским послом в Соединенных Штатах, срочно приступил к оформлению фиктивного договора на передачу всего имущества и привилегий Российско-американской компании «Американо-русской компании из Сан-Франциско», с которой компания и до того времени имела ряд торговых соглашений. Договор заключался сроком на три года: с 1 мая 1854 года по 1 мая 1857 года.
Составленный и подписанный обеими сторонами в Новоархангельске договор весьма недвусмысленно говорил о своей основной цели - если не заставить англичан вовсе отказаться от нападения на русские колонии, то, во всяком случае, дать возможность компании, под предлогом нарушения собственности граждан нейтрального государства, требовать впоследствии от Англии удовлетворения за понесенные убытки.
Недаром пункт 9 этого договора, имея в виду подобное обстоятельство, гласил: «Все случаи и обстоятельства, какого бы рода и свойства ни были, но независимые или выходящие из круга коммерческого управления Российско-американской компании, не должны считаться за нарушение партией первой стороны [Российско-американской компанией. - С. О.] сего контракта и что партия второй стороны [Американо-русская компания. - С. О.], купив ныне имущество и привилегии партии первой стороны, принимает таковое за свой собственный счет и риск, ... но ни под каким предлогом в вышеупомянутом случае не будет претендовать с Российско-американской компании, т. е. с партии первой стороны».1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, л. 48].
/За все имущество и привилегии Американо-русская торговая компания якобы обязывалась уплатить Российско-американской компании 7 миллионов долларов. «Акт этот, - как писал Костромитинов о фиктивном соглашении, - был бы представлен в случае крайности».
Одновременно, по инициативе русского посла в Соединенных Штатах Стекла, был разработан другой проект, рассчитанный на подрыв английской торговли в Тихом океане.
Как сообщал правителю русских колоний Воеводину вице-консул в Калифорнии Костромитинов, он получил от Стекла депешу, в которой последний «полагает весьма вероятным, что начальство колониальное уполномочено выдавать письменные позволения (letters of marque)2 [Патент на занятие каперством] желающим оных». По мнению Стекла, «у берегов Тихого океана найдется не один флибустьер, который пожелает воспользоваться благоприятным случаем войны между Россиею и западными державами и, вооружа так называемый приватир3 [Приватир - частное судно, занимающееся, каперством, т. е. нападающее с разрешения одной воюющей державы на торговые суда другой стороны и получающее в виде приза захваченную добычу] под русским флагом, пуститься в погоню за французскими и английскими купеческими кораблями».4 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., Д. № 28, л. 51].
В каперстве видели единственное средство, которое в какой-то степени могло приостановить овладение англичанами всею торговлей в Тихом океане. «Россия не имеет флота, который бы мог владеть Тихим океаном», - писал некий «американский гражданин», изъявивший желание взять на себя организацию каперства, - «поэтому все ее корабли будут взяты. Колонии тоже... Ясно, что Россия должна употреблять все средства уничтожить торговлю Франции и Англии в Тихом океане, которая огромна, с Китаем, Австралиею, Северною и Южною Америкою и с восточными Индиями». 1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, лл. 53-54].
Организационным центром русского каперства должен был стать Сан-Франциско, где предполагалось закупить суда и снабдить их «letters of marque». В Ситхе или в другом русском порту эти суда должны были вооружиться и укомплектоваться русскими офицерами и матросами. Размеры каперского флота, который Россия могла бы сформировать в Сан-Франциско, как казалось вначале, ограничивались только ее покупательными средствами. За 2 миллиона долларов предполагалось выслать против английских и французских торговых судов от 6 до 8 хорошо вооруженных каперов. Залог успеха усматривался в том, что союзники не смогут сосредоточить в Тихом океане более или менее сильную эскадру, так как необходимость одновременно иметь суда в Атлантическом океане и в Балтийском, Средиземном и Черном морях заставит их распылить наличный состав флота.
Но уже при первых попытках перейти от теоретических выкладок к практическим мероприятиям выяснилось, что события последних лет значительно понизили возможность быстрого создания каперского флота.
С одной стороны, плачевно окончившаяся попытка флибустьеров ограбить мексиканские провинции, с другой стороны, арест незадолго до описываемых событий мексиканского консула в Сан-Франциско, пытавшегося по поручению мексиканского президента Санта-Анна сформировать каперскую эскадру, - все это чрезвычайно затрудняло деятельность русского вице-консула по созданию каперского флота.
Не лучшие результаты, как очень скоро выяснилось, мог дать и фиктивный договор с сан-францискскими купцами. Подписанный контракт, который должен был обеспечить покровительство и защиту русским колониям со стороны Соединенных Штатов, в нужный момент оказался бы ни к чему не обязывающей бумажкой.
Русский посланник в Соединенных Штатах Стекл сообщал министру иностранных дел о результате своих бесед с рядом политических деятелей Америки, что, «несмотря на их желание покровительствовать нашим колониям и даже заинтересованность в этом, им кажется невозможным доказать англичанам, что этот контракт не фиктивен и, в особенности, что он заключен до войны, и таким образом он не может принести никакой реальной пользы».1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, лл. 61-62. Перевод с французского].
Подобное заявление руководителей американской внешней политики являлось весьма недвусмысленным намеком на то, что наилучшим выходом для России была бы продажа ее колоний Соединенным Штатам. Впрочем, сразу же после этого царскому правительству было сделано конкретное предложение.
Но в интересы Англии отнюдь не входило, чтобы, использовав угрозу английского флота, Америка приобрела новые территории. И в тот момент, когда американцам, - как сообщал агент Российско-американской компании, казалось, что «падение колоний наших неизбежно»,2 [Там же, л. 52 об.] помощь пришла, как мы уже отмечали, не со стороны дружественной Америки, а со стороны враждебной Англии.
Более того, опасения со стороны Англии толкнуть Россию на продажу колоний Соединенным Штатам были столь велики, что она не только строго соблюдала соглашение Российско-американской компании с Гудзонбайской, но не воспользовалась даже теми правами, которые оставались за нею и после подписания договора о нейтралитете.
Статс-секретарь английского министерства иностранных дел Адингтон сообщил Гудзонбайской компании, что нейтралитет «будет только территориальным и ограничится только землями и что действия нейтральности не будут простираться на море, а потому в море все русские корабли и имущество как компании и правительства, так и частных лиц. отправленные в колонии или идущие оттуда, будут подвержены взятию английскими крейсерами, и что берега и порты тех владений могут быть подвергнуты блокаде».3 [Там же, л. 20].
Однако за весь период войны ни один из портов в русских колониях не был блокирован, и ни одно судно не было захвачено. Лишь остров Уруп в сентябре 1855 года посетили английский фрегат «Пик» и французский «Сибиль», но это не являлось нарушением соглашения о нейтралитете, который предусматривал лишь северо-западный берег Америки и не распространялся на Курильские острова.
Вся выгода создавшейся ситуации была, конечно, своевременно учтена русской дипломатией. Русский посланник в Соединенных Штатах Стекл в своем письме к князю А. Д. Горчакову, вспоминая впоследствии заключенное Российско-американской и Гудзонбайской компаниями соглашение о нейтралитете, отмечал, что это был нейтралитет «целиком в нашу пользу, так как мы не имели никаких возможностей напасть на английские владения, тогда как англичане могли бы овладеть нашими». Стекл прекрасно вскрыл причины столь непонятной, на первый взгляд, политики Англии; «Этот акт снисходительности, - писал он Горчакову, - так мало согласный с английским эгоизмом, имел секретный повод. В то время распространился слух, что мы собираемся продать наши колонии Соединенным Штатам, и чтобы воспрепятствовать этой продаже, британское правительство санкционировало конвенцию двух компаний».1 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января I860 г.), на лл. 36-41. Перевод с французского].
Как сообщал Стеклу бывший государственный секретарь Соединенных Штатов Марси, английский посол в Вашингтоне во время восточной войны неоднократно пытался выяснить в министерстве, действительно ли поднимался вопрос о продаже русских колоний Соединенным Штатам. К этому следует прибавить, что, несмотря на военное преимущество союзников в Тихом океане по сравнению с Россией, союзный флот все же был чрезвычайно связан восстанием тайпингов. Если нападение на русские колонии было делом нетрудным, то дальнейшее сохранение захваченной территории при опасности столкновения с Америкой требовало наличия в этом районе значительных сил. Восстание же тайпингов отвлекало почти полностью союзные корабли в китайские воды, где разрешались актуальнейшие для европейских колониальных держав вопросы.
Итак, Крымская война побудила поставить вопрос о продаже колоний в виде фиктивного соглашения. Это открывало перспективы возможного оформления того же вопроса в форме соглашения реального.
Хотя заключенный Костромитиновым договор с Американо-русской компанией и не имел для Российско-американской компании никаких юридических последствий, тем не менее правление недаром неоднократно его упрекало за то, что в договоре фигурировала «уступка земель». Уже в августе того же 1854 года Стекл сообщал управляющему министерством иностранных дел Синявину: «Этот проект контракта и слухи, распространяемые английской печатью о намерении императорского правительства продать свои владения, подали американцам мысль, что мы могли бы их уступить им».1 [АНХ, фонд главного правления Российско-американской компании, 1854 г., д. № 28, лл. 61-62. Перевод с французского].
В фиктивном договоре с американскими купцами была приблизительно определена та сумма - 7 миллионов долларов, - вокруг которой и велись в дальнейшем переговоры о продаже колоний.
На запрос, сделанный в 1854 году калифорнийским сенатором Гвином и государственным секретарем Марси о возможности продажи колоний, Стекл ответил, что Россия «никогда не имела подобного намерения». Однако уже нельзя было недооценивать политическое значение подобного предложения. Становилось очевидным, что появился еще один претендент на русские колонии помимо Англии.
С окончанием войны и заключением Парижского мира сразу всплыл вопрос о дальнейшей судьбе русских поселений в Америке. Вопрос этот был продиктован тяжелыми уроками Крымской войны. «В случае войны с морскою державою мы не в состоянии защитить наши колонии»,2 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1857 г., д. № 1, л. 11] - писал великий князь Константин в одном из писем министру финансов Княжевичу.
Под «морскою державою» имелась в виду, в первую очередь, Англия. «Северо-американские штаты, - писал Константин в это же время министру иностранных дел Горчакову, - следуя естественному порядку вещей, должны стремиться к обладанию всею Северною Америкою и поэтому рано или поздно встретятся там с нами, и не подлежит сомнению, что овладеют нашими колониями даже без больших усилий, а мы никогда не будем в состоянии возвратить их». Константин предлагал далее продать Соединенным Штатам русские колонии и тем самым «разрешить дружелюбно и с выгодой для нас вопрос, который в противном случае разрешится против нас и притом завоеванием».3 [Там же, л. 6].
Соглашаясь в принципе с необходимостью ликвидировать колонии в Северной Америке, министерство иностранных дел опасалось, однако, нежелательного обострения отношений с Англией и настаивало на отсрочке продажи колоний до истечения срока привилегий Российско-американской компании, т. е. до 1 января 1862 года.
Посланнику в Соединенных Штатах было поручено «выведать мнение вашингтонского кабинета по сему предмету». На записке о предполагаемых условиях продажи была сделана помета, что все изложенное «осталось без исполнения, пока не кончится вопрос об уничтожении контракта между компанией нашей с С.-Франциско, условия которого могут чрезвычайно уронить ценность владений наших в С[еверной] Америке». 1 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1857 г., д. № 1, л. 1. В данном случае речь идет о договоре между Российско-американской и Американо-русской компаниями].
Помета эта была сделана 29 апреля 1857 года. Однако в декабре того же года, по получении соображений Стекла по этому поводу, обсуждение вопроса о продаже колоний возобновилось. Великий князь Константин в своем втором письме Горчакову, посвященном продаже колоний, отмечал, что ныне монопольная компания, подобная Российско-американской, не может служить маскировкой правительственной политики и что в данный период компания лишь толкает Россию на обострение отношений с Америкой и, по существу, будет вредить русско-американской торговле в целом. Эти неутешительные выводы базировались на заявлении Стекла, что «время монополий миновало, и в Тихом океане они теперь возможны не более, чем где бы то ни было».2 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1856 г., д. 4, письмо от 1/13 ноября 1857 г., на лл. 21-23. Перевод с французского].
Появление нового претендента на русские поселения казалось царизму тем более опасным, что отторжение колоний могло явиться результатом не только официального обострения взаимоотношений России и Америки, на что Россия сразу же после Крымской войны, конечно, не решилась бы, но могло последовать и в результате «мирного проникновения».
Так было с восстанием мормонов. Слухи о попытках мормонов переселиться на север на территорию не то Гудзонбайской, не то Российско-американской компании заставили русское правительство насторожиться. «Президент, - сообщал Стекл, - смеясь намекнул мне на эту возможность. Я спросил, - писал он далее, - явятся ли мормоны у нас завоевателями или мирными. - Это вы, - ответил он, - должны разрешить этот вопрос, что же касается нас, то мы будем очень рады избавиться от них». 3 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, л. 27, письмо от 20 ноября (2 декабря) 1857 г. Перевод с французского].
Отмечая, что слухи о переселении мормонов на русскую территорию пока еще преждевременны, Стекл добавил, что в том случае, когда это станет фактом, Россия будет поставлена перед альтернативой вооруженного сопротивления или отказа от части своей территории. Вопрос о продаже приходилось форсировать. На телеграмме Стекла о беседе с президентом по поводу слухов о переселении мормонов на русскую территорию Александр II наложил резолюцию: «Это подтверждает идею урегулирования теперь же вопроса о наших американских владениях». 1 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, л. 27, письмо от 20 ноября (2 декабря) 1857 г. Перевод с французского].
В конце 1857 года Горчакову пришлось уже несколько иначе поставить вопрос о продаже русских поселений. Русскому послу было указано, чтобы он, «не компрометируя ни себя, ни императорское правительство, осторожно внушил вашингтонскому кабинету мысль о возможности склонить Россию к уступке колоний на выгодных условиях».2 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1857 г., д. № 1, лл. 9-10].
Беззащитность русских поселений была не только следствием военной слабости России, обнаружившейся во время Крымской войны, но была связана также с тем, что царизм уже не стремился к усилению своей экспансии в этом направлении. Еще раньше мы отмечали, что надежду на дальнейшую активную экспансию на американском материке царизму пришлось оставить еще в середине 20-х годов XIX века. С середины 40-х годов интересы российского царизма на востоке уже полностью сконцентрировались на азиатском материке. Этот момент отмечается в переписке, посвященной продаже колоний, и великим князем Константином и почти всеми министрами. Это обстоятельство учитывает и Стекл, принимавший активное участие в продаже колоний. «Наши интересы - на азиатском побережье, - пишет он Горчакову в 1859 году, - и сюда мы должны направить нашу энергию. Там мы на нашей собственной территории и имеем для эксплоатации продукцию обширной и богатой области. Мы примем участие в чрезвычайной деятельности, развивающейся на Тихом океане, наши учреждения будут соперничать с таковыми других наций, и при заботливости, которую наш августейший монарх посвящает приморскому краю Амура, мы не должны упустить возможности приобрести в этом обширном океане высокое значение, достойное России». 3 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 16-41. Перевод с французского].
Между тем, в 50-х годах положение осложнилось новым обстоятельством. На Аляске были открыты несомненные признаки месторождений золота. Российско-американская компания давно уже получала об этом сведения от старателей-одиночек, об этом свидетельствовали и неоднократно находимые слитки золота. Но собирая сведения о наличии золота в различных районах, компания делала это отнюдь не для того, чтобы приступить к изысканиям. Более того, опасаясь, чтобы известие о наличии золота не побудило правительство отнять у компании монополию, компания всячески противилась производству на ее территории каких бы то ни было съемок, исследований и пр. По этой причине оказались необследованными также богатейшие залежи угля и меди. На неоднократные предложения разработки меди на р. Медной компания отвечала, что ею уже самостоятельно начаты там работы, хотя это не соответствовало действительности.
Однако скрывать наличие золота стало невозможно после того, как калифорнийские россыпи привлекли к западной части Северной Америки внимание всего мира и когда обнаружение залежей на границе территории Гудзонбайской и Российско-американской компаний показало, что основные залежи должны находиться на русской территории.
Уже в обзоре русских колоний капитана Головина, посланного в 1860 году вместе с действительным статским советником Костливцовым для ревизии колоний, мы имеем совершенно четкое указание: «По реке Медной находили большие куски самородной меди, а на Кенайском берегу положительно доказано присутствие золота».1 [Приложения к докладу комитета об устройстве русских американских колоний, стр. 283].
Однако известие о наличии золота в колониях заставило правительство не лишить компанию прав на эту территорию в целях разработки драгоценных металлов, как предполагало правление компании, а принять решительные меры к тому, чтобы избавиться от американских владений. Столь парадоксальное на первый взгляд решение имело под собою весьма веские основания. -
Пример Калифорнии, которая в течение короткого времени была наводнена стекавшимися со всего света искателями наживы, был перед глазами, и при аналогичном положении на Аляске Россия ни в коем случае не могла рассчитывать на сохранение своей власти над этой территорией.
Возможность подобного исхода стала особенно реальной в 1862 году с обнаружением золота на границе Гудзонбайской и Российско-американской компаний.
Дело в том, что устье р. Стахин, являвшееся наиболее удобным путем сообщения с открытыми на той же реке, в английской ее части, россыпями, лежало на русской территории. Эта территория арендовалась Гудзонбайской компанией, и срок аренды как раз в это время кончался. Таким образом, весь транзит и все золотоискатели проходили по русской территории, которая вследствие этого фактически попадала в руки англичан. Выходившие в порту Виктория на р. Ванкувер английские газеты весьма недвусмысленно намекали на возможность отторжения этой территории от России или в крайнем случае на необходимость продления контракта между Российско-американской и Гудзонбайской компаниями на право беспрепятственного пользования этой территорией. «Допуская даже, что переговоры не успели бы склонить к совершенной уступке его нам, - писали английские газеты, имея в виду устье р. Стахин, - мы должны иметь берег этот в наших руках так или иначе». Газеты откровенно призывали к вооруженному захвату: «Но если бы ситхинское управление возымело покушение на остановку нашего транзита, мы прибегнем к морской силе для ограждения неприкосновенности тракта. Небольшого числа воинских английских сил достаточно, чтобы русский грифон сделался совершенно любезен. Если бы даже предстояло в этом случае какое-либо затруднение, то мы могли бы весьма скоро отодвинуть границу русских владений. Имея в своих руках страну, богатую золотом, мы должны владеть и соседним с ней берегом». 1 [«Британский колонист» от 14 января 1862 г. Цитирую по переводам, хранящимся в архиве Государственного Географического общества в фонде Ф. Веселаго].
Вопрос обострился еще более в связи с обнаружением золота на русской территории. Когда посланник Соединенных Штатов в России Камерон уведомил русское правительство «о распространении открывшейся золотоносной полосы Орегона и Британской Колумбии до русских владений в Америке», запрошенное по этому поводу правление компании обнаружило свою полную растерянность, сообщая в одном и том же документе совершенно противоречащие друг другу сведения. С одной стороны, компания спешила уверить министерство финансов, что, судя по словам индейцев (другими источниками компания якобы не располагала), «ближайшее место, где найдено золото в большом количестве, находится от устья реки не ближе 200 верст, т. е. приблизительно за 7 дней пути, каковая местность находится уже вне русских владений».2 [МИА, фонд канцелярии морского министерства, распорядительная часть, 1862 г., д. № 113, л. 11]. С другой стороны, компания сообщала, что ею отдано распоряжение «при невозможности открытого и решительного сопротивления (которого предписано всеми мерами избегать) действиям золотоискателей допустить добывание золота в наших владениях с известною платой в пользу компании». Вместе с тем, препровождая в министерство финансов копии донесений инженера Андреева, посланного для исследования найденных россыпей, компания всячески подчеркивает, что «россыпи довольно бедны и золото мелко, как мука, и что самые богатые участки дают 5 долларов в день».3 [Там же, лл. 24-25].
Андреев в своем отчете сообщил, что «золото более крупное находится за вторыми воротами или порогами». Разработка этих россыпей, очевидно, была выгодной, ибо число золотоискателей, по словам Андреева, уже доходило до 400 человек.
Не имея возможности собственными силами противодействовать наплыву золотоискателей, компания спешно ходатайствует о посылке военного крейсера из Тихоокеанской эскадры к р. Стахин для охраны русских владений «от произвольных действий иностранцев». Однако мысль о посылке крейсера на р. Стахин пришлось скоро оставить, ибо события в Китае не позволяли решиться на ослабление Тихоокеанского флота. К тому же выяснилась и малодоступность устья р. Стахин для военных судов. Вопрос об охране колоний требовал срочного урегулирования. По настоянию посла в Лондоне барона Бруннова, арендное соглашение с Гудзонбайской компанией, срок которого истек 1 января 1862 года, было продлено до 1 июня 1863 года, а затем, в виду задержки вопроса о продаже колоний в связи с гражданской войною в Соединенных Штатах, еще на два года, по 1 июня 1865 года.
Это было необходимо, чтобы оградить русские поселения от английских домогательств до того момента, когда эти поселения можно было бы беспрепятственно ликвидировать. Возникшая впоследствии легенда, что царское правительство, продавая свои колонии, не знало, каких богатств оно лишается, не находит подтверждения в документальном материале. Подобная версия тем более наивна, что в 60-х годах о наличии золотых россыпей на Аляске знало не только правительство, но об этом неоднократно писали в периодической печати.
В передовой, посвященной слухам о продаже Соединенным Штатам русских колоний, одна из наиболее авторитетных петербургских газет «Голос» писала, что продажа колоний лишает Россию этих владений именно в то время, «когда на почве их, как писали недавно, открыты весьма много обещающие признаки золота, разработка которого, если известие было справедливо, в два-три года доставит более, чем сколько дают за них Северо-американские Штаты».1 [«Голос», 1867 г., № 84].
«New York Herald» в статье, посвященной покупке Соединенными Штатами русских колоний, также не исключает возможности, что «богатства вдесятеро большие, нежели эта сумма [уплачиваемая России. - С. О.], таятся в недрах вечных снегов, покрывающих все 17 тысяч футов, на которые возвышается гора св. Илии? Эта гора есть начало и глава золотоносной цепи, пролегающей по Калифорнии, Неваде, Мексике, Средней и Южной Америке: почему же не предположить, что в ней скрываются прииски богаче всех прочих, лишь бы добраться до них». 1 [«New York Herald», 1867 г. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 103].
Правительство не только знало о наличии золотых россыпей на Аляске, но оно именно этого и боялось, ибо вслед за армией вооруженных лопатами золотоискателей могла притти армия вооруженных ружьями солдат.
Царская Россия хорошо знала, что она продает, а Соединенные Штаты столь же хорошо знали, что они покупают.
Невозможность сохранить свои колонии в случае войны, невозможность оберегать их вследствие широко распространившихся слухов о наличии там золота и в период официального мира, неизбежные в связи с этим конфликты и, наконец, перенесение русских интересов на азиатский материк - таковы были причины, толкавшие царское правительство на продажу Аляски.
Однако эти обстоятельства еще не исчерпывали всего круга вопросов, способствовавших продаже колоний. Были еще и другие причины, форсировавшие эту продажу, и некоторые из них заключались в самой Российско-американской компании.
Так как компания не осваивала полностью всю принадлежавшую ей территорию, то она не могла противиться эксплоатации отдельных участков под видом аренды другими государствами. Началось это с Гудзонбайской компании, которой был передан в аренду участок, чтобы обезопасить колонии от домогательств Англии. Вокруг вопроса об аренде возникала значительная борьба, влиявшая на взаимоотношения России как с Англией, так и с Соединенными Штатами.
С одной стороны, посол в Англии барон Бруннов, из дипломатических соображений и из опасений прямого захвата прежде арендуемой территории, категорически настаивал на продолжении аренды с Гудзонбайской компанией, с другой стороны, посол в Соединенных Штатах Стекл столь же категорически и из тех же соображений настаивал на сдаче в аренду той же территории претендовавшей на нее компании американских граждан. В 1859 году, ввиду окончания контракта с Гудзонбайской компанией, Стекл от имени группы калифорнийцев предложил компании передать им в аренду эту территорию. С главным правлением вел переговоры посланник Соединенных Штатов в России Клей, который «словесно предложил платить ежегодно за материк, арендуемый Гудзонбайской компанией, более ее». 2 [АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25, л. 32]. В случае отказа Клей изъявил готовность начать переговоры хотя бы об островах, которые Гудзонбайской компанией не арендовались.
Под угрозою насильственного отторжения части территории компания не могла противиться подобным настояниям, и вынуждена была поставить перед правительством вопрос о том, в какой степени согласуется с видами правительства одновременное заключение соглашения с Гудзонбайской компанией о сдаче ей участка на материке и договора с компанией калифорнийских купцов о сдаче ей островов.
Совершенно очевидно, что в этих условиях, когда территория компании служила объектом домогательств соседей, последняя была уже бесполезна для царизма. Политическое значение компании свелось на нет.
В коммерческом же отношении, как мы уже отмечали, компания к этому времени потеряла какое бы то ни было значение, превратилась в полупаразитическую организацию и могла существовать лишь при поддержке правительства.
В 1866 году общая сумма доходов Российско-американской компании выражалась в 706 188 руб., из которых 200 тысяч руб. были получены в виде дотации от казны. Аппарат главного управления в Петербурге пожирал свыше 10% валовой суммы доходов (71660 руб.)1 [Даже после жесткого сметного сокращения по требованию министерства финансов предполагаемых расходов содержание главного правления выражалось в сумме 51 660 руб.]. На выдачу дивиденда акционерам оставалось всего 10828 руб., т. е. по 1 руб. 45 коп. на полуторастарублевую акцию.2 [МИА, фонд канцелярии морского министерства, распорядительная часть, 1860 г., д. № 162, ч. II, секретное соображение о доходах и расходах Российско-американской компании, на лл. 18-23]. Стопятидесятирублевые акции компании в последние годы ее существования продавались на бирже по 70 руб., и лишь когда слухи о продаже колоний получили широкую огласку, акции резко поднялись.
После самых точных подсчетов оказалось, что Российско-американская компания может продолжать свою деятельность только в случае дальнейшей ежегодной дотации не менее чем в 200 тысяч руб. и при условии аннулирования всего ее долга казне, равного 725 тысячам руб. «В этом случае, - как сообщало правление, - на первое время не представляется возможности рассчитывать на выдачу каких-либо дивидендов акционерам, и только при предполагаемом впоследствии, по окончании контрактных сроков, повышении продажных цен на главный предмет торговли компании - пушные промыслы - надобно будет рассчитывать, что на акцию можно будет выдавать от 4 до 6% прибылей в год».3 [МИА, фонд канцелярии морского министерства, распорядительная часть, 1860 г., д. № 162, ч. II, л. 22].
Однако и дотация не могла поднять полностью финансовую мощь компании. Кроме дотации компания нуждалась в единовременном займе, ибо несвоевременная выплата компанией имевшихся у нее как в России, так и за границей долгов грозила банкротством. Несмотря на затруднительное финансовое положение компании, этот заем с величайшей готовностью хотели ей предоставить лондонские банки.
Упадок политического значения американских колоний для Российской империи и все сильнее проявлявшаяся склонность России к продаже их Соединенным Штатам заставили английское правительство всячески стараться поддержать Российско-американскую компанию. Предпочитая соседство с неспособной к широкой колонизационной деятельности Российско-американской компанией соседству с американцами, английское правительство, действуя через финансовые круги, пытается помочь компании путем предоставления столь необходимого ей займа. Подготовлявшаяся продажа колоний держалась в строгом секрете даже от членов правления, которые приписывали задержку новых привилегий чисто финансовым затруднениям правительства, не желавшего давать новые дотации.
И в период 1862-1867 годов, т. е. в тот период, когда срок привилегий компании истек, а вопрос о новых привилегиях не был разрешен, Лондон казался некоторым членам правления единственным якорем спасения. С торговыми кругами Лондона компания была связана издавна, поскольку Лондон являлся центром меховой торговли. В период же задержки разрешения вопроса о привилегиях компания ведет переговоры с рядом влиятельных представителей финансовых кругов, гарантировавших компании размещение на английской бирже займа в размере от 150 тысяч до 200 тысяч фунтов. «Мы имели много свиданий, - сообщал главному правлению в марте 1864 года владелец банкирской конторы Альберт Пелли и Ко, - с влиятельными здешними лицами, мнения коих были различны, и во многих случаях виды их на собственные выгоды были так велики, что мы не могли ничего с ними решить. Но некоторые друзья согласились предпринять этот заем по 92% и 6% на 12 лет с платежей 1120 части в каждое полугодие по истечении первых двух лет вместе с интересами [т. е. с процентами. - С. О.]».1 [АВПК и Б, фонд Буткова, Ш64 г., д. № 15, письмо от 12 марта 1864 г.].
Но устраивая компании заем, в Сити желали иметь гарантию, что привилегии будут предоставлены компании и далее, а, следовательно, русские колонии не будут проданы Соединенным Штатам. Лондонская биржа требовала, чтобы заем этот был гарантирован непосредственно царем и министром финансов, что должно было повести к сохранению компании, а следовательно, и американских колоний.
В Лондоне был выработан текст гарантии: «Император или правительство российское, в уважение доверия нашего к обществу, учрежденному в нашей империи, известному под наименованием Российско-американской компании, и желая облегчить операции компании доставлением ей возможности собрать в Соединенном Великобританском королевстве и Ирландии фондов для ведения дел компании, сим изъявляем наше согласие на гарантию в должном выполнении обязательств компании, принимаемых ею на себя».
Далее следовали условия займа. Как писал Пелли в письме от 27 мая 1864 года, «Документ этот должен быть подписан императором и контрассигнирован министром финансов или первым министром».1 [АВПК и Б, фонд Буткова, 1864 г., д. № 15].
Лондонские банки широко раскрыли бы свои кладовые для Российско-американской компании, если бы имели малейшую уверенность в том, что этим они продлят ее существование. «Дайте гарантию, и 200 тысяч фунтов будут наличными», 2 [АВПК и Б, фонд Буткова, 1864 г., д. № 15, письмо от 15 марта 1864 г.] - писал Рутковский, служащий компании, посланный в Лондон для выяснения вопроса о займе. Однако, имея намерение ликвидировать свои поселения в Америке, правительство, конечно, не дало требуемой гарантии и ограничилось лишь общим разрешением на выпуск займа.
Столь же неудачно окончилась попытка получить заем на петербургской бирже у страховых и других обществ государственными кредитными билетами. Неудачно окончилось и ходатайство о предоставлении компании займа в 1200 тысяч руб. серебром билетами государственного казначейства из поступающих в платежи подушных и таможенных сборов.
Подводя итог своему финансовому положению, компания вынуждена была заявить «с чистейшей откровенностью, что без денежных средств для уплаты ее долгов никакая мера не может спасти это предприятие от совершенного прекращения его деятельности».3 [АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25, л. 3]
1 января 1862 года оканчивался срок привилегий Российско-американской компании. Ввиду этого компания заблаговременно, еще в 1860 году, представила в министерство финансов проект нового устава. Этот проект не предусматривал никаких изменений по сравнению со старым уставом и лишь закреплял юридически существовавшее фактически положение. Так, пункт 1 устава, гласивший прежде, что компания «учреждается для промыслов на матерой земле С[еверо]-западной] Америки и островов», формулировался здесь значительно откровеннее: «Компания учреждается для управления российскими колониями в Америке». Власть над колониями по-прежнему сосредоточивается в руках главного правителя, избираемого правлением компании из числа штаб-офицеров флота.
Чтобы замаскировать затянувшиеся переговоры о продаже колоний, правительство не отказало сразу в утверждении нового устава, но обсуждался он с 1860 года по 1867 год, т. е. до самого момента продажи. В течение этого периода компания существовала на основе высочайшего решения от 29 мая 1861 года, по которому «впредь до рассмотрения и решения вопроса о дальнейшей судьбе Российско-американской компании» ей разрешалось продолжать свою деятельность «на действовавших до сего времени основаниях».
Во всех инстанциях, обсуждавших устав компании, особенные нападки вызывал вопрос о монопольных правах компании, т. е. основное положение, отличавшее компанию от других русских акционерных объединений этого периода и превращавшее ее в замаскированное орудие государственного управления колониями.
В резкой критике этого пункта устава компании в министерстве финансов, Государственном совете и других инстанциях сказалась борьба развивающихся в стране буржуазных элементов с монополиями, характерными для XVII и XVIII веков.
Рупором этих настроений в отношении Российско-американской компании был великий князь Константин, для снискания популярности демагогически бравировавший своим «либерализмом». Начав с заявления, что в русских условиях, «при отсутствии всякой гласности и при невозможности писать против компании, вред [ее] еще ощутительнее»,1 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1857 г, д. № 1, Л. 6]. Константин требовал, вне зависимости от хода переговоров по продаже колоний, чтобы компания была во всем приравнена к прочим акционерным обществам, а управление колониями было подчинено генерал-губернатору Восточной Сибири.
Намереваясь ликвидировать компанию, правительство начинает подготовлять к этому общественное мнение, и борьба с рабством, существовавшим в колониях, призвана была оправдать ликвидацию одного из первых акционерных по форме предприятий в тот именно период, когда акционерные общества в России возникали с невероятной быстротой, в период «грюндерства».
Директорат компании, у которого помимо государственных соображений были соображения личного порядка, поскольку ликвидация компании лишала директоров больших доходов, всячески пытался спасти компанию. Акционеры и директора компании, столько лет бывшие послушным орудием в руках правительства, в последний момент не поняли, что существование компании потеряло свой смысл, ибо потеряли свое значение американские колонии. Главное правление поднимает мышиную возню, пытаясь оправдаться в взводимых на компанию обвинениях, не учитывая, что суть дела не в том, что компания плоха, а в том, что она уже не нужна.
Контр-адмирал Этолин, член главного правления, в записке, посвященной опровержению взводимых на компанию обвинений об эксплоатации туземцев, пытался оправдаться «человеколюбивыми» деяниями компании.
«Несправедливо... возводимое на компанию нарекание, что алеуты суть ее рабы. Собственности их никто не лишает, и все, что они приобретают себе как в море, так и на суше, принадлежит им, но так как они без содействия компании, которая снабжает их всем, не могли бы производить промыслов, то естественно, что они обязаны передавать свой улов компании, которая удовлетворяет их за то платою по таксе, и даже часто выше оной. Скорее алеут можно назвать членами семейства, в коем Американская компания есть глава. Как глава, или заботливый опекун, компания обязана, и держится постоянно того правила, что на ней лежит попечение о благосостоянии и улучшении быта туземцев, а также о нравственном и умственном их развитии, по мере способов, коими она может располагать». 1 [Доклад комитета об устройстве русских американских колоний, стр. 377-378].
Наиболее веским обвинением против компании были статистические цифры, говорившие о вымирании алеут под ее «заботливым» попечением. Но против столь веского и, казалось, несокрушимого обвинения, у главного правления имелся сильный довод. Компания не пытается оправдываться или опровергать факт вымирания туземцев. Тут компания прибегает к аналогии. То, что алеут рождается меньше, чем умирает, - это факт, но факт также и то, что на Камчатке, где с первого дня существует коронное управление и где туземцы ни на какие работы не посылаются, вымирание туземцев не меньше, чем в американских колониях. Правление приводило данные о вымирании камчадалов: в 1854 году их родилось 274, а умерло 480 обоего пола.
Но по другим пунктам обвинения против компании главное правление возражать не могло.
Весьма резким нападкам со стороны управляющего морским министерством Н. Краббе подверглись объяснения компании по поводу отзыва, данного в результате ревизии.
Компания, как доказывало главное правление, не может не заботиться об алеутах, ибо ее благосостояние основывается именно на алеутах.
«Интересы компании тесно связаны с благосостоянием туземцев - алеут, а поэтому она обязана для собственной пользы заботиться о их благоустройстве и довольстве по местному их быту и условиям, а не по европейским обычаям». «Обязана - да, - написал Краббе на полях, - но не исполнялась эта обязанность, а была только забота о набивании кармана монополистов». 1 [МИА, фонд канцелярии морского министерства, распорядительная часть, 1860 г., д. № 162, ч. II, л. 84].
Главное правление настаивало на необходимости опеки над алеутами. «Ежели бы он [алеут. - С. О.] предоставлен был, - писало правление, - собственному произволу и не состоял под компанейским наблюдением, то не редко при подобной беспечности погибал бы голодной смертью». На полях - помета Краббе: «Из этого вовсе не следует, что ему должно быть рабом, а что он раб - об этом самый отчет свидетельствует». 2 [Там же].
Когда же в заключение своего объяснения компания, пытаясь оправдать свою политику в отношении алеут, писала, что «приучать туземцев к хлебу было бы важною непредусмотрительностью» и что нынешнее их положение «следует по справедливости назвать возможно благоустроенным и обеспеченным», Краббе с возмущением восклицает: «Это же черт знает, что такое». Однако еще совсем недавно тот же Краббе считал все это в порядке вещей и вовсе не возмущался. Теперь же в правительственных сферах заявляется во всеуслышание, что отношения между компанией и алеутами основаны на насилии и должны быть изменены.
В записке о Российско-американской компании департамент государственной экономии прямо заявлял, что Российско-американская компания, «руководствуясь, собственно говоря, крепостным правом, считала и считает промыслы пушных зверей своей собственностью и инородцев своими рабами». 3 [Там же, л. 85].
Так в момент ликвидации царских колоний в Америке заговорили, наконец, и о ликвидации там рабства, благо теперь уже в нем не было никакой надобности.
Борьба с компанией велась не только в правительственных комиссиях, но и в печати. По инициативе великого князя Константина в виде приложения к «Морскому сборнику» были изданы «Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана»,1 [Приложение к «Морскому сборнику», №№ 1-4, 1861 г.] представлявшие собою выдержки из документов и мемуаров. В материалах этих приводились факты, иллюстрировавшие хищническую политику компании.
Одновременно с этим вышла капитальная работа П. Тихменева, 2 [П. Тихменев, Историческое обозрение образования Российско-американской компании, СПб., 1861.] акционера компании, пытавшегося на основе документов показать гуманное отношение компании к туземцам и пользу, получаемую Россией от этой организации. Но участь Российско-американской компании, как и участь американских колоний, была предрешена, ибо ко всем перечисленным выше соображениям, толкавшим Россию к продаже Аляски, прибавилось новое и притом решающее соображение. Это была попытка царизма во второй половине 60-х годов XIX века ориентироваться на Америку как на союзника в борьбе за отмену Парижского мира и за раздел Турции.
Впоследствии в оппозиционно настроенной прессе высказывалось удивление, что царизм проявил при продаже своих колоний такое бескорыстие. «Надо вспомнить..., - писал «Голос», - что наши владения в Северной Америке прилежат непосредственно к владениям английской Гудзонбайской компании, для которой переход русских колоний в руки американцов менее всего может быть выгоден и желателен, и только для того, чтоб избавиться от соседства американцов, компания английская, без сомнения, охотно дала бы втрое или вчетверо дороже предлагаемой Соединенными штатами суммы». 3 [«Голос», 1867 г., № 84].
Действительно, если бы правительством руководило лишь желание продать колонии подороже, то с Англии можно было бы получить значительно больше, чем с Соединенных Штатов, ибо покупка Америкой русских колоний была для Англии чревата многими осложнениями. Однако для царизма было гораздо важнее заполучить союзника, в особенности союзника, интересы которого были антагонистичны Англии.
Уже с первого момента, как только возник вопрос о продаже колоний Соединенным Штатам, русские дипломаты не сомневались, что это событие явится прямым вызовом Англии. Излагая в депеше от 23 декабря 1859 года ход переговоров о возможности покупки Соединенными Штатами русских колоний, Стекл особенно подчеркивает это обстоятельство: «Прежде чем окончить это сообщение, я нахожу нужным осведомить ваше сиятельство, что проект уступки наших колоний, если он осуществится, обеспокоит в высокой степени британское правительство».1 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 36-41. Перевод с французского]. Предпосылки для подобного заключения были весьма основательны. Уже переход Калифорнии к Соединенным Штатам нанес сильный удар английскому господству в Тихом океане. Попытка Англии усилить колонизацию о. Ванкувера и части Орегона встретила, однако, серьезное препятствие в суровости климата. При подобном положении, «если Соединенные Штаты, - писал Стекл, - сделаются хозяином наших владений, британский Орегон будет стиснут американцами с севера и с юга и с трудом избегнет агрессии последних».2 [Там же].
Стремясь нанести удар английскому могуществу в Северной Америке и тем самым столкнуть Соединенные Штаты с Британской империей, Россия решила пойти на продажу Аляски, а стремление к господству на американском материке заставило Соединенные Штаты ее приобрести. В разговоре с калифорнийским сенатором Гвином Стекл указал, что сумма в 5 миллионов долларов, предлагаемая Соединенными Штатами за Аляску, вряд ли удовлетворит русское правительство. «Я согласен предложить более крупную сумму, -заявил Гвин, - и в этом я буду поддержан моими коллегами из Калифорнии и Орегона, но я не уверен в согласии других штатов союза, которые в этом прямо не заинтересованы. Единственный мотив, могущий склонить их к приобретению ваших колоний, - это перспектива усилить в просторах Тихого океана могущество и влияние Соединенных Штатов в ущерб Англии. Это политическое соображение, - добавил Гвин, - которым не преминут воспользоваться делегаты Калифорнии и Орегона, окажет вне всякого сомнения благоприятное влияние на конгресс». 3 [Там же, письмо от 4/16 июля 1860 г., на лл, 48-49. Перевод с французского].
Экономическая взаимосвязанность южных штатов Америки с Англией отнюдь не мешала ставленникам южан в период их пребывания у власти стремиться к ущемлению английской экспансии на американском материке. К тому же как Север, так и Юг, стремясь к приобретению новой территории, которая должна была войти в федерацию как самостоятельный штат, втайне надеялись перетянуть его на свою сторону и тем самым увеличить свои силы в конгрессе. Переговоры о покупке колоний, направленное, как мы видели, в первую очередь против Англии, были начаты в период президентства Франклина Пирса, бывшего на поводу у южан, продолжались в период президентства ставленника южан Джемса Бьюканена и, наконец, были оформлены в период президентства Эндрью Джонсона, хотя и боровшегося против отделения южных штатов, но представлявшего интересы последних.
В 1859 году переговоры о продаже колоний вышли из стадии общих фраз и предположений и приобрели весьма четкий характер. В одной из бесед со Стеклом калифорнийский сенатор Гвин вновь поднял вопрос о продаже Россией колоний, подчеркнув при этом, что эту идею всячески поддерживает президент Бьюканен, поручивший ему и помощнику государственного секретаря Аппельтону вести эти переговоры. По поручению Бьюканена, Аппельтон, как сообщал Стекл, передал ему, что президент «верит, что приобретение наших колоний было бы выгодно для государств, расположенных у Тихого океана, что он готов дать ход этому проекту, но прежде чем зайти далеко, следует узнать, расположены ли мы уступить наши владения»1 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 36-41. Перевод с французского]. В случае благоприятного со стороны России ответа Бьюканен предполагал обсудить этот вопрос с членами кабинета и с некоторыми влиятельными членами конгресса.
Однако все обострявшиеся противоречия между Севером и Югом и приближавшиеся президентские выборы, сулившие ряд изменений во внутренней политике Соединенных Штатов, заставили Россию временно воздержаться от решительного ответа на предложение Бьюканена. «Все зависит от будущих президентских выборов, которые состоятся в ноябре, - писал в начале 1860 года Стекл. - До тех пор мы будем продолжать жить среди беспорядка, царящего теперь повсюду как среди администрации, так и в федеральном законодательном собрании».2 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 44-46. Перевод с французского].
В этих условиях продажа колоний Соединенным Штатам, с точки зрения царского правительства, теряла свой смысл. Аппельтону и Гвину было сообщено, что «императорское правительство, не отклоняя окончательно предложения о продаже американских колоний, все же считает необходимым временно отложить это дело до более благоприятного момента».
Официально таким «благоприятным моментом» был объявлен срок окончания привилегий Российско-американской компании, т. е. январь 1862 года. Он удачно совпадал с окончанием всей выборной компании, дававшей возможность уяснить дальнейшие перспективы политики Соединенных Штатов.
Итак, продажа была отложена, как казалось вначале, - на полтора года, но, как оказалось впоследствии, на семь лет.
Сочувствуя северянам как антагонистам Англии, Россия все же не могла желать разрыва Севера с Югом, поскольку это ослабляло Соединенные Штаты как военную державу. «Дезорганизация Соединенных Штатов как державы, - писал Стекл Горчакову, - с нашей точки зрения - прискорбное событие. Американская конфедерация была противовесом английскому могуществу, и в этом смысле существование ее являлось элементом мирового равновесия».1 [Соединенные Штаты в эпоху гражданской войны и Россия, «Красный архив», 1930 г., № 1 (38), стр. 154].
Россия была заинтересована в компромиссном решении и в избрании на пост президента представителя южан, поскольку это помешало бы окончательному разрыву Севера с Югом. «Все, кто находится во главе дел, едва выше посредственности, - писал тот же Стекл о внутреннем положении Соединенных Штатов. - Имеется не более двух исключений. Один - сенатор Дуглас от демократической партии; это человек талантливый и энергичный, но он не в ладах с администрацией, которая употребляет все возможное, чтобы устранить его от будущего президентства. Другое исключение - сенатор Сюард, действительно государственный муж, но он один из главнейших противников рабства, и, если сделается президентом, Юг в целом покинет союз».2 [АВП, фонд министерства иностранных дел, азиатский департамент, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 декабря 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 42-43. Перевод с французского].
После избрания Линкольна, оценить которого Стекл явно не сумел, Россия старается принять меры к примирению Севера с Югом и к сохранению федерации. Мы имеем в виду попытку русского посланника принять участие в переговорах, которые вел государственный секретарь Сюард с представителями южан. Отклонив в октябре 1862 года предложение Франции о вмешательстве в борьбу на американском материке, Россия, как и Англия, полностью сохраняет для себя свободу действий, одновременно пытаясь добиться примирения между воюющими сторонами. В беседе с представителем Соединенных Штатов в том же октябре 1862 года Горчаков всячески напирал на то, что Россия более всего желает «сохранения американского союза как неделимой нация».3 [Соединенные Штаты в эпоху гражданской войны и Россия, «Красный архив», 1930 г., № 1 (38), стр. 155].
В 1863 году, под влиянием целого ряда соображений, в Америку посылается эскадра под командою адмирала Лисовского, которая, как и находившаяся уже в Тихом океане эскадра адмирала Попова, одним фактом своего присутствия должна была противодействовать английской контрабандной торговле с Югом, дававшей ему возможность сопротивляться.
С окончанием войны и победой Севера Россия могла уже рассчитывать использовать союз с Соединенными Штатами в той борьбе за разрешение ближневосточного вопроса вообще и отмену Парижского мира в частности, которую ей предстояло вести с Англией. В этих условиях надобности в дальнейшей отсрочке продажи колоний уже не было.
В июле 1866 года в Россию прибыла американская делегация во главе с товарищем государственного секретаря по морскому министерству Фоксом, которая от имени конгресса поздравила Александра II с «чудесным спасением» от выстрела 4 апреля. Это было открытой демонстрацией Соединенных Штатов в союзе с Россией против Англии.
Обращение конгресса было, с точки зрения дворянских кругов, в значительной степени бестактным. Посылая своего представителя в Петербург, «горящий возмущением» по поводу событий 4 апреля, конгресс, очевидно, не удосужился узнать официальную версию мотивов этого покушения, и Каракозов фигурирует в обращении как представитель дворянства, мстящего царю за освобождение крестьян. Однако необходимость заполучить союзника заставляла делать веселое лицо при неудачной игре. «Нет никакой беды, - кричали «Московские ведомости», - что конгресс заатлантической республики, еще не сообщавшейся тогда с Европой трансатлантическим телеграфным канатом, ошибся в объяснении причины явления, сущность которого не могла для него быть понятна».1 [«Московские ведомости», 1866 г., № 171].
«Никакой беды» не было потому, что, как заявляли те же «Московские ведомости», «у обеих наций есть общие враги».
Вся русская пресса была в этот период полна рассуждениями об общности врагов у той и другой державы.
«Голос», а за ним и другие газеты всячески пропагандируют мысль о том, что Америка должна стать «европейской державой». «В Европе является новая великая держава, - пишет «Голос», - которая, не имея ни клочка земли на нашем полушарии, может в союзе с Россией сделаться действительно европейскою страною, имеющею сильное влияние на ход европейских событий».
Однако, как же представляла себе русская пресса «превращение» Америки в европейскую державу?
«Превращение» должно было совершиться при помощи совместного раздела Турции. Именно в этом и заключался для России смысл «европеизации» Америки. «Без сомнения, - писал «Голос», - отныне наши порты всегда будут открыты для военных американских судов; но порт дружественной державы все-таки не то, что свой собственный; поэтому слухи о желании вашингтонского правительства приобресть от блистательной Порты один из островов Архипелага, может быть, и преждевременные, не имеют в себе ничего невероятного, и если действительно приближается раздел наследия Турции, то наши собственные интересы заставляют нас желать, чтоб часть этого наследия досталась Соединенным Штатам. Имея морскую станцию в Средиземном море, американский флаг будет препятствовать вторжению западных флотов в Черное море, а наш балтийский флот всегда будет готов на защиту американских интересов на севере Европы». 1 [«Голос», 1866 г., № 232].
Во время приезда Фокса участь русских колоний была решена окончательно. Возвратившись в Петербург сразу после визита Фокса, русский посланник в Соединенных Штатах Стекл занялся официальным оформлением согласия на продажу. «Передача колоний Соединенным Штатам мне кажется особенно желательной в политическом отношении», - писал А. Д. Горчакову в декабре 1856 года, после беседы со Стеклом, министр финансов М. X. Рейтерн.
Помимо невозможности защищать колонии в случае войны «с одною из морских держав» Рейтерн весьма откровенно указывает как наиболее существенный довод в пользу продажи колоний Соединенным Штатам то обстоятельство, что в этом случае Соединенные Штаты «сделаются соседями английских колоний не только с юга, но и с северо-запада». Это, по его мнению, «не может не иметь последствием упрочение дружелюбных наших отношений с Соединенными Штатами и увеличение возможности несогласия этих Штатов с Англией». 2 [АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25, л. 2].
Аналогичная мысль была высказана и великим князем Константином, подчеркивавшим «исключительные выгоды, которые может представить нам тесный союз с Северо-американскими Штатами и необходимость отстранения всего, что могло бы породить несогласия между двумя великими державами». 3 [Там же, лл. 1-2].
Этот характер продажи русских колоний, направленной против Англии, отмечает и Маркс в письме к Энгельсу, написанном накануне оформления договора о продаже русских колоний. 27 марта 1867 года Маркс писал Энгельсу: «Русские деятельнее, чем когда-либо раньше. Между Францией и Германией они заварили недурную кашу. Австрия сама по себе достаточно бессильна. А господам англичанам они заварят кашу в United States».1 [Маркс и Энгельс, Соч., т. XXIII, стр. 399].
Следует отметить, что возможность обострения англо-американских отношений и закрепление русско-американского союза путем продажи Аляски были прекрасно учтены иностранной прессой. Правда, английская печать замалчивала этот вопрос, однако, французская, которая была заинтересована в том, чтобы привлечь внимание Англии к русским делам и тем самым отвлечь ее от французских мероприятий в Италии и Испании, уделяла ему много внимания: «Уступкою продаваемых Россиею земель, - писало «Temps», - только запечатлевается парадоксальный союз императора Александра с президентом Джонсоном. Что из этого будет? Вопрос этот, - отвечало «Temps», - быть может, когда-нибудь разрешит эскадра, которую Америка содержит уже несколько времени в греческих водах».2 [«Temps», 1867. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 86].
Маркс решительно отвергает возможность вмешательства со стороны Соединенных Штатов в турецкие дела и считает все эти слухи «русскими измышлениями». В письме к редактору «Courrier Francais» Верморелю Маркс в августе 1867 года писал: «Вы воспроизводите утки (русского происхождения) о том, что Северная Америка возьмет на себя будто бы инициативу борьбы с турками. Вам следовало бы знать, что президент Соединенных Штатов не имеет права объявлять войну. Это право принадлежит только Сенату. Если президент Джонсон, - это грязное орудие рабовладельцев (хотя Вы настолько наивны, что изображаете его вторым Вашингтоном), - старается снискать себе некоторую популярность, запутывая международные отношения и делая за границей хвастливые заявления, то ведь янки не дети и не французы. Уже одного того, что инициатива всех этих попыток исходит от него, достаточно, чтобы лишить их всякого серьезного значения». 3 [Маркс и Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 494].
Но если, распуская подобные «утки», русское правительство вряд ли особенно верило в возможность непосредственного вмешательства Соединенных Штатов в случае необходимости применения вооруженной силы в борьбе за раздел Турции, то вместе с тем оно прекрасно учитывало, какое огромное значение для понижения активности Англии на Европейском континенте будут иметь те осложнения, которые возникнут для нее на Тихоокеанском побережья в связи с продажей Соединенным Штатам русских поселений в Америке.
Разбирая памфлет Лилиенфельда, Маркс пишет Кугельману: «Еще пример грубого невежества автора памфлета! В его глазах уступка русской части Северной Америки была не чем иным, как дипломатической хитростью русского правительства, которое, замечу кстати, было в большом денежном затруднении. Но здесь дело не в том: американский конгресс опубликовал недавно документы об этой сделке. Там имеется, между прочим, отчет американского поверенного, в котором он прямо пишет в Вашингтон: с экономической стороны приобретение это пока ровно ничего не стоит, но - но Англию благодаря этому янки отрежут с одной стороны от моря и ускорят приобретение всей британской Северной Америки Соединенными Штатами. Вот в чем дело то!» 1 [1 Маркс и Энгельс, Соч., т, XXVI, стр. 43].
Еще в начале 1857 года, по возобновлении обсуждения вопроса о продаже колоний, министерство иностранных дел попыталось приблизительно рассчитать, из какой суммы надо исходить при продаже Аляски. Принимая во внимание, что на 7484 акции компания в этот период выдавала 134 712 руб. дивиденда, откладывала в основной капитал 13 471 руб. и 673 руб. отпускала для всевозможных субсидий, министерство исчисляло ежегодную прибыль компаний равной 148 856 руб. Исходя из того, что средний годовой доход в стране составляет 4%, министерство приходит к выводу, что награждение собственно компании должно составить 3721 400 руб. серебром. Аналогичная сумма назначалась и в пользу правительства. Таким образом, в этом случае полная стоимость колоний исчислялась в 7442800 руб. серебром. Это была «программа-минимум». Второй вариант, разработанный одновременно с первым, базировался на других цифрах. В этом случае при расчете исходили не из прибыли, а из общей суммы расхода компании на выплату акционерам, содержание служащим, административный аппарат и пр. Эту сумму, исчисляемую в 800 тысяч руб. серебром, по данным министерства, компания «расходует каждогодно в пользу подданных России». Исходя из того, что эта сумма является 4% доходом капитала, равного всей стоимости колоний, последняя и выводилась равной 20 миллионам руб. серебром.
Однако утопичность последнего варианта была очевидна даже для его авторов, и в течение всего хода переговоров сумма требуемого вознаграждения за колонии колебалась между 5 миллионами долларов, т. е. первым вариантом, приблизительно равным 7500 тысяч руб. серебром, и 7 миллионами долларов, т. е. суммой, которая фигурировала в фиктивном договоре между Российско-американской и Американо-русской компаниями.
По сообщению Стекла, ведший с ним переговоры калифорнийский сенатор Гвин неоднократно отмечал, что при определении стоимости колоний «можно дойти до 5 миллионов долларов». 1 [АВП, фонд министерства иностранных дел, 1857 г., д. № 4, письмо от 23 ноября 1859 г. (4 января 1860 г.), на лл. 36-41. Перевод с французского]. Тем труднее было добиваться надбавки в момент непосредственной продажи, т. е. после гражданской войны, тогда государственная казна была действительно пуста.
5 миллионов долларов были той суммой, больше которой Россия не рассчитывала получить. Министр финансов Рейтерн считал, что «денежное вознаграждение должно быть не менее пяти миллионов долларов»,2 [МИА. фонд канцелярии морского министерства, 1858 г., д. № 1, л. 19] т. е. на 2200 тысяч долларов меньше, чем удалось получить по соглашению об уступке колоний. «Я употребил все возможные усилия, чтобы получить 7 миллионов 200 тыс. долларов, - сообщал Стекл министру финансов. - Постепенно я довел г-на Сюарда до 6 миллионов с половиной, но он не желал итти дальше. На время переговоры были прерваны, но я держался стойко, и секретарь уступил». 3 [АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25, л. 61. Перевод с французского].
Последняя прибавка в 200 тысяч была сделана с тем условием, что продаваемая территория должна быть «свободна и очищена от отводов, привилегий, льгот, пожалований или владений соединенных компаний, корпоративных или не корпоративных, русских или других».
7200 тысяч долларов, полученные Россией за колонии, в общем составляли немногим меньше 11 миллионов рублей, ибо курс доллара в 1867 году равнялся в среднем 1 руб. 50 с дробью коп. По соображениям управляющего министерством финансов, представленным 31 августа 1868 года,4 [МИА, фонд канцелярии морского министерства, распорядительная часть, 1860 г., д. № 162, ч. II, л. 178] т. е. уже после ликвидации дел компании, ее следовало компенсировать за водворение в Россию компанейских служащих и за нарушение контракта 728 600 руб., а также за потерю колониального имущества 959 716 руб.
При этом с компании следовало взыскать ее долги казне, что с процентами составляло 677 883 руб. 70 коп.5 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1866 г., д. № 3, л. 24]. Таким образом, из всей суммы, полученной от Соединенных Штатов, компании, за вычетом всех ее долгов, причиталось получить 1010 432 руб. 30 коп. Что же касается всех прочих частных долгов, то они опять-таки покрывались компанией из оставшихся у нее сумм.
Казне же осталось чистыми более 9 с половиной миллионов рублей, - сумма, конечно, незначительная, однако, все же равнявшаяся более чем половине годового бюджета такого министерства, как морское, бюджет которого в 1867 году равнялся 16 миллионам рублей.
Говоря о материальной заинтересованности России в продаже колоний, нельзя также обойти молчанием косвенные указания в иностранной печати на переговоры, которые велись между Соединенными Штатами и Россией о предоставлении ей займа. Действительно, царское правительство в этот период единственный выход из создавшегося финансового кризиса видело в иностранном займе. «Дефицит на текущие расходы как сметные, так и сверхсметные, - писал в секретном докладе Александру в 1866 году министр финансов Рейтерн, - в три года [1867-1869. - С. О.] составит около 45 000 000 руб., или средним числом по 15 000 000 руб. в год. Сумму эту необходимо стараться приобрести посредством иностранного займа». 1 [АНХ, фонд канцелярии министра финансов, лит. Ш., 1866 г., д. № 3, л. 24].
Сделанные в течение 1862-1865 годов семипроцентный, так называемый заграничный, и англо-голландский пятипроцентный заем ни в какой мере не разрешали проблемы, и версия о том, что между Россией и Соединенными Штатами в этот период велись какие-то переговоры о займе, могла иметь некоторое основание.
«Русское правительство, - писало «Temps», - не так давно старалось продать петербургско-московскую железную дорогу; - это ему не удалось, но через продажу своих американских владений оно обогатит казну 7 миллионами долларов, и, кроме того, есть слухи, что Россия вступила с Соединенными Штатами в переговоры на счет заключения займа».2 [«Temps», 1867. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 86].
Оформление договора по покупке Соединенными Штатами русских колоний в 1867 году велось с величайшей поспешностью. «Обстоятельства, при которых была заключена сделка, как бы указывают на предчувствие будущей важности этой негостеприимной части северо-американского материка», - отмечает А. Бабин.3 [А. Бабин, История С.-А. Соединенных Штатов, СПб., 1912, т. II, стр. 221].
Сын государственного секретаря Сюарда так описывает в своих воспоминаниях эпизод, происшедший при оформлении договора: «В пятницу вечером 29 марта Сюард играл в вист с некоторыми членами своей семьи в гостиной, когда доложили о приходе русского посла. «У меня каблограмма, мистер Сюард, от правительства, - государь дает свое согласие на продажу. Завтра, если вы хотите, я приду в департамент, и мы можем договориться». В ответ на это сообщение; по словам сына, Сюард отодвинул стол с картами, говоря: - «Зачем ждать до завтра, мистер Стекл, давайте заключим договор сегодня».1 [F Seward, Seward at Washington as Senatory and Secretary of State, N. Y., 1891, p. 348].
Были созваны секретари, и в присутствии председателя сенатской комиссии по иностранным делам Чарльза Сомнера в 4 часа утра трактат был подписан и послан на утверждение в сенат.
Слухи о продаже колоний Соединенным Штатам проникли в печать еще до опубликования договора, и отдельные русские газеты, в особенности «Голос» Краевского, попытались выступить с резкой критикой этого мероприятия: «Сегодня слухи - продают николаевскую железную дорогу, - писал «Голос» в передовой от 25 марта 1867 г., - завтра русские американские колонии; кто ж поручится, что послезавтра не начнут те же самые слухи продавать Крым, Закавказье, Остзейские губернии? За охотниками-де до покупки дело не станет».2 [«Голос», 1867 г., № 84]. При этом «Голос» подчеркивал, что продажа является незаслуженным мероприятием по отношению к Российско-американской компании и что та сумма, за которую были уступлены колонии, весьма незначительна по сравнению с их действительной стоимостью.
Эта статья обратила на себя внимание цензуры. Председатель петербургского цензурного комитета в своем отношении в главное управление по делам печати, цитируя ряд отрывков из передовой «Голоса», отмечал, что «хотя цензурными установлениями не возбраняется печати обсуждать правительственные меры, но никак нельзя оправдать оскорбительных для установленных властей отзывов о мерах, хотя еще не состоявшихся, но заведомо имеющихся в виду».3 [АВП, фонд канцелярии главного управления по делам печати, 1865 г., д. N° 15, ч. I, лл. 189-190]. В этой статье цензор усмотрел «как бы систематическое стремление редакции журнала к порицанию действий правительства», с чем согласился и председатель цензурного комитета.
На этом «крамольные» выступления русских газет против продажи колоний закончились.
Еще более резко выступила против покупки Соединенными Штатами русских колоний часть американских газет. Лишь отдельные газеты, в частности «New York Herald», более или менее положительно оценили это событие.
«Смотря на предложенную Соединенным Штатам уступку русской Америки с известной точки зрения, - писал «New York Herald», - она кажется пустою и неважною; смотря на нее с другой точки, - она, без всякого сомнения, оказывается важнейшею из международных сделок новейшего времени».1 [«New York Herald», 1867. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 104].
В другой статье тот же «New York Herald» вновь подчеркивает всю политическую важность продажи этого края. «Уступка его указывает,- писал «New York Herald»,- на вероятность политического, торгового и военного союза, оборонительного и наступательного, между Россиею и Соединенными Штатами против Англии и Франции, при предстоящем в будущем прилаживании равновесия власти в обоих полушариях». 2 [New York Herald», 1867. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 103].
Но большинство газет заняло принципиально иную позицию. Одна из авторитетнейших американских газет «New York Tribune» резко выступила против покупки русских колоний и с большим сарказмом подвергла критике политику Сюарда в этом вопросе. В статье, озаглавленной «Русское шарлатанство», «Нью-йоркская трибуна» дает едкое описание русских колоний «по представлению Сюарда». По описанию Сюарда, - пишет «Нью-йоркская трибуна», - «нет места в мире, подобного русской Америке. Приятный климат, совершенно теплый зимой, где эскимосы стремятся найти защиту в тени от палящей жары арктического лета. Страна покрыта сосновым лесом, цветущими зелеными садами на побережье, где имеются также огромные поля пшеницы и ячменя, стада нерпы, белые медведи, айсберги, киты и золотые жилы - все вплоть до 60° северной широты. Все удовольствия и все необходимое для жизни собрано вместе, и, как уверяет г-н Сюард, мы найдем белого медведя возлежащим на розах, ячмень, поспевающий на айсбергах, траву, обильно произрастающую на полях, по которой эскимосы ездят на санях».3 [«New York Tribune», 1867. Цитирую по недатированным вырезкам, хранящимся в АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25, ибо в наших книгохранилищах «New York Tribune» за этот год не имеется].
В другой статье, посвященной этому же вопросу, «Нью-йоркская трибуна» заявляет, что в истории дипломатии «не было безумной глупости, подобной этому договору, и все же существует опасность, что план пройдет через сенат без огласки и без рассмотрения и немедленно будет признан».4 [«New York Tribune», 1867].
Статьи «Нью-йоркской трибуны», появившиеся накануне обсуждения сенатом договора о покупке русских колоний, резко требовали отклонения заключенного соглашения. «Нью-йоркская трибуна» писала: «Этот договор государственный секретарь стыдливо и боязливо публикует в своем обращении и просит сенат подтвердить, а народ одобрить. Мы уверены, что сенат скажет - нет, мы знаем, что народ скажет - нет».1 [«New York Tribune», 1867. Цитирую по вырезкам, хранящимся в АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № 58/25].
Действительно, обсуждение договора в сенате внушало некоторые опасения русскому посланнику в Соединенных Штатах. Посылка официальной телеграммы о согласии правительства на продажу колоний именно в конце марта была вызвана тем, что в это время уже заседал новый конгресс, состав которого сулил благоприятное для России разрешение вопроса.
В письме от 24 февраля (8 марта) 1867 года, т. е. за три недели до составления договора, Стекл писал Рейтерну: «Мне было бы невозможно среди бурных споров последней сессии конгресса начинать переговоры, требующие наибольшей осмотрительности. Новый конгресс, собравшийся 4 дня тому назад, будет более спокойный, и я смогу тогда заняться этим вопросом». 2 [АНХ, фонд общей канцелярии министра финансов, 5 делопроизводство, 1866 г., д. № -58/25, лл. 47-48. Перевод с французского]. Но и при новом составе конгресса оставались еще некоторые сомнения. «Я даже не уверен, - писал Стекл в том же письме, - что наше предложение будет принято, и предупреждаю о больших трудностях».
И в итоге, хотя в отдельные моменты, особенно с началом компании в печати, казалось, что сенат не утвердит договора и дело окончится международным скандалом, ибо «отказ сената от этого акта, - как отмечал Стекл, - должен казаться в глазах света актом мало вежливым по отношению к императорскому правительству»,3 [Там же, л. 66. Перевод с французского] все дело окончилось вполне благополучно.
18 апреля 1867 года по новому стилю договор большинством 37 против 2 был принят сенатом, несмотря на то, что под ним была подпись Сюарда, «неумолимого врага трех четвертей сенаторов». Произошло это, с одной стороны, как справедливо заметил Стекл, потому, что «оппозиция в сенате была не против договора, но против статс-секретаря», а, с другой стороны, и потому, что, как отмечает американский историк, «вся сделка была пропитана запахом коррупции».4 [F. Dulles, America in the Pacific, Boston, 1932, p. 92]. Таким образом, несмотря на бешеную кампанию газет, никаких эксцессов не последовало.
В русской литературе, почти не освещавшей вопрос о продаже американских колоний, естественно, обойден и вопрос о подкупе, который имел место при этой сделке. Несмотря на циркулировавшие слухи об этом, и американские исследователи до определенного момента замалчивали это щекотливое обстоятельство.
«Обстоятельства, которые привели к передаче [русских колоний.- С. О.], до сих пор, по мнению многих, покрыты таинственностью, но я могу уверить читателя, - пишет Банкрофт, автор капитальной американской работы по истории Аляски, - что здесь нет никакой тайны. В дипломатических кругах даже такая простая сделка, как покупка куска земли, не совершается без обычных мудрых подмигиваний, шептанья и околичностей». 1 [Н. Bancroft, The Works, v. XXXIII, History of Alaska, p. 595].
С появлением работ Golder'a,2 [F. Golder, The Purchase of Alaska, «American Historical Review» v. 25, 1920] Dunning'a,3 [W. Dunning, Paying for Alaska, «Political Science Quarterly, v. 27, 1912] Farrar'a4 [V. Farrar, The Background of the Purchase of Alaska, «Washington Historical Quarterly», v. 13, 1922] и других американских исследователей вопрос действительно стал ясен.
Цитированный выше Dulles, работа которого, вышедшая в 1932 году, суммирует все сведения предшествующих авторов, прямо заявляет, что без подкупа некоторых конгрессменов трактат о покупке Соединенными Штатами Аляски мог встретить в конгрессе нежелательную оппозицию. «Мы не знаем точно, что произошло, - пишет Dulles, - не существует, однако, сомнений, что употреблен был подкуп, чтобы направить решения конгресса. В этом деле ясно чувствуется тот аромат подкупа, который стал так знаком послевоенному Вашингтону». 5 [F. Dulles, America in the Pacific, p. 92].
Возражая против уверток Сюарда, утверждавшего, что никаких соглашений о передаче каких-либо сумм не было, Dulles оперирует теми же изобличающими Сюарда материалами, которые приводятся и у других авторов. Он упоминает о телеграмме Стекла, рапортовавшего правительству об израсходовании большей части отпущенных ему «для секретных расходов сумм», наконец, приводит разоблачающий документ, найденный среди бумаг президента Джонсона. В этом документе президент, ссылаясь на слова Сюарда, рассказывает, что русский посол в связи с договором о продаже Аляски уплатил 30 тысяч долларов Джону В. Форнею (John W. Forney), 20 тысяч долларов Р. Дж. Уокеру (R. J. Walker) и Ф. П. Стэнтону (F. P. Stanton), 10 тысяч долларов Тэдди Стевенсу (Thaddeus Stevens) и 8 тысяч долларов Н. П. Бэнксу (N. P. Banks).
Что же, однако, побудило прессу и, в частности, «Нью-йоркскую трибуну» так активно выступать против утверждения сенатом договора о покупке русских колоний?
Это, можно объяснить, по всей вероятности, тем, что договор был внесен в сенат накануне выборов в отдельных штатах. Кампания, поднятая рядом газет и, в частности, «Нью-йоркской трибуной», против покупки русских колоний, очевидно, имела целью помочь на выборах тем кандидатам, которые в числе своих лозунгов выставили требование не отпускать ни одной копейки для территориальных приобретений и тем самым якобы гарантировать своих выборщиков от увеличения налогового бремени. Естественно, что в условиях послевоенного кризиса подобный лозунг мог иметь частичный успех.
Что между выборной кампанией и выступлениями печати против покупки Аляски была связь, мы можем предположить на основании одной весьма откровенной заметки, промелькнувшей в этот период в «New York Herald».
«Есть слухи, - пишет «New York Herald», - что трактат не будет утвержден. Мы догадываемся, что слух этот был распущен с целью воздействовать на выборы в Коннектикуте; но так как выборы эти теперь уже кончены, то надеемся, что сенат будет в состоянии тщательнее обсудить вопрос, следует ли великой республике остановиться на своем громадном поприще или итти вперед к самому северному полюсу».1 [«New York Herald», 1867. Цитирую по «Голосу», 1867 г., № 103].
Но вместе с тем приходилось учитывать, что идея увеличения территории Соединенных Штатов за счет Аляски не лишена была для определенных кругов известного обаяния. И «Нью-йоркская трибуна» прибегает к довольно неловкой инсинуации. Она сообщает, что русский царь якобы имел намерение передать Аляску Соединенным Штатам в виде подарка, так как она ему все равно не нужна и кроме хлопот ничего не приносит. «Это очевидно», - уверяет «Нью-йоркская трибуна». «И так же очевидно, - продолжает она, - что государственный секретарь Сюард знал об этом факте. К несчастию для нашего казначейства и наших налогоплательщиков, нельзя приобрести дипломатической славы получением простого подарка. Вместо того чтобы объявить приобретение территории, готовой упасть к нам в руки в виде помощи русского казначейства, г-н Сюард ведет переговоры относительно этого, расточает на это сумму в 10 миллионов долларов, таинственно облекает всю сделку в секретный договор, неожиданно появляется с ним в сенате после окончания очередной сессии конгресса и побуждает к немедленному одобрению договора».2 [«New York Tribune», 1867].
Не случайной кажется нам в этом абзаце апелляция к «налогоплательщикам». Это были те выборщики, которые опасались, как бы территориальные приобретения не отразились на их кармане.
Дальнейшее оформление договора о продаже пошло без задержек. 3(15) мая конвенция была ратифицирована царем, 8 (201 июня 1867 года состоялся в Вашингтоне обмен ратификаций, а 7 (19) октября в Ситху прибыли правительственные комиссары. В этот же день состоялся спуск русского флага. Вместе с территорией Соединенные Штаты, согласно статье II договора, получили право на все здания, не составлявшие частной собственности. Но так как казенных зданий в русских колониях не было, то вместо них Соединенным Штатам были переданы все здания Российско-американской компании.
«И к завоеванию Константинополя, и к завоеванию все большей части Азии царизм стремится веками, систематически проводя соответствующую политику и используя для этого всяческие противоречия и столкновения между великими державами». 1 [Ленин, Соч., т. XIX, стр. 281].
Захватив плацдарм на западном побережье Северной Америки, царская Россия стремилась к дальнейшему продвижению в западном полушарии. Встретив, однако, на путях своей экспансии сильного противника в лице Англии, а затем столкнувшись с растущей великой державой - Соединенными Штатами, она отказывается в конце концов от борьбы за закрепление своего влияния на северо-американском материке.
Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что для защиты и содержания этих отдаленных, далеко выдвинувшихся форпостов нужны были большие силы и средства. Внимание же России, начиная с 40-х годов XIX века, было приковано к тем первоочередным задачам, которые были у нее на европейском и азиатском материках.
Россия должна была отказаться от дальнейшего продвижения в западном полушарии, должна была отказаться и от американских поселений, которые были созданы как опорные пункты для этого продвижения. Экспансия остановилась на западном побережье Тихого океана. На этой естественной границе, где был выход к открытому морю, Россия защищала свои жизненные интересы.
Российско-американская компания, эта характерная для определенного периода организация, сыграла свою роль в этой экспансии. Царское правительство могло сделать попытку столь далеко идущей экспансии, не вызывая международных осложнений, только под прикрытием этой частной по форме, но правительственной по существу организации.
Царское правительство действовало осторожно. Когда выяснилось, что дальнейшее продвижение невозможно, ничего не было легче, чем ликвидировать компанию, а продажу колоний удалось обставить, как мы это показали, даже с некоторыми выгодами в смысле международных отношений.
Существование компании было сравнительно кратковременным. Судьба ее была предрешена. Для такой формы правительственных монополий в условиях развивающегося капитализма не было места. Через несколько десятилетий Тихий океан становится ареной борьбы уже империалистических государств. Здесь обозначается новый узел противоречий, и царская Россия занимает свое место в ряду хищников, вступая в новый этап борьбы на своих восточных границах.
Российско-американская компания, однако, сыграла свою роль не только в неудавшейся попытке царской экспансии на американском материке.
Характеризуя деятельность Ост-индской компании, Маркс писал: «Страницы истории господства англичан в Индии вряд ли говорят о чем-либо, кроме разрушения; их созидательная работа вряд ли видна сквозь кучу развалин. Тем не менее эта созидательная работа началась».1 [Маркс и Энгельс, Соч., т. IX, стр. 363] Элементы такой созидательной работы были и в русских поселениях в Америке.
Расселив алеут по всему побережью и превратив их по существу в своих рабов, Российско-американская компания их все же до известной степени цивилизовала. Под ее надзором некоторая часть туземного населения получала специальные знания. Этот район, благодаря интенсивной торговой деятельности компании, был связан со всеми передовыми странами, со всем промышленным миром.
Анализируя роль царской России на Востоке и сравнивая колонизацию России с польской колонизацией, Энгельс писал Марксу: «... Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку. Несмотря на всю свою мерзость и славянскую грязь, господство России играет цивилизующую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар; и Россия восприняла гораздо больше элементов просвещения и в особенности элементов промышленности, чем вся, по самой природе своей барски-ленивая, Польша. Преимуществом России является уже одно то, что русское дворянство, начиная с царя и князя Демидова и кончая самым последним боярином четырнадцатого класса, у которого только и есть, что его благородное (blaharodno) происхождение, фабрикует, барышничает, надувает, берет взятки и совершает все возможные христианские и еврейские гешефты». 1 [Маркс и Энгельс, Соч., т. XXI, стр. 211].
Это был шаг вперед, это был прогресс, но это был прогресс, свойственный капиталистическому миру.
Компания была организатором целого ряда кругосветных путешествий. Ею были снаряжены 13 кругосветных путешествий в период с 1804 года (экспедиция Крузенштерна) до 1840 года (экспедиция Зарембо). Их значение в истории географических открытий очень велико. Они обогатили картографию, океанографию и прочие смежные области знания. Все-эти исследования быстро становились достоянием мировой науки. На основе работ предшествующих экспедиций в 1847 году Кашеваровым были составлены новые карты берегов Тихого океана, в 1852 году Тебеньков издал «Атлас северо-западных берегов Америки, островов Алеутских и некоторых мест Северного Тихого океана» с приложением «Гидрографических замечаний». Как отмечают специалисты-картографы, русские карты и атласы Тихого океана, включая побережье Америки, были выполнены так, что «им могут позавидовать и сейчас многие места земного шара».2 [Сб. «Тихий океан», изд. Академии наук СССР, 1926, стр. 35].
Но положительные стороны деятельности компании заключались не только в отмеченной Энгельсом цивилизующей роли, которую играло продвижение России на восток в целом, не только в тех кругосветных путешествиях и экспедициях, которые в прямом смысле этого слова открыли северную часть Тихого океана. Значение деятельности Российско-американской компании больше. Она помогла не только открыть этот обширный район, но и укрепить в нем русское влияние, она помогла освоить и западное побережье Тихого океана, те естественные рубежи, где и сейчас СССР, великая тихоокеанская держава, бдительно охраняет жизненные интересы своих народов. |