Вдруг земля буньцит, Царь-самоедин еде, встречу за им поехал. «Ах ты, мошенник! Ты цё ко мне не являись-ся?» — «Извините, я не знал, мне отец не сказал». Царь на коня его взял и привёз домой, поставил в конюхи. В конюхах прослужил чесно три годы, его поставил в клюцьники; чесно прослужил три годы. «Женись, — говорит, — я тебя женю». — «А у меня и невесты нету». — «Дам тебе и невесту, умей только выбрать». Царь привёл тридцеть одну доцерь в один рост, в один толст, в одну красу. Иван ходил, ходил, надо выбрать ту, с которой говорил, некак не можно выбрать.
Девиця взяла в руках платок пошевелила, он и догадался, ей и вывел. «Эта моя богосужена невеста». Отцу ей жалко. «Оставь до завтре, завтре выведешь». — «Нет, коли раз уж жёнелось, дак другожды мне не надь». Царь ему и сказал: «Ну, Иван хресьёньской сын, умно ты родилса, да с умом ты и женилса». Отвел им полату жить. Стали они жить, зеть стал ходить к царю с визитом каждо утро. Царь его порато любил, думны сенаторы и говорят: «Мы век ему служили, да он нас так не поцитат». Стали они ему мутитьця, а жена и говорит: «Уйдём прочь в твою деревню». Коня да лошедь да телегу взяли, да и уехали. Когда подъехали к волости, он ей оставил у бабки-задворенки. «Пусь тебя хорошенько стретят». Пришол затим, его стретили, подпили, подкутили, да он ю и забыл. Родители задумали его женить, он и согласилса женицьця. Невесту сосватали, за невестой его требуют, он и походит. Жона узнала, бабке и говорит: «Бабка, поди-ко купи ячменю». Бабка купила, она в горшоцьку болтала-болтала-болтала, в пець и вылила. А оттуль из пеци вылетели голубок да голубка. Она в платок завернула да на свальбу и пошла. Пришла на свальбу, их из платка и выпустила. Голубь от голубки летат проць, а голубка и запела:
— Не забудь, голубь, голубушка,
Не так, как Иван хресьёньской сын
Федору-премудру в цистом поли.
Заволновались народ и говорят: «Портёж, портёж». А он очусвовался. «Ой, я жонатый, отпустите меня». Вышол из за стола, жону взял, да и стали жить.
61
Мать робенка съела
Жил-был купец, увидел он: жидь-болото народ переходит восемь вёрст, а прямо верста — волось. Он и здумал сделать мос. Утром послал своего казака: «Поди сядь под мое, слушай, што скажут». Тот пошол и сел. Идёт Господь с апостолом, апостол и скажо: «Господи, што этому рабу будет?» — «У его жона во чреве понесла сына; как выростёт, што запросит, то ему и дам». Казак взял в ум: «Ну я уж не скажу хозеину этых слов». Пришол домой. «Ну што?» — «А шли, да прошли, да сказали: «Спаси, Господи!»»
Жили-пожили время недолго, купец и видит, жона беременна; ему надо поехать торговать, а жона плацёт. «С кем я останусь, дело не бывало, не раживала». — «А я тебя с казаком оставлю; не бойся, останься, дело в надежды». Купец и уехал, она и осталась. Жона и занемогла, она лакею и говорит: «Ты иди проць, мне своё времё приходит». Он ушол, она родила, расслабела вся, незамогла, ослабела вся, стала стукать. Казак и пришол, видит, что у ей рожон мальцик. Он взял, у ей в кров губы наморал, а мальцика отнёс проць. Отдал мальчика старухе водицьця — подговорил ранынее, — сам пошол бабки звать. Бабка пришла, а бладёня нету. «Дак это што? Рожениця лежит, а бладёнь-то где? Разве не рожоной?» Лакей говорит: «Нет, был мальцик рожон, я видел». — «Хто жо взял?» А он скаже: «Она разве съела, в безчуньсве была, в тосках». И поверили, што съела. Созвали родных, попа. «Хоть котораго дня родила, какое было имё, то и дай, хоть отцю сказать». Поп и дал имя Иваном. И отец приехал, поздоровкалса с жоной. «Ну, што ты? Порозна?» А она скаже: «Ну, да Бог дал, да родить неумела». — «Это-то как же?» — «Да я в тосках съела, пока лакей к бабки ходил». — «Можот-ле быть?» — «Ну, да однако некуды делса». И муж согласилса. Стали празновать Ивана: родных созовут в памятной день и в имянинной день.
Времё идёт, паренёк у старухи ростёт, лакей и заговорил: «Рощитайте меня, я стар стал, надо на родине помереть». Его и рощитали. Лакей пошол, паренька взял и домой отправилса. Шли-шли-шли, шли-шли-шли, шли-шли-шли, пришли к жидкому месту, прямо итти с полверсты места, а обходить кругом — три. Он ему и говорит: «Ванюшка, скажи: "Господи! Было болото, сделайтесь луга"». Паренёк и скаже: «Господи! Было болото, сделайтесь луга». Луг сделалса зелёной, травливой, хорошой. Оны по лугу и прошли. И домой пришол, привёл и парня. Поздоровалса с жоной, она и спрашиват: «Откуль у тебя этот парень?» Он скаже: «Откуль есь, после скажу». Накормили, напоили, оны с жоной в другу половину спать повалились, а Ванюшку в эту, на зень. Мальцик скаже: «Я не повалюсь на зень, холодно, я повалюсь на пецьку». Оны и стали говорить, он (лакей) и рассказал всё как было. «Я парня сибе и взял, ты его уважай, корми и пой, мы разбогатеем от его». А парень слышит, в ум взял и говорит: «Господи! Была изба, сделайся луга». Жона спит на клоцыю, муж на другом, парень на третьем. Парень и заговорил: «Господи! Был лакей, сделайся собака». Собака и стала. Парень собаку взял, да и пошол. Шол, шол, пришол в деревнюшку, выдавалса ночевать. «Нельзя ли мне — собаки в ызбу?» — «А не цё, не напакостит дак». Он собаку вызбу завёл, сам зашол, оне его посадили ись. «Собаки-то дай, пристала, ись хоцёт». — «Не надь, не надь! Моя собака не ее хлеба, ее горяцё угольё». Оне все и здивовались: «Вот беда-то! На веку не слыхали, штобы собака горяцё уголье ела». — «Вы этта люди пожиты, да не слыхали, а я и молодой, да не слыхал, штобы мать родила — своё отродье съела». — «Ангел! Да вёрст за петнадцеть купциха родила, да съела. Завтре паметной день будет, Иваном звали». Он и пошол. Идёт мимо дома, а дом большинской у родителей-то; и он идёт мимо окон, увидали его лакеи и говорят: «Вот идёт молодец со собакой, нужно-ле звать?» — «Чё не звать, кажного званья зовём, пущай заходит». — «Мне надо собака с собой взять, без собаки нейду». — «Пущай идёт с собакой». Он и пришол. Собаку положил на лавку. Пир пошол, хозяйка заговорила: «Собака-то ись хоцёт, в глаза гледит, хоть бы цё-небудь да дали». А он говорит: «Нет-нет-нет, не беспокойтесь, моя собака не цё не ее, кроме горёця уголья». Оны все на ноги скочили. «Што ты! Давно ли скотина ее горяци уголья?» — «Ох вы какй, я вам сказал, дак неправда. А вы-то што делайте: што мать родит свое отродье, да съес?» А оны ему все в голос: «Да вот, мы сей день празнуем Ивану: родила хозяйка, да съела». — «А, Господи! Была собака, зделайся лакей». Лакей на ноги и скоцил, хозеину и хозяйке в ноги пал, а сын здоровацьця: «Здраствуйте татынька и маменька! Я ваш сын, а вы мои родители». Оны тут обрадовались, лакея простили, денег дали, да прогнали проць, не бранили, не журили, не ругали.
62
Жена над мужем
Жил-был муж с жоной, жоны не нравилось, што муж вырайдат над ей (ворцит), она и говорит:
— А на лешой всё вы да вы над намы, когда жо мы-то (станем над вамы?
. Старик и надумалса:
— Жона, от царя указ пришол: жонам над мужовьямы власть нести.
— Ну, дак поди, топи байну.
Он и пошол, затопил байну. Байна стопёлась, старик зовёт воды нести.
— А наносишь и сам.
Он и пошол носить.
— Поди, мойся.
— Да снесёшь и ты меня. Пошла в байну.
— Самыла (имя), я веник забыла.
— Дак я схожу.
— А не знашь ты, снеси меня.
Он и понёс. Пришли опять в байну.
— Самыла, я сороцьку забыла.
— Да где у тебя, я схожу.
— Не знашь ты, неси меня.
И снёс. Потом говорит ей:
— Дак мойсе.
— А вымоешь и ты меня.
Он и стал ю мыть, а сам в сени и пошол, там и скрычал (бытто кто ли пришол):
— Самыла, што делашь?
— Да жону мою.
— Ой ты шальнёй, указ-то не росслушал: указ-то ведь по-старому — мужевьям над жонамы.
Услышела и говорит:
— А на лешой царя! опять по-старому.
Муж ей и скаже:
— Ну вот, не долго прошло твое велисьсьво.
Муж затем дубец взял и давай жону хлыстать, потом знай вперёд.
63
Безграмотная деревня
Деревня была безграмотна: поп безграмотной, дьякон безграмотной, да и дьяцёк безграмотной, а церковь была, приход служили (так!). Прознал архирей, поехал любопытствовать. Приехал попу на фатеру, поп и побежал к дьякону. «Вот беда! Архирей приехал, как мы служить станем?»
А дьякон сказал:
— А как-небудь, сваракосим как-небудь.
Поп скажо:
— Ты тоё пой, што я буду.
Дьячок скажо:
— Мне уж надо своё петь на крылосы, не с вам.
Поп скажо:
— Што знашь, то и валяй.
Затем обедню зазвонили, поп и запоходил к обедне, архирею и говорит:
— Владыко, благослови.
— Бог тебя благословит, поди, служи.
Поп пришол в церковь, одел ризу, затем архирей идёт. Архирей пришол, в олтарь стал.
— Ну, починай, служи.
Поп и запел — голос громкой:
— О-о-о! Из за острова Кёльястрова,
Выбегала лотоцька осиновая,
Нос-корма роскрашонная,
На серёдке гребци-молодци.
Тура-мара и пара
[Большое значение имеет в сказке мотив слов попа, дьякона и дьячка: слова попа и дьякона поются протяжно, на церковный лад; слова дьячка на мотив веселой плясовой песни.]
Дьякон тоже запел:
— О-о-о! Из за острова Кельястрова,
Выбегала лотоцька осиновая (и пр. до конца).
А дьяцёк на крылосе:
— Вдоль по травки, да вдоль по муравки,
По лазуревым цветоцькам.
Архирей вышол да рукой махнул:
— Служите, как служили!
Да и уехал проць.
64
Болезнь
У хрестьянина было три невёски, две в сторону имели: любили дружков. Третья скаже:
— Хоть бы мне полюбить. А старша скаже:
— Полюби, коли бабьи увёртки знашь.
Третья и полюбила парня молодого. Он к ней пришол, а муж в то время с сеном едет, а приятель в комнаты ей.
Невёска к ей и бежит:
— Марья, муж-то приехал! Што скажешь?
— А не цё не знаю.
Муж пришол в избу, невёска дала ему туес:
— Бежи за водой, жона не можо порато.
Муж и побежал. Докуль ходил, той поры и приятель убежал. Невёска жону вывела, да на порог нагой и поставила; мужу и говорит:
— Обдавай да приговаривай: «Господи благослови! Сам застал, сам по воду хожу, сам окачиваю».
65
Чудесная утка
[Арх. И. Р. Геогр. об-ва I. 43. Пр. Людсков; сказка записана в г. Онеге.]
Мужик пашет поле и все одну борозду целый день. Домой придет, жена спрашивает: «Много ли напахал?» Мужик говорит: «Одну борозду, пока запрег, да выпрег и день прошел». Жена ругает его, что мало напахал. «Как станем жить и кормиться?» На другой день мужик опять одну борозду напахал, — пока запрег, да выпрег, да с конца в конец борозду перегнал, и день прочь. На третий день мужик опять поехал пахать; когда он пахал, ему кто-то и говорит: «Не паши, дядя, тебе от пашни не кормиться; а вот поди в кусты, там стоит полая ольшинка, возьми в этой ольшинке и заткни сверху дыру, потом эту ольшинку с комля сруби и вынь оттуда уточку, и иди домой». Пошел мужик по сказанному, как по писанному; вершинку у полой ольшинки согнул и затыкнул, с комля срубил, вынул уточку и унес домой. Дома жена спрашивает: «Где ты был, пахал?» — «Нет, — говорит мужик, — я не пахал; мне сказано, что от пашни не кормиться, я ходил вот за уточкой. На, корми ее, мне сказано, что от нея разживешься». А жена-то его бранит: «Как мы жить-то станем, как нигде не наживаешь; самим есть нечего, а не то уточку кормить». Посадила уточка яичко; мужик взял яичко и пошел продовать на рынок, а жене не сказал. Яичко это мужик продавал, продавал, никто его не купил, так и пошел домой. Навстречу ему другой мужик и спросил: «Куда, дядя, ходил?» — «А вот, ходил на рынок продавать яичко, да не продал». — «А дорого ли яичко, продай мне?» — «Сто рублей». Отдал мужику сто рублей. Мужик воротился на рынок, купил на сто рублей, чего нужно, принес домой, жене и говорит: «На, сама ешь и уточку корми». А жена-то ну бранить его: «Что ты, кого ограбил или убил, что много нанес всего? Раньше голодные сидели, а теперь всякой всячины нанес?» Неделя прошла, уточка опять посадила яичко, мужик пошел на рынок продавать. На рынке у него никто не купил, а когда шел домой, ему попался на встречу опять тот же человек; и продал ему мужик яичко за двести рублей, а сам воротился на рынок и купил все, что нужно. Пришел мужик с рынка домой, принес, что купил, отдал жене и сказал: «На, сама ешь и уточку корми». А жена его бранить: «Сегодня опять кого-то ограбил или убил». Через неделю уточка опять яичко посадила, мужик пошел на рынок продавать; ходил, ходил, никто не купил, идет домой и встретил на дороге незнакомого человека. Стал человек покупать яичко, мужик просит триста рублей, а незнакомый человек дает три копейки. Спорили бы долго, если бы не подошел тот человек, который покупал раньше яички. Взял он и третье яичко и сказал: «Я тебе за это яичко отдам весь город с лавками и все корабли, которые у меня есть, переезжай в этот город жить». Приехал мужик домой и говорит жене: «Поедем жить в город, там все мое». Жена говорит: «Разве повезут за то, что ты все грабил или воровал». Мужик настоял, чтобы ехать в город; приехал и сделался самым главным купцом. Жена родила ему двух сыновей.
Когда сыновья выросли, отец поехал на кораблях за море за товаром. Жена без мужа полюбила главного приказчика. Однажды приказчик начал спрашивать, откуда они так разбогатели, а она говорит: «Я сама не знаю откуда у нас столько явилось, только знаю, что есть у нас уточка, которую муж, когда уезжал, мне велел кормить и беречь». Приказчик пошел посмотреть уточку, а когда приподнял правое крыло, увидел надпись: «Кто эту уточку съест, тот будет царем». А под левым крылом написано: «Если эту уточку съедят двое, то один будет царем, другой министром». Прикащик притворился больным и говорит хозяйке: «Если ты мне не сжаришь и не дашь съесть уточку, то я умру; съем уточку, выздоровею». Хозяйка ему и говорит: «Мне муж велел ее беречь, а ты говоришь сжарить. Он меня за это будет бранить». Однако хозяйка велела повару Сеньке сжарить уточку на другой день утром. Сенька утром сжарил, но еще не подавал на стол, а в это время дети купца прибежали на кухню и съели уточку. Сенька схватился уточки, да не нашел, пошел и сказал хозяйке, что верно съели дети. Хозяйка сказала приказчику. Приказчик говорит: «Нужно детей зарезать, вынуть сердца и сжарить, я съем их; а иначе не выздоровею». Хозяйка и говорит: «Как я могу зарезать? Когда приедет и узнает муж, то забранит». Приказчик говорит: «Ничего, попам больше денег дадим, они скажут, что умерли». Хозяйка согласилась, дала повару Сеньке большой нож и велела зарезать своих детей, и поджарить их сердца. Дети прибежали раз на кухню, а Сенька показал большой нож и говорит: «Это дала мать ваша и велела вас зарезать, и сжарить сердца ваши приказчику». Дети начали просить Сеньку: «Голубчик, отпусти, куда понесет нас голова». Сенька говорит: «Кого же жарить я буду?» — «А вот, сука кобелей родила, зарежь и сжарь». Сенька зарезал кобелей, приготовил их сердца и подал приказчику. Приказчик стал есть и сказал: «Не уточкино мясо, псы так псами и пахнут». Хозяйка и приказчик дали попам денег побольше и велели детей поминать. Через несколько времени приехал сам хозяин, жена ему сказала, что дети умерли; детей начали поминать еще чаще; каждый день служили обедни и собирали обеды.
Дети эти ходили несколько лет и наконец пришли к одной старушке. А в этом месте все звонили в звоны, дети и спросили: «Почему, бабушка, у вас всё звонят?» — «А у нас, доброхоты, от того звонят, что выбирают царя да министра». — «Да как выбирают-то их?» — «А у нас есть лампада перед иконою Божьей Матери, под ней проходит народ, и она сама засветится тогда, когда под ней пройдет человек, который должен быть царем; а когда засветится другой раз, то тот, кто пройдет второй, будет министром». Дети и говорят: «Бабушка, нельзя ли нам посмотреть этой лампады». — «Подите, подите, доброхоты, посмотрите». Вот они пошли и увидели, что под лампаду гонят народ и уже прогнали весь, сколько было, а лампада все не зажигается; увидели двух молодцов, велели им пройти под лампадою. И как только прошел первый брат, лампада затеплилась; прошел второй, тоже затеплилась. И вот один брат сделался царем, а другой министром. Через несколько времени они женились.
Долго они жили, наконец соскучились по своих родных, взяли жен и поехали в город, в котором жили их родители. Приехали в город, остановились на постоялом дворе, жон своих оставили, а сами в солдатских одеждах отправились к одной старушке и спрашивают: «Почему это у вас звонят?» Старушка отвечает: «У нас звонят потому, что у главного купца умерли два сына, их поминают и дают обеды всякий день. Много уж годов со смерти их прошло». Царь и министр и спрашивают: «Нельзя ли нам сходить посмотреть, какия там обеды?» — «Подите, подите, Бог с вами, чужестранных напоят да накормят лучше своих». Пришли они на обеды, их посадили за стол, и хозяин начал их расспрашивать. Они рассказали ему всю историю про мать и приказчика. Мать долго не верила им, но купец велел ей молчать и просил солдат отвести его к сыновьям. Тогда сыновья открылись ему.
66
Иван крестьянский сын
[ Архив И. Р, географ. об-ва I. 54. Рукопись «Этнограф. опис. жителей Шенкурского у. Арханг. г. « А. Штерна. Даты у рукописи нет.]
В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был мужик со старухой, не очень богато и бедно не порато, а так, серёдка наполовине: имел и лошадей, и коров, и два анбара хлеба. Родился у них сын и от кобылы жеребенок; сына прозвали Иваном крестьянским сыном, а жеребца бурком. Ростет Иван крестьянский сын не по годам и по месяцам, а по дням и часам. На другом году стал Иван крестьянский сын на улицу ходить, с ребятами поигрывать: ково за руку схватит, у тово рука прочь; ково за голову схватит, у тово голова прочь; ково запихает под банней угол, ково под овин. Стали говорить мужику, чтобы он унял своего сына. Мужик за это пригаркнул на сына и не велел ему выходить из избы. В одно время в соседнем околодке была назначена помоць, и просили на ние мужика. Иван крестьянский сын стал у отца на помочь проситься, отец не спускает, говорит: «Что ты, сын, еще молод, только на девятом году». Иван крестьянский сын стал со слезами проситься, и отец отпустил. Приехал на помочь Иван крестьянский сын на жеребце, своем ровеснике-бурке, а там уж народу много, возят назём; и ему наметали телегу. Он говорит: «Мечите, покамест я не скажу». Люди мечут и дивуются, что уж с десять возов наметали: «Как повезет?..» Еще метали. Наконец, сказал Иван крестьянский сын: «Полно». Сам сел на лошадь и поехал рысью. Он один весь назём и вывозил. Вечером всех помочан посадили за стол и стали подавать им по рюмке вина; дошла очередь и до Ивана крестьянского сына; он говорит: «Мне подавайте ни рюмкой, ни стаканом, а подавайте в братыне». Принесли ему полную братыню вина, и он выпил всю за одним духом. Тут он сидел, веселился, разговаривал и выпивал свою очередную — вместо рюмки братынь. Стал он под хмельком и поехал домой на своем жеребце; дорогой почал стегать своего жеребца, и тот побежал во весь мах: где стоит дом на размахе — далеко улетал, где баня в повороте — по бревну не соберешь; когда подъезжал домой, спехнул у отца в реку два амбара с хлебом. Отец и мать испугались и стали думать да гадать, как бы избавиться от эково сына спозаранок, чтобы он их жизни не лишил. Выдумали послать в лес, куда никто не ходил: там жил страшный медведь; а как не было кобылы дома, то будто за лошадью. Пришол Иван в лес, бежит ему навстречу медведица, рот открыла и хочет съесть. Иван крестьянский сын схватил медведицу за челюсти, привел домой и кричит у окна: «Батюшко, куда кобылу застать?» Старик, непосмотря в окно, и велел застать во двор; ночью медведица поела во дворе всего скота, утром старик вышел на двор и руками встегнул — коровы, быки и лошади лежат, а посреди их медведь ходит. Старик со старухою стали думать больше прежняго, как бы лишиться сына. Послали его на озеро требовать с чертей пошлины.
Приходит Иван крестьянский сын к озеру, из озера черт выходит и хотел было Ивана тащить. Иван крестьянский сын упёрся, руки влепил черту в волосы и давай качать из стороны на сторону, — черт ногами взлегивает; черту стало невмочь, давай пощады просить, обещает: все, что потребует, даст. Иван крестьянский сын потребовал накласть ему золота шляпу. Черт побежал в озеро за золотом, а Иван выкопал в земле большую яму, сверху поставил шляпу, а в шляпе прорезал дыру. Черт принес мешок золота, высыпал в шляпу, а шляпа неполна; принес другой и третий, чуть-чуть наполнил. Иван крестьянский сын взял золото, принес отцу и сказал: «Вот тибе, батюшко, пять мешков золота, дань с чертей». Старик взял золото и стали опять думать, как сына сбыть. И придумали. «Пошлем его к царю просить дани, царь разгневается, посадит его в темницу; у его есть кому справиться — солдатов много». Сказано — сделано. Иван крестьянский сын не отговаривается, взял своего жеребца и поехал в город к царю. Царь был в великой печали — у его любимая дочь очень больна была, к ней каждую ночь приходил нечистой дух в человеческом образе. Царь обещал — кто царевну избавит от нечистого духа не вовсё, тому сто рублей; а кто вовсе избавит, за тово царевну замуж и в приданое полгосударства. Иван крестьянский сын вызвался прогнать нечистого духа. Взял с собой орехов простых, да железных и надел на себя железный колпак, с железным налобником и отправился в палаты царевны. Как стемнилось, приходит нечистый дух и говорит: «Кто здесь чужой есть?» Иван крестьянский сын сидит на печке, отвечает: «Иван крестьянский сын». И начал пощалкивать да есть орехи простые. Нечистый дух говорит: «Что ты ешь, дай мне». Иван крестьянский сын дал ему железных орехов; нечистый дух грыз, грыз, кое-как один перемял и три зуба сломал, говорит: «Скоро ли ты, Иван крестьянский сын, отсюда уйдешь?» — «Никогда нейду, всегда жить буду; а давай в карты играть, в щелчки, кто больше наиграт, тому оставаться с королевой». Начали, Иван крестьянский сын нарочито поддался. Леший наиграл 10 щелчков и давай пальцом щелкать в железный налобник Ивана, налобник поет во все палаты; играют другой раз. Иван наиграл на черта 10 щелчков и говорит: «Я тебя жалею, от пальца будет тебе тяжело, я буду тебя палочкой щелкать». Взял молоток и давай щелкать по лбу. Черт скочил, схватил шапку, да и тягу, а Иван крестьянский сын в проводку гаркает: «Стой, дай еще семь щелчков отсчитать».
На другой день царская дочь сказывает царю, что черт приходил, но Иван крестьянский сын прогонил его; за это царь дал Ивану крестьянскому сыну 100 рублей. Того же дни Иван приехал домой и отдает отцу деньги, и говорит: «Родители мои, батюшко и матушка, дайте мне благословение, я поеду на чужую дальну сторонушку. Отец был радёхонек и благословил. Иван крестьянский сын к вечеру опять приехал к царевне, опять залез на печку, надел на себя кожу бычью. Настали сумерки, приходит нечистой дух. «Ты, Иван крестьянский сын, опять здесь?» — «Да, здесь». — «Давай, Иван, играть в карты, в щипки?» Играют, черт наиграл 10 щипков и давай щипать на Иване бычью кожу — сколько захватит, столько в руках и останиться. Наиграл Иван на чорта, взял тиски железны и давай щипать лешево. Лешему невмочь, и задал тягу. Царь узнал от царевны, что и другую ночь леший не мучил дочери, сильно благодарил Ивана крестьянского сына. В этот день Иван крестьянский сын сробил железную машину на манер человека и у этой машины приделал рот пол, а как заденет кто за язык, рот и закроется так крепко, что и веком не достать, что захватит. Взял эту машину с собой к царевне и залез на печь. Начало сумеркаться, леший как тут. Опять пришол и говорит: «Ты, Иван, опять здесь?» — «Да, здесь всегда буду». — «Давай-ко, брат, побратаемся — кому быть старшему брату, тому здесь и жить». Иван говорит: «Я не смею, что скажет мой дедушко Оксён, спроси его». И указал на железную машину. Леший давай спрашивать, машина не отвечает. Иван крестьянский сын говорит, что дедушко Оксён недослышит и недовидит, надобно пощупать его за язык, тогда будет и говорить. Леший пощупал за язык, рот закрылся, и рука осталась в роте. Леший выдергивает, машина крепче зажимает, леший вопит, а Иван взял плеть и давай крепко стегать. Лешему невмочь, побежал и с машиной, Иван за ним; за городом леший обезсилел и упал. В то время весь народ собрался, и приехал царь. Царь велел наносить из лесу большой костер дров, поволокли лешово на костер и сожгли. Царь говорит Ивану: «Царское слово верно — возьми ты, Иван крестьянский сын, дочь мою царевну за себя замуж и еще полгосударства, а как я помру, то и всем управляй».
Иван крестьянский сын поклонился царю в ноги; царь велел своему первому министру, чтобы завтра веселым пирком да за свадебку. Начался пир на весь мир, полилось вино из бочек, полетели пироги из печки. Праздновали весь день, и все напились; царь под хмельком и говорит: «Я стар, больше не могу править, дарю тебе, Иван, и остальную половину государства». Иван сделался полным царем. Снова начали праздновать, и все напились пьяны. А как стало темниться нового царя Ивана свели на подклеть. Сказка вся, дальше говорить нельзя. Я там был, пиво и вино пил; пиво тепло, да по усам текло, а в рот не попало.
67
Мужик и чорт
[Архив И. Р. Географ. Об-ва. I. 57. Рукопись: «Различныя сведения заимствованыя из местного быта жителей, населяющих Шихаловскую волость, Шенкурского уезда, Архангельской губернии». Священник К. И. Боголепов.]
Однажды мужик на озере рыбу ловил, рыба не попадалась, он и подумал: «Хоть бы черт мне дал рыбы-то!» Подумал и пошел домой. На дороге попался ему человек и говорит: «Что ты, мужик, думал?» — «Ничего я не думал». — «Как ничего не думал? Вспомни-ко хорошенько». Тогда мужик вспомнил свою думу на озере и говорит: «Я подумал: хоть бы черт мне дал рыбы-то!» — «Это хорошо, а что от добра дашь?» — «Рад-бы что угодно дать, да нет ничего, есть только чорный бык, я бы и того отдал». — «А обманешь?» — «Нет, не обманю». — «Хорошо, веди завтра быка». Назавтрие, по утру встал мужик, вспомнил о вчерашнем, и жаль ему стало быка, и думает: «Дако, я пойду на хитрость: возьму худую веревку и привяжу к лесине». И как вздумал, так и сделал; пошел к озеру и привязал веревку за лесину, и пошел осматривать свои ловушки. Рыбы попало очень много. Выходит из озера черт и говорит: «Вот тебе рыба, а где же бык?» — «Быка привязал к лесине». Пришли к дереву, за дерево одна веревка привязана; мужик и говорит: «Эх, брат, бык-то оторвался!» — «Давай, делать нечего, смотри приведи завтра». Мужик обрадел, снес рыбу домой и назавтрие опять пошел на озеро, и опять привязал худой обрывок верёвки за дерево, и пошел смотреть ловушек. И опять увидел, что рыбы много, обрадовался и пошел было домой, а черт опять выходит из озера и просит быка. Мужик говорит, что бык опять оторвался. Тогда говорит черт мужику: «Смотри, мужик, не обманывай, приведи сулёного быка, а не то тебе худо от меня будет». Приходит на третий день и видит мужик, что медведь на другом берегу озера кидается в воду и плывет, а черт выходит из озера и требует быка. Догадливый мужик отвечает черту: «Быка-то я привел, да он опять оторвался, вишь вон плывет по озеру — хватай его скорее!» Тогда черт подбегает к берегу и хватает медведя, но одолеть не может. Выходит из озера другой черт, и двольни (так) медведя ухаживают. Тогда первый черт приходит к мужику и говорит: «Ну брат, какой у тебя бык-то, я один и справиться с ним не мог, а если бы не пришел ко мне на помочь мой дедко, он меня уходил бы; да он и дедушко-то моего так копытом стягнул, что чуть и глаз не выстягнул».
68
Иван Запечин
[Архив И. Р. Географ. o-ва. I. 57.]
Жил-был старик, у него было три сына, старшого звали Васильем, средняго Петром, а третьяго Иванушкой Запечиным. Первые занимались пашнею и были щеголеваты и тороваты, а третий был так себе, простак, и любил в лес ходить, по-грибы, а дома все больше на пече сидел. Отец их дожил до глубокой старости, стал умирать и наказывает своим детям: «Когда я помру, вы ходите ко мне на могилу по три ночи, поочередно, и приносите с собою хлеба». Дети обещались. Отец умер, и пришла очередь старшему сыну идти к отцу на могилу, а он боится и говорит младшему брату: «Ваня, замени ты меня эту ночь, сходи вместо меня к отцу на могилу, я тебе за это пряник куплю и новую плетеньку сплету по грибы ходить». Ваня согласился. Пришла первая ночь, и пошел Ваня к отцу на могилу. Когда наступила полночь, отец выходит из могилы и говорит: «Фуфоньки, фуфоньки! Есь ли тут старший мой сын, и скажи, что делается на Руси — собаки ли лают, волки ли воют, или мое чадо ревит?» Отвечает Ваня: «Есть сын твой, и на Руси все спокойно». Тогда отец наелся и лег в могилу, а Ваня отправился домой, с попутья грибов набрал. Пришел домой, старший брат и спрашивает: «Что, Ваня, видел отца? Ел он?» — «Видел, — отвечает Ваня, — отец досыта наелся». Приходит другая ночь, и надобно идти среднему брату, но и тот тоже боится и говорит Ивашке: «Ваня, сходи за меня к отцу на могилу, замени меня, я тебе лапти сплету». Ваня говорит: «Ладно». Приходит ночь, пошел Ивашко к отцу на могилу. В полночь отец идет и говорит: «Фуфоньки, фуфоньки! Есь ли мой средний сын Петрунька? Скажи, что на Руси делается — собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое ревит?» Ваня отвечает: «Есть, на Руси все спокойно!» Отец опять наелся и лёг в могилу, а Ивашка пошел домой, а с попутья набрал грибов. Пришел домой, средний брат и спрашивает: «Видел отца?» Отвечал Ваня: «Видел». На третью ночь очередь идти самому Ивашку. Он и говорит братьям: «Братцы! Вы обещались меня заменить, ступайте эту ночь вы к отцу, а я отдохну». Братья отвечают: «Тебе стало там знакомо, поди с Богом». Иван и пошел. Пришол к могиле и сидит. В полночь выходит отец из могилы. «Фуфоньки, фуфоньки! Есь ли тут младший мой сын Иван? Скажи, что делается на Руси — собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое ревит?» Ивашко отвечает: «Есть, на Руси все спокойно». Отец поел и говорит Ивану: «Ну, сын, если ты один исполнил мой наказ, то твое и счастье. Вот тебе узда, поди ты в чистое поле, кликни богатырским голосом, сосвищи соловьиным посвистом и скажи: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой». И когда конь к тебе прибежит, зайди ты в право ухо и умоешься, а в лево — снарядишься». Ивашко взял узду и пошел в чисто поле; крикнул он богатырским голосом, свиснул соловьиным посвистом: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань предо мной, как лист перед травой». Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит. Прибежал, стал, как вкопаный. Тогда Ивашка в право ухо вошел, умылся, а в лево зашел, срядился и стал куда какой молодец. Сел на коня, проехался, потом снял узду и отпустил коня в чисто поле гулять, а сам опять наломал грибов, пошел домой и залез на печь. Братья спрашивают его: «Что, Ивашка, видел отца? Ел он?» Ивашко отвечал: «Видел, наелся и ушел в могилу».
В то время от царя дано было повеление по всей стране, чтобы все люди молодые-холостые приезжали бы в столицу; у царя есть единственная дочь, и желает она иметь мужа такого, который бы хорошо ездил на лошадях. Дошло это повеление до братьев. Старший и средний стали сряжаться, а младший Ивашко и говорит братьям: «Примите и меня с собой». Они говорят: «Куда тебе, запечину, ехать, сиди на печи и ешь грибы». Братья срядили своих коней и поехали, а Ивашко сошел с печи и говорит невесткам: «Дайте-ко мне корзину, я пойду по грибы». Вышел Иван в чисто поле, крикнул богатырским голосом, свиснул соловьиным посвистом: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань предо мной, как лист перед травой!» Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит. Иван погладил коня, в право ухо зашел — умылся, а в лево вошел — срядился и стал красавцем; сел на коня, в руки взял шелковую плетку и помахивает. Приехал к царскому двору Ивашка, увидел и братьев своих, сидевших на своих добрых конях. Они его не узнали. Вышел царь к народу и говорит: «У меня есть единственная дочь, которая в третьем этаже, и кто из вас, молодцы, выскочит на своем коне до ея окошка и соймет с правой руки перстень, будет ея женихом». Тогда начали скакать, но все не могут. Какой выскочит до первого этажа, а самые выходные до второго; вдруг едет всадник-молодец, размахивает шелковой плеткой, и все дают ему дорогу; выскочил чуть не до самого окошка и сейчас же прочь поехал; увидал на дороге братьев, они ему поклонились, а он их вместо ответа плеткой. Тут закричали: «Держи, держи его!» Но его уже и след простыл. Не доехал до дому, отпустил своего коня, а сам набрал поганок и пошел домой. Пришел домой, подал грибы невесткам, а сам уполз на печь. Приезжают и братья и рассказывают, как были у царя и какая красавица у него дочь, а они непременно и завтра поедут; что был один молодец лучше и удалее всех, и немного не доскочил до окна царевны, и поехал так прытко, что и удержать его никто не мог, а только мы успели раза два-три стегнуть его плетью. Ивашка и говорит: «Не я ли, братцы, был?» — «Где тебе сопляку, запечину!» На другой день братья опять сбираются ехать к царю, Ивашко опять с ними просится, но они говорят: «Сиди на печи и ешь грибы». Средились братья и поехали; а Иван сполз с печи, берет корзинку и идет в лес. Вышел в чисто поле и крикнул богатырским голосом, свиснул соловьиным посвистом: «Сивка-бурка, вещий каурка», и проч. Конь прибежал, Ивашка влез в право ухо — умылся, а в лево вышел — снарядился и стал прекрасный молодец, сел и поехал. Приехал Иван-молодец к царскому терему, увидел и своих братьев; царевна сидит у окошка. Начали скакать; какие тут выскочили до первого этажа, какие до второго. После всех вдруг летит молодец, посвистывает, и все ему дали дорогу, и выскочил до самого окна, где сидела царевна, и только что не успел снять колечка с руки царевны, и сейчас же и поехал. Тут закричали: «Держи, держите его». Но у его и след простыл. На перепутьи не забыл он братьям дать по стеже (так!) плеткой. Не доехавши до дому, опустил своего добра коня в чисто поле гулять, а сам набрал грибов и поганок, пришел домой и забрался на печь. Приезжают и братья и рассказывают, как они скакали, и как один молодец выскочил до самого окна царевны, и только не успел снять колечка с руки; а Ивашка и говорит: «Не я ли, братцы?» — «Где тебе запечину тут!» На третий день братья опять сряжаются ехать, и Ивашко с ними просится. «Куда ты к черту поедешь! Сиди на печи и ешь свои грибы». Братья уехали, а Ивашко опять берет корзину и пошол в лес. Вышел в чистое поле, крикнул богатырским голосом, а свиснул соловьиным посвистом: «Сивка-бурка, вещий каурка!» и проч. Конь прибежал, Ивашко в право ухо зашел — умылся, а в лево — снарядился и стал на этот раз еще красивее прежняго, и поехал за братьями. Царевна давно уже дожидалась доброго молодца; увидала Ивана и сейчас же опознала. Все перескакали, и ни один не мог выскочить даже и до окна. Выехал Иван молодец на своем коне и выскочил до самого окна, царевна ударила его кольцом своим в лоб и сделала печать, а он ее поцеловал, снял с руки перстень и поскакал обратно. Тут все закричали: «Держите, держите его!» Но его и след простыл. Подвернулись ему братья, а он их не забыл поподчивать плеткой. Не доехавши до дому, опустил своего доброго коня в чисто поле гулять, а лоб завязал, завязал и перстень на руке, потому он как жар горел. С попутья набрал на дороге поганок, пришел домой и улез на печь. Братья приезжают домой и жалятся друг другу, что спины их болят от плетки. Ивашко стал спрашивать их, каково они ездили и что видели; братья сердито отвечали: «Что тебе за дело». Увидели — у Ивана лоб и рука завязаны и спрашивают: «Для чего, запечин, завязался?» — «Ходил по грибы да сучьем оцарапал». Лежал Иван на пече вечером и захотелось ему посмотреть на свой перстень, развязал он руку, и осветило всю комнату, братья испугались и закричали: «Что ты дурак делаешь?»
От царя были посланы гонцы по всему государству отыскивать человека, который поцеловал царевну и получил в лоб звезду, а на руку перстень. Доехали и до того места, где три брата жили. Смекнул наш Ивашко, в чем дело, и ушел скорее в лес. Возвратился с грибами, улез опять на печь. Пришел вечер, Ивашке опять захотелось посмотреть на свой перстень; развязал он руку, вдруг изба как будто загорела; братья испугались и закричали: «Что ты там, дурак, делаешь?» Ивашко и сам испугался, и стал перстень снимать; братья увидели и стали спрашивать: «Где взял? Продай перстень нам». Ивашко отвечал: «У меня не продажный, а заветный». Братья спрашивают: «Какой завет?» — «А дайте по ремню из спины вырезать». Они согласились. Вырезал Ивашко и положил в карман.
Вышло опять от царя повеление, чтобы нашли ему сорокопегую кобылу с сорока жеребцами. Братья Ивановы стали сряжаться, стал проситься и Ивашко. Братья ему не отказали и дали хромую кобылу; поехал Ивашко на этой кобылице в чисто поле, сдернул с нее кожу, мясо отдал сорокам и воронам на съедение, а кожу повесил на огород. Затем крикнул своего коня и поехал вперед; ездил, ездил весь день, а никакой кобылы не видал, так и пришел домой. На другой день братья опять стали сряжаться, стал и Ивашко с ними проситься. Братья сказали: «На чем ты поедешь? Разве на корове?» Братья уехали, Ивашко долго не думал, сел на корову и поехал. Схватились бабы доить корову, коровы нет. А Ивашко выехал в поле, кожу с коровы сдернул и повесил на огород, а мясо бросил сорокам да воронам на съедение. Потом крикнул опять своим богатырским голосом своему доброму коню, и конь предстал пред ним, как лист перед травой. Ивашко сделался молодцом и поехал; ездил, ездил и кобылу видел: она ела мясо его коровы, но поймать не мог. Приехал опять в поле, коня отпустил, а сам пешком пошел домой. И братья приехали. На третий день опять братья собираются в путь искать сорокопегую кобылу. Стал проситься и Ивашко; братья заругали, выбили его и уехали. Ивашко не остался. Ехать не на ком — ни лошади, ни коровы; были у них овца да собака, он тех запряг и поехал. Выехал в поле, кожу с них сдернул и повесил на огород, а мясо раскидал. Сам крикнул своего доброго коня и поехал искать кобылицу. Долго он ездил, не мог найти; наконец, увидел — ест говядину; наехал, схватил и привел домой. Братья спрашивают его: «Где ты, запечин, взял?» — «Да это наша кобыла, с которой я кожу-то содрал, у ней кожа выросла другая, пегая, а жеребенки из кусков говядины, которую я раскидал». Братья и говорят Ивашку: «Продай нам эту кобылицу с жеребятами». Ивашко отвечает: «У меня не продажна, а заветна». — «А велик ли и завет?» — «А отрежте мне по мизинному пальцу».— Они согласились, отрезали. Пальцы он взял и положил в карман. На четвертый день сделал царь пир, и отдан был приказ, чтобы все были на пиру: старые, малые, холостые и женатые. Братья Ивашковы собираются к царю на пир с великою радостью и надеждою на большую награду. Стал и Ивашко с ними проситься, они его не взяли. Ивашко пошел за ними, пришел к царю и сел позади всех. Царь смотрит на сорокопегую кобылу с сорока жеребятами и хвалит Ивашковых братьев. Когда накрыли столы, царь сам стал угощать, но, обойдя всех, не мог опознать того человека, который удалее всех был. Тогда царевна сама пошла обносить всех медом; всех обошла, а кого надо, не нашла. И говорит: «Где те удалые молодцы, которые привели сорокопегую кобылицу?» Братья Ивашковы стали, она подошла к ним и усмотрела у них завязанные руки, и спросила: «Для чего у вас руки завязаны?» Они отвечают: «Когда имали кобылицу, она откусила у нас по пальцу». Царевна взяла у одного из братьев руку, опознала свой перстень и говорит: «А это где ты взял?» — «С руки вашей»,— отвечает старший брат. Царевна посмотрела ему в лоб, а звезды на лбу нет; она и говорит: «Перстень мой, а знака моего на лбу нет; это обман». И приказала заключить братьев в тюрьму. Тут царевна заметила Ивашку, он сидел позади всех, подходит к нему и подает ему чашу меда, а сердце у самой так и ощипнуло. Взглянула на него, а Ивашко весь в саже. Царевна его стала спрашивать: «Чей ты? Откуда? Для чего лоб завязал?» — «Ушибся»,— отвечал Ивашко. Царевна лоб развязала, свет всех обнял, она и вскричала: «Вот где мой суженой!» Царь подходит и говорит: «Какой тут суженой!» Ивашко говорит: «Позволь мне, государь, умыться». Царь дозволил. Ивашко вышел, крикнул богатырским голосом и свиснул соловьиным посвистом: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, а из ушей дым столбом валит; прибежал и стал. Тогда Ивашка в право ухо зашел — умылся, а в лево — снарядился и стал молодец прекрасный. Сел он на добра коня и поехал к столу, где его дожидаются. Царевна коня обознала, да и на лбу звезда сияет. Добрый молодец подъехал, царь подходит, берет за руку Ивана Еруслановича, так назвал его царь, подводит к царевне и говорит: «Вот твой суженой!» Царевна отвечает: «Это-то хорошо. Но, добрый молодец, Иван Ерусланович! Где же у тебя перстень мой?» Иван Ерусланович отвечает: — «Приведите моих братьев, тогда все узнаете». Братьев привели, они Ивана не опознали. Он стал спрашивать: «Где вы взяли персень?» Старший отвечает: «С руки царевны». — «А для чего у вас руки завязаны?» Они отвечали: «Когда имали мы сорокопегую кобылу, то она откусила нам по пальцу». Иван говорит: «У вас есть брат глупой, вы у его-то все это и отобрали». Руки братьям развязали, Иван вынял пальцы из кармана и подал братьям. «Вот ваши пальцы». Потом подал и ремни. Тогда царь гневно на них закричал: «Головы с плеч вам, дуракам!» Но Иван Ерусланович просил царя простить их. Царь простил. А затем стали свадебку играть. Я там был, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
69
Соломенный купец
[Арх. И. Р. геогр. о-ва. I. 57.]
Бывало-живало, жил-был купец, у него была дочь. Поехал купец за море торговать и говорит своей дочери: «Милая моя дочь! Я отправлюсь за море, а может и не вернусь; ищи ты себе жениха». Купец уехал, дочь однажды сидела у окна, пила чай, мимо шол один молодой человек. Сравнялся с домом, купеческая дочь и говорит: «Зайди, доброй человек, в дом». Он зашел, она и говорит: «У меня отец уехал за море торговать, а мне велел выбирать себе жениха. Не желаешь ли идти к нам в дом?» Молодец рад был тому, однако сознался, что он очень беден и опасается, чтобы отец ея не осердился, если она выйдет за него. Купеческая дочь отвечает: «Об этом не безпокойся, добрый человек; я тебе дам денег пятьсот рублей, ты эти деньги покажи отцу». В скором времени отец возвратился домой, дочь и говорит: «Я, родитель, приискала себе жениха». Отец отвечает: «Хорошо, любезная дочь; покажи мне его». Жениха призвали. Отец девицы и говорит: «Послушай, молодец, у меня вот есть дочь, а более никого нет, скажи ты мне, есть у тебя деньги и можешь ли торговать?» Молодец отвечает: «Денег у меня пятьсот рублей и торговать умею». Свадьбу сыграли, взяли молодца в дом. Вскоре купечество этого города стало отправляться за море, нагружать свои корабли разными товарами. Стал и молодой купец грузить свой корабль соломой. Тесть и говорит зятю: «Что же ты делаешь! Чем грузишь корабль! Соломы-то там и своей довольно». Зять отвечает: «Годится и моя, у них есть, да не такая». Купцы смеются. Приехали за море, вышли на берег и стали выгружать товар. Молодой купец выгрузил солому на берег. Где он ее склал, в том самом месте в норе жил огненный змий; змий как пополз из норы, солома и вспыхнула, а вместе с соломою и сам змий сгорел. Призадумался молодой купец и не знает, что ему и делать; пошел посмотреть, где была складена солома, и видит большую нору; разрыл и увидел в норе самоцветные камни. Молодой купец нагрузил свой корабль этими камнями, а на верх наклал кирпичей. Купцы нагрузили свои корабли разными товарами, пришли к молодому купцу посмотреть, чем он нагрузил корабль, увидели кирпичи, посмеялись и стали отправляться на свое место. Прибыли домой, выгрузили товары и пошли к царю с подарками. Пошел и молодой купец с подарком, завязал в платок два камня. Пришли к царю и дарят. Царь принимает дары, благодарит, а потом и говорит молодому купцу: «А ты что, кирпичный купец, какой ты привез мне подарок?» Молодой купец подает царю платок. Купцы засмеялись, думали он кирпичье принес. Царь развязал платок и увидел два больших самоцветных камня, каких еще и в царстве его не бывало, и давай благодарить молодого купца. Потом спрашивает у него царь: «Много ли у тебя таких камней?» Тот отвечает: «У меня целой корабль». Угостил царь купцов и приказал молодому купцу камни свои свозить в царския сокровища. «А тебя награжду всем, чего только тебе надобно». С тех пор молодой купец стал жить да поживать, да и теперь живет.
70
Выбор невесты
[Арх. И. Р. Геогр. о-ва. I. 57.]
Молодой парень вздумал жениться, но где не посватается, а все ему девки не дают. Однажды в горести он и сказал: «Хоть бы черт дал мне девушку-то!» Назавтрие пошел в лес и видит — идет навстречу человек и говорит: «Здорово, молодец!» — «Здорово». — «Куда пошел?» — «Дрова рубить». — «А что ты вчера думал?» — «Ничего». — «Как ничего, вспомни-ко хорошенько». Парень и вспомнил: «Я говорил: хоть бы черт дал мне девушку-то!» Мужик говорит: «Отчего не дать, если в заправду нужна девка, пойдем!» Пошли. Шли и дошли — стоит большой-пребольшой дом, кругом дома железная ограда, превысока-высока. Ворота чугунны, у ворот два льва на цепях. Молодец испугался, мужик ему и говорит: «Иди, не бойся!» Подошли к воротам, ворота отворились сами собой, зашли во двор, а во дворе всякия лютыя звери; прошли, их не ворохнули. Заходят в дом, свету нет, только слышно, что в каждом месте ворчат и цепи бречат. Мужик водил да водил молодца впотьмах-то, да вдруг как стукнет ему в затылок. Молодец не успел и ахнуть, как очутился в светлой-пресветлой палате; сидит старуха и качает ребенка. Старуха и говорит: «Ах ты, бедный молодец, как ты попал сюда? Здесь живут нечисты духи. Я-то попала сюда, когда была еще маленькою, родители меня прокляли, вот я и живу здесь больше ста годов, живу полною хозяйкою; еще есть здесь девушка, тоже русская, тоже проклята родителями». Молодец и говорит старухе: «А где же, бабушка, мне увидать-то эту русскую девушку». И разссказал старухе все по порядку, как было дело, и как он сюда попал. Старуха и говорит ему: «Правду тебе он сказал, что даст невесту, только смотри, умей выбрать. Завтра тебе выведут двенадцать невест и одна другой красивее, все приглядные, только смотри, одинадцать все его дочери, а двенадцатая русская. Когда оне станут в ряд, ты смотри — которая будет на голове платок поправлять, это и есть русская-то. Ты прямо к той девушке подходи и говори: "Вот моя невеста!" Сразу он тебе не отдаст ее, а будет по три дня их всех выводить и спрашивать тебя, ему жаль будет русской. Когда на второй день придет, тебе трудно будет узнать ее, да она сама тебя узнает. А ты узнай ее вот почему: когда все станут в ряд, она тихонько позевает, ты и скажи: "Вот моя невеста!" На третий день он тебе уж их не покажет в лицо, а велит по голосу узнать. Оне будут за пологом, каждая пойдет мимо тебя, только ты их не увидишь, и когда поровняется с тобою, то и скажет: "Не я ли твоя суженая?" Помни же: русская, когда пойдет мимо, то проговорит: "Не я ли твоя суженая?" Ты и вскричи: "Вот моя невеста!"» Когда наступил третий день, позвали жениха опять выбирать невесту. Девушки собрались. Приходит хозяин и говорит жениху: «Ну, вот еще тебе в последний раз невесты — выбирай. Смотри, теперь в последний раз выбор». Сел хозяин и приказал невестам проходить мимо жениха. Пошла русская и сказала: «Не я ли твоя суженая?» Парень и закричал: «Вот моя суженая!» Делать нечего стало хозяину и говорит: «Ну, молодец! Три раза ты все одну выбираешь. Пойдем со мной, я отдам тебе приданое». Приводит молодца в другую комнату и показывает разныя богатства: золото, серебро, шелки и разныя платья. Жених пошел к старушке и все ей пересказал. Старушка и говорит: «Ему девушки жаль, да у ней есть родители еще в живых и молились Богу, чтобы Бог сохранил дитя, которое пропало у них ночью. Ты же смотри, как поедешь отсюда, и чтобы ты не услышал, не оглядывайся назад, а если поглядишь назад, то не видать тебе своей невесты, да и сам пропадешь; а когда легите спать, то сделай ты какой-нибудь крест и поставь его около себя». Назавтрие жених получил невесту и несколько возов в приданое живота, выехал и женился.
71
Сестрица просела
[Арх. И. Р. геогр. о-ва. I. 57.]
Жил-был добрый молодец и вздумал жениться; сколько невест ни выбирал, но лучше своей сестры Катюши не нашел и говорит ей: «Сестрица! Я сколько невест не выбирал, тебя краше не нашел. Поди за меня замуж?» — «Пойду», — говорит сестра. Но тут была бабушка-задворенка и говорит ей: «Разоставь ты, девица, по всем четырем углам по веретешку». Она расставила и стоит не разряжается, хочет идти к венцу. Вдруг перво веретешко прошипело: «Куку!» Второе: «Где ты?» Третье: «Брат на сестре женится!» А четвертое: «Просела!» Девушка и спрашивает бабушку-задворенку: «Скажи, бабушка, что это веретешка говорят?» Бабушка говорит: «Четыре ночи поспать тебе велят, и тогда замуж пойдешь». Наступила первая ночь, и вдруг девица слышит голос: «Куку!» На вторую ночь слышит голос: «Где ты?» На третью: «Брат на сестре женится!» На четвертую громко вскричало: «Просела!» И девушка сквозь землю и просела.
Было наперво там темно, а потом стало светло; увидела дом, зашла в него; в одной комнате увидела сидит девушка, вышивает в пяльцах. Она вскричала: «Что ты! Куда зашла? Здесь живет Баба-яга, она тебя застанет здесь и съес. Она теперь на свадбе и скоро будет». Катюша стала конаться, чтобы как-нибудь спасла. Тогда девушка пяльцы положила и обвернула гостью иголочкой, и воткнула в свой вороток. Яга-баба приходит и говорит: «Фу-фу-фу! Русским духом пахнет. Пообедала я на свадьбе, а поужинаю дома». Посмотрела — никого нет. Поискала, поискала да так и спать легла. Назавтрие Баба-яга села на ступу и поехала опять на свадьбу. У ней был сын о семи горлах. Коль Яга-баба уехала, девушка намесила сухомесу и замазала все горла ему этим сухомесом. Потом оделись и пошли, а с собою взяли щетку, огниво и кремень. Семигорлый лизал да лизал, да одно горло и перелизал, и вскричал негромко: «Ой, мама! Девки ушли!» Яга-баба услыхала и говорит: «Это сын кричит». Потом второе горло пролизал и тоже закричал; но и этот раз Яга-баба хотя и слышала голос, но так и спустила. Семигорлый перелизал и последнее горло, и так закричал, что Яга-баба со свадьбы поехала на ступе домой. Приезжает, а девок нет. Села в ступу и поехала догонять девок. Те бежат; бежали да обвернулись, а Яга-баба тут и есть. Тогда бросили они щетку, и стала чаща; Яга-баба запуталась и долго ездила тут; выбралась из чащи, опять поехала и стала их достигать; тогда они бросили огниво, и стала огненна река; она пока обходила, они и убежали. Яга-баба обошла реку и того скорее поехала, скоро догонила их и закричала. «А-а! Проклятые, попали мне теперь!» А те бросили кремень, и стала пред Ягой-бабой превысокая гора, и она как не старалась взобраться на гору, не могла. Они той порой добежали до дыры, в которую и вышли на белый свет.
Когда вышли, то Катюша и говорит: «Пойдем ко мне, у меня есть брат, ты выйдешь за него замуж». Пошли. Пришла Катюша домой и женила братца на Марье. Марья и говорит: «Если я вышла за твоего брата, то ты поди за моего; он тоже хотел на мне жениться, я, как и ты, просела». Катюша согласилась и вышла за Машинова брата. И стали вместе жить, добра наживать.
72
Рыбьи головы
[Арх. И. Р. геогр. о-ва. I. 57.]
Один бедный мужик слыхал, что в одном месте есть клад — золото; а он часто ходил и все искал, не покажется ли ему клад, но как не ходил, а клад все не покажется. Он стал копать, нашол место и не раз копал, и однажды вдруг слышит голос: «Что ты, мужичек, трудишься и стараешься по напрасну! Клад ты можешь получить, если дашь мне голову». Услыхал это мужик и незнай обрадовался, незнай испугался, но однако пошел домой и размышлят: «Как тут быть! Какую надо голову?» В доме, кроме жены и сына, ни кого не было, он и решился принести голову сына. Пришол домой и обсказал все своей старухе, и говорит: «Испеки-ко завтра, баба, мне рыбницек, а я с сынком пойду на озеро рыбу удить». Баба испекла ему рыбник из мелких рыб, мужик с сыном и отправился к тому месту, где был клад. Жаль было ему сынка, да и клад-то надо достать. Пришел на место и вздумал пообедать; разломал рыбник, стал сам есть и сыну дал. В рыбнике рыбки были все мелинькия, он отвертывал у них головы и кидал в сторону. Вдруг слышит знакомый голос: «Довольно мне, мужик, твоих голов, бери клад и иди домой». Обрадовался мужик, взял клад, в котором нашел золото, и пошел домой.
73
Ивашко Кочевряжко
[Арх. И. Р. геогр. об-ва. I. 57.]
Жила-была Яга-баба, у ней было три дочери, и повадился к ним ходить в гости Ивашко Кочевряжко. Старуха заметила, что Ивашко ходит недаром, и задумала худое дело. Говорит однажды старуха старшей дочери: «Вытопи-ко завтра пожарче печь, не можем ли как Ивашка Кочевряжку изжарить». Назавтра старшая дочь печку истопила, приходит к ним Ивашко, эта дочь и говорит: «Садись-ко, Ивашко Кочевряжко, на лопату, я посажу тебя в печь». Ивашко лег, руки и ноги разшиперил, она стала пихать, никак запихать не может. «Постой, я покажу ему, как надо ложиться», — говорит девка, села на лопату, а Ивашко схватил да и сунул девку в печь, та так и испеклась. Яга-баба идет в избу Ивашковых костей глодать, пришла и говорит: «Съесть-бы мне, присесть бы мне, посидеть бы мне да Ивашковых костей поглодать». Вытащила из печи косье, какую кость огложет, ту и на печь бросит и говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивашковых костках». А Ивашко лежит за печью и говорит: «Старая ведьма, покатайся, поваляйся на дочериньих косточках». Яга-баба и закричала: «Фу-фу-фу! Экой проклятой! Я его хотела съесть, а он у меня дочь испек. Погоди, Ивашко, не уйдешь от меня». Опять и говорит Яга-баба средней дочери... и пр. Всех трех дочерей испек в печи Ивашко-Кочевряжка. Рассердилась тут Яга-баба пуще прежнего и говорит: «Погоди ты, проклятой Ивашко! Я с тобой разделаюсь». Яга-Баба сама вытопила печь жарко-прежарко и говорит: «Поди, Ивашко, на лопату». Он лег, руки расшиперил; она попихала, попихала, не могла запихнуть и говорит: «Подержи-ко лопаты, я тебе покажу манер». Села и скорчилась; и только хотела соскочить, он пехнул ее в затылок, она и улетела в печь. Тогда он устье захлопнул и говорит: «Погрейся, старая кочерга!» Баба-Яга кричит. «Выпусти меня, Ивашко! Я тебе дам масла и денег, и всего, чего только захочешь; дам дом и жену, и кобылу, только выпусти!» — «Врешь, старая ведьма! Не выпущу». Яга-баба заклялась ему, что ничего не сделает, он пришел и оправил перед печью петлю, открыл у печи устье и говорит: «Выходи, если жива». Баба-яга выпрыгнула из печи, угодила в петлю и повесилась. И опять взмолилась ему. Он и говорит: «Отпущу, старая кочерга, киевская ведьма, только тогда, когда обещанное все сейчас же отдашь». Она и говорит: «Иванушко, красное ты солнышко! Делать нечего, поди в кладовыя, там все найдешь». Потом подала перстень и говорит: «Поди в город, и какая девушка поглянется, только покажи ей этот перстень, она с тобой сейчас и заговорит». Ивашко сходил в кладовыя и говорит: «Ну, старая ведьма, живота тут довольно, а где же лошадь и дом?» Яга-баба и говорит: «В кладовой старшей дочери есть на полу дверь, отворь и там все увидишь». Пошел Ивашко в кладовую, нашел дверь, отворил и увидел там широкую улицу и три дома со скотом и животом. «Это хорошо, да как же я жить-то тут стану?» Пришел и говорит Яге-бабе: «Как же я жить-то в земле буду?» Она и говорит: «Ты отпусти меня и увидишь, что будет». Он и отпустил. И только что ей не стало, вместо худой избы Ивашко очудился в светлой красивой избе, а вышел вон, увидел — целых три дома стоят. Ивашко пошел в город, выбрал себе невесту, женился и стал жить да поживать, да добра наживать, а Яги-бабы больше не видал.
74
Князь и княгиня
[Арх. И. Р. геогр. о-ва. I. 57]
Жил был князь; женился князь в 12 лет, взял он княгиню 9 годов и 9 месяцев, жил он с княгинею ровно три года и три месяца, а на четвертой год гулять пошел. Ходил он, гулял ровно три года и три месяца, а на четвертой год князь домой пошол. Идучи дорогой, видит идут ему навстречу три старицы, три монашины черноризицы и белокнижницы. «Давно ли вы, спрашивает князь, с моего двора с княжевиного, с екатеринского?» Отвечали старицы: «Мы вчера с твоего двора с княжевиного, с екатеринского, и у тебя, князь, в дому все не по-старому, не по-прежнему: все добрые кони по колене в назьму стоят, едят траву все осатину, пьют воду все наземную; золота казна вся расхищена, во тереме жолубень веснет». Погонил князь своего добра коня сломя голову. Приезжает князь к своему двору княжевинскому, к екатеринскому, выходит молода жена встречать в одной тоненькой рубашке, без косьтчина (так), в однех тоненьких чулочках — без башмачек. Вынимает князь саблю вострую, срубил-сказнил поплечь голову; укатилась голова коням под ноги. Заходит князь в конюшню свою и видит: все кони по колен в овсе, они едят траву все шелковую, они пьют воду все ключевую; во тереме золота казна по шкатулочкам, цветно платье все по стопочкам, бела посуда по надблюднечкам, ключи-замки все по полочкам; во терем зашел — жолубня тут нет, дитя малого не видано; тут пяла стоят золоченые, в них шито, сколько плакано, все князя в дом дожидано. За беду тут князю стало, за досадушку великую. Заходит князь во конюшню во свою, выбирает князь лошадь добрую, погонил он коня сломы голову, ко двум старицам, двум монашицам черноризицам, белокнижницам, прискакавши к ним, говорит: «Уж вы, старицы-монашицы, черноризицы, белокнижницы! Зачем, зачем вы мне наврали?» Потом взял он саблю вострую и срубил-сказнил им головы, а сам бросился на кол-вострый конец и тем предал себя скорой смерти.
75
Царь Агапий и дочь его Елизавета
[Арх. И. Р. геогр. об-ва. I. 57.]
Было некоторое царство неверное, небогомольное; в синем море было чудищо поганое, просило себе живой человеческой жертвы на съедение; и много выдавали ему, сперва по голове по лошадиной, а потом и по человечьей, затем стали жребий метать, и выпал жребий на царский двор, на царя Агапея. Была у этого царя Агапея дочь, прекрасная Елисавета, она была верная и молилась Богу. Пошел царь Агапей домой, закручинился, запечалился; жаль было ему дочери любой, а царице нелюбой, ей неродной. Подходит царь Агапей к дому, выходит ему навстречу жена и говорит: «Чего ты закручинился, запечалился?» Отвечает ей царь Агапий: «Как же мне не кручиниться, не печалиться, когда жребий пал на мой двор царский!» Говорит ему жена: «Не кручинься, не печалься, у нас есть не любая дочь Елизавета Агапеевна, она молится Богу не нашему, а своему». Тут пошел царь Агапей к своей дочере и говорит ей: «Уж ты любимая моя дочь, Елисавета Агапеевна! Вставай-ко ты утром ранешенько, одевайся хорошененько, снаряжайся в путь ранешенько, когда придут за тобой добры кони, тогда садись и поезжай». Все это знала дочь Елизавета Агапеевна, она горько заплакала и взмолилась Господу Богу Спасу, Пречистой самой Пресвятой Богородице и Егорию свет храброму. Назавтрие стала Елизавета Агапеевна утром ранешенько и увидела, что тут стоят добры кони, нарядилась, села и поехала. Свезли, оставили Елизавету Агапеевну у синя моря чудовищу морскому на съедение. Стала она молиться Господу Богу Спасу, Пречистой самой Богородице и святому Егорию свет храброму. Видит, едет человек на белом коне и привязывает бела коня к сырому дубу на шелков повод, подходит к Елизавете и говорит: «Поищи-ко у меня, голубушка, в голове». И когда она стала искать, он и заснул крепким сном. Вдруг всколыбнулось сине-море, и выходит из него чудовище поганое, и увидевши две головы, обрадовался. Увидала его Елисавета Агапеевна, горько восплакала, и еще более возносилась к Господу Богу, и стала человека будить: «Пробудись, добрый человек! Сейчас нас проглотит чудовище поганое». Но он спит крепко, и еще пуще прежняго залилась она горючими слезами, и одна из них пала на голову спящого. Тогда проснулся человек, дал девице шелков пояс: «Не бойся ты, красна девица, поганого морского чудовища, а возьми его на этот шелков пояс и веди на свой царский двор, и скажи всем, чтобы обратились они все к единому истинному Богу и выстроили бы три церкви соборные: одну Спасу Пречистому, другую самой Богородице, а третью Егорию храброму». Елизавета Агапеевна накинула шелков пояс на чудовища поганого, пошла и повела чудовища за собой на царский двор. Увидел царь Агапей свою дочь Елизавету с чудовищем, обрадовался и испугался; прибежал на двор и говорит своей дочери: «Уж ты, милая дочь Елизавета Агапеевна, не отпущай ты чудовища поганого, чтобы не пожрал он всего царства моего, а тебе самой, что нужно, то и сделаю». Отвечает ему Елизавета: «Ничего мне не надо, а только сделай ты, что я велю: обратитесь все вы к единому истинному Богу и выстройте три церкви соборные: одну Спасу Пречистому, другую самой Пречистой Богородице, а третью Егорью храброму».— Царь Агапей сказал: «Милая моя дочь! Все это мы исполним, только избави ты нас от поганого чудовища морского». Тогда Елизавета опустила обратно чудовища в сине море, а царь и народ обратились к истинному Богу.
76
Как мужик свою бабу выучил
[Арх. И. Р. геогр. об-ва. I. 57.]
Жил-был мужичек, была у него молодая женка; он был старой, и жена его не любила. Вздумал мужик свою бабу поучить и говорит: «Баба, я ходил в лес и нашел клад, да без тебя мне не дается, пойдем вместе добывать». Баба обрадовалась. Он велел бабе напекчи блинов и тихонько от ей снес в лес и раскидал по деревьям. Назавтрие зовет бабу за кладом. Пошли. Подходят к реке, мужик и говорит: «Поди-ко, баба, у меня заложена в реке морда, посмотри-ко, нет ли свежих». Выздынула морду из воды, а в морде тетерев. Выняли тетерева, пошли далее. Пришли в лес, мужик и говорит: «Постой-ко, баба, здесь у меня есть сило оправлено, не попал ли кто». Подходят к силу, а в силе щука задавилась. Пошли дальше, дошли и до клада. Подошел мужик к кладу и взял. Жена обрадовалась, пошли домой. Шла баба и вдруг увидела, что по лесу висят блины, она и спрашивает: «Это что?» Мужик отвечает: «Это блинная дорога, ее выстлала жена нашего воеводы, и по этой дороге сегодня прошли к ней молодые молодцы в гости». Идут дальше, стучит водянная мельница, баба и спрашивает: «А это что стучит?» Мужик отвечает: «Это молодые молодцы пляшут с молодой женой воеводы, шумят-то — эти молодцы хотят воеводу стегать». — «А за что стегать?» — «А за то, — отвечает мужик, — что он, воевода, не дает воли своей барыне молодой с молодыми гулять». Воевода был тоже старый. Идут дальше и подходят к деревне, услыхали — ворота скрипят, и пастух трубит. Жена и спрашивает: «Это кто ревет?» — «Это воеводу стегают». Жена и подумала: «Ладно, старый черт! Я сейчас схожу к воеводе, снесу ему подарков и стану бить челом, чтобы выстягал и моего мужика».
Пришли домой, жена и говорит: «Муженек, дай-ко я пойду к воеводе и снесу ему в гостинцы щуку и тетерева». Мужик дал, баба и пошла. Приходит она к воеводе и говорит: «Господин воевода! Я со своим мужиком ходила за кладом и нашла в морде тетерева, а в силе щуку, возьми это от меня в гостинцы и будь ко мне милостив. Я молода, как и твоя жена, а муж мой, как и ты — старой, и он такой злой, что ни в чем воли не дает, выстягай ты его так же, как тебя самого выстягали». И рассказала все, что видела в лесу. Воевода разсердился, велел бить ее плетьми. С тех пор баба к мужу стала ласковее.
77
Как братья клад искали
[Арх И. Р. об-ва. I. 57. Описан действительный случай, бывший в Пинежск. у. в 30-х годах ХIХ в.]
Прошел слух, что в одной деревне, в доме у крестьянина есть клад, находится в скотском хлеве, а получит его тот, кто принесет денег 400 рублей серебряными рублями, и чтобы рубли были трех царей. Эта была выдумка шутливого мужичка, никакого клада и не было. Весть достигла села Кодемы, и два брата, имея деньги, решились достать клад. Наменяв денег, серебрянных рублев трех царей, они отправились в путь. Не зная наверняка, где этот клад, пригласили третьяго мужичка, которому место известно было; проводнику было ряжено 10 рублей.
Дошли до деревни, где находится дом с кладом, зашли в первую избу, помолились Богу и стали паужнать; попаужнали и стали спрашивать у хозяина: «Где дом, в котором клад?» Хозяин рассмеялся и указал, а сам вышел вон. Мужички все трое и пошли в избу; в избе одна старуха сидит, прядет. Попросились ночевать, пустила. Потом стала спрашивать: «Откуда и куда пошли?» Один брат все старухе и высказал; она говорит: «Клад-то есть у нас, да только трудно его достать-то: надобны деньги, а у нас денег нет. Я живу здесь пятый десяток, и каждый год в Христов день зайду в хлев к скотинке и скажу: «Христос воскресе!» Мне и ответит: «Воистину воскресе!» Скажет тут же мне: «Возьмите клад, принесите денег тысячу рублей, и клад будет ваш». Но у нас денег нет, все так и остается; если у вас есть деньги, будете счастливы; а если нет, напрасно вы и шли в такую даль».