О Марии Пахоменко[1]

[1 Статья написана в 1969 г. для журнала «Кругозор». Не опубликована. Печатается по рукописи]

      Слушал недавно одну известную исполнительницу песен и подумал: Боже мой, это не певица, это целый порт! Так сказать, «все флаги в гости будут к нам!» Улыбка итальянская, акцент французский, композитор русский, пластика негритянская, одежды купеческие, тема гражданская.
      О Марии Пахоменко ничего такого не скажешь. Нет, она не синий чулок на эстраде. Она хорошо знает все, что касается современных тенденций песенного исполнительства. Но знания эти никогда не покрываются коростой, они входят в плоть и кровь артистки и делаются незаметными, как кровь.
      И подобно тому как, скажем, всякий подлинно новаторский ученый труд является следствием знаний, а не сводом их (чем и отличается от справочника или антологии), так и творчество Марии Пахоменко — не некая сумма, а следствие достижений всего современного песенного исполнительства.
      У нее есть своя вера, которую она отстаивает со всей силой и убежденностью таланта. Корень этой веры в любви к русской национальной песенности. Отсюда и неповторимость ее художественного облика, не нуждающегося во взятых напрокат окладах. И вместе с тем — та особенная похожесть, по которой узнаем мы в народившемся молодом близкие и дорогие черты уходящего.
      В ней нет ничего придуманного, на ней нет маски, она проста, естественна — и в звукоизвлечении, и в сценическом движении, — а потому почерк ее меньше всего подвержен моральному старению, и не приходится менять его в зависимости от ожиданий публики, вкусов начальства или, наконец, от возраста.
      На что-то опираясь, что-то принимая, что-то отвергая, Пахоменко создает свою песенную страну. Голосом и тоном сегодняшней женщины она как бы озвучивает то, что всегда (и сегодня) прекрасно в женщине — достоинство, сердечность, благородство, изящество. Характер создаваемых ею образов далек от надрыва (даже в самых патетических вещах, таких как «Мужчины» Фельцмана), целен, проникнут глубоким чувством, никогда не переходящим в чувственность.
      Певица строга и самостоятельна. В репертуаре нет плохих песен (я не говорю о своих), а те, что слабее, набирают силу благодаря таланту и особенному мастерству подачи. Мне никогда не приходилось наблюдать, как Пахоменко работает, все мои, например, песни она готовила совершенно самостоятельно — но исполнение их было именно таким, какого я хотел, а иногда и гораздо лучше.
      Сейчас артистка, как говорится, в расцвете своего таланта. Годы внесли свое в ее рабочую палитру — пение стало женственнее, мягче, порой драматичнее, в особенности в последних работах (из советской песенной классики). Но... «...девичья артёлка. Одна девчонка на отшибе идет, годов так восемнадцати. Платьишко на ней синее, платок на голове синий. И пригожая — сказать нельзя. Брови дугой, глаза звездой, руса коса трубчатая через плечо перекинута...», я всегда вспоминаю это место из бажовского сказа[1][1 Цитата приведена по памяти. См.: Бажов П. Уральские сказы. М., 1964. С. 201], когда слушаю Марию Пахоменко.
      И надолго еще потом остается ощущение свежести, как будто попил незамутненной родниковой воды... С годами прибавляется грусти. Чаще оглядываешься в молодое-прожитое, острее ощущаешь каждый оставленный позади день, нежнее делаешься ко всему, что связывает тебя с юностью. И, пожалуй, ничто так не тревожит душу, как пение, как чистый весенний голос, явившийся как будто из твоего далека и посейчас живущий рядом с тобой. Таков для меня голос Марии Пахоменко.
     


К титульной странице
Вперед
Назад