Вологда для меня не только место, где началась моя музыкальная жизнь, но это место, где я впервые познакомился очень широко с жизнью во всех ее проявлениях, чего потом во все остальные годы никогда не было, потому что моя жизнь проходила, в общем-то, в таких изолированных местах — в школе-интернате музыкальной десятилетки при консерватории, затем в Ленинградской консерватории. И, когда я уже стал самостоятельно работать, я стал искать, о чем писать, для кого писать, что меня по-настоящему волнует на самом деле, это оказалась та же жизнь, которая мне знакома с детства. Это Вологда и Вологодский край. Здесь жила и работала моя мать, неподалеку от Вологды, в городе Кадникове, затем в селе Воздвиженье, в 30 километрах[2][2 Село Воздвиженье находится в 38 км от Вологды. 3 См. примеч. 2 на с. 13] от Вологды. Здесь мой дом, где я жил до того, как стал воспитанником детского дома, здесь все дорогие мои люди, отсюда ушел на войну мой отец, который погиб в 41-м году[3] под Ленинградом, похоронен в Лигово.
Здесь жили люди, которые мне первыми объяснили, не на словах, а по-разному, что такое доброта, что нужно ценить прежде всего в жизни, ценить в людях, здесь я впервые услышал русскую народную музыку, слышал песни, танцы, обряды, увидел гулянья, увидел человеческое горе, страдание. Здесь я прожил всю войну. Видел, как приходили с войны или, наоборот, как не приходили с войны, видел сиротливые семьи, видел женские слезы. И, наверное, отсюда, из Вологды, я вынес и главную тему своего творчества. Так мне, по крайней мере, кажется, я так думаю. Это тема женской судьбы, женского характера, потому что все эти годы главные люди, которые меня окружали, были женщины: моя мать, моя нянюшка — сказочница и заботница, которая здесь похоронена, это мои воспитательницы в детском доме, это моя любимая учительница музыки Татьяна Дмитриевна.
* * *
Народную музыку я знаю так хорошо, что для меня не составляло бы, наверное, особенного труда просто делать дубли той музыки, которую я слушал в детстве. В общем-то можно было так проработать и прожить всю жизнь спокойно. Но я получил образование в нашей Ленинградской консерватории, образование, думается, очень хорошее. Учителя у меня были замечательные, очень хорошо меня выучили. Я познакомился со всеми достижениями профессиональной музыки, мне было бы очень обидно не использовать всё то, чего добились выдающиеся художники, композиторы за много веков существования профессиональной музыки, и не соединить это с тем, что я знаю с детства.
* * *
Вокальная музыка. Все-таки я к ней пристрастился, и вместе со многими достоинствами я увидел там много недостатков. С моей точки зрения, что первое? Первое то, что мне сама тематика вокальной музыки казалась чрезмерно устаревшей и очень далекой от современного слушателя. Слушать теперь вокальный вечер даже самого выдающегося певца трудно, такое впечатление, что попал в какой-то очень старенький-старенький музей, и уже поскольку программу вокалисты меняют очень редко, то это становится просто утомительно.
Второе то, что язык музыкальный этих сочинений тоже по-старому такой изысканный.
И третье — мне очень не нравится манера такого как бы бельканто, которое на самом деле не бельканто совсем, и когда вокалист поет, то смотреть иногда даже неприятно. Я знаю, что начинающие слушатели просто смеются, как только появляются вокалисты на эстраде и начинают извлекать «белькантовые» звуки.
И вот мне захотелось в своем творчестве от всего этого избавиться, найти какую-то золотую середину, чтобы пение было красивое, но по возможности не бельканто. И для этого искать соответствующих исполнителей, но и музыку писать такую, которая бы требовала совсем иной манеры звука и другого общения со слушателем. И первое, на что я обратил внимание, — это на так называемую городскую романсовую музыку, на городской «жестокий» романс, на музыку, которую у нас называют пошлой, салонной, но которая тем не менее живет не одну сотню лет и которая почему-то необычайно популярна в очень широких кругах народных масс. Она живет настоящей музыкальной жизнью, чего мы не можем сказать зачастую о наших собственных творениях.
И я стал думать, в чем тут дело? Ну а дело в общем-то в том, что наряду со множеством недостатков в этой музыке очень много достоинств, удивительных достоинств. Общительность, чувства очень яркие, очень броские. Даже взять этот знаменитый романс о Хасбулате. Это трагедия верности, измены, наказания. Обыкновенная такая, часто встречающаяся бытовая история. Она должна быть близка многим людям. Вот поэтому она вызывает такое сочувствие у исполнителей и слушателей. Кроме того, здесь есть тяга народа к романтизму, к высокому такому, немножечко сказочному, к очень красивому, что мы тоже, профессиональные авторы, даем очень редко, а это — тяга к необыкновенному в жизни, чудесному, волшебному, прекрасному, сильному. И вот я попробовал в своей музыке реабилитировать этот жанр в целом ряде сочинений.
* * *
Когда я только научился писать ноты, то я сочинил первое свое сочинение, которое было записано, — «Красавица-рыбачка» на стихи Генриха Гейне. Это очень смешная музыка. Писал я ее с большим желанием и с большим настроением и не знал тогда, что через десять лет, в 1962 году, снова обращусь к творчеству этого немецкого поэта. На этот раз, надо сказать, я писал без особой охоты, скорее по принуждению. Я был студентом второго курса консерватории, и у меня просто не хватало по учебному плану вокальной музыки, а надо сказать, что за все годы предыдущего учения вокальную музыку я терпеть не мог, всячески старался уклониться от сочинения такого рода музыки. Но тут мой профессор сказал, что вынужден будет поставить мне двойку, если я не сочиню что-то вокальное. Я в полном отчаянии схватился за своего «детского поэта». Видимо, получилось, и сейчас мне трудно объяснить: что почему получилось. Видимо, поэзия Гейне как-то очень сильно связана с русской поэзией.
Ведь среди русских поэтов трудно найти такого, который бы не переводил этого автора. И Гейне сам оказал большое влияние на русскую поэзию, кроме того, в творчестве Гейне с необъяснимой силой преломлены интонации немецкого фольклора, а в любом фольклоре есть что-то общее: простота, доступность, искренность чувств, и общительность — обязательное свойство. Общительность — потому, что люди сочиняют музыку прежде всего для того, чтобы можно было общаться, иначе она не нужна, она теряет смысл. И вся глубина чувств, которая заложена в народной музыке, в народной поэзии, — она только для того, чтобы общаться со своими ближними. И вот, начиная с этого сочинения, «Немецкой тетради», я главной задачей своего творчества сделал одно — общительность.
* * *
Почему в моем творчестве преобладающее место занимает музыка вокальная? Причин много.
Во-первых, та, что с детства я слышал больше вокальную музыку, я помню все великолепные северные обряды, гулянья, свадьбы, похороны, которые сопровождались музыкой. Это всегда была музыка вокальная — сольная или хоровая.
Во-вторых (это уже позже я стал понимать), вокальная музыка все-таки — прародительница всей музыки, и человеческий голос — это первый носитель музыки. Трудно представить, как бы сохранялось музыкальное искусство из века в век, если бы человек каждую минуту не имел наготове этот замечательный инструмент, которым мерят красоту рукотворных.
Кроме того, я хотел, чтобы моя музыка была более доступна и более понятна. Поэтому я обратился к вокальной музыке, так как она дает для этого больше возможностей. Благодаря присутствию слова, благодаря известному консерватизму музыкальной интонации, она понятна широкому слушателю, а это все-таки для меня остается самым главным.