Этнография, фольклор и письменность Русского Севера

О. Н. Крылова. 

Костюм крестьянки Русского Севера как знаковая система *

Русский народный костюм является уникальным памятником материальной и духовной культуры нации, человечества, отдельной эпохи. В народном костюме, как в фокусе, сосредоточены наиболее важные черты и особенности народного сознания, его социальные, нравственные, религиозные представления, этические идеалы, для выражения которых использованы художественные средства. Это цвет и орнамент, формы, реализованные в крое.

Рассмотрение народной одежды в качестве своеобразного языка культуры впервые предложил П. Г. Богатырев, представив структуру народного костюма как особый вид семиотической системы 1. Он показал, что традиционная одежда может быть знаком, приобретая при этом значение, выходящее за пределы обыденного представления. Исследователь выделил практическую, утилитарную, эстетическую, возрастную, социально-половую (функция костюма замужней женщины) и тесно связанную с ней моральную функцию, а также функцию праздничного костюма, обрядовую, профессиональную, функции, указывающие на род занятий, вероисповедание и региональную функцию.

Одежда настолько слилась с человеком, что стала как бы его оболочкой. Широко распространены верования в то, что одежда может принимать на себя свойства и болезни ее хозяина, иногда замещать его самого. В соответствии с этими верованиями, во время родов используют одежду мужа роженицы, какую-то часть одежды (кусочек от нее) используют в лечебной магии или, напротив, для нанесения вреда, «порчи». Крестьяне, вообще щедрые на милостыню, почти ничего не подавали нищим из одежды, опасаясь, что через одежду можно причинить вред ее бывшему владельцу.

Хорошо известна такая примета: если ребенок родился в пеленке, сорочке, шапочке или рубашке (уже прикрытый, в природной оболочке), то он уже как бы наделен счастливой долей. Счастливая доля выпадала далеко не каждому, и чтобы обезопасить ребенка на всю жизнь, во время родов совершали определенные действия. Так, только что родившегося мальчика на несколько минут заворачивали в рубаху отца, а девочку — в рубаху матери. Причем рубаху перед этим не стирали. Иногда новорожденного закутывали в рукотерник (полотенце, которым вытирала руки вся семья). Пеленки и свивальник для новорожденного также делались из старой одежды. В случаях, если раньше в семье дети умирали, повитуха принимала новорожденного на штаны отца. Одежда отца или матери, используемая при рождении ребенка, имела не только охранительную символику, но и наделяла ребенка долей-судьбой, возможностью дожить до зрелого возраста, до старости.

Каждый следующий этап жизни человека отмечался новой одеждой. На крестины крестная мать готовила рубашечку для ребенка, которую часто хранили всю жизнь. Эта рубашка была самого простого кроя — кусок холста или коленкора, перегнутый пополам, с вырезанным посередине отверстием для головы. При крещении ребенка также могли использовать свадебную одежду отца или матери.

Различия в одежде мальчиков и девочек проявлялись в возрасте от четырех до восьми лет. Часто только к девяти годам мальчикам одевали штаны, а девочкам — сарафанчик. Если случалось куда-нибудь ехать с маленькими детьми, то их укутывали в одежду взрослых. Считалось, что дети, которые отказываются одеваться или сбрасывают с себя одежду, дольше живут на свете.

Севернорусский сарафанный комплекс составляли: рубаха, сарафан, пояс, душегрея, кокошник, украшения, обувь. Севернорусские сарафаны по покрою были разнообразны: косоклинный глухой; косоклинный распашной или со швом спереди; прямой, собранный на обшивке, с лямками, сарафан с лифом. 

Наиболее древним считается глухой, косоклинный сарафан (шушу’н, мату’рник, маре’нник), который шили из перегнутого по плечам полотнища ткани со вставками клиньев в боках. Первоначально наиболее старинные образцы сарафанов имели для фасона пришитые со спины длинные узкие рукава, зачастую фальшивые. Обычно их затыкали за пояс или связывали узлом на спине. Такие сарафаны сохранялись в быту псковских староверов и в Новгородской губернии до второй половины XIX века. 

Ко времени возникновения Московского царства этнографы относят распространение распашных косоклинных сарафанов (кли’нник, кита’ечник, феря’зь). Основной их признак — два прямых полотнища спереди и одно сзади, соединенные при помощи косых боковых клиньев. Особую роль в украшении распашных сарафанов играли пуговицы. Сильно расклешенный силуэт косоклинных сарафанов, вертикальные линии отделки подчеркивали стройность женской фигуры.

Позже появился круглый, или прямой, сарафан на лямках, который шили из нескольких прямых полотнищ ткани, густо сосборенных у верхнего края (кругля’к, кру’глый сарафан). Сборки прикрывались прямой обшивкой, к которой пришивали лямки.

Четвертый тип — это сарафан с лифом (ли’фник). Здесь основным признаком является наличие лифа в верхней части сарафана, облегающего грудь и спину или только спину, который пришивался к пышной сосборенной юбке. Сарафан с лифом распространился в некоторых губерниях в предреволюционное время и проник в деревню из города.

Обычно приданое начинали запасать, когда девушка была еще почти ребенком. Приданое — дело непросто, для него готовилась одежда праздничная и повседневная, причем в нескольких комплектах: для ношения в молодом, среднем и пожилом возрасте. Считалось, что платье, сшитое во время, когда человек приближался к периоду максимальной жизненной силы, сохраняло эту магическую силу в себе, и чем на больший период жизни (до старости) заготавливался комплект одежды, тем дольше ее владельцу суждено прожить.

Девушка, достигшая совершеннолетия, обязательно должна была иметь шелковый сарафан (ше’лковик: «Только в праздники носили. Красивы сарафаны. В деревне шелковиков уж ни у кого не осталось, сарафанов-то шелковых», Пинеж. Арх.), или ба’рхатник («Сарафан из бархатной материи шили, бархатник», Череп. Волог). Особое значение в народном костюме придавали цвету как средству наибольшей выразительности. Важно отметить, что при довольно стабильных формах народного костюма всегда существовало разнообразие цветовых и орнаментальных комбинаций. Цвет играл существенную роль в народной одежде, сообщая определенную информацию о носителе данного костюма. При этом различие в цвете костюма воспринималось гораздо легче, чем изменения в крое или ткани, особенно на расстоянии. Цвет одежды как бы предупреждал собеседников, с кем они имеют дело и какую позицию нужно занять в отношении этого человека. Такую задачу в народной культуре выполняли очень многие цвета, а сообщаемая ими информация была столь существенна, что носитель одежды однозначно занимал определенное место в общественной иерархии.

У богатых невест в приданое входило до трех-пяти десятков сарафанов: красные, которые носили молодыми, пестрые — для среднего возраста и синие (синяки’) — для пожилого. Подвенечный сарафан нередко или черного или синего цвета, красный надевали на второй день после свадьбы (он символизировал супружество).

Основной частью костюма русских крестьянок до начала XX века была длинная конопляная рубаха. Рубахи, которые носили с сарафаном, могли быть цельные (проходни’ца: «В приданом у меня всего две проходницы было. В баню-то пойдешь — проходницу чистую возьми» (В.-У., Тотем., Никол. Волог.); проходёнка, проходну’ха: «Проходнуха — нижняя женская рубашка с рукавами и вышивкой, которую невеста дарила родственницам жениха» (Тотем. Волог.); односта’н, односта’нка (Волог.), исце’льница, пропускни’ца: «Была рубаха моя подвенечная, венчалась, стан не отрезной, пропускница» (Пинеж. Арх.). Рубахи “исцеленницы” были распространены по рекам Мезени и Пинеге в первой половине и середине XIX века 2. Рубахи составные чаще шили из разных тканей. Верхнюю часть (рукава, воротушку, грудку, оплечье) делали из более тонкой, частой покупной ткани, нижнюю часть (подставку) — из домотканины. Бытовали также рубахи из дорогих шелковых тканей, а позднее — из миткаля, ситца, коленкора сатина, парчи. 

В деревне дни сенокоса, окончания жатвы, первого выгона скота считались праздничными, и крестьянки наряжались в специальные рубахи с богато украшенными подолами (подо’льница: «Подольницы-то все издержала, никакой нету. Если становина вышита, то это подольница» (Онеж. Карел.); поко’сница (Волог., Арх.), сеноко’сница: «Сенокосницы были с моршатами, сено косили в них» (Волог.); наподо’льница: «К сенокосу девки и бабы готовят себе чистые наподольницы — рубахи с вышитыми по подолу из красной бумаги каймами, или с обложенным кругом его лентами и кружевами» (Кадниковский уезд Вологодской губернии); жа’тельная рубашка: «Как рожь-то поспеет, выходили мы жать и одевали жательные рубашки. Женщины рубахи жательные имели, мужчины все в том же, что и дома» (Кириш. Ленингр.); страдову’шка: «Страдовушки — страдовые рубашки, с точива сошьешь, а потом рукава пришьешь. Страдовушки, когда жать, рожь жати с красным узором страдовушка, а овес жать — с белым узором» (Сол. Новг.). Носили их с большим напуском под опояском — узким ярким пояском, под который подтыкали холщовый платок или полотенце для вытирания пота. Иногда этот наряд дополнялся передником либо юбкой. В северных губерниях покосные рубахи со второй половины XIX века начинают шить с верхом из кумача и станом из белого холста, клетчатой пестряди или набойки. Широкая полоса тканого геометрического узора, украшавшего подолы, превышала порой тридцать сантиметров. В более ранние времена она выполнялась только из красных ниток, позднее дополнилась вышивкой разноцветным гарусом. 

С глубокой древности на Руси существовал обычай шить праздничные рубахи с очень длинными рукавами, собиравшимися у запястья красивыми складками. В особо торжественных случаях рукава спускались почти до земли, а руки просовывались в специальные «окошечки», прорезанные на уровне локтя. В праздничной и свадебной одежде Вологодской, Олонецкой, Архангельской губерний встречались рубахи с рукавами длиной до ста — ста двадцати сантиметров (долгорука’вки). В Олонецкой и Архангельской губерниях свадебные рубахи с такими длинными рукавами назывались убива’льницами 3, пла’кальнями или маха’вками 4, маха’льницами, так как уезжавшая под венец невеста, прощаясь с родными, причитала («убивалась») и размахивала длинными рукавами.

Рубаха непосредственно соприкасается с телом человека, и, чтобы обезопасить его, нужно было лишить злые силы возможности проникнуть внутрь одежды через отверстия: ворот, подол, рукава. Отпугнуть нечисть могла вышивку, в которой зашифрованы древние магические символы.

Своеобразными были способы орнаментации. В северных губерниях вышивку выполняли хлопчатобумажными, шелковыми и золотными нитями. В узорах традиционными мотивами орнамента были изображения женской фигуры — символа плодородия, солярных знаков: кругов, крестов, свастики, усложненных ромбов, коня, оленя, птицы; дерева — символа вечно живой природы; двух птиц — голова к голове — символа счастливого брака.

Важной составной частью праздничного сарафанного комплекса была плечевая одежда — душегре’я (коротёна) — род короткого кафтана с рукавами или без рукавов (обжи’м, обжима’лка: «А вот пойду обжималку надену, что-то схолодало», Череп. Волог.; ли’фик: «На плечи надевали лифик, не такой как теперь» (Белоз. Волог.). Бытовала и совсем коротенькая безрукавка на лямках (перо’, пёрышки, епа’нечка) с трубчатыми складками на спине. Особенно нарядные образцы такой одежды изготавливались из узорных шелковых тканей, парчи, бархата, сплошь расшитого золотными нитями. Для тепла душегрейки подбивали ватой. Распашные шугаи’ (тип жакета) с рукавом простегивали на вате, отложной воротник и рукава отделывали мехом.

Особое внимание крестьянки уделяли головным уборам, которые наиболее ярко отражали возрастные и социальные изменения в жизни девушки и женщины. Девушки полностью волосы не закрывали, а замужние женщины их тщательно убирали. Девушки до замужества носили повя’зку, поче’лок — девичий головной убор в виде широкой ленты, украшенной жемчугом, бисером, позументом. Чтобы придать ей жесткость, делали основу из бересты или картона шириной пять-шесть сантиметров. Этот головной убор закреплялся двумя тесемочками на затылке. Достигая совершеннолетия, девушка вплетала в косу ленту с бантом на конце в знак того, что ее можно сватать. Сговоренка (просватанная девушка), надевала повязку с нате’мником — кружком или овалом, прикрывающим ей макушку. Это был переходный тип головного убора от девичьего к женскому. Просватанная невеста украшала косу длинной широкой лентой красного или желтого цвета. В день венчания или накануне невеста передавала ленту (девичью волю) своим подружкам. Свадебный головной убор кору’на надевался поверх девичьей повязки. После венчания происходил обряд окручивания, когда свадебный головной убор заменялся женским, который состоял из нескольких съемных частей. Крестьянки среднего возраста и старухи носили под платком пово’йники или косынки, молодые женщины по праздникам украшали голову кокошником.

Кокошник изготавливался обычно профессиональными мастерицами-золотошвейками из фабричных тканей с использованием в орнаментации бисера, фольги, стекла, рубленого перламутра и речного жемчуга. Наиболее характерными орнаментами были растительные, а также изображения птиц.

Формы головных уборов к сарафанному комплексу были разными: кокошник в форме шапочки с вытянутым вперед очельем с лопастями, прикрывающими уши (Каргопольский уезд Олонецкой губернии); кика, украшенная обшитыми жемчугом и бисером шишками, олицетворявшими культ плодородия (Псковская губерния). Еще одной разновидностью северных женских головных уборов была шамшура — тип шапочки с твердым околышком или дном и завязками сзади. В большинстве губерний дорогие кокошники и шамшуры носили с платками, вышитыми золотными и серебряными нитями.

В конце XIX века получил распространение казачо’к: «А женщины носили казачки, кофты такие, сшиты были из однаких полосочек, по талии шили, а на талии уборочка, с рукава с пышкам» (Тихв. Ленингр.); каза’к: «До нас казаки держали, кофточка такая, рукава узкие были, а грудь была с кружевами, отделочку вставляли» (Медв. Карел.); каза’чка: «Казачка у меня была красивая: в цветах вся, только на беседы надевала» (Баб. Волог.); ба’ска: «Баска не просто размахай, а по фигуре» (Чаг. Волог.); «А баска, кофта такая, рукав пышный, от локтя узкий, ворот широкий, и все на пуговицах, когда на кнопочках, а внизу вроде воланчика такого, вот и баска» (Подп. Ленингр.); ба’сочка: «Басочки носили, на животок поуже, а дальше пошире и на животок выпускали» (Хв. Новг.) — длинная кофта, сшитая по фигуре, с невысоким стоячим воротником, с рукавами, широкими вверху и узкими у кисти. Казачок застегивался спереди на пуговицы. Носили его с юбкой или сарафаном. В Архангельской и Вологодской губерниях носили также нарука’вники, или рукава’ — очень короткие кофточки с длинными рукавами или просто два рукава, соединенных на спине двумя узкими полосками ткани. Шили их из пестряди, а также шелка и кашемира.

На рубеже XIX и начала XX века в моду вошла городская па’ра — парная с сарафаном, а позднее с пышной юбкой приталенная кофта. Как правило, ее шили из одинаковой материи: «Казачок да сарафан называется пара» (Карг. Арх.); «У меня пара была, да сейчас только кофта осталась» (Вашк. Волог.). Женский костюм, состоящий из юбки и кофты, в вологодских говорах получил название парёшка («У ей парёшка-то баская»); па’рка («Больно у тя парка-то седни добра. Где уж эдакую парку-то себе огоревала?», Вологодский уезд Вологодской губернии); па’рочка («На Святки девушки наряжались в парочки, кофточка да юбочка, и пойдут на беседу», Кирил. Волог.; «У матери у твоей ой какая парочка была — бурдовая кофта да юбка в складочку», Баб. Волог.). В вологодских говорах парочкой называют также женский костюм, состоящий из платья и фартука, сшитых из одинаковой материи: «Передники обязательно с кружевами и платье. Это называлось парочки» (Тотемский уезд Вологодской губернии). Поскольку юбка или сарафан шьется иногда из дорогих тканей, а кофты имеют богатую отделку, парочка служит подвенечным нарядом невесты: «Молодица-то нарядная, в атласной парочке. А как есть у девки парочка баская, что всех парочек лучше, в той и венчается» (К.-Г. Волог.).

Таким образом, на территории европейской части России и в начале XX века традиционную одежду продолжали шить из льняной, конопляной и шерстяной ткани домашнего изготовления, которая отличалась по цветовой гамме и орнаменту. Однако уже с конца XIX века в крестьянской среде достаточно широко использовались и фабричные ткани.

Наибольшую этнографическую ценность представляют ритуальные костюмы, праздничная и свадебная одежда. Отношение к ним было особенное, их богато украшали, тщательнее хранили, передавая зачастую из поколения в поколение. Изучение народного наследия позволяет увидеть разнообразие форм народной одежды и используемых материалов, технологию изготовления декора, тонкий вкус и богатую фантазию народных мастеров.

Русский народный костюм на протяжении длительного времени (XVIII — середина XX века) был относительно стабилен, что отмечалось практически всеми исследователями. Вместе с тем, в течение двух с половиной столетий шел непрерывный процесс развития традиционной одежды: менялся состав входивших в него предметов, их форма, покрой, цвет и материал, изменялась манера ношения. При этом народный костюм был основным и единственным типом праздничной, повседневной и рабочей одеждой крестьян.

Исследования показывают, что семиотический статус костюма как группы функционально взаимосвязанных и взаимообусловленных предметов, на протяжении XIX — начала XX века продолжал оставаться очень высоким, обладал как утилитарной, так и знаковой прагматикой, он соответствовал и практическим, и символическим требованиям. Детство, юность, зрелость, переход из одной возрастной категории в другую, включение человека в систему родственных связей — все это как в предыдущих столетиях, так и в начале XX века, хотя и в иной форме, продолжало находить отражение в народной одежде.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. — М., 1971.

2 Работнова И. П. Русская народная одежда. — М., 1964. — С. 12.

3 Работнова И. П., Вишневская В. М., Кожевникова Л. А. Народное искусство Архангельской области // Сборник трудов Научно-исследовательского института химической промышленности. — Вып. 1. — М., 1962. — С. 18.

4 Тазихина Л. В. Север Европейской части РСФСР // Крестьянская одежда населения Европейской России, XIX — начало XX века: Определитель. — М., 1972. — С. 133.

* При написании статьи автором использовались следующие словари: Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова. — Л.; СПб., 1965—2004. — Вып. 1—38; Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. — СПб., 1994—2002. — Вып. 1—5; Словарь вологодских говоров / Под ред. Т. Г. Паникаровской. — Вологда, 1983—2002. — Вып. 1—9; Архангельский областной словарь / Под ред. О. Г. Гецовой. — М., 1980—1999. — Вып. 1—10; Новгородский областной словарь. — Новгород, 1992—2000. — Вып. 1—13.

О. Н. Крылова. Костюм крестьянки Русского Севера как знаковая система // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 554-560.