|
Этнография, фольклор и письменность Русского Севера
|
|
(Петрозаводск)
Основными исполнителями фольклорных духовных стихов принято считать калик перехожих, распевавших их за подаяние в людных местах 1. На Русском Севере, где эти стихи были особенно популярны, в XIX–XX веках их исполняло также сельское население, как православное, так и старообрядческое 2. Вопрос о взаимоотношениях между каликами перехожими и севернорусской крестьянской средой до сих пор остается малоизученным. Этнографы XIX века оставили лишь несколько свидетельств о том, как относились крестьяне к каликам и в каких условиях перенимали от них репертуар 3. Эти скудные данные могут быть пополнены заметками собирателей и воспоминаниями крестьян, извлеченными из фольклорных коллекций архива Карельского научного центра РАН. Собрание духовных стихов, созданное благодаря фольклорным экспедициям Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН, включает в себя более двухсот шестидесяти текстов, записанных в 1911–1998 годах. Часть этих записей снабжена комментариями о манере исполнения, о том, от кого был усвоен стих и в каких условиях он традиционно исполнялся. Замечания о стихах и их исполнителях присутствуют также в экспедиционных отчетах и в дневниках собирателей. Эпические стихи составляют три четверти местного собрания духовных стихов (более ста восьмидесяти записей). Традиция старообрядческой духовной поэзии представлена в архиве Карельского научного центра РАН скудно и неполно. Подавляющее большинство старообрядческих стихов зафиксировано в одном варианте. Нельзя с уверенностью сказать, что эти тексты были записаны от приверженцев старой веры и им сочувствующих, так как некоторые стихи староверов (например, «Завещание умирающей матери») разносились по Русскому Северу каликами перехожими 4 и могли перениматься от них вместе с другими сюжетами и православным населением. Почти половина старообрядческих духовных стихов, хранящихся в архиве Карельского научного центра РАН, записана на Беломорском Севере фольклористами-любителями И. М. и В. П. Дуровыми (колл. 27, 28). Часть этих текстов могла быть записана непосредственно от калик перехожих, так как один из разделов рукописи И. М. Дурова озаглавлен «Стихи нищей братии» 5. Вероятно, из собирателей XX века, чьи записи хранятся в архиве Карельского научного центра РАН, И. М. Дуров являлся единственным фольклористом, кто наблюдал явление каличества непосредственно. Когда в конце 1930-х годов в заонежские деревни пришли петрозаводские фольклористы, калики оттуда уже исчезли. Однако воспоминания о бродячих исполнителях духовной поэзии еще были свежи, а духовные стихи, перенятые от них, сохранялись в народной памяти на протяжении нескольких десятилетий. Основными исполнителями стихов на Русском Севере в XX веке являлись женщины. В местном собрании записи от женщин среднего и старшего возраста составляют четыре пятых всего корпуса текстов — более двухсот стихов. От мужчин записано двадцать вариантов, включая отрывки и пересказы 6. Стихи знали и пели многие известные сказители: Т. Г. и И. Т. Рябинины, В. П. Щеголенок, Н. А. Ремезов, Ф. А. Конашков и другие. Но только у женщин пение стихов было закреплено за особым видом работы. До середины 1920-х годов девушки, а иногда и замужние женщины во время Великого поста собирались вместе прясть, и эти посиделки («посидки») нередко сопровождались хоровым пением духовных стихов 7. Об обычае петь стихи в Великий пост вспоминали многие исполнительницы, записанные фольклористами Карельского научного центра РАН 8. Вместе с умением прясть и ткать знание стихов передавалось, как правило, по женской линии. Многие сказительницы переняли стихи в детстве от бабушки, матери, няни, соседок и тому подобное. Так, П. Е. Попова из Нюхчи, спев стихотворение о Вознесении, сказала: «Я эту песню слышала от своей матери. <…> Эту песню у нас мать пела в канун вербного воскресенья» 9. Крестьянка А. М. Исакова из села Шуерецкого вспоминала: «Старухи соберутся: “Ребята, давайте петь стихи будем учить вас”» 10. Не менее часто встречаются сообщения о том, что стихи перенимались у калик перехожих. Крестьянка А. Т. Шелоникова, выросшая на Выгозере, сообщила собирателям: «Нищие приезжали из Каргополя. Милостины собирали. По фатерам ходят, сидят и поют. Вперед не проходят, на лавку сядут и поют. Старухи у них стихи перенимали» 11. Несколько исполнительниц и общерусских, и старообрядческих духовных стихов указали, что стихотворение они или их родственники переняли от калик, которые оставались в их доме в течение нескольких дней 12. Бродячие певцы посещали севернорусские деревни как группами по два-три человека, так и целой артелью. Отношение информантов к каликам было неизменно позитивным. Лишь одна исполнительница (А. И. Левина) призналась, что не любила духовных стихов и «убегала», чтоб не слушать бродячих певцов, но сама она воспринимала это как отступление от этической нормы, как грех: «Калики эти, прости Господи, не нравились мне» 13. Аудиторию бродячих исполнителей составляли и дети, и взрослые, и старые люди 14. В теплое время года калики обычно пели стихи под окнами крестьянской избы, либо сидя на крыльце или на камне 15. Но чаще они приходили или приезжали на лошадях во время Рождественского и Великого постов и пели в избах. Как правило, певцы обходили каждый дом в деревне. Проходить в избу не полагалось — калика обычно садился у самого входа в избу на скамью, которая иногда и называлась «нищенской лавкой». Нуждающиеся крестьяне наряду с каликами могли за подаяние исполнять стихи и былины в своей волости или даже в родной деревне. Жительница деревни Бураково Пудожского района М. А. Прохорова вспоминала, что «дед ее Мих<аил> Федорович Бешалугин жил в бедности и пел <…> всякие стихи, старины. <…> Мих<аил> Фед<орович> пел старины во время работы, на посиделках, на храмовых праздниках. Ему платили по 2–5 копеек за исполнение былины, “подавали”» 16. О существовании «переходного» типа исполнителей, которых нельзя отнести ни к профессиональным бродячим певцам, ни к оседлым сказителям-крестьянам, писал еще П. Н. Рыбников. Он полагал, что это большей частью портные, которые «имеют оседлость и не нуждаются в деньгах» 17. Вероятно, и портные, и обедневшие крестьяне могли в случае нужды использовать свое сказительское искусство и для заработка. Несколько исполнителей из Колежмы описали певцов, которых они часто слушали детьми: «А ходили тут Ванька косой, да Оксюха, двое оны ходили, муж да жена… Бог его знает, где он проживал. По всему свету белому стихи пел, дак! Давали ему за это хлеб, муки, кто сахару, кто чаю, кто чего. Как придут, попросятся, так и ночевать пустят. Оне откуда-то приезжали, оттуль… Ивану уж было лет под пятьдесят; одеты они были обнаковенно: у него на голове шапка, у нее платок. Детей у них не было. <…> Оны много пели, но я теперь не помню» 18. Вероятно, эта пара обитала не очень далеко от Колежмы, так как наведывалась туда достаточно часто, в каждый пост 19. Возможно, это также были обедневшие сельские жители, отправлявшиеся за милостыней в дальние деревни и не до конца утратившие связь с крестьянским миром. На это указывает и тот факт, что несколько информантов вспомнили их имена. «Подлинные» калики, обитавшие за пределами Заонежья или вовсе не имевшие пристанища, почти всегда оставались в памяти слушателей безымянными. Вероятно, калики и «полубродячие» певцы еще продолжали свои странствия по Русскому Северу и в 1920-е годы — по крайней мере, до коллективизации. Об этом косвенно свидетельствует замечание о деревне Нигижме Пудожского района из полевого дневника экспедиции 1940 года: «…как калики, так и другие певцы принимались здесь в богатых домах. За кусок хлеба они исполняли былины, богачи с охотой слушали их. По рассказам крестьян создается впечатление, что здесь всегда были захожие певцы, свои певцы <…> также ходили по деревням» 20. В ответ на вопрос собирателей об исполнителях былин крестьяне «всегда ссылаются на калик, они, мол, знали» 21. О бродячих певцах говорили как о явлении, исчезнувшем недавно. Несомненно, каликам перехожим принадлежит главная роль в распространении духовной поэзии на Русском Севере. Благодаря их странствиям духовные стихи стали неотъемлемой частью фольклорного репертуара оседлого сельского населения. Не без влияния каличества возник «полубродячие» певцы. Таким образом, на Русском Севере в XIX — начале XX века можно выделить три типа исполнителей духовной поэзии, которые находились между собой в тесном взаимодействии: калики, «полубродячие» певцы и оседлые сельские жители (преимущественно женщины). ПРИМЕЧАНИЯ 1 Федотов Г. П. Стихи духовные: Русская народная вера по духовным стихам. — М., 1991. — С. 14–15. 2 Маслов А. Я. Калики перехожие на Руси и их напевы: Историческая справка и мелодико-технический анализ. — СПб., 1905. — С. 13; Миллер Вс. Калики или калеки перехожие // Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. — Т. 14. — СПб., 1895. С. 27–28. 3 Максимов С. В. Бродячая Русь // Отечественные записки. — 1874. — № 9–10. — 1875. — № 1. — 1876. — № 7–12; Старина про Змею в Рахлейском царстве: (Из сборника г. Верещагина) // Памятники и образцы народного языка и словесности: Прибавление к Известиям Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности. — СПб., 1855. — Тетр. 4. — Стлб. 362; Хрущов И. П. Заметки о русских жителях берегов реки Ояти // Хрущов И. П. Сборник литературных, исторических и этнографических статей и заметок. — СПб., 1901. — С. 192–194. 4 Архив Карельского научного центра РАН (далее — Архив КарНЦ). Колл. 27. Д. 184. Колл. 79. Д. 726, 728. 5 Архив КарНЦ. Колл. 27. Д. 184. 6 Более сорока текстов стихов в архиве Карельского научного центра РАН не атрибутированы. 7 Барсов Е. В. Из обычаев обонежского народа // Олонецкие губернские ведомости. — 1867. — № 12. Следует отметить, что схожий обычай существовал на территории Вологодской губернии. Об этом см.: Лобкова Г. В. Духовные стихи в народных традициях Вологодской области // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера: Материалы международной научной конференции «Рябининские чтения — 2003». — Петрозаводск, 2003. — С. 81. 8 Архив КарНЦ. Колл. 8. Д. 4, 98, 99. Колл. 44. Д. 3. Колл. 51. Д. 276. Колл. 79. Д. 326, 433. Колл. 80. Д. 33. 9 Архив КарНЦ. Колл. 126. Д. 27. 10 Архив КарНЦ. Колл. 36/1. Д. 42. 11 Архив КарНЦ. Колл. 79. Д. 433. 12 Архив КарНЦ. Колл. 79. Д. 726. 13 Архив КарНЦ. Колл. 36/1. Д. 38. 14 Архив КарНЦ. Колл. 79. Д. 433, 648. Колл. 145. Д. 41. 15 Архив КарНЦ. Колл. 8. Д. 139. 16 Архив кафедры русского устного народного творчества Московского государственного университета. Колл. 1956 года. Тетр. 8. № 21а. 17 Рыбников П. Н. Заметка собирателя // Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. — Т. 1. — Петрозаводск, 1989. — С. 82. 18 Архив КарНЦ. Колл. 145. Д. 41. 19 Архив КарНЦ. Колл. 145. Д. 36. 20 Архив КарНЦ. Колл. 8. Д. 21. 21 Там же. |
|
С. В. Федорова. Севернорусские духовные стихи и их исполнители (по материалам архива Карельского научного центра РАН) // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 561-564. |