Русский язык в контексте времени

Н. В. Комлева. 

О времени возникновения вологодских фамильных прозваний

Учитывая социальный характер русских фамилий, С. И. Зинин выделил пять периодов в истории их образования, характерных для центральной части России: 

1) в XIV–XVI веках появляются княжеские и боярские фамилии; 

2) в XVI–XVII веках — дворянские и купеческие; 

3) в XVII–XVIII веках — фамильные прозвания в среде городских мещан и зажиточных крестьян; 

4) в XVIII–XIX веках — в среде русского духовенства; 

5) в XIX веке — фамилии у оставшейся части крестьянства, слуг и солдат [Зинин: 1969(1), 229]. В работах других исследователей его периодизация неоднократно подвергалась значительной корректировке с учётом узколокальных особенностей процесса образования русских фамилий. Разноречивые мнения высказывались относительно времени формирования фамилий городского населения, но особенно по поводу крестьянских фамилий. Совершенно очевидно, что процесс образования русских фамилий носил разновременной характер не только применительно к различным сословиям, но и в отношении различных регионов Российского государства.

Определяющую роль в образовании фамилий того или иного сословия в конкретное историческое время играет такой экстралингвистический фактор, как социально-экономические особенности развития изучаемого региона. Так, ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что к середине XVII века повсеместно сформировались дворянские фамилии, т.к. к этому времени «дворянство господствовало уже экономически и политически» [Никонов: 1974, 168].

В вологодских деловых документах второй половины XVII в. 83 % именований людей высшего служилого сословия построены по трёхкомпонентной модели и в большинстве своём включают в свой состав уже сформировавшиеся фамилии.

В начале XVII века служилые люди щедро наделялись вотчинами и поместьями за «верную службу». Среди землевладельцев Вологодского уезда — князья, стольники, думные советники, окольничьи и другие представители верхнего слоя феодалов. По писцовой книге Заозерской половины Вологодского уезда 1627–1630 годов только за помещиками Плещеевыми — ср.: Леонтей Степановъ сынъ Плещеевъ (ПОВу, 1630, № 1, 3) — в разных волостях числилось около 2 тыс. крестьян и бобылей обоего пола [Крестьянство Европейского Севера…: 1984, 175]. За стольниками Иваном и Василием Бутурлиными — ср. Иванъ и Иедоръ Бутурлины (ПОВу, 1630, № 1, 170), Василей Кирилов сынъ Бутурлин да сынъ ево Степан (Пам., 1625, С-I, № 9, 158); а также за братьями Головиными — ср.: Иванъ Никитинъ сынъ Головин (ПОВу, 1630, № 7, 175) — было около 3 тыс. крестьян обоего пола.

За «осадное сиденье» получили вотчины и поместья стремянные конюхи С. Л. Оболдуев, И. Г. Суровцев, И. В. Патрекеев, Г. И. Борняков, ключник Хлебного дворца К. А. Протасьев и др.

Среди вотчинников и помещиков упоминаемые в документах князья Б. И. Бабичев, И. П. Вадбальский, Ю. Г. Вяземский, Д. Г. Гагарин, П. Н. Звенигородский, И. И. Лобанов — Ростовский, князья Мосальские, Черкасские, Мезенские, Ухтомские, Хилковы и др.

Многие учёные приходят к выводу о более раннем становлении фамилий у северных крестьян и горожан, чем во всей средней полосе России: см. работы В. А. Никонова [1974, 1988], Ю.И. Чайкиной [1982, 2000], С.Н. Смольникова [2000] и др. 

Ю. И. Чайкина на основе изучения топонимии и антропонимии Устюжского и Тотемского уездов по материалам деловой письменности XVII–XVIII веков пришла к выводу о том, что ареал трёхкомпонентных фамильных именований крестьян охватывает в XVII–XVIII веках территорию, расположенную по течению Северной Двины: Устюжский, Двинской, Усольский уезды, а также Устьяновские волости [Чайкина: 1982, 53]. Тотемские памятники, напротив, свидетельствуют о том, что «только в редких случаях фамильные именования крестьян в XVII в. передавались от поколения к поколению» [Чайкина: 1982, 52].

С. Н. Смольников, изучая фамилии устюжан в памятниках деловой письменности XVII века, установил, что «в документах далеко не всегда, но достаточно часто в именованиях представителей трёх поколений одной семьи можно обнаружить устойчивые фамилии» [Смольников: 2000, 276]. Кроме того, процесс закрепления фамилии в качестве самостоятельного компонента в официальном именовании на территории Верхнего Подвинья имел свою специфику: «Сравнение именований горожан и крестьян показывает, что крестьяне в это время более последовательно называются фамилией, нежели горожане» [Смольников: 2000, 285].

Вологодский уезд входил в зону преобладающего поместно-вотчинного землевладения. Основную массу населения Вологодского уезда составляли крестьяне и бобыли. Крестьяне обрабатывали полные наделы и платили с них полные оклады поземельного тягла.

Фамильные прозвания у вологодских крепостных крестьян встречаются крайне редко в документах конца XVI–XVII веков, ср.: «Д. крестьянъ Ивашка да Иедки да Гаврилка Корниловыхъ дЪтей Сверчкова» (ПКВ, 1629, 93); Федка Прокофьев с. Кражев (КПВу, I, 1678, 321) и Сенка Прокофьев с. Кражевъ (КПВу, I, 1678, 321); Ивашко Поликарпов с. Ключарев (Пам., 1629, ГАВО, ф. 1260; оп. 10; № 50); Осташко Ивановъ с. Чебунинъ (Челоб., 1629, С-I, № 18, 270). Ср. именования крестьян в переписной книге Устюжского уезда второй половины XVII в., где последовательно фиксируется третий компонент модели именования: «Дер. Заозерье на рЪчкЪ УфтюгЪ, а въ ней крестьянъ: во дв. Матюшко Лукьяновъ Трапезниковъ, у него половникъ Амелка Степановъ Корняковъ» (ПКУу, 1676–83, л. 665); «Дер. Сысоевская на рЪчкЪ РакулькЪ: во дв. Титко, Стенка, Ивашко Савельевы Трапезниковыхъ, у нихъ подворникъ Лазарко Ивановъ Калининыхъ» (ПКУу, 1677, л. 317).

В вотчине Спасо-Прилуцкого монастыря в XVII веке было также две категории тяглого населения — крестьяне и пашенные бобыли. Кроме них монастырскую пашню обрабатывали монастырские детёныши — монастырские работники, нанятые под поручительство и получавшие обычно годичную заработную плату. Зависимость «детёныша» от монастыря прекращалась по выполнении срочного обязательства, если «детёныш» уходил из монастыря до срока, то тогда он или его поручитель должны были выплатить монастырю известную сумму денег [Греков Б. Д: 1954, 154].

В моделях именования монастырских детёнышей как менее закрепощённой части крестьянства нередко встречаются фамильные прозвания, ср.: «бежали детеныши крестьянские дЪти живущие в монастыре поблизости и работающие найму казённого … Аничка Григорьев сынъ Зиновьевской мухинъ, Ивашко Qедоровъ с. Прозвание раковъ» (КПВу, I, 1678, 396).

А. Н. Мирославская считала, что именно закрепощение крестьян замедлило формирование фамилий в этой среде [Мирославская: 1955, 241]. 

Крепостные крестьяне длительное время находились в значительно более тяжёлых условиях жизни и труда, нежели крестьяне свободные. Между тем историки утверждают, что «общественное сознание черносошного крестьянства оказало заметное воздействие на проживающих в регионе монастырских, дворцовых и частновладельческих крестьян» [Камкин: 1987, 47]. Изучение антропонимической системы двух противопоставленных друг другу крестьянских миров с опорой на экстралингвистические факторы её развития могло бы стать немаловажным этапом на пути к познанию менталитета русского крестьянства в целом.

В науке существуют разные мнения по поводу того, в какой период возникают фамилии городского населения Русского государства. В. К. Чичагов считал, что процесс образования фамилий закончился к началу XVIII века [Чичагов: 1959, 124]. С. И. Зинин пришёл к выводу о том, что основная масса населения, проживавшего в городе, в XVIII веке ещё не имела фамилий и писалась по имени и отчеству [Зинин: 1969(2), 80]. В. А. Никонов допускал возможность возникновения фамилий горожан в быту, которые, «не признаваемые официально, … сменялись и исчезали также стихийно, как и возникали», в связи с этим документы представляют собой «пёструю» картину, в них «можно встретить фамилии у горожан в XVII веке и бесфамильных горожан в середине XIX века» [Никонов: 1974, 170].

По данным вологодских памятников деловой письменности именования горожан, построенные по трёхкомпонентной модели, в первой половине XVII века составляли 5,92 % от всех других отмеченных моделей именования, во второй половине XVII века их доля равнялась уже 39,58 %. Кроме того, многие двучленные модели именования включают в себя фамильные прозвания, ср.: Корнилко Сверчков (ПКВ, 1629, 26) и Корнилко Офонасьев с. Сверчков (ПКВ, 1629, 107); Микитка Тушин (ДКВ, 1616–1617, 362) и Микитка Семеновъ с. Тушин (ПКВ, 1629, 176).

Некоторые фамильные прозвания вологжан фиксируются на страницах писцовых и переписных книг с начала XVII и до первой половины XVIII века. Учитывая, что «могут считаться родственниками люди, жившие в XVII и начале XVIII вв. в одном районе города и имевшие одинаковый последний компонент именования» [Попова: 2002, 122], приведём несколько примеров фамильных прозваний вологжан, отмеченных переписчиками в первой половине XVII века, во второй половине XVII века и в начале XVIII века: 

Ул. Богородская: Гришка Бобошин (ПКВ, 1629, 173) — Ивашка Федоровъ с. Бобошинъ (КПВ, 1678, 168) — Иван Семенов Бобошин (ПКВ, 1711, 133 об. — 134) 1.

Заречье: Ивашка Козулин (ПКВ, 1629, 183) — Якушко Qедоровъ с. Козулинъ (КПВ, 1678, 259) — Иван и Борис Яковлевы дети Козулины (ПКВ, 1711, 162); Пятунка Плюгин (ПКВ, 1629, 178) — Ивашко Панииловъ с. Плюгинъ (КПВ, 1678, 225) — Андрей Гаврилов Плюгин (ПКВ, 1711, 169).

Верхний Дол: Петрушка Тебенков (ПКВ, 1629, 175) — Серешка Qалеевъ с. Тебенковъ (КПВ, 1678, 181) — Елфим Алексеев Тебенков (ПКВ, 1711, 142 об.).

Вологодские посадские люди по своему имущественному положению в терминологии того времени подразделялись на лучших, середних, молодших и худых людей, а также на бобылей и нищих. Ср.: в. Пятой Самойлов, лутчий (ДКВ, 1616-1617, 345); в. Будайко Иванов, молотчеи (ДКВ, 1616-1617, 337); Д. пустъ Михалка Мосеева въ дл. 8 с., … Михалко ходитъ по мiру (ПКВ, 1629, 108); М. дворовое пусто нищево старца Тихонка Микитина (ПКВ, 1629, 170); Д. бобыля Ларки иконника Кривошеи … (ПКВ, 1629, 157). Фамильные прозвания чаще отмечаются в моделях именования лучших и середних жителей посада, ср.: «Д. лутчих посацких людей Мишки да Алешки Ивановых детей Лупариных» (КПВ, 1678, 174).

Средствами жизни у посадских людей были ремесло и мелкая торговля. Город славился своими мастерами, кузнецами, плотниками, каменщиками, иконописцами. Профессии передавались из поколения в поколение, появлялись потомственные мастера, ремесленники. На страницах Писцовой книги Вологды 1629 года и Переписной книги 1678 года содержится множество указаний на род занятий посадских людей. Ср.: Д. тяглой сапожника Терешки Семенова сына Быструни, да пирожника Нестерка Гаврилова, да масленика Гришки Ерохова … (ПКВ, 1629, 177); Д. тяглой рыбниковъ Якушки да Тренки Иедоровыхъ дЪтей Воробьевыхъ (ПКВ, 1629, 182); Д. вологодского каменщика Андрюшки Аверкиева сына Бабушкина (КПВ, 1678, 97 об.) и др.

В книгах нередко встречаются ремесленники и среди стрельцов: стрельцам позволялось «прирабатывать», торгуя мелкими изделиями собственного «рукомесла» [Смирнов: 1978, 38]. Ср.: Л. стрЪльца Постничка ВахрамЪева (ПКВ, 1629, 56); Кузница стрЪльца Баженка Елизарьева … (ПКВ, 1629, 79).

В XVII веке в Вологде идёт сложный процесс становления профессионально-должностных фамилий, функционировавших в среде ремесленников и торговцев: Захарко Васильевъ с. прядильщикъ (ПКВ, 1629, 114) и Куземка Потаповъ с. Прядильщиков (ПКВ, 1629, 183); Патрекейка квасник, бобыль (ПКВ, 1629, 107) и Захарко ПатрекЪевъ с. Квасников (КПВ, 1678, 287).

Отмечается, что у купцов фамилии начали возникать ещё в XVI веке, но только у крупнейших (Строгановы) [Никонов: 1974, 169]. В Вологде XVII века купеческое сословие было достаточно многочисленным. Все купцы, зафиксированные в вологодских писцовых документах, имеют сформировавшиеся фамильные прозвания. Известны целые династии крупных вологодских купцов XVII века: Алачугины, Верещагины, Гладышевы, Белавинские, Глазуновы, Желвунцовы, Сычуговы и др. Ср.: Пол.-л. п. ч. Лазарка Алачугина (ПКВ, 1629, 38); ДвЪ лавки п. ч. Лазарька Алачугина, по лицу въ сапожной рядъ 5 саженъ съ третью (ПКВ, 1629, 35); Гаврилко Исаковъ с. Алачугин, кожевникъ (ПКВ, 1629, 178); Д. гостиной сотни Микииора Констянтинова сына Париеньева (КПВ, 1678, 280 об.); «Д. пуст гостя Гаврила Мартьянова сына Qетиева» (КПВ, 1678, 57 об.).

Новое решение вопроса о времени возникновения русских фамилий предлагает И. А. Королёва. Она утверждает факт изначального существования антропонимов, выполняющих функции фамилий: «Бытовали неофициальные фамилии, которые не имели обязательной наследственной передачи, не всегда строго оформлялись грамматически, но тем не менее выполняли фамильные функции» [Королёва: 2000, 19].

О возможности существования семейных, а быть может, и наследственных «неофициальных фамилий» в живой речи Белозерья в конце XVII — начале XVIII веков говорит и Т. В. Бахвалова, ссылаясь на памятники неофициальной письменности (отписные книги личного имущества), для которых типичны именования типа: Давыдко Дмитриевъ прозвище Киселевъ, Назарко Павлов прозвище Молочковы [Бахвалова: 1970, 161].

Действительно, велика вероятность существования в «неофициальном» антропонимиконе крестьян или посадских людей антропонимов, по своей функции приближающихся к фамильным прозваниям. Но говорить о процессе формирования официальной антропонимической категории фамильное прозвание или фамилия можно только с опорой на письменные документы делового стиля.

Литература

Бахвалова Т. В. К вопросу о происхождении фамилий в Белозерье (Личные имена крестьян в памятниках письменности во второй половине XVII — начале XVIII вв.) // Вопросы изучения севернорусских говоров и памятников письменности: Материалы к межвузовской научной конференции. Краткое содержание докладов. — Череповец, 1970. — С. 157–162.

Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVII в. — Кн. 2. — М., 1954. — 468 с.

Зинин С. И. Русская анторпонимия XVII–XVIII веков (на материале переписных книг городов). — Дис. канд. филол. наук, 1969.

Камкин А. В. Эволюция общественного сознания северного крестьянства в позднефеодальную эпоху: итоги и перспективы исследования // Октябрь и северное крестьянство. Агропромышленный комплекс на современном этапе. Европейский Север как памятник отечественной и мировой культуры: Тез. докл. и сообщ. к научно-практич. конф. Вологда, 16–17 октября 1987 г. — Вологда, 1987. — С. 46–49.

Королёва И. А. Становление русской антропонимической системы. Автореф. дис. докт. филол. наук. — М., 2000.

Мирославская, А. Н. Собственные имена в «Новгородских записных кабальных книгах 100–104 и 111 годов» / А. Н. Мирославская. — Дис. канд. филол. наук. — Калининград, 1955.

Никонов, В. А. Имя и общество / В. А. Никонов. — М., 1974. — 278 с.

Попова И. Н. Переписная книга Вологды 1711 года как жанр и лингвистический источник. — Дис. канд. филол. наук. — Вологда, 2002. — 19 с.

Смирнов Д. Н. Очерки жизни и быта нижегородцев XVII–XVIII вв. — Горький, 1978. — 346 с.

Смольников С. Н. Фамилии устюжан в памятниках местной деловой письменности XVII века // Великий Устюг: Краеведч. альманах. — Вып. 2. — Вологда, 2000. — С. 271–292.

Чайкина Ю. И. Из истории топонимии и антропонимии Устюжского и Тотемского уездов (по материалам деловой письменности XVII–XVIII веков) // Вопросы ономастики: Межвуз. сб. научн. трудов. — Свердловск, 1982. — С. 48–56.

Чичагов В. К. Из истории русских имён, отчеств и фамилий (Вопросы русской исторической ономастики XV–XVII вв.) — М., 1959. — 128 с.

Сокращения

ДКВ — Дозорная книга Вологды князя П.Б. Волконского и подьячего А. Софонова. 1616–1617 годов (Публикация Ю.С. Васильева) // Вологда: Историко-краеведческий альманах.— Вып. I. — Вологда: Русь, 1994.

КПВ, 1678 — Книга переписная г. Вологды 1678 года стольника Петра Голохвастова и подьячего Ивана Саблина. — РГАДА, ф. 1209, ед. хр. 14741.

КПВу, I — Книга переписная Вологодского уезда 1678 года стольника Петра Голохвастова и подьячего Ивана Саблина Заозерские половины поместные. — РГАДА, ф. 1209, ед. хр. 14733 (Кн. I), 14740 (кн. VIII), 14734 (кн. II), 14735 (кн. III).

Пам. — память

ПКВ 1629 — Список с писцовой книги г. Вологды 1629 года // Источники по истории Вологды. — Вып. I. — Вологда, 1904.

ПКУу, 1676–83, л. 665 — Переписная книга Устюжского уезда 1677–78 гг. — РГАДА, ф. 1209, оп. 1, № 15047.

ПМКВУ — Писцовая и межевая книга князя Осипа Федоровича Борятинского 1686 года. — РГАДА, ф. 1209, ед. хр. К 14743, л. 1–259.

ПОВу — Писцовое описание Вологодского уезда 1630 года // Сторожев В. Н. Материалы для истории делопроизводства поместного приказа по Вологодскому уезду в XVII веке. — Вып. II. — Петроградъ, 1918.

С-I — Сторожев В. Н. Материалы для истории делопроизводства поместного приказа по Вологодскому уезду в XVII веке. — Вып. I, — С-Петербург, 1906.

САСК(К) — Колычев А. А. Сборник актов Северного края XVII века. — Вологда, 1927.

Челоб. — Челобитная.

Примечание

1 Данные по переписной книге г. Вологды XVIII в. (Книга переписная г. Вологды переписи и меры И. Шестакова и В. Пикина 1711 года // ГАВО, ф. 652, оп. 1, № 37) приводятся из диссертации И.Н. Поповой [2002].

Н. В. Комлева. О времени возникновения вологодских фамильных прозваний // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 706-711.