Народное слово в живой речи: Л. П. Михайлова. Вологодская лексика в контексте прибалтийско-финского субстрата

Народное слово в живой речи

Л. П. Михайлова.

Вологодская лексика в контексте прибалтийско-финского субстрата

(Петрозаводск)

Лексика Вологодской группы северно-русского наречия характеризуется некоторыми признаками, выделяющими ее как на общерусском фоне, так и в пределах Русского Севера. Среди задач комплексного изучения лексики какого-либо ареала представляется необходимым установление связей с другими русскими говорами Европейской части России, с одной стороны, и выявление своеобразной лексики, бытующей только на исследуемой территории. Рассматривая историю формирования вологодских говоров, А. И. Сологуб отмечает признаки ростово-суздальского влияния и хорошую сохранность древних новгородских диалектных явлений в сравнении с ладого-тихвинскими говорами [Образование: 289]. Данное положение подтверждается описанием лексики не только белозерских, но и собственно вологодских говоров. Вологодская лексика представляет значительный интерес в плане отражения в ее системе иноэтнических, в частности, прибалтийско-финских элементов. Исследователи уделяют внимание как русской по происхождению лексике, так и иноязычной. Внешнее воздействие на состав апеллятивной лексики говоров Белозерья отражается в географической [Чайкина 1975], рыболовецкой терминологии [Андреева 1984], в словах-экспрессивах, характеризующих человека, в частности пинда, пиндало, пехта ‘полная неуклюжая женщина’ [Чайкина 1995]. Вологодская лексика в меньшей степени изучена в плане отражения в ее системе языковых контактов. Интересными в этом отношении являются статьи о земледельческом термине вырец, восходящем к к финно-угорскому источнику [Зорина 1987], о глаголах типа аркать, имеющих прибалтийско-финские соответствия [Паникаровская 1982]. На территории, примыкающей к Вологде, выделяются основные пласты субстратной гидронимии, среди которых самая большая часть названий имеет прибалтийско-финские истоки [Монзикова 2004: 123].

С. А. Мызников, проведший ареальное описание заимствованной и субстратной лексики Северо-Запада, приходит к выводу о необходимости ориентироваться при лингвогеографическом обследовании на неисконную лексику, так как именно она позволяет выявить «наиболее дифференцированную картину говоров по лексическим данным» [Мызников 2003: 216]. Картографические данные С. А. Мызникова обнаруживают неоднородную картину репрезентации прибалтийско-финской лексики в вологодских говорах.

1. Ряд карт четко показывают наличие ее в указанном ареале: на карте № 7 ‘молодой, менее плотный слой древесины, лежащий непосредственно под корой, заболонь’ фиксации слова мянда в северно-восточных районах Вологодской области явились результатом вепсского влияния (с. 52); карта № 28 ‘шелуха, мякина от головок льна’ фиксирует слова с корнем когл- вепсского происхождения (с. 120); карта № 21 ‘иней’ отмечает распространение в вологодских говорах слов с корнем курж- прибалтийско-финского типа (с. 94); карта № 38 ‘приспособление, используемое для закрепления лезвия косы на рукоятке’ показывает обширный ареал прибалтийско-финского по происхождению слова сарга , включающий и вологодские говоры (с. 157); карта № 49 ‘жидкость, остающаяся при сбивании масла’ отражает на вологодской, а также новгородской территории слово пахта общеприбалтийско-финского типа [Мызников 2003: 203].

2. Другие карты отражают связь с новгородской и псковской лексикой исконного происхождения, при наличии субстратных слов в межзональных говорах: карта № 36 ‘жердь с сучьями для сушки сена, снопов’ показывает бытование на вологодской территории слов с корнем остров- в противовес лексемам с корнем шорп- в Обонежье, сорка Белозерье (с. 148); карта № 20 ‘снег с дождем’ представляет на вологодской территории слово слякоть, ср. новгородское шлякоть и западно-обонежское рянда вепсско-карельского типа (с. 89-90).

3. Вологодский ареал может характеризоваться отсутствием прибалтийско-финского слова, известного в Обонежье: карта № 35 ‘приспособление, которое кладется на верхнюю часть стога, зарода и т.п. для защиты сена от ветра и дождя в виде связанных или сплетенных ветвей (березы, ивы, ольхи и т.п.)’ демонстрирует наличие слова кагачи, имеющего вепсские и ливвиковские истоки, преимущественно на территории Карелии и в устье р. Онеги (с. 146). Некоторые карты не отмечают материалов финно-угорского происхождения, содержащихся в “Словаре вологодских говоров”, в частности, карта № 48 ‘косяк двери, окна’, на которой отсутствует слово бельчина ‘деревянная часть оконной рамы, часть оконного переплета’ К.-Г., связанное с коми бель ‘косяк’ (с. 198).

4. Отдельные карты отражают ареал, объединяющий белозерские, вологодские, костромские говоры, противопоставленный новгородско-псковскому по материалам славянского происхождения и обонежскому — по неисконной лексике: карта № 18 ‘овод’, где новгородско-псковское слепень, вологодское паут и обонежское бармак (с. 82).

Обратим внимание на некоторые факты, связанные с воздействием фонетической системы финно-угорских / прибалтийско-финских языков на внешний облик диалектного слова. В межзональных белозерских говорах известен географический апеллятив лыва ‘низкое болотистое место’ [Чайкина 1975: 170–171]. В словах лыва, лывина, известных широко в вологодских говорах с довольно разветвленной семантической структурой, в которой почти все варианты имеют сему ‘низина с водой’, отражены процессы, обусловленные влиянием финно-угорских / прибалтийско-финских языков: 1. Развитие корреляции по твердости-мягкости у согласных фонем, ср. лива и лыва в тех же значениях в говорах Севера и Сибири (СРНГ, 17: 41, 216). Соотношение твердого и мягкого согласного спорадически отмечено в лексике вологодских и других севернорусских говорах: обрахутиться Тот. и обряхутиться Тарн., Вож. — ‘упасть’, обрýхнуться ‘упасть’ Ник. и обрю’хнуться ‘обвалиться, обрушиться (о постройках)’ Межд., ‘провалиться, погрузиться во что-л.’ Баб., Ник. (СВГ); накря’пываться ‘накрапывать (о дожде)’ Тихв. и общеизвестное накрбпывать; нýхлый и ню’хлый ‘медлительный, вялый’ Онеж.; задлбться ‘затянуться во времени’ и задля’ться ‘задержаться’ Пуд. (СРГК). Данные примеры могут быть объяснены влиянием депалатализации согласных, прошедшей во всех прибалтийско-финских языках [Основы 1975: 31]. 2. Преобразование начального гл- в л- под влиянием фонетической системы финно-угорских / прибалтийско-финских языков, не знавших сочетаний согласных в начале слова [Основы 1974: 119]. Подобный процесс отражен спорадически также в ярославских и костромских говорах [Востриков 1990: 36]. В русских говорах Карелии и сопредельных областей преставлен не только вариант лива, но и близкий к исконному балто-славянскомй — глив [Михайлова 2004: 200], отсутствующий в вологодских говорах, по данным СВГ.

Фонетические преобразования слова проявляются также в исчезновении начального согласного перед гласным в севернорусских говорах. В позиции начала слова «финно-угорский *w- исчез в финском языке перед краткими о, u, ь, а в саамском перед *o (> uo) и перед u» [Основы 1974: 130]. Возможно, этот процесс воздействовал на появление лексикализованного варианта ары’льничать ‘бездельничать, вести праздный образ жизни’ К.-Г., Ник. (СВГ 1: 16) по отношению к возможному первичному *варыльничать, ср. варлбня ‘человек, ведущий праздный образ жизни’ Межд. (Там же: 57), варлы’жить ‘шататься, слоняться без дела; отлынивать от работы; лениться’ Вят., Твер., Сиб. (СРНГ 4: 55). Отмечен случай потери начального в- в слове верша ‘рыболовный снаряд’ в белозерских говорах: верша > вёрша > ёрша [Андреева 1991: 114]. Последний вариант не известен вологодским говорам, по данным СВГ.

Небезынтересно сопоставить также ероховáтый, еруховый Баб., ерховáтый Тот. ‘негладкий, шероховатый’ (СВГ 2: 74), ероховáтый ‘шероховатый, неровный’ Волог., Сев.-Двин., Перм. (СРНГ 9: 33), шеруховый Онеж. (СРГК 6), общеизвестное шероховатый.

В лодейнопольских говорах бытует слово вáрда ‘изгородь из жерди’, причем иллюстрация свидетельствует, что речь идет не об обычной изгороди, а о приспособлении из жердей, используемом для просушки чего-л., вероятно, льна: «И повешаем в вáрду, изгорода такая, колья в землю вторкнут, пясточку раздвоим, и в вáрду вешаешь» (СРГК 1: 163). В лодейнопольских и подпорожских говорах употребляется и слово áрда и ардá в близком значении — ‘жердь, на которую навешивается что-н. для просушки’ (Там же: 21), ср. вариант ордá ‘изгородь в поле для просушки льна’ Лод. (СРГК 4: 234), ‘вешалка для сушки неводов’ Север. в записи Лопарева со ссылкой на Барсова (СРНГ, 23: 332). Близость фонематического состава, семантики, совпадающая география позволяет ставить вопрос об этимологическом родстве указанных слов. Ср. данные других говоров: вáрдушка ‘тонкий строганый прут для плетения верши’ Арх. (СРНГ, 4: 48), вáрда ‘одна пластинка сосновой или еловой дранки’ Леш., Мез., Пин., ‘толстый прут, палочка, жердочка’ Леш., Пин., а также вардё’шка Онеж., вардънка Леш., вáрдка, вардувка Пин., вáрдочка Леш., Мез., Пин., вардушка Пин., вáрдушка Леш., Пин., вáрдышка Пин. ‘одна пластинка дранки’ (АОС, 3: 45), вáрда ‘боковое плетение из прутьев у грузовых охотничьих саней’, ‘один из прутьев, из которых плетется верша’ Низ. Печор. (СНП, 1: 54); вáрда ‘валек для выколачивания белья при полоскании’ Старицк. Твер. (СРНГ, 4: 47); áрда ‘устройство из столбов, жердей, на котором развешивают для просушки невод’ Олон., Лодейноп., áрдовина ‘то же’ Шадр. Перм., áрды ‘колья для укрепления суслонов’ Петрозав., ‘вешала для просушки льна’ Тихв. (СРНГ, 1: 271–272) áрды ‘приспособление для просушивания рыболовных сетей’ Плес. (АОС, 1: 73). В значениях ‘тонкая гибкая жердь, которая соединяет переднюю и заднюю ось телеги’; ‘вертел для сушки грибов, картошки’ вáрда встречаются редко (Матвеев, 1997: 131). Выделяются суффиксальные образования со значением ‘одна из двух продольных жердей, прикрепленных к брускам полозьев нарты’ — вардйня Якут., вáрдина Колым, вордина Сиб. (СРНГ, 4: 47). Добавим вардýк ‘длинная тонкая жердь, которая вшивается в крыло вентеря, рыболовного снаряда’ Трубч. Брян. (СБГ, 2: 35).

А. К. Матвеев отмечает, что вáрда «имеет прозрачную прибалтийско-финскую этимологию», опираясь на фин. varras ‘жердь, жердочка, колышек, палочка, вертел’ и люд. vardaz, вод. varraz, эст. varras, родит. varda — со ссылкой на SKES, V, 1658, приводя не учтенную в SKES саамскую параллель ЎuýєdІt ‘жердь, вертел для сушки рыбы’ (Матвеев, 1997: 131). А. Е. Аникин, соглашаясь с этимологией слова варда, предложенной А. К. Матвеевым, вносит дополнения по русским говорам Сибири, этимологию Л. В. Куркиной считает спорной (Аникин, 2000: 152). Указанные исследователи при рассмотрении этимологии слова вáрда не принимают во внимание наличие лексемы áрда. У Фасмера находим: áрда ‘вешалка, на которой сушат невод’ олонецк. из карельск. ardo — ‘то же’, фин. arta (Фасмер, 1: 85).

Не отмечается связи между указанными словами и в SKES. В последнем приводятся две самостоятельные словарные статьи — aarto (1: 3) и varras (5: 1658). Данные SKES свидетельствуют о совпадении значений и ареала указанных слов: финский, эстонский, карельский, вепсский, водский языки. Из финского заимствовал саамский ard; русск. диал. олон. áрда заимствовано из карел.- вепсск. Однако отметим как существенный факт указание на балтийский источник слова aarto — литовск. ardas ‘жердь, на которой вешают лен’, латышск. àrds, ârde ‘колосники в овине для просушки’ (SKES, 1:3), ср. также литовск. ãrdas ‘жердь в овине, на которую вешают снопы для просушки’, ardýnas ‘колосниковая решетка’ (Либерис, 61). Наряду с фин., водск., эст. varras отмечается сев.- карел. varras ‘кол (для сушки сена, зерновых)’, саам. väärdis ‘вешала для просушки невода’ в качестве заимствований из финского (SKES, V, 1658). Ср. также литовск. vгras ‘жердь’, ‘скрепа’ (Либерис, 706), varas ‘кайма, обшивка’ (Серейский: 297). Обратим внимание еще раз и на саам. ЎuýєdІt ‘жердь, вертел для сушки рыбы’ (Матвеев, 1997: 131). Совпадение семантики, ареала бытования, фонематического состава вряд ли может быть случайным. Встает вопрос о том, что было первичным: судя по балтийским и саамским лексемам, можно предположить вторичность начального звука v- ~ в- в прибалтийско-финских языках и севернорусских говорахardas

А. И. Илиади включает слова с корнем вард- в этимологическое гнездо *ver-, восстанавливая основу *vъrd-, дополняя к указанным выше болг. вардýне ‘двуколка для спускания бревен, деревьев и т.п.’, вурдýне ‘крепкие колышки (обычно два), которые используются для спуска бревен’. Последние, по мнению Л. В. Куркиной, формируют болгарско-российскую изолексу, которая продолжается на балтийской территории (Илиади: 44). А. И. Илиади обращает внимание также на заметные следы апеллятива вард- в российской гидронимии и топонимии басс. р. Оки, Костромской обл., Польши — Кувардино, Шуварда и др. (Там же).

На наш взгляд, при рассмотрении этимологии слова варда необходимо учитывать и слова с начальными о- и во-: орда, ворда, которые встречаются в ряде говоров, ср. ордá ‘полоса на шкуре животного’, ордáстый, ордáтый ‘полосатый (о шерсти, мехе животного)’ Пинеж., Арх. (СРНГ, 23: 332), ордá и урда, ордъчка ‘полоска на чешуе рыбы’, ордънка, ордъска, ордъчка ‘полоска на шерсти животного’, ордънка ‘пятно на оперении птицы’, ордá и урда ‘бурундук’ Низ. Печор. (СНП: 529); вурды Печ. Пск. приводится без указания значения, хотя в иллюстрации речь идет об изготовлении лаптей, конкретно о веревочках (ПОС, 4: 151), вурды Пин. Арх. отмечено также без указания семантики и с неясной иллюстрацией (АОС, 5: 87). В данное гнездо следует включить, видимо, и слова с полногласием: ворудня ‘бревно, которое кладется в воду у борта барки и предохраняет ее от столкновения с другой баркой’ Моск., вородýн ‘одноколка’ Тул. (СРНГ, 5: 109).

Семантический признак, объединяющий все указанные слова, — ‘узкая полоса’: его наличие обнаруживается в структуре значений каждой лексемы, обозначает ли она жердь, брус, прут, полосу на чем-л. или предмет с полосками. Несколько особняком стоит тверское вáрда ‘валек для выколачивания белья при полоскании’ Старицк. Твер., а также вордýшник ‘пирожок с начинкой’ Верх. Орл. (СОГ, 2: 83). Ордá ‘бурундук, земляная белка’ арханг., мезенск., по Фасмеру, произошло из коми orda ‘то же’ (Фасмер, 3: 150). Вполне возможно допустить родство данного слова с рассмотренными выше: мотивировочным признаком для названия бурундука могло послужить наличие на его спине пяти продольных черных полос.

Вологодские говоры оказались изолированными в отношении слов с корнем вард-, ворд-, ард-, орд- в отмеченных значениях.

В целом обнаруживается неоднородная картина репрезентации субстратных лексических элементов в Вологодской группу говоров как в отношении отдельных слов, так и в отношении процессов, в них отраженных (например, отсутствие в вологодских говорах слов с начальным кя-, известных в русских говорах Карелии). Однако для представления полного объема явлений субстратного характера в исследуемой лексике требуются дополнительные поиски.

Литература

Андреева, 1984 — Андреева Е. П. Взаимодействие славянской и финно-угорской лексики в системе рыболовецкой терминологии Белозерья (На материале местных письменных памятников XVI–XVII вв. и современных говоров) // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. — Вологда, 1984. — С. 84–94.

Андреева, 1991 — Андреева Е. П. Из истории названий рыболовецких орудий (на материале белозерских говоров) // История русского слова: проблемы номинации и семантики. — Вологда, 1991. — С. 112–119.

Востриков, 1990 — Востриков, О. В. Финно-угорский субстрат в русском языке. — Свердловск, 1990. 100 с.

Зорина, 1987 — Зорина Л. Ю. О севернорусском слове вырец // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии. — Вологда, 1987. — С. 125–129.

Iлiадi — Iлiадi О. I. Етимологiчне гнiздо з коренем *ver- у праслов’янськiй мовi / О. I. Iлiадi. — Кипв; Кiровоград, 2001. — 162 с.

Матвеев, 1997 — Матвеев, А. К. Финно-угорские заимствования в говорах русского Севера. I // Этимология, 1994–1996. М.: Наука, 1997. — С. 125–134.

Михайлова, 2004 — Михайлова Л. П. Переход фонетических вариантов в самостоятельные слова // Проблемы диалектной лексикологии и лексикографии: К 80-летию Ф. П. Сороколетова. — СПб., 2004. — С. 197–205.

Монзикова, 2004 — Монзикова, Л. Н. Топонимия Вологды и ее окрестностей: Дисс. … канд. филол. наук. — Вологда, 2004.

Мызников, 2003 — Мызников С. А. Атлас субстратной и заимствованной лексики русских говоров Северо-Запада. — СПб., 2003.

Образование — Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров по материалам лингвистической географии. — М.: Наука, 1970.

Основы, 1974 — Основы финно-угорского языкознания (вопросы происхождения и развития финно-угорских языков). — М.: Наука, 1974. — 484 с.

Основы, 1975 — Основы финно-угорского языкознания (прибалтийско-финские, саамский и мордовские языки). — М.: Наука, 1975. — 348 с.

Паникаровская, 1982 — Паникаровская Т. Г. Диалектные глаголы речи аркать, арандать, боронить в севернорусских говорах // Системные отношения в лексике севернорусских говоров. — Вологда, 1982. — С. 40–49.

Чайкина, 1975 — Чайкина Ю. И. Вопросы истории лексики Белозерья // Очерки по лексике севернорусских говоров. — Вологда, 1975. — С. 3–187.

Чайкина, 1995 — Чайкина Ю. И. Семантика экспрессивов со значением личностной характеристики в лексико-семантической системе говора // Севернорусские говоры. — Вып 6. — СПб., 1995. — С. 43–49.

Словари

Аникин — Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. — Москва; Новосибирск: Наука, 2000. — 768 с. [Примечание: Принятые в работе сокращения географических названий соответствуют данным использованных словарей].

АОС — Архангельский областной словарь / Под ред. О. Г. Гецовой. — Вып. 1–11. — М., 1980–2001.

Либерис — Либерис А. Литовско-русский словарь / Под ред. Х. Лемхенаса. — Вильнюс, 1962. — 748 с.

ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными. — Вып. 1–12. — Л.; СПб., 1967–1996.

СБГ — Словарь брянских говоров / Ред. В. И. Чагишева, В. А. Козырев. — Вып. 1–4. — Л., 1976–1984.

СВГ — Словарь вологодских говоров / Ред. Т. Г. Паникаровская, Л. Ю. Зорина. — Вып. 1–9. — Вологда, 1983–2002.

Серейский — Серейский Б. Краткий литовско-русский словарь / Под ред. В. Косухина и К. Ульвидаса. — 1948. — 316 с.

СНП — Словарь русских говоров Низовой Печоры. — Т. 1 / Под ред. Л. А. Ивашко. — СПб.: Филолог. ф-т СпбГУ, 2003. — 553 с.

СОГ — Словарь орловских говоров.

СРГК — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей / Гл. ред. А. С. Герд. — Вып. 1–5. — СПб., 1994–2002.

СРНГ — Словарь русских народных говоров. — Вып. 1–37. — СПб., 1965–2003.

Фасмер — Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. — Т. 1–4. — М., 1964–1973.

SKES — Suomen kielen etymologinen sanakirja. — O. 1–7. Helsinki, 1955–1981.

Л. П. Михайлова. Вологодская лексика в контексте прибалтийско-финского субстрата // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 795-801.