ПРЕДИСЛОВИЕ
 Сегодня, в условиях социального обновленияи перестройки, 
 утверждения нового мышления, способного                 
целостно охватить глобальные и общечеловеческие пробле-
мы,  обеспечить их гуманистическое решение,  неизмеримо
повышается роль философского познания как способа всес-
тороннего охвата действительности,  проникновения в  ее
глубинный смысл и суть.  Соответственно усиливается ин-
терес к философии со стороны самых  широких  слоев  об-
щества.  Но  для того чтобы обрести способность к фило-
софскому  познанию,  к  философствованию,  недостаточно
просто  испытывать  к  нему  интерес или даже любовь *.
Важно,  окунувшись в мир философской мысли, прочувство-
вать  его  своеобразие,  особенности,  стиль.  Этот мир
складывался,  формировался и развивался в течение тыся-
челетий, он имеет свой специфический и довольно сложный
язык,  свою систему понятий,  включает в  себя  великое
множество  разнообразных  идей,  выдвинутых мыслителями
различных эпох и народов. Новичку весьма сложно сориен-
тироваться в этом безбрежном мире.  Ему нужно, как ком-
пас судну в  открытом  море,  надежное  "навигационное"
средство, которое помогло бы ему при знакомстве с фило-
софскими идеями не упустить из виду самое  важное,  су-
щественное,  чтобы разобраться в многообразии философс-
ких мнений, подходов и оценок. Такую помощь и поддержку
ему  окажет прежде всего учебник "Введение в философию"
(М., 1989. Ч. 1 и 2), где обстоятельно и последователь-
но раскрываются предназначение философии,  исторические
судьбы составляющих ее учений,  структура и  содержание
философского  знания,  социальные функции и перспективы
дальнейшего развития философской науки. * Как известно,
древнегреческое  слово  "философия"  означает "любовь к
мудрости".                                             
 Предлагаемая книга - своеобразное приложение  к  этому
учебнику.  Ее  основное  предназначение - дать читателю
возможность непосредственно познакомиться с  классичес-
кими философскими текстами,  углубить с их помощью свои
воззрения на природу, общество, человека, закономернос-
ти их существования и развития. Этим задачам и был под-
чинен отбор материала для книги.  Однако с  достаточной
полнотой  и  наглядностью представить философскую мысль
на всем протяжении ее исторического развития в  сравни-
тельно  небольшом по объему издании оказалось непросто.
Помимо всего прочего требовалось,  чтобы представленные
фрагменты отображали разнообразные подходы к предмету и
назначению  философии,  к  фундаментальным  философским
проблемам,  чтобы  они адекватно выражали взгляды соот-
ветствующих философов и при этом  были  доступными  для
понимания широкой читательской аудитории.  В предлагае-
мую вниманию читателя книгу не  включены  фрагменты  из
философских трудов классиков марксизма - К.  Маркса, Ф.
Энгельса, В. И. Ленина. Все их философские произведения
("Анти-Дюринг",  "Диалектика  природы",  "Материализм и
эмпириокритицизм",  "Философские тетради" и многие дру-
гие)  неоднократно  издавались массовым тиражом,  в том
числе в виде хрестоматий и антологий по диалектическому
и историческому материализму,  предназначенных для раз-
личных категорий читателей,  в частности для студентов.
Книга состоит из двух частей.  Первая из них под назва-
нием "Исходные философские проблемы,  понятия и принци-
пы" включает фрагменты из философских трудов, посвящен-
ных таким проблемам,  как смысл и назначение философии,
основные вехи ее истории,  важнейшие характеристики бы-
тия и познания, особенности философского метода. Вторая
часть книги носит название "Человек,  общество, культу-
ра". Она содержит фрагменты из философских трудов, пос-
вященных человеку и его месту в мире, смыслу и назначе-
нию его жизни, вопросам смерти и бессмертия. Много вни-
мания  уделено представлениям о фундаментальных пробле-
мах социальной философии: чем определяется ход истории,
каково  соотношение исторической необходимости и созна-
тельной деятельности людей,  какую роль в  историческом
процессе  играют личность и различные исторические общ-
ности и т.  п. Большой раздел посвящен анализу культуры
и таких ее компонентов,  как наука,  искусство,  нравс-
твенность, религия и др. Наконец, читатель найдет здесь
выдержки  из  тех философских работ,  которые посвящены
обсуждению глобальных проблем современности и путей  их
решения.  Конечно,  далеко не все разделы и направления
философского познания действительности  представлены  в
книге  с одинаковой полнотой и всесторонностью.  Тем не
менее редакция и составители надеются, что она окажется
полезной широкому кругу читателей, интересующихся фило-
софией,  поможет им войти в мир философии и более  уве-
ренно  ориентироваться  в нем.  В предлагаемой читателю
первой части антологии философских текстов представлены
следующие  мыслители  разных эпох (их работы приводятся
иногда полностью,  но преимущественно  в  извлечениях):
Античная философия
 Аристотель (384-322 до н.  э.)
 Зенон Элейский (ок.  490- ок. 430 до н. э.)
 Лукреций Кар (ок.99-55 до н. э.)
 Платон (428/427-348/347 до н. э.)
Цицерон (106-43 до н. э.)
 Средневековая философия
 П. Абеляр (1079-1142)
 Августин (354-430)
 Фома Аквинский (1225/26-1274)
 Философия эпохи Возрождения 
Д.  Бруно (1548-1600)
М.  Монтень (1533-1592)
 Философия эпохи научной революции  (XVII  век) 
 Ф.   Бэкон (1561-1626) 
 Т.   Гоббс (1588-1679)      
 Р.   Декарт  (1596-1650)
 Г.  В.  Лейбниц (1646-1716) 
 Дж. Локк (1632-1704)
 Б. Спиноза (1632-1677)
Философия эпохи Просвещения и немецкий
классический идеализм (XVIII-начало XIX века)
Д.Беркли (1685-1753)
Г. В. Ф. Гегель (1770-1831)
К. А. Гельвеций (1715-1771) 
И.  В.   Гёте   (1749-1832) 
Ф.   Вольтер (1694-1778) 
П. Гольбах (1723-1789)
Д. Дидро (1713-1784)
И.  Кант (1724-1804) 
Э.Б.деКондильяк(1715-1780)
Ж.  Ламетри (1709-1751)
И.  Г.  Фихте (1762-1814)
Ф.  Шеллинг (1775-1854) 
Ф.  Шлегель (1772-1829) 
Д.  Юм  (1711-1776)
Западная и русская философия XIX века 
М.  А.  Антонович (1835-1918) 
В.  Г.  Белинский  (1811-1848)
Л.  Бюхнер (1824-1899) 
В.  Виндельбанд (1848-1915)
А.  И.  Герцен (1812-1870) 
О.   Конт   (1798-1857)  
П.   Л.   Лавров (1823-1900) 
Ф.   Ницше  (1844-1900) 
Г.  В.  Плеханов (1856-1918)
В.  С. Соловьев (1853-1900)
С. Н. Трубецкой (1862-1905) 
Н.  Ф.  Федоров  (1828-1903)
Л.  Фейербах (1804-1872)
Н. Г. Чернышевский (1828- 1889)
А. Шопенгауэр(1788-1860)
                                         
 Философия XX века 
Г.  Башляр (1884-1962)
Н. А. Бердяев (1874-1948) 
Л.  фон Берталанфи (1901- 1972)
Х.-Г. Гадамер  (р.  1900)
В.  Гейзенберг (1901-1976)
Э.  Гуссерль (1859-1938)
Р. Карнап (1891-1970)
К. Поппер (1902-1989)
Б.  Рассел (1872-1970)
Г.  Рейхенбах (1891-1953)
П.  А. Флоренский (1882-1943) 
3.  Фрейд (1856-1939) 
М. Хайдеггер (1889-1976) 
К.  Э.  Циолковский (1857- 1935)
Л.  И. Шестов (1866-1938)
                                    
Раздел первый ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ 
ФИЛОСОФИИ,  ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
                                    
1. ЧТО  ТАКОЕ  ФИЛОСОФИЯ И ЗАЧЕМ ОНА? 
ПЛАТОН 
...В род
богов не позволено перейти никому, кто не был философоми
не  очистился до конца,- никому,  кто не стремился к
познанию. Потому-то, милые мои Симмий и Кебет, истинные
философы гонят от себя все желания тела,  крепятся и ни
за что им не уступают, не боясь разорения и бедности, в
отличие от большинства,  которое корыстолюбиво,  и хотя
они,  в отличие от  властолюбивых  и  честолюбивых,  не
страшатся  бесчестия  и бесславия,  доставляемых дурною
жизнью,  они от желаний воздерживаются. - Так ведь иное
было бы и недостойно их,  Сократ! ' - воскликнул Кебет.
- Да, недостойно, клянусь Зевсом. Кто заботится о своей
душе,  а  не холит тело,  тот расстается со всеми этими
желаниями.  Остальные идут,  сами не зная куда,  а  они
следуют своим путем: в уверенности, что нельзя перечить
философии и противиться освобождению и очищению,  кото-
рые она несет,  они идут за ней, куда бы она ни повела.
- Как это, Сократ? - Сейчас объясню. Тем, кто стремится
к  познанию,  хорошо известно вот что:  когда философия
принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в
теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и
постигать сущее не сама по себе,  но через тело, словно
бы через решетки тюрьмы,  и погрязает в глубочайшем не-
вежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрь-
мы:  подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюс-
тителя караулит собственную темницу.  Да, стремящимся к
познанию  известно,  в  каком положении бывает их душа,
когда философия берет ее под свое покровительство  и  с
тихими увещаниями принимается освобождать,  выявляя, до
какой степени обманчиво зрение, обманчив слух и осталь-
ные чувства, убеждая отдаляться от них, не пользоваться
их службою, насколько лишь это возможно, и советуя душе
сосредоточиваться  и  собираться  в себе самой,  верить
только себе,  когда, сама в себе, она мыслит о том, что
существует  само по себе,  и не считать истинным ничего
из того,  что она с помощью другого исследует из других
вещей, иначе говоря, из ощутимых и видимых, ибо то, что
видит душа, умопостигаемо и безвидно. Вот то освобожде-
ние, которому не считает нужным противиться душа истин-
ного философа, и потому она бежит от радостей, желаний,
печалей и страхов,  насколько это в ее силах,  понимая,
что, если кто сильно обрадован, или опечален, или испу-
ган,  или  охвачен  сильным желанием,  он терпит только
обычное зло,  какого и мог бы ожидать,- например, забо-
левает или проматывается, потакая своим страстям,- но и
самое великое,  самое крайнее из всех зол и даже не от-
дает себе в этом отчета.  - Какое же это зло. Сократ? -
спросил Кебет.  - А вот какое:  нет человека, чья душа,
испытывая сильную радость или сильную печаль, не счита-
ла бы то, чем вызвано такое ее состояние, предельно яс-
ным и предельно подлинным, хотя это и не так. Ты, я ду-
маю,  со мною согласишься,  что,  в первую очередь, это
относится к вещам видимым. - Охотно соглашусь. - А сог-
ласишься ли ты,  что именно в таком состоянии тело ско-
вывает  душу  особенно крепко?  - То есть как?  - А вот
как: у любой радости или печали есть как бы гвоздь, ко-
торым она пригвождает душу к телу, пронзает ее и делает
как бы телесною, заставляя принимать за истину все, что
скажет тело. А разделяя представления и вкусы тела, ду-
ша,  мне кажется,  неизбежно перенимает его  правила  и
привычки, и уже никогда не прийти ей в Аид чистою - она
всегда отходит,  обремененная телом,  и  потому  вскоре
вновь  попадает  в иное тело и,  точно посеянное зерно,
пускает ростки. Так она лишается своей доли в общении с
божественным,  чистым и единообразным. - Верно, Сократ,
совершенно верно,- сказал Кебет. - По этой как раз при-
чине, Кебет, воздержаны и мужественны те, кто достойным
образом стремится к познанию,  а вовсе не те, о которых
любит говорить большинство.  Или,  может, ты иного мне-
ния? - Нет, что ты! - Да, душа философа рассуждает при-
мерно так, как мы говорили, и не думает, будто дело фи-
лософии - освобождать ее,  а она, когда это дело сдела-
но,  может  снова предаться радостям и печалям и надеть
прежние оковы,  наподобие Пенелопы 2, без конца распус-
кающей свою ткань.  Внося во все успокоение, следуя ра-
зуму и постоянно в нем пребывая, созерцая истинное, бо-
жественное и непреложное и в нем обретая для себя пищу,
душа полагает, что так именно должно жить, пока она жи-
ва, а после смерти отойти к тому, что ей сродни, и нав-
сегда избавиться от человеческих бедствий. В завершение
такой жизни,  Симмий и Кебет, ей незачем бояться ничего
дурного,  незачем тревожиться, как бы при расставании с
телом она не распалась,  не рассеялась по ветру, не ум-
чалась неведомо куда, чтобы уже нигде больше и никак не
существовать.  После этих слов Сократа наступило долгое
молчание. Видно было, что и сам он размышляет над толь-
ко что сказанным,  и большинство из нас тоже. Потом Ке-
бет и Симмий о чем-то коротко перемолвились друг с дру-
гом. Сократ приметил это и спросил:                    
 - Что такое?  Вы,  верно, считаете, что сказанного не-
достаточно?  Да, правда, остается еще немало сомнитель-
ных  и  слабых мест,  если просмотреть все от начала до
конца с нужным вниманием.  Конечно,  если у вас на  уме
что-нибудь  другое,  я молчу.  Но если вы в затруднении
из-за этого, не стесняйтесь, откройте свои соображения,
если они кажутся вам более убедительными, наконец, при-
мите в свой разговор и меня,  если находите, что с моею
помощью дело пойдет лучше. На это Симмии отозвался так:
- Я скажу тебе,  Сократ, все как есть. Мы уже давно оба
в смущении и всё только подталкиваем друг друга,  чтобы
тебя спросить,  потому что очень хотим услышать, что ты
ответишь,  да  боимся причинить тебе огорчение - как бы
наши вопросы не были тебе в тягость из-за нынешней  бе-
ды. Платон. Федон / / Сочинения. В 3 т. М., 1970. Т. 2.
С.  48-51 ...Человек должен постигать [ее] в  соответс-
твии с идеей,  исходящей от многих чувственных восприя-
тий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоми-
нание 3 того,  что некогда видела наша душа,  когда она
сопутствовала богу,  свысока глядела на то,  что мы те-
перь  называем бытием,  и поднималась до подлинного бы-
тия.  Поэтому по справедливости окрыляется только разум
философа: у него всегда по мере его сил память обращена
на то,  чем божествен бог.  Только  человек,  правильно
пользующийся такими воспоминаниями,  всегда посвящаемый
в совершенные таинства,  становится подлинно  совершен-
ным. Платон. Федр / / Сочинения. В 3 т. М., 1970. Т. 2.
С.  185 
АРИСТОТЕЛЬ 
...Следует  рассмотреть,  каковы  те
причины и начала, наука о которых есть мудрость 4. Если
рассмотреть те мнения,  какие мы имеем  о  мудром,  то,
быть может,  достигнем здесь больше ясности. Во-первых,
мы предполагаем,  что мудрый,  насколько это  возможно,
знает все,  хотя он и не имеет знания о каждом предмете
в отдельности.  Во-вторых,  мы считаем мудрым того, кто
способен познать трудное и нелегко постижимое для чело-
века (ведь воспринимание чувствами свойственно всем,  а
потому это легко и ничего мудрого в этом нет). В-треть-
их, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто
более  точен и более способен научить выявлению причин,
и,  [в-четвертых],  что из наук в большей мере мудрость
та,  которая  желательна ради нее самой и для познания,
нежели та,  которая желательна ради извлекаемой из  нее
пользы, а [в-пятых], та, которая главенствует,- в боль-
шей мере,  чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не
получать наставления,  а наставлять, и не он должен по-
виноваться другому,  а ему - тот,  кто менее мудр.  Вот
каковы  мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости | и
мудрых.  Из указанного здесь знание обо всем необходимо
имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием обще-
го, ибо в некотором смысле он знает все подпадающее под
общее.  Но, пожалуй, труднее всего для человека познать
именно это,  наиболее общее,  ибо оно дальше  всего  от
чувственных восприятий. А наиболее строги те науки, ко-
торые больше всего занимаются  первыми  началами:  ведь
те,  которые  исходят из меньшего числа [предпосылок] ,
более строги, нежели те, которые приобретаются на осно-
ве прибавления (например,  арифметика более строга, чем
геометрия). Но и научить более способна та наука, кото-
рая  исследует причины,  ибо научают те,  кто указывает
причины для каждой вещи.  А знание и понимание ради са-
мого  знания  и  понимания  более всего присущи науке о
том, что наиболее достойно познания, ибо тот, кто пред-
почитает  знание  ради знания,  больше всего предпочтет
науку наиболее совершенную,  а такова наука о  наиболее
достойном познания. А наиболее достойны познания перво-
начала и причины, ибо через них и на их основе познает-
ся все остальное,  а не они через то, что им подчинено.
И наука,  в наибольшей мере  главенствующая  и  главнее
вспомогательной,- та,  которая познает цель, ради кото-
рой надлежит действовать в каждом отдельном случае; эта
цель  есть в каждом отдельном случае то или иное благо,
а во всей природе вообще - наилучшее.  Итак,  из  всего
сказанного  следует,  что имя [мудрости] необходимо от-
нести к одной и той же науке:  это должна  быть  наука,
исследующая  первые начала и причины:  ведь и благо,  и
"то, ради чего" есть один из видов причин. А что это не
искусство творения,  объяснили уже первые философы. Ибо
и теперь и прежде удивление побуждает  людей  философс-
твовать, причем вначале они удивлялись тому, что непос-
редственно вызывало недоумение,  а  затем,  мало-помалу
продвигаясь таким образом далее,  они задавались вопро-
сом о более значительном,  например о  смене  положения
Луны,  Солнца и звезд,  а также о происхождении Вселен-
ной.  Но недоумевающий и удивляющийся считает себя нез-
нающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором
смысле философ,  ибо миф создается на основе удивитель-
ного).  Если,  таким  образом,  начали философствовать,
чтобы избавиться от незнания,  то,  очевидно,  к знанию
стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь
пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда
оказалось в наличии почти все необходимое,  равно как и
то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тог-
да  стали  искать такого рода разумение.  Ясно поэтому,
что мы не ищем его ни для какой  другой  надобности.  И
так  же  как свободным называем того человека,  который
живет ради самого себя,  а не для другого, точно так же
и эта наука единственно свободная, ибо она одна сущест-
вует ради самой себя. Аристотель. Метафизика 4 // Сочи-
нения. В 4 т. М., 1975. Т. I. С. 67-69
                 
 АВГУСТИН 
Филокалия  и философия названы почти одинако-
во, и они хотят казаться как бы родственными друг другу
и суть таковы.  Ведь что такое философия? Любовь к муд-
рости.  Что такое филокалия?  Любовь к красоте. Справь-
ся-ка у греков. А что такое мудрость? Разве она не есть
истинная красота?  Августин. Против академиков 5 //, 3.
7  // Patrologiae cursus completus.  Series Latina.  T.
32. Col. 922 О теологии, которую называют естественной,
надлежит  вести беседу не с какими попало людьми (...),
а с философами, само имя которых, если перевести его на
латынь,  указывает  на любовь к мудрости;  если же муд-
ростью является Бог, которым все сотворено, как удосто-
веряют божественные авторитет и истина, то истинный фи-
лософ любит Бога.  Однако поскольку то самое, что обоз-
начается этим именем, наличествует не во всех, кого ве-
личают этим именем (ведь не дсегда явдяются ревнителями
истинной мудрости все именующиеся философами),  то, ко-
нечно,  из всех тех,  с чьими мнениями и  писаниями  мы
смогли ознакомиться,  следует избрать лишь.  тех, с кем
не будет позорно обсудить этот вопрос...               
 Хотя христианин,  просвещенный только церковными писа-
ниями,  пожалуй,  может и не знать имени  платоников  и
быть в неведении относительно того,  а были ли два рода
философов, писавших на греческом языке,- ионийцы и ита-
лийцы, он, однако, не настолько несведущ в человеческих
делах,  чтобы не знать, что философы научают или стрем-
лению к мудрости,  или самой мудрости.  Тем не менее он
остерегается тех,  кто философствует сообразно  стихиям
мира  сего,  а не сообразно Богу,  которым сотворен сам
мир.) Ведь он научен апостольской заповедью и  искренне
послушен тому, что сказано: "Смотрите, чтобы кто не ув-
лек вас философией и пустым обольщением, по стихиям ми-
ра". Августин. О граде божием ш VIII. I. 10 II Patrolo-
giae cursus  completus.  Series  Latina.  T.  41.  Col.
223-225. 234 Языческая философия не более достойна ува-
жения,  чем наша христианская,  которая одна лишь  есть
истинная философия, коль скоро этим именем обозначается
стремление или любовь к мудрости. Августин. Против Юли-
ана IV,  !4. 72 // Patrologiae cursus completus. Series
Latina.  T. 44. Col. 774 
ФОМА АКВИНСКИЙ 
Философ^8 опре-
деляет, что первая философия есть знание истины, не ка-
кой угодно,  а той истины, которая есть источник всякой
истины  и  которая относится к первому началу бытия для
всех вещей;  откуда следует, что эта истина есть начало
всякой истины,  ибо распорядок вещей в истине такой же,
как и в бытии...  Есть какие-то истины о Боге,  которые
превосходят  всякую способность человеческого рассудка,
как,  например,  о том,  что Бог троичен и един. Однако
есть  какие-то истины,  которые может достичь и естест-
венный рассудок,  как,  например,  о том, что Бог есть,
что Бог един и т.  п.; эти истины о Боге наглядно дока-
зали и философы,  ведомые светом естественного  рассуд-
ка... Для познания того, что рассудок способен узнать о
Боге,  нужно многое знать заранее, так как рассмотрение
почти  всей  философии предрасполагает к познанию Бога;
вследствие чего из частей философии метафизика, которая
толкует  о божественном,  подлежит изучению в последнюю
очередь.  Итак,  к исследованию упомянутой божественной
истины  можно прийти только с большим трудом и старани-
ем, и немногие хотят взять на себя этот труд из любви к
знанию,  естественное влечение к которому Бог,  однако,
вложил в человеческие умы.  (...) Поэтому  божественное
милосердие  проявило спасительную предусмотрительность,
предписав принимать на веру и то, что способен исследо-
вать рассудок, дабы таким образом все легко смогли быть
причастными к познанию Бога без сомнения и ошибки. Фома
Аквинский.  Сумма  против  язычников 9 1.1.3.411 Thomas
Aquinas.  Summa contra gentiles seu de verita-te catho-
licae fidei.  Taurini.  1925.  P.  1-4 Ничто не мешает,
чтобы о тех же самых вещах,  о которых  трактуют  фило-
софские дисциплины сообразно тому,  что эти вещи позна-
ваемы благодаря свету естественного рассудка, трактова-
ла и иная наука сообразно тому,  что они познаются бла-
годаря свету божественного откровения.  Откуда следует,
что  теология,  которая  относится к священному учению,
отличается по своему роду от той теологии, которая счи-
тается частью философии.  Фома Аквинский.  Сумма теоло-
гии9.  Часть I.  Вопрос I. Статья I / / Thomas Aquinas.
Opera omnia.  T. 4. Romae. 1888. Р. 7 
М. МОНТЕНЬ
 Странное дело, но в наш век философия, даже для людей 
мыслящих,всего лишь пустое слово, которое,в сущности,ни-
чего не означает;  она не находит себе применения и  не
имеет никакой ценности ни в чьих-либо глазах,ни на деле.
Полагаю,что причина этого-бесконечные словопрения,кото-
рыми ее окружили.Глубоко ошибаются те,кто изображает ее
недоступною для детей,  с нахмуренным челом, с большими
косматыми бровями,  внушающей страх. Кто напялил на нее
эту лживую маску,  такую тусклую и  отвратительную?  На
деле же не сыскать ничего другого столь милого,  добро-
го,  радостного, чуть было не сказал - шаловливого. Фи-
лософия призывает только к празднествам и веcелью. Если
пред вами нечто печальное и унылое - значит,  философии
тут нет и в помине.  Деметрий Грамматик,  наткнувшись в
дельфийском храме на кучку  сидящих  вместе  философов,
сказал  им:  "Или  я заблуждаюсь,  или,- судя по вашему
столь мирному и веселому настроению,-  вы  беседуете  о
пустяках".  На  что  один из них - это был Гераклион из
Мегары - ответил:  "Морщить лоб,  беседуя о науке,- это
удел тех,  кто предается спорам, требуется ли в будущем
времени глагола ***** две ламбды или одна или как обра-
зована сравнительная степень ****** и ******* и превос-
ходная ********* и **********.  Что же  касается  фило-
софских  бесед,  то они имеют свойство веселить и радо-
вать тех,  кто участвует в них,  и отнюдь не заставляют
их хмурить лоб и предаваться печали"...  Душа, вместив-
шая в себя философию,  не может не заразить своим  здо-
ровьем и тело.  Царящие в ней покой и довольство она не
может не излучать вовне; она не может равным образом не
переделать  по  своему образу и подобию нашу внешность,
придав ей, соответственно, исполненную достоинства гор-
дость, веселость и живость, выражение удовлетворенности
и добродушия.  Отличительный признак мудрости - это не-
изменно  радостное восприятие жизни;  ей,  как и всему,
что в надлунном мире, свойственна никогда не утрачивае-
мая ясность.  Это Ьагосо и baralipton измазывают и про-
капчивают своих почитателей,  а вовсе не она;  впрочем,
она известна им лишь понаслышке.  В самом деле, это она
утишает душевные бури, научает сносить с улыбкой болез-
ни  и голод не при помощи каких-то воображаемых эпицик-
лов,  но опираясь на вполне осязательные,  естественные
доводы разума.  Ее конечная цель - добродетель, которая
пребывает вовсе не где-то,  как утверждают  схоластики,
на  вершине крутой,  отвесной и неприступной горы.  Те,
кому доводилось подходить к добродетели  ближе  других,
утверждают,  напротив,  что  она обитает на прелестном,
плодородном и цветущем  плоскогорий,  откуда  отчетливо
видит все находящееся под нею, достигнуть ее может, од-
нако,  лишь тот, кому известно место ее обитания; к ней
ведут тернистые тропы,  пролегающие среди поросших тра-
вой и цветами лужаек, по пологому, удобному для подъема
и гладкому,  как своды небесные,  склону Но так как тем
мнимым философам, о которых я говорю, не удалось позна-
комиться с этой высшею добродетелью,  прекрасной,  тор-
жествующей,  любвеобильной,  кроткой, но вместе с тем и
мужественной,  питающей непримиримую ненависть к злобе,
неудовольствию, страху и гнету, имеющей своим путеводи-
телем  природу,  а  спутниками - счастье и наслаждение,
то,  по своей слабости,  они придумали этот глупый и ни
на что не похожий образ, унылую, сварливую, привередли-
вую,  угрожающую, злобную добродетель и водрузили ее на
уединенной скале, среди терниев, превратив ее в пугало,
устрашающее род человеческий.  Монтень М. Опыты. М.-Л.,
1954.  Кн.  I. С. -207-209 
Т. ГОББС
 О философии, основы
которой я здесь собираюсь изложить,  ты, любезный чита-
тель,  не  должен думать как о чем-то,  при помощи чего
можно раздобыть философский камень,  или как о  искусс-
тве,  которое  представлено  в трактатах по метафизике.
Философия есть скорее естественный человеческий  разум,
усердно изучающий все дела творца,  чтобы найти и сооб-
щить бесхитростную правду об их порядке,  их причинах и
следствиях/  Философия есть дочь твоего мышления и всей
Вселенной и живет в тебе самом,  правда, в еще не ясной
форме подобно матери Вселенной в период ее бесформенно-
го начала. Ты должен действовать, как скульпторы, кото-
рые, обрабатывая бесформенную материю резцом, не творят
форму,  а выявляют ее.  Подражай акту  творения!  Пусть
твое  мышление  (поскольку ты желаешь серьезно работать
над философией) витает над  хаотической  бездной  твоих
рассуждений  и  экспериментов.  Все  хаотическое должно
быть разложено на составные части,  а последние следует
отличить друг от друга,  и всякая часть,  получив соот-
ветствующее ей обозначение,  должна занять свое прочное
место.  Иными словами, метод должен соответствовать по-
рядку творения вещей.  Порядок же творения был  следую-
щим: свет, отделение дня от ночи, пространство, небеса.
чувственно воспринимаемое,  человек. Заключительным ак-
том творения явилось установление закона.  Порядок исс-
ледования будет,  таким образом,  следующим:  мышление,
определение,   пространство.   созвездия,   чувственное
свойство, человек, а после достижения последним зрелос-
ти - гражданин. В первом разделе первой части, озаглав-
ленном "Логика",  я зажигаю свет разума. Во втором раз-
деле, названном "Первая философия", я различаю посредс-
твом точного определения понятий  идеи  наиболее  общих
вещей,  с  тем чтобы устранить все сомнительное и неяс-
ное.  Третий раздел посвящен вопросам пространственного
протяжения, т. е. геометрии. Четвертый раздел описывает
движение созвездий и, кроме того, чувственные свойства.
Во  второй  части всей системы,  если на то будет божья
воля,  я подвергну рассмотрению природу человека;  а  в
третьей-уже указанный нами вопрос о гражданине.  Я сле-
довал тому методу, который сможешь применить и ты, если
он встретит твое одобрение. Ибо я не навязываю тебе ни-
чего своего,  а только предлагаю все  твоему  вниманию.
Каким бы методом ты,  однако, ни пользовался, во всяком
случае я бы усердно рекомендовал твоему                
 вниманию философию,  т.  е. стремление к мудрости, не-
достаток  которой  в  самое недавнее время причинил нам
много страданий.  Ибо даже тот, кто стремится к богатс-
тву, любит мудрость: ведь сокровища радуют его лишь по-
тому,  что они как зеркало отражают его мудрость. Таким
же образом и тот, кого привлекает государственная служ-
ба, ищет только место, где бы он мог проявить свою муд-
рость.  Даже  падкие  на удовольствия люди пренебрегают
философией только потому,  что не знают, какое огромное
наслаждение  может  доставить духу близкое знакомство с
прекраснейшим из миров.  И наконец,  если бы я не  имел
никакого  другого  основания рекомендовать тебе филосо-
фию, то я сделал бы это (учитывая, что человеческий ра-
зум в такой же мере не терпит пустого времени, как при-
рода - пустого пространства) затем, чтобы ты мог прият-
но  заполнить ею часы досуга и не был вынужден от чрез-
мерного безделья мешать людям занятым или сближаться  с
людьми  праздными,  что  принесло  бы вред тебе самому.
Прощай! 1. Философия, как мне кажется, играет ныне сре-
ди людей ту же роль,  какую, согласно преданию, в седой
древности играли хлебные злаки и вино в мире вещей. Де-
ло в том, что в незапамятные времена виноградные лозы и
хлебные колосья лишь кое-где попадались на полях,  пла-
номерных же посевов не было. Поэтому люди питались тог-
да желудями и всякий,  кто осмеливался попробовать нез-
накомые или сомнительные ягоды,  рисковал заболеть. По-
добным же образом и философия,  т.  е. естественный ра-
зум,  врождена каждому человеку, ибо каждый в известной
мере рассуждает о каких-нибудь вещах-.  Однако там, где
требуется длинная цепь доводов,  большинство людей сби-
вается с пути и уклоняется в сторону,  так  как  им  не
хватает  правильного  метода,  что можно сравнить с от-
сутствием планомерного посева. В результате люди, кото-
рые довольствуются желудями ежедневного опыта и не ищут
философии или отвергают ее,  обладают,  согласно общему
мнению,  более здравыми понятиями,  чем те, кто не при-
держивается общепринятых мнений, а, нахватавшись сомни-
тельных взглядов,  подобно безумцам беспрестанно диску-
тирует и спорит,  воображая себя необычайно  умным.  Я,
правда,  признаю, что та часть философии, которая трак-
тует о величинах и фигурах,  прекрасно разработана. Но,
зная, что другие ее части еще не достигли равной степе-
ни развития,  я решаюсь лишь развить по мере  моих  сил
немногие элементы всей философии, как своего рода семе-
на, из которых, как мне кажется, может вырасти чистая и
истинная философия.  Я вполне сознаю, как трудно выбить
из головы воззрения, внедрившиеся и укоренившиеся в ней
благодаря  авторитету  красноречивейших писателей;  эта
трудность усугубляется еще и тем,  что истинная (т.  е.
точная)  философия отвергает не только словесные белила
и румяна,  но и почти всякие  прикрасы.  Первые  основы
всякой  науки  действительно  далеко не ослепляют своим
блеском:  они скорее скромны,  сухи и почти безобразны.
Ho так как среди людей,  несомненно, есть и такие, хотя
бы их и было немного,  кто во всем стремится к истине и
разуму, то я считал своей обязанностью прийти этим нем-
ногим на помощь.  Итак,  я перехожу к делу и начинаю  с
определения понятия философии. 2. Философия есть позна-
ние,  достигаемое посредством  правильного  рассуждения
(recta ratiocinatio) и объясняющее действия,  или явле-
ния,  из известных нам причин, или производящих основа-
ний, и, наоборот, возможные производящие основания - из
известных нам действий.  Чтобы понять это  определение,
нужно учесть,  до-первых,  что хотя восприятие и память
(способности, которыми человек обладает вместе со всеми
животными) также доставляют нам знание,  но так как это
знание дается нам непосредственно природой, а не приоб-
ретается при помощи правильного рассуждения,  то оно не
есть философия. . Во-вторых, следует помнить, что, пос-
кольку  опыт целиком основывается на памяти,  а предус-
мотрительность,  или предвидение будущего,  является не
чем иным,  как ожиданием вещей,  подобных тем,  которые
уже встречались нам в нашей практике,  предусмотритель-
ность  не должна быть причислена к философии.  Под рас-
суждением я подразумеваю,  учитывая все сказанное,  ис-
числение.  Вычислить  - значит найти сумму складываемых
вещей или определить остаток при вычитании чего-либо из
другого.  Следовательно, рассуждать значит то же самое,
что складывать или вычитать.  Если  кто-нибудь  захочет
прибавить: и то же самое, что умножать или делить, то я
ничего не буду иметь против этого,  так  как  умножение
есть то же самое,  что сложение одинаковых слагаемых, а
деление - то же,  что вычитание одинаковых  вычитаемых,
повторяемое столько раз,  сколько это возможно. Рассуж-
дение (ratiocinatio),  таким образом,  сводится к  двум
умственным операциям - сложению и вычитанию.  3.  Пояс-
ним,  однако,  с помощью нескольких примеров то, как мы
обычно рассуждаем без слов,  т. е. складываем или вычи-
таем что-либо в уме,  в безмолвно протекающем мышлении.
Видя  какой-нибудь  дальний  предмет неясно и не будучи
еще в состоянии определить,  что это такое, мы все-таки
уже ощущаем в этом предмете то,  в силу чего он называ-
ется телом.  Подойдя ближе и увидев,  что тот же  самый
предмет,  сохраняя известное положение,  находится то в
одном, то в другом месте, мы получим о нем новое предс-
тавление,  благодаря которому назовем его одушевленным.
И если мы затем,  подойдя вплотную к  такому  предмету,
увидим его фигуру, услышим его голос и убедимся в нали-
чии других фактов,  являющихся признаками разумного су-
щества,  то у нас образуется третье представление, хотя
еще и не выраженное словом,  а именно представление,  в
силу которого мы называем кого-либо                    
 разумным существом. Когда мы, наконец, точно и во всех
подробностях видим весь предмет и узнаем его, наша идея
его оказывается сложенной из предыдущих идеи, соединен-
ных в той же последовательности, в какой язык складыва-
ет в название разумное одушевленное тело,  или человек,
отдельные имена - тело,  одушевленное,  разумное. Точно
так  же в результате сложения представлений:  четыреху-
гольник, равносторонний, прямоугольный - получается по-
нятие квадрат.  Дело в том,  что в нашем уме может сло-
житься представление четырехугольник без  представления
равносторонний,  точно так же как представление равнос-
торонний четырехугольник -  без  представления  прямоу-
гольный,  Усвоив  себе в отдельности эти представления,
наш ум может объединить их в одно понятие, или в единую
идею,- квадрат. Таким образом, ясно, как наш ум образу-
ет путем соединения свои представления.  Может происхо-
дить и обратное. Находясь лицом к лицу с каким-либо че-
ловеком, мы имеем в уме всю идею его. Когда же этот че-
ловек  удаляется  и мы следуем за ним только своим взо-
ром,  то мы прежде всего теряем идею тех вещей, которые
суть признаки разума; однако нашим глазам еще представ-
ляется одушевленное тело,  и,  таким образом,  из  всей
идеи человек, т. е. разумное одушевленное тело, вычита-
ется идея разумное,  в результате  чего  остается  идея
одушевленное тело, немного погодя с увеличением рассто-
яния между нами и удаляющимся мы утрачиваем  идею  оду-
шевленность и у нас остается только идея тело; наконец,
когда уже ничего не видно,  вся идея утрачивается.  Эти
примеры,  как я полагаю, в достаточной степени выясняют
сущность той операции исчисления, которую без слов про-
изводит ум.  Не следует поэтому думать,  будто операция
исчисления в собственном смысле производится только над
числами и будто человек отличается (как,  согласно сви-
детельству древних,  полагал Пифагор) от  других  живых
существ только способностью считать.  Нет, складывать и
вычитать можно и величины, тела, движения, времена, ка-
чества, деяния, понятия, отношения, предложения и слова
(в которых может содержаться всякого  рода  философия).
Прибавляя или отнимая,  т.  е. производя вычисление, мы
обозначаем   это    глаголом    мыслить    (по-гречески
***********), что означает также исчислять, или умозак-
лючать (*************). 4. Действия и явления суть спо-
собности, или предрасположения, тел, на основании кото-
рых мы различаем их друг от друга,  т.  е. познаем, что
одно равно или не равно другому, сходно или не сходно с
ним.  Если,  как в предыдущем  примере,  мы  достаточно
близко  подходим к какому-нибудь телу,  чтобы заметить,
что оно движется или идет,  то мы отличаем его от дере-
ва, колонны и других известных нам неподвижных тел. Та-
ким образом,  присущая живому  существу  способность  к
движению является тем свойством,  с помощью которого мы
отличаем его от других тел.  5.  Как, зная производящее
основание, можно прийти к познанию действия, легче все-
го уяснить себе на следующем примере.  Представим себе,
что  перед нами плоская фигура,  чрезвычайно похожая на
фигуру круга.  В этом случае мы на  основании  простого
восприятия  не сможем решить,  является ли она на самом
деле кругом или нет.  Иное дело, если нам известно, как
возникла данная фигура. Предположим, что она была обра-
зована путем передвижения по  окружности  какого-нибудь
тела,  один  конец которого оставался неподвижным.'Зная
это, мы можем сделать следующее умозаключение: передви-
гаемое тело,  все время сохраняющее одну и ту же длину,
образует сначала первый радиус,  потом второй,  третий,
четвертый  и  все остальные по очереди;  следовательно,
линия одной и той же длины,  проведенная из одной и той
же точки,  будет везде достигать периферии,  т.  е. все
радиусы будут равны.  Мы познаем таким образом, что вы-
шеуказанным путем возникает фигура, все точки периферии
которой удалены от ее единственного центра одинаково  -
на длину радиуса.  Подобным же образом мы можем, исходя
из данной фигуры, сделать умозаключение относительно ее
если не действительного,  то хотя бы возможного возник-
новения;  познав только что выясненные свойства  круга,
нам легко определить,  производит ли приведенное в дви-
жение тело круг или нет. 6. Цель, или назначение, фило-
софии заключается,  таким образом, в том, что благодаря
ей мы можем использовать к нашей выгоде предвидимые на-
ми  действия  и на основании наших знаний по мере сил и
способностей планомерно вызывать эти действия для умно-
жения  жизненных благ.  Ибо одно преодоление трудностей
или открытие наиболее сокровенной истины не  стоит  тех
огромных усилий,  которых требует занятие философией; я
считаю еще менее возможным,  чтобы  какой-либо  человек
усердно  занимался наукой с целью обнаружить перед дру-
гими свои знания,  если он не надеется достигнуть  этим
ничего другого. Знание есть только путь к силе. Теоремы
(которые в геометрии являются путем исследования)  слу-
жат только решению проблем. И всякое умозрение в конеч-
ном счете имеет целью какое-нибудь действие или практи-
ческий успех. 7. Однако мы лучше всего поймем, насколь-
ко велика польза философии,  особенно физики и  геомет-
рии,  если наглядно представим себе,  как она может со-
действовать благу человеческого рода,  и сравним  образ
жизни  тех  народов,  которые пользуются ею,  с образом
жизни тех,  кто лишен ее благ. Своими величайшими успе-
хами человеческий род обязан технике,  т.  е. искусству
измерять тела и их движения,  приводить в движение  тя-
жести,  воздвигать строения, плавать по морям, произво-
дить орудия для всякого употребления,  вычислять движе-
ния небесных тел, пути звезд, календарь и чертить карту
земного шара.  Какую огромную пользу извлекают люди  из
этих  наук,  легче понять,  чем сказать.  Этими благами
пользуются не только все европейские народы, но и боль-
шинство  азиатских  и некоторые из африканских народов.
Народности Америки,  однако, равно как и племена, живу-
щие поблизости от обоих полюсов, совершенно лишены этих
выгод.  В чем причина этого? Разве первые более дарови-
ты,  чем последние?  Разве не обладают все люди одной и
той же духовной природой и одними и теми  же  духовными
способностями?  Что  же  имеют  одни и не имеют другие?
Только философию!  Философия,  таким образом,  является
причиной всех этих выгод.  Пользу же философии морали и
философии государства можно оценить не столько  по  тем
выгодам, которые обеспечивают их знание, сколько по то-
му ущербу, который наносит их незнание. Ибо корень вся-
кого несчастья и всех зол, которые могут быть устранены
человеческой изобретательностью,  есть война, в особен-
ности  война  гражданская,  Последняя  приносит с собой
убийства,  опустошения и всеобщее  обнищание.  Основной
причиной  войн  является не желание людей воевать,  ибо
воля человека всегда стремится к благу  или  тому,  что
кажется  благом;  нельзя  объяснить гражданскую войну и
непониманием того, насколько вредны ее последствия, ибо
кто же не понимает, что смерть и нищета - огромное зло.
Гражданская война возможна только потому,  что люди  не
знают  причин  войны и мира,  ибо только очень немногие
занимались исследованием тех  обязанностей,  выполнение
которых обеспечивает упрочение и сохранение мира, т. е.
исследованием истинных законов  гражданского  общества.
Познание  этих  законов есть философия морали.  Но если
люди не изучали такой философии,  то разве не было при-
чиной  этого  лишь то обстоятельство,  что до сих пор у
тех, кто преподавал ее, не существовало ясного и точно-
го метода? Как же иначе понять то, что в древности гре-
ческие,  египетские,  римские и другие учители мудрости
смогли сделать убедительными для неискушенной в филосо-
фии массы свои бесчисленные учения о природе  богов,  в
истинности  которых  они сами не были уверены и которые
явно были ложны и бессмысленны,  а с другой стороны, не
смогли  внушить  той же самой массе сознания ее обязан-
ностей,  если допустить, что они сами знали эти обязан-
ности?  Немногих  дошедших  до  нас сочинений геометров
достаточно,  чтобы устранить всякие споры по тем вопро-
сам,  о которых они трактуют. Можно ли думать, что бес-
численные и огромные тома,  написанные моралистами,  не
оказали  бы подобного действия,  если бы только они со-
держали несомненные и доказанные истины?  Что же другое
могло бы быть причиной того,  что сочинения одних науч-
ны,  а сочинения других содержат только звонкие  фразы,
если не то обстоятельство,  что первые написаны людьми,
знавшими свой предмет, последние же - людьми, ничего не
понимавшими в той науке, которую они излагали, и желав-
шими только  продемонстрировать  свое  красноречие  или
свои научные таланты? Я не отрицаю, что книги последне-
го рода все же в высшей степени приятно читать:  они  в
большинстве случаев очень ярко написаны и содержат мно-
го остроумных,  полезных и притом совсем  не  обыденных
мыслей,  которые, однако, чаще всего не могут претендо-
вать на всеобщее признание, хотя и высказаны их автора-
ми в форме всеобщности.  Поэтому такие сочинения в раз-
личные эпохи и в различных местах могут нередко служить
различным лицам так же хорошо для оправдания злых наме-
рений,  как и для формирования пра вильных  понятий  об
обязанностях по отношению к обществу и государству. Ос-
новным недостатком этих сочинений является отсутствие в
них  точных  и твердых принципов,  которыми мы могли бы
руководствоваться при оценке  правильности  или  непра-
вильности наших действий. Бесполезно устанавливать нор-
мы поведения применительно к  частным  случаям,  прежде
чем  будут  найдены эти принципы,  а также закон и мера
справедливости и несправедливости  (что  до  настоящего
момента еще ни разу не было сделано). Так как из незна-
ния гражданских обязанностей,  т.  е.  науки о морали и
государстве,  проистекают гражданские войны, являющиеся
величайшим несчастьем  человечества,  то  мы  по  праву
должны ожидать от их познания огромных выгод.  Итак, мы
видим,  как велика польза философии,  не говоря  уже  о
славе и других утехах, которые она приносит с собой. 8.
Предметом философии,  или материей, о которой она трак-
тует,  является всякое тело,  возникновение которого мы
можем постичь посредством научных понятий и которое  мы
можем в каком-либо отношении сравнивать с другими тела-
ми, иначе говоря, всякое тело, в котором происходит со-
единение и разделение, т. е. всякое тело, происхождение
и свойства которого могут быть познаны нами.  Это опре-
деление,  однако, вытекает из определения самой филосо-
фии,  задачей которой является познание свойств тел  из
их  возникновения  или  их возникновения из их свойств.
Следовательно,  там,  где  нет  ни  возникновения,   ни
свойств,  философии  нечего  делать.  Поэтому философия
исключает теологию,  т. е. учение о природе и атрибутах
вечного, несотворенного и непостижимого бога, в котором
нет никакого соединения и разделения и в котором нельзя
себе представить никакого возникновения. Философия иск-
лючает также учение об ангелах и о всех тех вещах,  ко-
торые нельзя считать ни телами,  ни свойствами тел, так
как в них нет  соединения  или  разделения  большего  и
меньшего,  т. е. по отношению к ним неприменимо научное
рассуждение.  Она исключает также историю,  как естест-
венную,  так  и политическую,  хотя для философии обе в
высшей степени полезны  (вернее,  необходимы),  ибо  их
знание основано на опыте или авторитете,  но не на пра-
вильном рассуждении.  Она исключает и  знание,  имеющее
своим источником божественное внушение, или откровение,
да и вообще всякое знание,  которое не приобретено нами
при помощи разума,  а мгновенно даровано нам божествен-
ной милостью (как  бы  через  сверхъестественный  орган
чувства).  Она,  далее, исключает не только всякое лож-
ное, но и всякое плохо обоснованное учение, ибо то, что
познано  посредством правильного рассуждения,  или умо-
заключения,  не может быть ни ложным,  ни сомнительным;
вот почему ею исключается астрология в той форме, в ка-
кой она теперь в моде,  и тому подобные пророческие ис-
кусства. Наконец, из философии исключается учение о бо-
гопочитании,                                           
 так как источником такого знания является  не  естест-
венный разум,  а авторитет церкви, и этого рода вопросы
составляют предмет веры,  а не науки. 9. Философия рас-
падается на две основные части.  Всякий, кто приступает
к изучению возникновения и свойств  тел,  наталкивается
на два совершенно различных между собой вида последних.
Один из них охватывает предметы и явления,  которые на-
зывают естественными, поскольку они являются продуктами
природы;  другой - предметы и явления, которые возникли
благодаря человеческой воле, в силу договора и соглаше-
ния людей и называются государством.  Поэтому философия
распадается  на философию природы и философию государс-
тва. Но так как, далее, для того чтобы познать свойства
государства,  необходимо  предварительно изучить склон-
ности,  аффекты и нравы людей, то философию государства
подразделяют  обычно на два отдела,  первый из которых,
трактующий о склонностях и нравах, называется этикой, а
второй, исследующий гражданские обязанности,- политикой
или просто философией государства.  Поэтому мы, предва-
рительно  установив  то,  что относится к природе самой
философии, прежде всего будем трактовать о естественных
телах,  затем о склонностях и нравах людей и,  наконец,
об обязанностях граждан.  10. Может быть, однако, неко-
торым ученым не понравится вышеприведенное определение.
Так как им никто не мешает начать с собственных  произ-
вольных  определений,  они могут на основании их делать
какие угодно заключения (хотя,  как  мне  думается,  не
трудно  было  бы показать,  что данное мной определение
согласуется с общим пониманием всех людей).  И вот, для
того  чтобы  ни  для меня,  ни для них не было повода к
диспутам, я открыто заявляю, что намерен здесь излагать
только  принципы  той науки,  которая исходя из причин,
производящих какую-нибудь вещь,  хочет  исследовать  ее
действия или,  наоборот, на основании познания действий
какой-нибудь вещи  стремится  познать  производящие  ее
причины. Пусть поэтому те, кто желает другой философии,
определенно знают,  что им придется ее искать в  другом
месте. Гоббс Т. К читателю. О теле// Избранные произве-
дения.  В 2 т. М., 1964. Т. I. С. 49-60                

К титульной странице
Вперед