Грязнов Е. Из школьных воспоминаний бывшего семинариста Вологодской семинарии. – Вологда, 1903

назад | содержание | вперед
 


Домашний быт и обстановка на первых порах

В стенах своего жилища ученик не был стеснен какими либо строгостями надзора, и в этом заключалось немалое для него преимущество. Туторство т. е. педагогически надзор старших был не в обычае в наших ученических квартирах, и жалеть об этом не было причин. В лучшем случае польза от таких блюстителей была бы не существенна, а в худших случаях мог быть вред, степень которого даже предвидеть трудно. Это понимали и наши родители и не искали таких пансионов, куда бы можно было сдавать учеников под начал.

Припоминая начальные годы своей школьной жизни и быт своих сверстников по школе, могу с положительностью сказать, что забота о завтрашнем уроке настолько владела робкой душой нашего школьника, что вовсе не требовалось еще другого постороннего понуждения, чтобы напоминать ему про учебную книжку. Благодаря суровой классной педагогии, эта работа о завтрашнем дне укореняется на первых же порах подневольной жизни ученика и на многие годы потом это приготовление заданного урока становится господствующим интересом и преобладающим двигателем всей его несложной жизни. Бывало, в учебные дни, на всех ученических квартирах, по всему городу, увидите обычную картину: лишь только ученик подкрепится пищей по приходе из класса и управится с несложным своим хозяйством, он спешит уже взяться за книгу, чтобы управиться с дневным уроком; а в зимнее время еще одна забота, чтобы в предстоящей работе экономнее воспользоваться светом: вся компания располагается вокруг. Одной сальной свечи. Кому надо писать, тот устраивается поудобнее к свету, а для изустного урока располагаются как попало, лишь бы не мешать соседу. Мало-помалу работа подвигается, одна книжка сменяется другой. При этом часто наблюдается такой прием: ученик, осиливали свой урок, но еще не доверяющий собственному сознанию, обращается с просьбой к соседу своему: «прослушай-ка, заюли я урок как следует», и подает развернутую свою книгу на проверку. Сосед, конечно, не отказывается, разве когда спешить с собственным делом. А когда и последний урок копчен, ученик, крестясь, целует выученную страничку учебника и, не без торжества, скоренько сложив книжку свою, откладываешь ее в сторону, довольный сознанием, что окончил удачно свое дело. Мало того, отправляясь на сон грядущий, прежде чем заснуть, он еще раз повторить про себя в постели урок наиболее важный и трудный, а утром проснувшись, он опять, еще не вставая с постели повторить про себя урок, Если бы какая либо часть урока припомнилась неотчетливо, он повторить по книжке сбивчивое место. Могу сказать без преувеличения: такое усердие в книге, такое родные о своем ученическом деле свойственны были не одним только способнейшим ученикам, а и большинству моих сверстников по школе.

При таких условиях старший был нужен в ту пору для воспитанника не в образе строптивого блюстителя нравов, готового дать щелчок за каждую оплошность, а в образе подручного помощника, готового оказать материальную помощь: разграфить тетрадку, очинить перо и т. д.

Старший брат мой, учившийся курсом выше против меня и сам нуждавшийся в помощи, лишь немногим мне помогал в первый год, а потом я уже мало нуждался в его помощи.

Старили соквартирант наш, семинарист, И. А. Попов, оставил по себе благодарную память. За все время квартированния нашего в одной с ним комнате, в течении около трех лет, я не помню, не слыхал от него ни одного бранного слова. Вообще это был редкий тип степенного деловитого ученика, кажется, исключительно занятого только своим делом. На расстоянии многих десятков лет припоминается он большею частью за письменной работой, (списывание лекций), чем за штудированием изустных уроков. По отношение к нам он держал себя сдержанно, не позволяя себе фамильярности с мальчуганами; в свою очередь и мы в его присутствии вели себя осторожно, не вызвать бы чем его неудовольствия, не помешать бы ему в его занятиях. Кажется, без преувеличения можно сказать, что в нашей квартир, в нашем присутствии, за все время не было сказано ни одного нескромного слова, и причина тому будет довольно понятна: в первых, хозяйская семья отделялась от нашей комнаты только тонкой перегородкой, всякий разговор от нас мог быть слышен на хозяйской половине, а во вторых, за стенкой нашей квартиры, в хозяйской семьи зрела дочь – невеста, девица миловидная. Не даром родители невесты окружали почетом своего старшего квартиранта, так что постоялец этот, пожалуй, и играл в семь в хозяев более заметную роль, чем собственный хозяйский сын, сверстник его по возрасту и по классу; взаимные симпатии зреющей молодой четы не были секретом ни для родителей невесты, ни даже для нас [*] [По этому сюжету мне хочется привести на память наивную сцену, в которой мне, 11-ти летнему мальчику, досталась случайная роль. Однажды, должно быть, в праздник, днем она зашла в нашу комнату, где находились И. А. да я –единственный свидетель. Молодые люди, не сменяясь моим присутствием, вступили в любезный разговор, оставаясь противт. окна, а я, мало замечаемый разговаривавшими, подсел к столу, который в ту пору приходился посредине комнаты, и найдя чернильницу с пером на столб и бумагу, взял перо и стал писать, а рука моя выводила на бумаге то, что происходило в голове моей при наблюдении действительности: на бумаге под моим пером изобразилось: «Иван любит Марью». Она подошла посмотреть, что марает мальчуган, прочитала мое письмо и снуясь подала компаньону. Тот прочитал и строго сказал: «а не хочешь березовой каши?'« Я тут застыдился, смекнув свою оплошность. Вот единственное суровое слово, сказанное мне сожителем!., которое осталось в моей памяти.]. По окончаний курса наш Иван Андр. поступил в гражданскую службу и не замедлил жениться на хозяйской дочери.

Старший хозяйский сын Василий Дмитриевич С., воспитанник старшего класса семинарии, степенный и скромный, изредка приходил в нашу комнату заниматься (тоже большею частью списывал лекции), когда кто либо постороннее приходил к хозяевам в гости или по делам и таким образом неширокое хозяйское помещение еще более стеснялось, так что соседь наш, не имея свободного угла на родительской половине, искал убежища в нашей комнате, в случае неотложности своих учебных занятий. В паши учебные дела он не входил.

Наши квартирные хозяева, кроме хозяйственных отношений к постояльцам, в учебные дела наши не мешались. Почтенный Д. Ф. Садоков быль человек нрава тихого, степенный добрый семьянин, отличался еще той особенностью характера, что, когда бывал под хмельком, что случалось с ним весьма не часто, не только не производить какого-либо беспорядка на своей половине, но даже и в этом положены оставался добродушным, шутливым и удивительно безобидным смертным для всех окружающих.

О нашей хозяюшке Павла Леонтьевне, расторопной и трудолюбивой домоправительнице, я могу сказать только хорошее; об этом мне еще придется говорить по поводу малого хозяйства учеников.

В семье наших хозяев, кроме взрослых сипа и дочери, было еще два подростка и один ученик училища, постарше нас годами. Очевидно, наши хозяева, при всем их невмешательстве в наши дела, уже по судьбам собственных детей, повинных одинаковой с нами школе, не могли быть безучастны к положению посторонних школьников – постояльцев. Бывало, в праздничный день, когда школьники в сообществе своих сверстников – соседей больше обыкновенная заиграются на дворе, либо по соседству квартиры, откуда пи возьмется хозяюшка и окрикнет играющих: «будет вам, ребята играть, пора за книгу, пора уроки учить!» Этот окрик, исходящий не от начальства, проскользнет как будто мимо ушей играющих, никто и ухом не пошевелит. Однако же через четверть часа – через полчаса, каким-то таинственным путем в голове ребятишек произойдет какая-то перемена и, – смотришь, – один по одному, либо все разом оставить игру и разойдутся по домам. Впрочем, такая попечительность к поддержание добрых обычаев учащегося поколения была почти общим правилом квартирохозяев наших, с весьма немногими лишь исключениями.

Наш ментор – родственник, живший в бурсе, разве редко бывал на нашей квартире; сам ученик младшего класса семинарии, он, по своей вероятности, считал для себя не совсем удобным посещать нас, с целью ознакомления с ходом наших занятий, в присутствии ученика старшего класса. О нуждах наших он мог узнавать при встречах в училище, да и мы изредка заходили к нему в бурсу. Обыкновенное же присутствие в нашей квартира воспитанника старшего класса семинарии служило для всех гарантией порядка и домашнего благочиния в нашем небольшом общежитии.


назад | содержание | вперед