I

Вологда. – Вокзал. – Улицы. – «Золотой Якорь» и рестораны

Пять часов утра семнадцатого июня. Небо сплошь заволочено облаками. Идет мелкий, холодный, словно осенний дождь. Поезд приближается к Вологде. Из окна вагона видны редкие поселки, болота, кусочки засеянных полей и опять болота. Дым, выбрасываемый паровозной трубой, низко стелется, окутывая и телеграфные столбы, и путевые сторожки, и низменную даль. Неприветливо, угрюмо встречал меня Север, к которому я гостем ехал в первый раз.
Платформа вологодского вокзала, небольшого, но довольно приличного, была отвратительна: от дождей она превратилась в еле проходимую трясину. На подъезде меня встретил комиссионер гостиницы «Золотой Якорь». Роль отельных омнибусов в Вологде исполняют четырехместные пролетки без верха. На козлах пролетки сидел здоровенный мужик в поддевке нараспашку и в засаленном крестьянском картузе; на меня сразу пахнуло глухой провинцией.
Вокзал расположен от центра города в 10–15 минутах езды. Желвунцовская улица протянулась более чем на версту.
По виду ее можно получить полное понятие и об остальных улицах города. Вымощенная булыжником, с деревянными тротуарами по бокам, она обсажена березами. Но эта береза уже не та стройная, высокая, густолиственная, с которой сроднились мы, жители центральной России: здесь она сравнительно невысока, довольно корява, с мелким листом. Обывательские дома почти все деревянные, в один или два этажа с обязательным балкончиком, но не с фасада, а с боку здания. У каждого дома садик с тою же березою и редко с тополем, еще реже – с липою. По справедливости Вологда может быть названа березовым городом. 
«Золотой Якорь», старейшая гостиница в городе, находится на Александровской площади и помещается в прекрасном четырехэтажном каменном доме купца Ф. И. Брызгалова. В этом же доме, едва ли не самом красивом в городе, помещается и окружный суд. Цены в гостинице удивительно низки. Номера в ней – от 60 коп. до 2 руб., причем в эту плату входит стоимость и постельного белья, и электрического освещения; самовар стоит 10 коп., привоз с вокзала – 16 коп. За 2 руб. я занимал номер из трех комнат в бельэтаже с балконом; меблировка его вполне удовлетворительная. При гостинице имеются бильярды и ресторан. В ресторане стены украшены головами кабана и оленя, в пастях которых красиво устроены электрические лампочки. К сожалению, на тех же стенах повешены и аляповатые олеографии. Другая большая гостиница в городе - «Эрмитаж», недавно открытая, с прекрасной громадной ресторанной залой. Цены обедов и порционных кушаний в обоих ресторанах невысоки: - обед из трех блюд стоит 60 коп., из 5 блюд –1 руб. Меню не содержит в себе тонких блюд, но зато порции подаются обильные. В «Эрмитаже» кормят лучше, чем в «Золотом Якоре». Есть в Вологде и еще довольно большая гостиница – хоть и попроще первых двух – «Пассаж».
– Каким образом в таком небольшом городе, как Вологда, могут существовать три хороших гостиницы с ресторанами, - спросил я одного из буфетчиков. – Казалось бы, что вы должны друг друга съесть.
– Никак нет-с. Торгуем, благодаря Бога, изрядно, жаловаться не смеем. 
– Ведь не местные же жители поддерживают вас?
– Конечно, нет-с. Местные посещают нас редко, а главный доход нам дают лесопромышленники, которые наезжают сюда во множестве, особенно летом. С виду они народ все старый, а между прочим деньги имеют хорошие. Купят большую партию материала, ну и пьют у нас потом могорычи.
Сами изволите знать, – ежели который наш брат купец разопьется, что он в то время может из себя выкинуть. А впрочем, нужно правду сказать, в последние года и они стали себя потише вести; денег-то значительно поубавилось против прежнего.
– Ну, а железнодорожники, что строят Петербургскую дорогу, бывают у вас?
– Как же-с, бывают, но только больше мелкие служащие: десятники, дорожные мастера и прочие. Господа-то инженеры бывают гостями у нас редко, да и те, что бывают, более пивом прохлаждаются да удельным винцом. 
– А хорошо торговали, когда строилась Архангельская дорога?
– Ах, сударь, доложу вам, золотое тогда было для нас времечко, – и от приятного воспоминания буфетчик даже языком прищелкнул. – Да, тогда мы торговали шибко. Что одного холодненького изволили выкушать господа инженеры – страсть! Одно слово скажу: настоящие были инженеры, мамонтовские.

II

Вологда. – Домик Петра Великого. – Исторический музей

Часа через два, на мое счастье, дождь прекратился, мало-помалу небо стало проясняться, показалось солнышко. Я отправился знакомиться с городом и, прежде всего, посетил домик Петра Великого.
Исторический домик стоит на берегу р. Вологды, вблизи пристаней Северного пароходного общества и пароходства Н. В. Кострова, в одной ограде с церковью Феодора Стратилата. Он невелик, каменный, одноэтажный, с массивными дверями, окованными железом, и имеет всего две комнаты, под низкими сводами которых помещается небольшой исторический музей. Здесь особенно обращают на себя внимание предметы, принадлежавшие царю: его железная кольчуга, чуть не в пуд весом, деревянные окованные железом сундуки, дорожный погребец, хрустальные кубки, подсвечники, вещицы из кости, сработанные самим царем, образцы минералов, найденные им, и пр. Имеются здесь и предметы, по-видимому, никакого отношения к Петру не имеющие.
Стены украшены несколькими старинными картинами и портретами: самого Петра, императрицы Екатерины I и др. Здесь же вполне уместно помещен и портрет Д. В. Волоцкого, которому главным образом и обязан музей своим существованием. Перед иконой Нерукотворного Спаса, пожалованной императрицею Мариею Феодоровною и помещенной во второй комнате, еженедельно по воскресеньям совершается молебствие с акафистом. К сожалению, в продаже не имеется печатного каталога сокровищ музея, что в значительной степени затрудняет обозрение его.
Кругом домика разбит хорошенький березовый садик, украшенный несколькими цветочными клумбами. Здесь хранится петровская пушка и висит на дереве старинное церковное било. И домик, и музей содержатся в образцовом порядке, за что нужно сказать большое спасибо губернскому земству, в ведении которого они находятся. За историческим уголком присматриваете старик-инвалид. 
Этот домик в царствование Петра принадлежал иностранной купеческой вдове Гоутман, у которой Петр и останавливался. После смерти Гоутман домик переходил из рук в руки частным лицам и был не в почете, служа местом склада для льна. Лишь в начале семидесятых годов истекшего столетия, когда Россия праздновала двухсотлетий юбилей со дня рождения своего великого преобразователя, вологжане купили этот исторический памятник в общественную собственность, реставрировали его и устроили в нем музей, причем главная заслуга в этом благом деле принадлежала, как было сказано выше, Д. В. Волоцкому 1) [Покойный Дмитрий Владимирович Волоцкой был одним из наиболее видных и полезных деятелей Вологодской губернии. С 1878 года по день смерти, 31-го января 1892 года, он занимал должность губернского предводителя дворянства, и на это время его инициативе принадлежало едва ли по большинство благих начинаний в этом крае. Ему между прочим город в значительной степени обязан железною дорогою. Похоронен он в четырех верстах от города, в Спасо-Прилуцком монастыре, в фамильном склепе при Екатерининском храме].

III

Вологда. – Софийский и Воскресенский соборы. – Архиерейский дом. – Епархиальное древлехранилище. – Спасовсеградский обыденный собор. – Троицкая церковь. – Свято-Духов монастырь

Кафедральный Софийский собор был заложен царем Иоанном Грозным во время его более чем двухлетнего пребывания в Вологде в 1668–1670 годах. Постройка производилась под личным наблюдением царя и с такою тщательностью, что строение на ночь покрывалось лубками. Однажды Иоанн вошел в храм, как вдруг что-то оторвалось от свода и упало ему на голову. Царь до такой степени разгневался, что приказал немедленно ломать постройку. Боярам едва удалось его умилостивить. Однако постройка приостановилась и была доведена до конца уже при царе Феодоре Иоанновиче.
Собор и по величине, и по архитектуре напоминает московский Успенский. Иконостас в нем пятиярусный, величественный; иконы, а равно и фрески, покрывающие стены, писаны в конце XVII века и удачно реставрированы в недавнее время. В алтаре бросаются в глаза высокие фигуры святых. В соборе помещается местная глубокочтимая чудотворная икона Божией Матери Всех Скорбящих Радости. Целый ряд гробниц указывает места вечного упокоения вологодских иерархов. 
Зимний двухэтажный Воскресенский собор, возведенный в конце XVIII века, рядом с летним, не представляет из себя ничего достопримечательного.
Колокольня, построенная в 1875 году в каком-то смешанном стиле на месте древней характерной шатровой, совершенно не подходит к стилю соборов. 
К соборам примыкает архиерейский дом. С многочисленными службами, с высокими оградами, этот дом является грандиозным сооружением конца XVII и начала XVIII столетия. При виде этих построек, и особенно угловой башни, угрюмо смотрящей на город, мне невольно подумалось, что былые вологодские архипастыри не очень-то желали иметь общение с своей паствой, а наоборот, предпочитали оградиться от нее неприступными в то время стенами.
Во дворе архиерейского дома, в упраздненной надвратной Воздвиженской церкви, помещается епархиальное древлехранилище, возникшее по мысли известного местного археолога и историка Н. И. Суворова (†1896 г.). Я не буду описывать это древлехранилище, потому что оно подробно описано заведующим им священником С. А. Непеиным в июльской книжке «Исторического Вестника», 1903 года.
На Александровской площади рядом находятся три храма, из которых замечателен Спасовсеградский обыденный собор. Вот по какому поводу был он построен. В 1664 году город и его окрестности посетила жестокая моровая язва, унесшая в могилу чуть ли не половину населения. Ужас охватил население. Обычные занятия прекратились, все отдались молитве. Однако ничто не помогало. Тогда жителям пришла мысль для умилостивления Господа воздвигнуть в один день, «обыденно», храм Спасителю. Храм начали строить в ночь под 18 октября, срубили его за два часа до света, святить начали в пятом часу утра, так что в храме в тот же день были совершены все божественные службы. В четвертый день после того один иконописец «обыденно» написал образ Всемилостивого Спаса, который составляет и поныне главную святыню собора. «После этого», – говорит летописец: – умилостивися благоутробный Господь, измени смерть на живот: преста бо от того дня в людях смертоносная язва». Нынешний каменный храм построен на месте первоначального в 1688–1698 гг., и увеличен в пятидесятых годах истекшего столетия. Внутри храм обширен, очень светел, имеет главный алтарь полукруглый. Стены покрыты прекрасной живописью; мне особенно понравилась «Нагорная проповедь», изображенная над входными дверями. Богато украшен чудотворный образ Спаса и перед ним теплится большая, ценная, изящной работы, серебряная с золотом лампада, пожертвованная вологжанами. На паперти изображены сцены из времени моровой язвы и построения первоначального храма. На окраине города, вблизи кладбища и железнодорожного полотна, в местности, называемой Горбачевым, стоить небольшая Троицкая церковь. Добраться до нее не совсем легко, так как половину пути приходится ехать по отвратительной дороге. В храме под спудом почивают мощи преподобного Герасима, основателя Вологды; над гробницею устроена богатая рака. Очень хорош старинный деревянный иконостас с красивыми узорчатыми деревянными царскими вратами. На месте нынешнего храма существовал когда-то первый, древнейший в северной России, Троицкий Кайсаровский монастырь, основанный преподобным Герасимом. В 1612 году он был сожжен поляками, после чего церковь была возобновлена, но была оставлена уже приходской. Нынешний храм построен в 1717 году.
В мужском Свято-Духовом монастыре под спудом почивают мощи преподобного Галактиона. Когда в лихолетье поляки взяли город, разрушили некоторые церкви, а жителей ограбили, Галактион, живший в то время в Вологде, выступил со смелою обличительною проповедью против неприятеля, за что и был подвергнут жестоким истязаниям, в которых и скончался. На месте мученической кончины преподобного был воздвигнут монастырь, именовавшийся первоначально Галактионовой пустынью; с 1654 года – нынешним именем, и с 1776 года – Спасо-Каменским, по имени упраздненного тогда на Кубенском озере монастыря, братия которого была переведена в Свято-Духов монастырь. Мощи преподобного почивают налево от входа в теплый храм, а направо почивают в раке лишь останки мощей св. благоверного князя Иоасафа Каменского. Последний – в миру князь Андрей из рода князей Заозерских, отрасли князей Ярославских – подвизался в Спасо-Каменском монастыре на Кубенском озере, где и почил 10 сентября 1463 года. Священник Верюжский, составившие исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в вологодской епархии, сообщает маловероятное известие, будто братия Каменского монастыря, когда скончался Иоасаф, решила не предавать тело его обычному погребению, а перенести с благоговением, как святыню, в теплую церковь монастыря и поставить его перед иконостасом, дабы всегда иметь его перед своими глазами. Но, как полагает профессор Голубинский, мощи преподобного Иоасафа были в действительности открыты вскоре после его кончины, а в 1472 году в большом случившемся в монастыре пожаре они почти целиком сгорели. Через два года после этого останки мощей и были перенесены в Вологду. 
В часовне, устроенной вблизи собора над святым колодцем, стенная живопись изображаешь мирские подвиги преподобного Галактиона.
На кладбище масса нехудожественной работы мраморных и других памятников над могилами именитых вологодских купцов и почетных граждан. 
Монастырю не чужда благотворительность: оп содержит на свой счет в местной семинарии 10–13 беднейших воспитанников. 
Всех храмов в Вологде – 50; количество, конечно, более чем достаточное для города, имеющего всего около 28 тысяч жителей.
Пусть не дивится читатель, что я так долго задержал его на описании вологодских храмов: Вологда не только в моих заметках, но и в действительности, при первом поверхностном знакомстве с нею может остановить на себе внимание туриста только древностью храмов и их многочисленностью, в чем с нею может поспорить на севере разве один только Великий Устюг. 

IV

Вологда – Памяти К. Н. Батюшкова

Наш поэт Константин Николаевич Батюшков – вологжанин; он здесь родился 18 мая 1787 года, здесь он и скончался. Имя его, как поэта, уже было составлено, когда, во внимание к нездоровью, он был прикомандирован к нашему посольству в Неаполе. Однако благодатный климат юга уже не помог ему. В 1821 году он получил бессрочный отпуск и отправился на воды в Теплиц. Здесь в поступках поэта стали обнаруживаться некоторые странности, предвестницы тяжелого недуга, впоследствии окончательно помрачившего его ум. Причины этого недуга врач, долго пользовавший Батюшкова, видел, с одной стороны, в наследственном предрасположении его к помешательству (мать его скончалась от душевной болезни), с другой – в собственном душевном складе поэта, в котором воображение решительно господствовало над другими душевными способностями.
В 1833 году родные перевезли сраженного неизлечимым недугом поэта в Вологду, в семью его племянника Григория Абрамовича Гревенса. С течением времени острая форма болезни Батюшкова миновала: буйное состояние прошло, но полное сознание уже не возвращалось к нему и «до самой смерти своей, – говорит К. К. Случевский: – он прожил в отчуждении от того мира высоких интересов и творчества, для которого был рожден». Славный предшественник и учитель великого Пушкина здесь в Вологде доживал свой век в двухэтажном каменном доме на бульваре, «малиновая бархатная ермолка не сходила с его белых волос, главное занятие его состояло в рисовании; он воспроизводил все один и тот же пейзаж: белая лошадь, разноцветные деревья, замок, крест, вдали море с кораблями, темное небо и бледная луна». Пенсия, пожалованная ему императором Николаем I, не прекращалась до конца его жизни. Похоронен Константин Николаевич в Спасо-Прилуцком монастыре, отстоящем от города в четырех верстах. Над могилою его поставлен небольшой из белого мрамора памятник в виде усеченной пирамиды. В доме, в котором скончался поэт, в настоящее время помещается Мариинская женская гимназия. На углу дома укреплена большая мраморная доска с вырезанною на ней позолоченными буквами надписью: «В этом доме жил и скончался 7 июля 1855 года Константин Николаевич Батюшков». 

V

Вологда. – Магазины. – Своеобразные вывески. – Земский книжный склад. – Театр

Торговые помещения в Вологде неказисты. В старинном и старом гостином дворе разместилось несколько десятков лавок с железным и москательным товаром. Лучшие магазины столпились на коротенькой Кирилловской улице, но не поразят вас и они роскошью своих витрин, – не поразят по крайней мере так, как могут это сделать в Вологде несколько лавочек своими вывесками. То изображен пышно разукрашенный похоронный катафалк, а под ним: «Катафалок Богданова»; то дамский башмак, а под сей эмблемой жениной власти надпись: «Н. М. Асташев»; или на небольшом обывательском домике с мезонином помещена огромнейшая вывеска: «венская мебель фабрики Якова и Иосифа Кон». Однако не думайте, что это – мебельный магазин; нет, это магазин универсальный, так как на вывеске поменьше, повешенной рядом, перечислены и прочие товары, которые можно приобрести тут же: чай, сахар, кофе, фрукты, мука, деготь.
Про вологодское купечество нужно сказать, что оно не отличается ни особенным богатством, ни особенной культурностью; вообще, оно серовато. Про самого богатого купца, который состоит, конечно, и гласным думы, и церковным старостою в одном из храмов, местные обыватели рассказывают, что он столь усердно молит Господа о ниспослании ему всяких и житейских и небесных благ, что когда певчие во время просительной ектении возглашают «подай Господи, он кладет низкие поклоны и вслух произносит: «пожалуйста, подай, Господи». В это время богобоязненные старушки, стоящие в храме, особенно умиляются.
В городе книжных магазинов два: Тарутиной на Кирилловской улице, и губернского земства на набережной за рекою, в собственном доме. Нельзя не отнестись глубоко сочувственно к вологодскому земству за его стремление к широкому распространению хорошей книги среди населения. В 1903 г. земское собрание постановило широко развить книжную торговлю центрального склада чрез филиальные отделения в уездных городах и чрез офеней по деревням. К сожалению, это благое начинание затормозилось тем, что лицо, приглашенное на службу в заведующие книжным складом, не было утверждено губернатором. Нужно надеяться, что это лишь временная заминка. Земское книжное дело за время, как оно возникло, удивительно быстро растет. Так, в 1896 г. оборот склада выразился в 6,345 руб., в 1900 г. – 26,189 руб., а в 1903 г. он достиг уже 60,936 руб. В 1896 г. склад торговал лишь канцелярскими принадлежностями, в 1900 г. продажа книг в общем обороте склада составляла 15%, а в 1903 г. та же продажа выразилась уже в 35%. В конце последнего года земство открыло филиальное отделение в Великом Устюге, и оборот этого отделения за три первых месяца существования достиг 6,200 руб. Из приведенных данных можно судить, как велик у населения спрос на книгу.
На Кирилловской улице помещается кустарный музей губернского земства. Глубоко сожалею, что мне в двукратное посещение Вологды не удалось его осмотреть, так как он был почему-то заперт. Как мне говорили, он вполне заслуживает обозрения.
Город, как было сказано выше, утопает в садах. Приблизительно треть его опоясана бульваром, который особенно густо разросся на набережной, вблизи соборов. На Александровской площади разбит сквер, – конечно, с березовым насаждением; посреди него устроен большой, весьма неуклюжий бассейн для фонтана, который, кажется, никогда не действует. Очевидно, отцы города решили, что в городе, построенном на болотах и ими же окруженном, влаги и без фонтана более чем достаточно, а охлаждать бьющей струей жителей севера совершенно излишне. На бульваре и в сквере изредка играет плоховатый оркестр вольной пожарной дружины. Упомянув о пожарной дружине, невольно вспомнишь и вологодский! театр – большой костер грязных дров! Можно, впрочем, утешаться тем, что в настоящее время на бульваре, носящем название Дворянского, строится прекрасный каменный народный дом, и театр, может быть, упразднится мирно, без помощи огня и пожарной команды.
За несколько месяцев до моего посещения Вологды, городское управление устроило электрическое освещение улиц, затратив на это, кажется, до 60 тысяч руб.; но оно сразу почему-то не заладилось, так что городу суждено еще на неопределенное время тонуть во мраке зимних ночей.
Город построился на обоих берегах р. Вологды, которая здесь не шире петербургской Фонтанки, но гораздо ее многоводнее. Через реку перекинуты два деревянных моста, подъемных для пропуска судов – Соборный и Красный. Обе набережные сплошь заставлены штабелями досок и дров. 

VI

Краткая летопись города Вологды

Вологда из русских городов один из древнейших и ровесница Москве. Предание говорит, что 19 октября 1147 г. на реку Вологду прибыл из Киева преподобный Герасим и здесь среди дремучего леса нашел поселок с церковью во имя Воскресения Христова.
Близ поселка Герасим построил себе жилище, а потом у ручья Кайсарова воздвиг и Троицкий монастырь. Один из богатых жителей поселка, Пятышев, затеял спор с преподобным из-за земли, занятой им. Но жители отстояли право святителя. Этому Пятышеву святитель предсказал, что он никогда не будет богачом, а он и весь его род станет жить «не богато, но и голо не порато». Предсказание это, говорят вологжане, исполнилось в точности: в течение семисот лет до прекращения рода (в 1854 г.) Пятышевы жили ни бедно, ни богато и никогда не числились в купечестве. Земля, на которой стоял дом Пятышевых, теперь принадлежит уже Троицкой церкви.
Затем Вологда упоминается в грамоте Ярослава III в 1266 г., как причисленная к Бежецкой пятине. Много терпела она от новгородцев как за то, что плохо платила условленную дань, так и за то, что тянула к Москве, под властью которой окончательно закрепилась и успокоилась при Василии III. Ослепленный Шемякою, Василий прибыл сюда в 1447 г., но пробыл здесь всего несколько дней и затем с помощью вологжан и тверитян возвратил себе московский престол, 
Особенно полюбилась Вологда Иоанну Грозному. Одно время он хотел даже сделать ее столицей, находя ее более отдаленной, а потому более безопасной от литвы, татар, крамольных городов и ненавистной ему Москвы. 28 апреля, в день Насона и Сосипатра, начал он воздвигать каменные стены вокруг города и церковь в честь этих святых, почему город и получил в народных преданиях название Насона-города. Стены достроены не были, храм в намять Иасона и Сосипатра – тоже, зато на месте, где встретил Грозного гонец с известием о рождении у него сына Феодора, царь воздвиг в Вологде храм во имя св. Федора Стратилата. Но самым главным памятником пребывания Иоанна в Вологде остался заложенный им Софийский собор. Предание о постройке собора сохранилось в народной песне:

Что на славной реке Вологде,
Во Насоне было городе,
Где досель был Грозный царь,
Основать хотел престольный град 
Для свово ли для величества,
И для царского могущества;
Укрепил стеной град каменной
Со высокими со башнями,
С неприступными бойницами.
Посреди он града церковь склал, 
Церковь лепую соборную,
Что во имя Божьей Матери,
Ее честного Успения;
Образец он взял с московского
Со собору со Успенского.
Стены храма поднималися,
Христиане утешалися. 
Уже стали после свод сводить, 
Туда царь сам не посмел ходить,
Надзирал он над наемники,
Чтоб Божий крепче клали храм, 
Не жалели б плинфы красныя
И той извести горючие.
Когда царь о том кручинился,
В храме новоем похаживал, 
Как из свода туповатого
Упадала плинфа красная,
Попадала ему в голову,
Во головушку во буйную,
В мудру голову во царскую.
Как наш Грозный царь прогневался,
Взволновалась во всех жилах кровь, 
Закипела молодецка грудь,
Ретиво сердце взъярилося; 
Выходил из храма нового,
Он садился па добра коня, 
Уезжал он в каменну Москву,
Насон город проклинаючи
И с рекою славной Вологдой.
От того проклятья царского
Мать сыра земля тряхнулася,
И в Насон-граде гористоем 
Стали блаты быть топучие;
Река быстра славна Вологда, 
Стала быть водой стоячею,
Водой мутною вонючею,
И покрытая вся тиною,
Скверной зеленью со плесенью...

С 1653 г. завязался торг с англичанами через Белое море, и Вологда сделалась важным складочным местом, вследствие чего образовались целые слободы, населенные, иноземцами-«фрязинами» 1) [Одна из слобод и до сих пор носит название «Фрязиновской»]. Первый русский посол в Англию, который отправился туда вместе с отъезжавшим обратно Ченслером, был вологжанин Иосиф Непея.
Опустошенная в лихолетье Поляками, Вологда в 1664 г. была вновь опустошена моровою язвою.
«Вологда относится к числу тех городов, торговое значение которых убито Петербургом, – говорит К. К. Случевский. – Петр I был в этом городе пять раз. В первый раз царь прибыл, вероятно, в первое путешествие к Архангельску, в 1693 г., и взял с собою Макарова, будущего кабинет-секретаря. Вторично был он здесь в 1694 г., когда в нем созрела окончательно мысль открыть России через Архангельск морской путь; Петр прибыл в Вологду в июне, со свитой в 105 человек и прожил здесь три с половиной дня; до Вологды ехал он из Москвы в карете на рессорах, обитой внутри разноцветным трипом; в свите его было сорок стрельцов и два карлика, Ермолай с Тимофеем; царь обедал у архиепископа, a готовили дворцовые повара. От Вологды до Архангельска, где царь оставался более двух месяцев, ехали на семи карбасах. 
«На третье путешествие Петра I к северу заготовлены были для царя в Вологде 22 карбаса, и в свите его находилось 300 человек. Четвертое посещение состоялось в 1702 г., и на этот раз по адресу шведов взяты были Петром, кроме свиты, 4000 преображенцев; державному отцу сопутствовал двенадцатилетний царевич Алексей; царь возвратился не через Вологду, а совершил знаменитый богатырский нюхацкий поход от Белого моря через дебри Архангельской и Олонецкой губерний к Повенцу, навстречу шведам. В пятый и последний раз великий преобразователь России посетил Вологду в 1724 г., возвращаясь с императрицей Екатериной Алексеевной с олонецких «марциальных» вод. Замечательно, что как первым послом нашим в Англии был вологжанин Непея, так и с Китаем при Петре вел торговые сношения опять-таки вологжанин Иван Саватеев 1) [К. К. Случевский «По Северо-3ападу России». Издание А. Ф. Маркса. Спб. 1897. Т. I, стр. 169]. Но с того дня, когда у «финских хладных скал» было прорублено окно в Европу, началось падение Вологды. Нет и теперь оснований думать, чтобы город когда-либо вернул себе свое былое значение. Открывшаяся в 1872 г. железная дорога, соединившая его с Ярославлем, а следовательно и с Москвою, немного было подбодрила его жизнь, но зато открытие в 1897 г. железной дороги до Архангельска, по-видимому, лишило его последних жизненных соков. Выстроенная ныне Петербургско-Вятская железная дорога, которой суждено играть огромную роль в экономической жизни России, особенно губерний Сибири, также ничего не дает Вологде: весь груз пройдет через нее транзитом. Вологде и ее окрестностям остается совершенствоваться в производстве молочных продуктов, и для развития этого производства в крае все условия налицо.

VII

По р. Вологде. – Отвал «Преподобного Зосимы». – Краткие сведения о Северном пароходном обществе. – Узкое и извилистое течение реки. – «Озера» – Пассажиры-приятели. – «Прокоп»

Пароход «Преподобный Зосима», после чистки котлов и машин во время двухдневной стоянки у вологодской пристани, развел пары. Пассажиры все прибывали и прибывали. Наконец на пароход приехал и мой приятель М. М. П., который главным образом и соблазнил меня на плаванье по северным рекам. 
Ровно в 8 часов вечера по местному времени «Зосима» дал третий свисток, забрал чалки и тихо, незаметно отделился от пристани.
Нам предстояло пробежать по воде 1156 верст. Путь этот при хорошей воде пароход совершает в 76 час. и приходит в Архангельск на четвертые сутки в полночь. Обратно он уходит из Архангельска в 6 час. вечера и добирается до Вологды на пятые сутки утром. «Преподобный Зосима», прекрасный двухэтажный американского типа пароход, принадлежит Северному пароходному обществу «Котлас – Архангельск – Мурман»; построен он в 1902 г. на Коломенском машиностроительном заводе; длина его по ватерлинии 190'; скорость он развивает до 19 верст в час; груза может принять до 9 тысяч пудов. Кроме общего салона, хорошо отделанного, украшенного небольшим пианино и еще меньшим книжным шкапиком, в первом классе имеется десять кают в одно и два места. Стоимость проезда в первом классе от Вологды до Архангельска в один конец 10 руб., а билет туда и обратно стоит всего 15 руб. Билет во втором классе в один конец стоит 6 руб. 76 коп. Кроме «Зосимы», такие же рейсы совершают принадлежащие тому же обществу пароходы «Преподобный Савватий», «Великая Княгиня Елизавета Феодоровна» и «Учредитель». По своей постройке пароходы «Зосима» и «Савватий» – близнецы, другие два парохода немного поменьше описанных, но не хуже, а помещение для пассажиров первого класса на «Учредителе» по устройству своему даже лучше, чем на «Савватии» и «Зосиме». Пароход «Луза», о котором столь неодобрительно отзывается Н. А. Лейкин в своих прекрасных очерках «По северу дикому», совершает ныне рейсы по р. Вычегде между Устюгом и Устькуломом. Пароход же «Десятинный», на котором Лейкин совершил вторую часть пути, окончательно снят с линии. Между Вологдою и Архангельском бегают еще пароходы Северо-Двинского пароходства устюжского купца Н. В. Кострова, но соперничать с пароходами общества они могут только по грузовому, а не пассажирскому сообщению.
Едва пароход отвалил от пристани, как М. М. и я уже совершили беззаконие: взобрались наверх, на командирский мостик, дабы лучше видеть те местности, мимо которых бежал наш «Зосима». Сейчас же познакомились с капитаном А. II. Г. Он оказался интересным собеседником и отличным командиром, плавающим уже много лет по северным рекам. Это первое знакомство мое с северянином сразу должно было поколебать и мое общее мнение, будто север делает людей и суровыми, и грубыми. Всю дорогу до Архангельска, а потом и за весь обратный рейс, А. П., да и его помощник тоже, все время относились ко всем пассажирам с редкою предупредительностью, с неизменной внимательностью.
На правом берегу видны огромное здание тюрьмы и обширные товарные склады. На обоих берегах сложено огромное количество дров и бревен. Мы идем уже около часа, а город все еще не скрылся из виду. Река так вьется, что он виден нам то сзади, то справа, то слива. Виднеются изредка селения; постройки в них деревянные, крепкие, совершенно не похожие на те жалкие лачужки, которыми усеяна центральная Россия. Оригинальны здешние ветряные мельницы: это маленькие избушки, посаженные на конические деревянные срубы.
Оба берега низменны. Невысокая березовая заросль покрывает их; попадаются кусочки засеянных полей, тучные луга, зелень которых так и бьет в глаза своей свежестью и яркостью. 
Река узкая, и наш громадный «Зосима» представляется на ней каким-то чудовищем. Приходится только удивляться, каким образом он ухитряется изворачиваться и делать часто повороты почти под прямым углом. Капитан нередко дает свистки, предупреждая в изгибах реки встречные суденышки, а чаще плотовщиков, которые тоже издали машут и кричат нараспев, налегая на «о»: «по-отише». Местность, прилегающая к Вологде, почти от самого города и до села Наремы, находящегося уже на Сухоне, носит название «Озер»: здесь весною разлив реки достигает колоссальных размеров – до 76 верст ширины.
Солнце зашло, но долго еще на западе красиво сверкала огненная полоса заката. Наступала непродолжительная, почти белая ночь. На пароходе вспыхнули электрические лампочки. Мы спустились в салон и заказали себе ужин. 
В салоне благодушествовали земский начальник и земский врач. На столике перед ними стоял пустой графинчик от водки, и теперь они изрядно тянули пиво.
– Ну, какого же черта, знаете, буду сидеть я в этой, знаете, трущобе? – говорил врач. – Скажете, конечно, о высоком призвании врача. Ты обязан оказывать, знаете, помощь страждущим, а на самом деле оказать ты ее не имеешь возможности. Иной раз пришлют от тяжкого больного, живущего от моего пункта, знаете, верст за 200. А дорога тут такая, что по ней и ехать-то почти невозможно. Пока тут соберешься, знаете, в неделю, больной-то оказывается, отправился уже ad patres.
– Да, положение незавидное. И у меня ведь участок-то тоже – дистанция огромного размера. От одной волости до другой скакать нужно целый день.
- Или вот, знаете, есть у меня в участке большая волость, к которой нужно плыть по Двине, знаете, верст 20. А на Двине ледоход или шторм такой, знаете, что ни один мужик, ни одна жонка не возьмутся перевезти вас туда. А там, знаете, в это время свирепствуете какая-нибудь эпидемия вовсю. Вот и будь полезным, знаете, населенно.
– A мне веселей живется? В уезде интеллигентных лиц почти нет. Поверите ли, что иногда много дней не слышишь живой речи. Раньше-то я служил мировым судьей. До сих пор без восторга не могу вспомнить об этом прекрасном институте. Да вот, семейные и иные прочие обстоятельства и загнали меня в эти Палестины. Эй, полупочтенный, принеси-ка нам еще парочку бутылок. 
– Знаете ли, – продолжал сетовать врач: – на какой день я получаю московские газеты? редко на седьмой, а чаще, знаете, на пятнадцатый или того позже.
Земский начальник долго присматривался к моему приятелю и наконец обратился к нему:
– Позвольте узнать, вы не служите ли в Москве, в N? – и он назвал учреждение.
– Да.
– Я сразу вас узнал. И я ведь там начал службу. Позвольте вам представиться.
Мы перезнакомились. Оказалось, что врач служит на севере Вологодской губернии, на границе с Архангельской, а земский творит суд и расправу по р. Вычегде.
– Ну, доктор, пора спать. Я, признаться сказать, в Вологде покутил с приятелями, спать-то и некогда было. Зато сегодня мы с вами отмахаем часиков десять.
Врач и земский пошли по каютам, а М. М. и я поднялись на командирский мостик. 
Было холодно. Капитан сидел в валенках и в меховом пальто.
– Частенько вам, капитан, приходится дежурить в таком одеянии?
– Почти каждую ночь. Погода у нас здесь какая-то несуразная: то жара стоит, а то хватит такой холод, что Боже упаси.
Берега низкие, однообразные; молодые березки часто покрывают их кудрявыми кустиками.
– Вот мы и входим в проток, что соединяет Вологду с Сухоною, – сказал нам капитан. –Называется он «Прокопом»; говорят, выкопали его по приказанию Петра I. Длиною он сажен в 300; благодаря ему сильно сокращается путь.
– А сколько верст от города Вологды до реки Сухоны?
– Всего 28 верст. 

VIII

По р. Сухоне. – С. Шуйское. – Утреннее недоразумение. – С. Усть-Толшма – С. Усть-Печенгское. – Виды берегов. – Дедов, Бабий и Внуков острова. – Дедовская Троицкая пустынь. – Легенда, связанная с Дедовым островом

Незаметно вошли в Сухону, которая вначале лишь немного шире Вологды. Около 12 часов ночи прошли мимо села Наремы, раскинувшегося на обоих берегах. Уже рассветало. Впереди обрисовался красивый, покрытый кудрявыми березками, островок. Его мало-помалу окутывал туман и наконец совершенно закрыл его. Берега становились выше, растительность обильнее.
Около 2 час. ночи, если только можно назвать это время ночью, мы были у большого села Шуйского, которое раскинулось на оба берега. Общество не имеет здесь пристани, и поэтому «Зосима», сделав крутой поворот и качнувшись на волне от своих же колес, привалил к самому берегу. Дома в селе почти все двухэтажные, крепкие; видно, что народ здесь живет зажиточный. Жителей, по словам капитана, до 1000 человек. На правом берегу большой храм; внутри, как передавали мне, он отделан чрезвычайно богато на средства одного из своих прихожан, живущего теперь где-то на стороне. Не он один, а многие из жителей села состоят артельщиками в Петербурге. Близ Шуйского работает крупный лесопильный завод с электрической и паровой силой. В Книге Большого Чертежа о Шуйском упоминается, как о городе: «а на Сухоне, от Вологды 90 верст, град Шуйской». Обыватели и теперь величают свое село «городком».
Между селом Шуйским и Тотьмою сильно развито судостроение. По обоим берегам реки белелись в большом количестве основы строящихся карбасов и шняк. 
Я встал в шесть часов утра. Утро было великолепное. На небе не было ни облачка. Солнце жарило так, как будто мы плыли под южными небесами, а не к морю студеному.
Берега становятся все приветливее, все живописнее, и между ними все так же прихотливо, изящно изгибается красивая Сухона, подернутая струями, вследствие быстроты своего течения. Густой, но, правда, еще не вековой лес покрывает их; среди березок стали попадаться и сосны и ели, и чем более двигались мы на север, тем все более становилось заметным в лесах преобладание хвойных деревьев. Изредка к реке сбегала прогалинка, засеянная хлебом. 
Около 7 час. утра мы остановились на минуту у села Благовещения или Усть-Толшмы. Здесь справа впадает в Сухону река Нижняя Толшма, длиною в 100 верст, по которой сплавляется значительное количество леса. Слияние рек мало заметно.
Прошли мимо порядочного с. Усть-Печенгского, расположенного на обоих берегах реки. Дома опять двухэтажные. Здесь живут обыкновенно в первом этаже, в нижнем же помещаются кладовые, и там же зимою укрывают скот от непогоды и хищных зверей. Видны кое-где по берегам, особенно на правом, обрывы со сплывшими вниз к воде деревьями; в обрывах видны слои глины, извести. Набежавшая тучка на минуту скрыла солнце, и тихий лес, словно в зеркале, отразился в неподвижной реке. У берега на утлых челноках маячат два рыбака. Слышится негромкое щелканье запоздалого соловья, последнего соловья, трели которого я слышал в то лето. У левого берега видно устье какой-то речушки, бегущей меж зеленых берегов, высоких и крутых, как стены.
Впереди показался островок, за ним другой, третий. Сухона сжалась и еще быстрее покатила свои воды. Эти острова – Дедов, Бабий и Внуков. Правый берег высоко поднялся и весь зарос чудным сосновым бором. Зеленеют сосною и островки. На Дедовом, большем из них, среди сосен и слей высится конической формы колоколенка, а возле видны небольшой храм и другие постройки. Это – Дедовская Троицкая пустынь. Вся картина удивительно мягкого, нежного тона, и Сухона ею меня совсем обворожила.
Дедовская Троицкая пустынь приписана к Тотемскому Спасо-Суморину монастырю. Она была основана в конце XVII века иеромонахом Ионою. Летом Иона часто заплывал на Дедов остров за ягодами и грибами или для рыбной ловли; и вот однажды, приехав сюда, он увидел на дереве икону Св. Троицы и Божьей Матери. Взяв с собою икону, он привез ее в Тотьму, показал блаженному Андрею, тотемскому юродивому, и юродивый наказал ему построить на острове часовню и поставить в ней обретенную икону, предрекая, что со временем на том месте возникнет святая обитель. Однако Иона не исполнил завета блаженного Андрея. Между тем в Тотьму приехал на воеводство боярин Федор Авраамович Лопухин, отец Евдокии Федоровны, первой супруги Петра I. Иона стал духовником воеводы и рассказал ему однажды о явлении иконы и про завет блаженного Андрея. Лопухин посоветовал Ионе не медлить устройством обители, и для этой цели отдал ему весь Дедов остров. Иеромонах, не исполнивший завета юродивого, на этот раз не ослушался воли боярина, ископал себе на острове пещеру, а возле нее сложил церковку во имя св. Троицы. Так, по преданью, возникла здесь обитель. В храме находится образ, пожертвованный царицей Евдокией Федоровной с надписью: «Лета от Рождества Христова 1729 месяца марта в первый день приложила сий святой образ Покров Пресвятыя Богородицы в Дедовскую пустыню, в церковь преподобного отца Сергия, Радонежского чудотворца, благоверная Государыня Царица Евдокия Феодоровна».
Впереди уже белелись тотемские храмы.
– Будьте добры, капитан, подождать нас, если мы немного опоздаем, – просили мы капитана. – Хотим осмотреть и город и монастырь.
– Не беспокойтесь, господа, без вас не уйдем. Да и торопиться нам нечего, мы ведь идем ранее расписания.

IX

Тотьма. – Кладбищенская церковь. – Собор. – Историческая справка о городе. – Спасо-Суморин монастырь

Тотьма красиво расположена по левому, повышенному берегу Сухоны. На противоположном берегу одиноко стоит кладбищенская церковь, бывший женский монастырь, в котором, до пострижения ее в Суздальском монастыре, жила в заточении первая супруга Петра Великого, царица Евдокия.
Из городских храмов выдается собор, который с парохода кажется стоящим на отдельном холме. Он имеет пять глав и довольно обширен внутри. Иконостас устроен в стиле возрождения; очень хорош образ Тайной Вечери, помещенный над царскими вратами.
Над городом господствует огромное, но некрасивое трехэтажное кирпичное здание ремесленного училища, выстроенного на средства местного уроженца богача Токарева, постоянно живущего в Ростове-на-Дону. Дом этот так велик по сравнению со всеми остальными постройками Тотьмы, что кажется, будто это стоит громадный ящик, из которого повынуты и кое-как расставлены все эти остальные игрушечные домики.
Городок весь деревянный; каменных домов в нем наберется едва ли более двух десятков. Некоторые улицы мощены. В городском садике произрастают типичная северная корявая береза и акация.
На берегу, вблизи пристани, стоит на пригорке беседка-лавочка, в которой продаются дорожные корзины и стеклянные коробочки, работа арестантов местной тюрьмы. Корзины очень недурны и удивительно дешевы; коробочки же и дороги и плохи, но заготовлены в таком количестве, что, надо думать, на них-то, а не на корзинах, и держится торговля этой крохотной лавочки. Первоначально город находился при устье реки Тотьмы, впадающей в Сухону на 15 верст ниже. В 1539 году казанские татары разрушили город до основания, а жителей, не успевших разбрестись по лесам, подвергли жестоким пыткам. После ухода татар жители переселились к соляным варницам, в 22 верстах от нынешнего города. Когда-то город посетил Иоанн Грозный и стоял лагерем на лугу, и поныне носящей название «Царева», и тут же он чинил расправу над тотмеками, ради чего была поставлена виселица на месте, теперь поросшем осинником и называемом «Виселками». После того вскоре жителям пришла охота перебраться подальше от варниц, к берегу Сухоны, и при впадении в нее речки Песьей Деньги основали они нынешний город. Петр I Тотьму посещал три раза, но следов пребывания его здесь не осталось.
В 1 ½ верстах от города находится богатый Спасо-Суморин монастырь. Извозчик на допотопных дрожках за 80 коп. свозил М. М. и меня туда и обратно.
Монастырь был основан преподобным Феодосием Сумориным в 1554 году. Преподобный родился в Вологде и «от юности желание ко Христу Богу вперив, Его же ради град и отечество оставль и славу суетную яко прах вменив, последовал еси преподобному Димитрию (Прилуцкому) и обители его сожитель был еси». Потеряв родителей, Феодосий бросил жену и дочь и постригся в Спасо-Прилуцком монастыре.
Неутомимо проходил преподобный Феодосий разные послушания и, наконец, он был послан в Тотьму надзирателем за монастырскими соляными варницами. Когда тотмеки перенесли город от варниц на берег Сухоны, Феодосий стал искать удобного места для сооружения монастыря. Таким местом выбрал он мыс, образуемый речками Ковдою и Песьей Деньгою «Бе же место то во обдержании некия вдовы именем Марии Истоминския жены Кисилева». Последняя охотно уступила Феодосию свое имение, а тотмеки послали царю Иоанну «моление», в коем просили о разрешении старцу Феодосию воздвигнуть св. обитель и поручить ему настоятельствовать в ней. 20 февраля 1554 года царем Иоанном была дана просимая грамота, и преподобный немедленно же приступил к постройки храма во имя Преображения Господня и монастырских зданий. Так возникла эта обитель.
28 января 1568 года преподобный Феодосий скончался. Спустя около сорока лет после этого начали совершаться при его гробе чудеса, а в 1729 году, т. е. в царствование Петра II, было установлено ему местное празднование в его монастыре. В царствование же Павла I, 31 декабря 1798 года, мощи преподобного были совершенно открыты и было постановлено совершать празднование новоявленному чудотворцу 28 января, т. е. в день преставления его.
Соборная церковь Вознесения Господня теперь каменная, трехэтажная, новой архитектуры. Храм очень благообразен и чрезвычайно светел. В иконостасе церкви, между главным храмом и приделом преподобного Феодосия, помещается чудотворная, глубоко чтимая населением, икона Божьей Матери, называемая Суморинскою, так как была принесена сюда самим преподобным из Спасо-Прилуцкого монастыря. Икона богато украшена драгоценными камнями.
Против иконы в богато устроенной раке открыто почивают мощи преподобного Феодосия. Рака сделана из кипариса и снаружи обложена серебром; в ней поставлена кипарисная гробница, обитая бархатом, а в последней поставлен вытесанный из соснового бревна гроб, в котором были обретены и ныне почивают мощи преподобного.
При раке находятся железные вериги, четки и венцы. Венцы сделаны из двух полос, крестообразно сложенных, с обручем вокруг головы. По преданно, эти реликвии принадлежали преподобному. В настоящее время богомольцы надевают их на себя, с верою исцеления от недугов. По объяснению монаха, который показывал мне венцы, – у преподобного был лишь один такой венец; когда было замечено, что венец, надетый на голову, избавляет верующего от головных болей, то появился на венец такой спрос, что не все желающие успевали им пользоваться. Тогда монастырем было изготовлено, по тому же образцу, еще пять таких же венцов, и который из них настоящий, – теперь не знают уже и сами монахи.
Мы были в монастыре по окончании обедни. У раки служился молебен; стояло несколько пассажиров с нашего парохода, горожане и много баб. Одна из них, старенькая, с изможденным серьезным лицом, с платком на голове, подошла к ящику купить свечку. Как только М. М. увидал на ее голове один из железных венцов, тотчас же подошел к ней и стал уговаривать выйти из храма на двор, не объясняя зачем, но с явным намерением снять с нее фотографии.
Долго отмалчивалась баба от М. М., наконец огрызнулась:
– Не видишь разве, что свечу покупаю, иду на молебен. А ты с непутевым пристаешь.
– Молебен-то только начался, ты успеешь попасть к нему; я ведь прошу тебя только на минутку выйти из церкви.
– Оставь, не пойду, – ответила баба, отвернулась в сторону и широко перекрестилась.
М. М. тогда догадался обратиться к благосклонному содействию церковного старосты, который, действительно, воздействовал на бабу и заставил ее идти во двор. По пути прихватили и другую бабу в железном венце. Нужно было видеть то страдание, которое выразилось на их лицах, пока М. М. наводил на них фокус своего аппарата. 
Отпустив баб с миром, М. М. обратился к старосте:
. – Нельзя ли на кого-нибудь надеть вериги. Я еще сделал бы снимок. 
– Не угодно ли, я их надену на себя.
– Пожалуйста. Кстати наденьте на голову и железную шапку. Староста скоро возвратился в шапке и веригах, надетых на. темный пиджак, из-под которого видна была белая рубаха.
– Не будете ли вы так добры снять пиджак и надеть вериги прямо на рубаху, а то на темном они плохо выйдут. 
Поморщился староста, однако пиджак снял и вериги надел на рубаху. Нужно признаться, что и без пиджака староста мало походил на отшельника.
Под соборным храмом осталась пещера, где были обретены мощи преподобного Феодосия; в 1844 году здесь была устроена церковь во имя всех вологодских чудотворцев. На месте обретения мощей стоит деревянная гробница, а возле нее – большой деревянный восьмиконечный крест, наполовину изгрызенный богомольцами, так как замечено, что частицы креста избавляют от зубной боли.
Мы не только не опоздали к отвалу парохода, но успели еще переправиться на лодке на противоположный берег и снять оттуда общий вид города и «Преподобного Зосимы».
Ровно в 12 час. дня пароход отвалил от тотемской пристани, простившись несколькими свистками с городом.

X

По Сухоне. – Камень «Лось». – Село Медведево. – Берега Сухоны. – Село Брусеница. – Село Устье-Городищенское. – Частые селения. – Порог «Опока». – Красота местности

Немного ниже Тотьмы в Сухону впадает справа река Леденга, а слева – река Единга; устье после дней настолько узко, что два карбаса в нем едва разъедутся.
Ширится Сухона. Все быстрее становится ее течение. Из воды кое-где выступают камни. В 9 верстах ниже Тотьмы, у правого берега, близ какой-то незначительной деревушки, из воды смотрит «Лось-камень», на котором, по преданию, когда-то обедал Петр Великий. Ране с камень имел форму стола, до 1 саж. ширины; от осадки грунта и от подмыва водою он постепенно обламывался и теперь уже невелик и поверхность его наклонная.
По левому берегу широко раскинулось село Медведево; к нему тянут несколько деревень. Какие хорошие, большие дома здесь! Как больно сжимается сердце, когда вспомнишь о тех убогих хатках, в которых живет среднерусский крестьянин.
Берега Сухоны становились все выше, живописнее, типичнее. Красавица-река постепенно открывала нам всю свою прелесть, всю свою мощь. Берега часто обрывались в воде, обнажая то красные, то белые слои. Леса становились все рослее, ель и сосна все больше захватывали первенство над другими породами. Временами мы шли чудной аллеей, гордо отражавшейся в тихой воде. К правому берегу приткнулся буксирный пароход «Уница». Его название заинтересовало пассажиров. Кто говорил, что по ошибки пропущена буква м, кто уверял, что это искаженное слово – юница; смысл названия от этих догадок не стал ясней, зато от людей уже бывалых мы узнали, что в начале навигации «Уница» наскочила на камень и проломила дно; теперь из нее откачивали воду, но, кажется, мало успешно, так как корпус ее все еще был сильно накренен. На своем обратном пути я снова увидел этот пароход на том же месте.
У небольшого села Коченги толпилась масса народа, шум стоял невообразимый: внизу с карбасов шла раздача земского хлеба населенно, сильно пострадавшему от недорода. Вся эта толпа приветствовала нас громогласным «ура». Впрочем, так приветствовали нас с берега неоднократно в продолжение всего плавания.
Иногда Сухона сразу суживалась и начинала сильно крутиться, а потом снова выпрямлялась и расширялась. Заметна была близость порогов. Посмотришь с командирского мостика назад – так и кажется, что река катится под гору: настолько значительны здесь падение воды и сила течения.
В 78 верстах от Тотьмы на обоих берегах находится большое село Брусеница. Правобережная часть его широкой зеленой долиной делится на две половины. От села отделилась лодка; с нее нам махали платками – значит, везли пассажира; два парня усиленно работали веслами. «До-овай по-оскорей! – кричал им наш капитан: – до-овай на ко-орму».
Селения пошли частые. На левом берегу – село Березовая Слободка. Дома здесь расположены в два ряда по откосу берега. Внизу у подножия сельской церкви вливает свои воды в Сухону река Уфтюга. Поодаль от церкви стоит деревянная колокольня. Напротив села правый берег чрезвычайно высоко поднялся; всхолмился, а потом сразу упал и поднялся снова у села Устья Городищенского. Пониже Березовой Слободки, на том же левом берегу, находится большое селение Нюксеница с прекрасным зданием волостного правления. Напротив, на, большом мысу, при слиянии рек Городищны с Сухоною, стоит, село Устье-Городищенское. В былые дни край постоянно подвергался нападениям чуди и вотяков. Жители села, по преданию, устроили насыпь, выкопали в земле погреба, в которые и прятали свое достояние во время набегов неприятеля, а потом на горе воздвигли деревянную крепость с двумя башнями. Говорят, что еще лет двадцать тому назад вблизи села находили железные стрелы.
Немного ниже, на правом берегу, у излучины, прямо у подножия высокого берега стоит село Бобровское. Часовенка служит памятником посещения села великим князем Алексеем Александровичем в 1870 году и великим князем Владимиром Александровичем в 1885 году. На краю села видна казенная винная лавка. Против Востровского (от слова «острый») волостного правления Сухона делает резкий, почти под прямым углом, поворот. Здесь левый берег очень высок, совсем отвесный, красный. Видно, как на берегу крестьяне «катают новинки»: выжигают лес и головешки катают по земле, а потом это место будут засевать льном. 
Наконец мы добрались и до знаменитого порога, или, по-местному, перебора Опоки. Впереди резко выступил страшно высокий левый берег, совершенно отвесный, обнаженный, красновато-серый. Вид берега напоминает наши древние кремлевские стены. Высота берега – 38 саж.
Свисток. Капитан командует в рупор «тихий ход». На палубу высыпали все пассажиры. Река делает крутой изгиб, образуя букву S. У правого берега вода бурлит, словно кипит в котле – это и есть самый опасный перебор, носящий название «Носок». Перед кремлевской стеной с берега в Сухону бросается ручей Гремячий, а после стены – ручей Святой, у деревни Святой. На правом берегу село Никольское с большим каменным храмом, а немного ниже деревня Порог, возле которой министерством путей сообщения устроена каменная дамба. Длина порога немного менее версты; течение здесь таково, что наш «Зосима» на обратном пути тут еле двигался. Рассказывают, что еще несколько лет тому назад пароходы, имевшие машины менее сильные, чем в настоящее время, двигались здесь лишь при помощи буксиров: на оба берега с парохода подавались буксиры, которые тянули сотни людей из окрестных селений. За эту работу добровольцы-бурлаки иногда брали огромные деньги, и определенную часть заработка всегда, но обычаю, жертвовали в местный храм. 
Миновали Опоку, и жизнь на пароходе снова вошла в свою колею. Большинство пассажиров разбрелись по каютам спать. До Устюга оставалось всего 60 верст. 
Мы шли коридором. На нас смотрели высокие, отвесные красные берега, с желобами, по которым вниз сбегали ручьи. В 12 часов ночи пароход остановился у какой-то деревушки для приемки дров. Эту операцию «Зосима» производил раз в сутки ночью или рано утром, забирая каждый раз 10-15 сажен. Стояла великолепная северная ночь. Светло было настолько, что самую мелкую печать можно было читать без труда. Воздух был неподвижен. С берега несся аромат свежей зелени и каких-то цветов. Еще слышались голоса птиц. Луна стояла высоко, но была бледна и светилась каким-то болезненным светом.

XI

Великий Устюг. – Набережная. – Успенский собор. – Прокопиевский собор. – Церковь св. Иоанна Юродивого. – Городище. – Улицы, магазины, кустарные изделия. – Село Дымково. – Историческая справка о городе. – Крестный ход

Великий Устюг лучший из уездных городов Вологодской губернии. Он стоит на левом берегу, который здесь не очень высок, но круто упадает до самой воды. И от этого, а также и оттого, что при быстром течении река делает у города два изгиба, она, ударяясь в левый берег, словно с разбега его размывает и обрывает. Чтобы бороться с водою, на протяжении почти всего города берег обшит деревянной броней из бревен, настланных вплотную одно к другому, почти отвесно к воде. Эта обшивка, носящая здесь название «обруба» и дающая набережной оригинальный вид, очень тяжело ложится на городской бюджет и вряд ли, в конце концов, защитит город от яростных приступов реки. Кто знает, не придется ли нашим внукам или правнукам быть свидетелями совершенного смыва города. Ведь церковь св. Пятницы пришлось уже перенести с берега на другое место, а то место, на котором она стояла ранее, исчезло под водою.
На набережной находятся здания городской управы и уездного съезда и лучшая в городе гостиница «Добрецовские номера»; сюда же одним фасадом выходит Гостиный двор, одноэтажное квадратное здание, занимающее целый квартал.
На набережной же находятся и три главных устюжских храма: Успенский собор, Прокопиевский собор и церковь св. Иоанна Юродивого. Все они обнесены общею оградою. Успенский собор был построен в конце XIII века. В первые триста лет существования он был деревянный, и пять раз был истребляем пожаром. Нынешнее каменное здание было воздвигнуто в 1657 году, а в 1778 году к нему пристроен был теплый храм. Летний собор – во имя Успения Божьей Матери, а зимний – во имя Ее Благовещения. Летний храм очень высокий, светлый, имеет прекрасную живопись. Здесь хранятся чтимые чудотворные иконы Благовещения и Одигитрии Божьей Матери. Последняя икона была прислана в 1290 году в дар собору ростовскими князьями Димитрием и Константином Борисовичами.
Первоначальный деревянный Прокопиевский собор был построен в 1471 году. Нынешний храм каменный; внутри он очень хорош, имеет пятиярусный деревянный резной иконостас, в меру золоченый. Здесь замечательны иконы Божьей Матери и св. Прокопия, вышитые жемчугом. Образ преподобного был пожертвован в 1684 году московским гостем, по прозвищу Скорая Запись. Налево от входа под деревянною золоченою сенью под спудом почивают мощи преподобного Прокопия Устюжского, Христа ради юродивого, скончавшегося в 1303 году. Почитание его началось по частной инициативе. В 1468 году в Устюг пришел из Москвы некий «нищий человек» и заказал написать образ Прокопия; над могилою его построил часовню и поставил в ней написанный образ. К такому самоволию устюжское духовенство отнеслось враждебно: оно прогнало «нищего», разметало часовню и скрыло образ Прокопия. Но в 1471 году устюжские ратные люди, испытавшие в казанском походе благодатную помощь Прокопия, вновь построили над его могилою целый храм во имя его, и с этого времени началось чествование памяти Прокопия.
Близ входа в собор на красивом пьедестале находится камень овальной формы. По преданию, 26 июня 1290 года над лесом в Котовальской волости, в 20 верстах от Устюга, разразилась страшная каменная туча, грозившая истреблением городу. Но, по молитве преподобного Прокопия, туча пронеслась мимо. Описанный камень будто бы упал из той тучи. В память этого события ежегодно 26 июня из городских церквей совершается торжественный крестный ход в село Котовалово.
Каменный храм св. Иоанна Юродивого, умершего в 1494 году, построен на месте двух обветшавших каменных церквей в 1859 году. Здесь под спудом почивают мощи угодника. Первоначальный храм был построен в начал XVI века.
В соборах я был во время литургии; певчие в них так хороши, что могут соперничать с столичными.
Вблизи пристани, на высоком, круглом холме, носящем название «Городище», стоит храм во имя преподобного Варлаама Хутынского. Это городище – устюжский Кремль, и в древности здесь была крепость, куда горожане спасались от набегов неприятеля.
Всех церквей в Устюге двадцать две и два монастыря.
Лучшие улицы в городе – Преображенская и Успенская. Последняя тянется через весь город. На этих улицах находится большинство магазинов, из которых некоторые были бы у места и в губернском городе. Туристам рекомендуется посетить магазин Дербенева: здесь, полагаясь на добросовестность магазина, не торгуясь и не переплачивая, между прочим можно приобрести очень практичные коврики-половики из «свиного пуха», т. е. из щетины, не очень твердой, но далеко не похожей на пух; здесь же продаются дорожные корзины (особенно хороши устьсысольской работы) и разные бурачки. К сожалению, в городе прекратилось производство вещей из серебра с чернью. Этим производством в течение многих лет занимался, если не ошибаюсь, некий Кошков, который недавно умер и с собою в могилу унес секрет особого чернения. У барышни-вологжанки я видел браслет его работы: рисунок чернью на нем был выполнен удивительно тонко и художественно. Есть вещи с чернью в продаже и теперь, но и чернь, и рисунок аляповаты настолько, что не дают даже понятия о тонкости работы этого Кошкова.
В городе немало каменных домов, из которых некоторые обращают на себя внимание своими размерами, как, напр., дом пароходовладельца Н. В. Кострова на Преображенской улице, или дом купца Чебаевского напротив собора. Еще больше их и много красивее четырехэтажное здание епархиального училища, выстроенное близ женского монастыря, на месте сгоревшего деревянного здания.
Общественный сад, находящейся на конце города, очень велик и хорош тем, что сильно запущен, так что напоминает рощу.
Смольниковское озеро, которое идет перпендикулярно Сухоне и отделяется от нее недалеко от пристани только узким и длинным перешейком, делит город на две части. Это озеро в сильной степени ухудшает и без того неважное санитарное состояние города.
На противоположном берегу находится село Дымково. Мне рассказывали, что в известные дни служат молебны св. Николаю Чудотворцу на крыше храма. Лично проверить я этого не мог и принимаю это на веру, зная, что бывают обычаи, обряды и постраннее.
Сухона перед городом широко и красиво раздалась. С набережной открывается вид на даль на многие версты.
На обратном пути я был в Устюге 22 июня, т. е. в день, посвященный памяти избавления города, по молитве пр. Прокопия, в 1290 году от роковой каменной тучи. Как бы в напоминание об этом событии, около полудня, незадолго до отвала парохода, над городом пронеслась страшная грозовая туча, молния сверкала непрерывно, бушевала буря, три громовых удара были настолько сильны, что наш «Зосима» весь содрогался.
В этот день, по случаю крестного хода в село Котовалово, магазины в городе были заперты, а мне нужно было купить ребе чая, сахара и пр.. Я сказал об этом извозчику.
– Это устроить можно. У нас есть татарские магазины; там с заднего хода всегда можно достать.
Привез меня к порядочной татарской лавке. Вошел я на двор, взобрался на заднее крыльцо, встретился с хозяином. 
– Дайте мне пожалуйста, чаю, сахару, табаку, – обратился я к нему.
Посмотрел татарин подозрительно на мое форменное платье.
– Никак, барин, не можно, строго запрещено нынче торговать до 3 часов дня; после трех приходи.
– Ведь я с парохода и сейчас же еду дальше. Не бойтесь – ведь не стану же я на вас доносить.
Еле уговорил татарина... Как потом оказалось, и другие пассажиры в разных магазинах с заднего крыльца уговаривали приказчиков и не без успеха.
Кем и когда был основан Устюг, достоверно неизвестно, но, во всяком случае, не позже XII века. Первоначально город, носивший название Гледеня, находился ниже, при слиянии Юга с Сухоною (отсюда Устюга = Устье Юга), где и ныне существует упраздненный Троицко-Введенский Гледенский монастырь. В 1212 г. жители, угрожаемые ежегодным размывом Гледенской горы, переселились на место, называвшееся Черным Прилуком, и основали нынешний город. Будучи колонией Новгорода и унаследовав от последнего дух отваги и предприимчивости, Устюг в экономической и политической жизни России быстро занял одно из первенствующих мест, и наравне с Новгородом и Ростовом получил почетный титул Великого. Город не раз выдерживал набеги татар и польских банд и принимал участие в нашем поступательном движении на восток. В 1335–1340 гг. в семье причетника устюжского Успенского собора Симеона родился св. Стефан, епископ пермский, знаменитый просветитель зырян. Открытие в XVI веке морского пути через Архангельск в Европу вызвало широкое развитие торговли и в Устюге. Для иноземных гостей была отведена здесь особая слобода в «Немчиновом ручье». Географическое положение города весьма выгодное: Сухона соединяет его через канал герцога Александра Вюртембергского с Волгой, обеими столицами и низовыми губерниями, а Вычегда с необъятной Сибирью. Однако проведение железной дороги от Перми на Котлас значительно умалило значение Устюга. В 1843 году в Устюге родился наш известный писатель Павел Владимирович Засодимский.

XII

Слияние Сухоны и Юга. – Малая Двина. – Грибановская фабрика. – Место раскопок профессора Амалицкого

В 2–4 верстах ниже Великого Устюга Сухона сливается с Югом и образует Малую Двину, протяжением в 66 верст. Последняя близ Котласа принимает в себя многоводную Вычегду, бегущую от Урала, и образует уже Большую Северную Двину – кормилицу нашего Севера. Протяжение Северной Двины – 614 верст. Юг значительно уже Сухоны и приносит с собою огромное количество песку. Долгое время можно видеть разграничение вод этих двух рек: по правую сторону мутная желтоватая вода Юга, по левую – синеватая вода Сухоны. Ниже Устюга долина реки чрезвычайно широка. Едва виден вдали ряд селений, отступивших от берега из опасения быть потопленными.
У слияния рек стояла землечерпательная машина, как бы свидетельствуя о неблаговидных свойствах Юга. Короткий свисток. На носу парохода моментально появился матрос с шестом, крикнул: «есть», и начал промер, первый на нашем пути: «девять, девять, одиннадцать, двенадцать, двенадцать, под-табан, под-табан, не маячит, не маячит». Снова свисток. «Есть», кричит матрос, бросая промер. 
Пошли характерные для Двины прибрежные пески, низменные острова, своенравные, причудливые рукава, носящие здесь название «курьих». Таков характер двинского пейзажа вплоть до Архангельска.
В 26 верстах от Устюга, на левом берегу речки Синеги находится село того же названия, а за ним – известная во всей России льнопрядильная и полотняная фабрика Грибанова, основанная в 1815 году. При фабрике возник поселок, и ему, по красоте окружающей местности, было дано название Красавино. Затем здесь был построен храм, и поселок обратился мало-помалу в значительное село. Фабрика находится в долине, в 1 версте от реки, храм же и дом владельца стоят на холме. К сожалению, я ни в селе Красавине, ни в местности, его окружающей, особой красоты не нашел. 
Напротив села Красавина на высоком обрывистом правом берегу стоят два храма во имя соловецких чудотворцев свв. Зосимы и Савватия. Предание гласит, что на этом месте святые, в первый раз плывя на север, обедали.
Не доходя верст 10–12 до Котласа, мы видели на правом берегу место археологических раскопок профессора варшавского университета Амалицкого, произведенных им в течение нескольких лет. Среди массы ценных для науки предметов профессором между прочим открыты были здесь гигантские ископаемые животные пермской эпохи. За эти труды в 1902 году профессор был награжден обществом естествоиспытателей при петербургском университете золотою медалью. С парохода отчетливо видно это место раскопок на высоком, отвесном, красноватом берегу. Вблизи находится деревня Мокречиха.

XIII

По реке Малой Двине. – Село Котлас. – Село Вандокурское

Когда в первый раз приближаешься к месту, о котором приходилось много и читать и слышать, то невольно ждешь от него чего-то особенного, выдающегося. Так было и со мною, когда я издали увидал храм села Котласа, находящегося на правом берегу. Подошли к пристани, к слову сказать, во время вечерних стоянок парохода освещаемой электричеством, проводимым с парохода же. Берег очень высокий; на нем поставлен целый ряд товарных складов, от которых проведены к реке деревянные скаты для нагрузки грузов на суда. Внизу проложены железнодорожные пути. Само село очень невелико, и наибольшее число построек принадлежит железной дороге. Каменный храм велик, но самой ординарной архитектуры. Железнодорожный вокзал, одноэтажное кирпичное здание, отстоит от пристани почти па версту; пассажирам переправляться приходится пешком, а багаж, конечно, некрупный, перетаскивают мальчишки, во множестве толпящиеся на пристани. На противоположном берегу растянулось село Вандокурское, население которого в огромном количестве взращивает капусту, отправляемую в Сольвычегодск, Устюг и Вологду.
На берегу, над пристанью воздвигнута высокая триумфальная арка в честь посещения села великим князем Сергеем Александровичем. Над аркою устроен длинный балкон с башенками, откуда открывается чудный вид на далеко убегающую задвинскую долину, окрестные селения и широкую стальную полосу реки.
Об экономическом и торговом значении Котласа, как конечного пункта Пермь-Вятской ж. д., дающей сток товарам с Великой Сибирской дороги в ближайший к ней морской порт Архангельск, говорить здесь не приходится, так как об этом уже имеется немало очерков и в общей и в специальной литературе.
Село Котлас, древнее Пырас, было первым зырянским селением, в котором св. Стефан, просветитель этого племени, начал в 1379 году свою апостольскую деятельность.
В 2 часа дня «Зосима» отвалил от котласской пристани.

XIV

По Северной Двине. – Красноборск. – Художник А. А. Борисов. – Злоключение одного коммивояжера. – Старинные церкви. – Толоконные горы. – Село Черевково. – Село Верхняя Тойма

Двина, приняв в себя Вычегду, берет северо-западное направление и более или менее сохраняет его до самого Белого моря. Ширина ее здесь уже более версты. Долина реки чрезвычайно широка. Оба берега невысоки, покрыты некрупною зарослью.
Пристали на минутку к пристани у незначительного села Комарицы. У берега расставлена масса помч для ловли рыбы. Впереди на высоком левом берегу виден заштатный городок Красноборск. О ничтожестве городка, имеющего всего 671 жителя (по переписи 1897 года), можно судить уже по тому, что в нем не имеется даже телеграфа. Население занимается изготовлением плетеных из черемуховых ветвей тарантасов и расписных бураков. В городке бывает четыре ярмарки в году, из которых наибольшее значение имеет ноябрьская – торг беличьим мехом. Близ Красноборска в д. Глубокий Ручей в 1866 году родился недавно приобретший известность художник и путешественник А. А. Борисов. Около города этот поэт нашего крайнего Севера построил себе дом и студию. С парохода отлично виден выкрашенный в коричневую краску дом с башенкой.
В Красноборске наш пароход сдал мраморную надгробную плиту с интересной надписью: «Под сим камнем покоится тело непорочной девицы Татианы Петровны Маловой. Жития ее было 70 лет».
В салоне коммивояжер известной петербургской фирмы, ярославец по происхождению, севший на пароход в Котласе, повествовал одному пассажиру о своих путевых злоключениях.
– Представьте себе, в прошлом году я нарвался на ирбитской ярмарке на шулера. Он, с... с... (излюбленное его словечко – к счастью, в салоне не было дам!), меня и двух купцов объегорил в банчок рубликов на шестьсот. 
– А вы в первый раз наскочили на шулера?
– Ну, этого я сказать не могу. Да вот, на последней нижегородской ярмарке со мной опять приключился грех: другой шулер облегчил мои карманы почти на двести целковых. 
– Охота же вам садиться играть в карты со всякими неизвестными лицами.
– Всему вина – подлый коньяк. Хватишь его рюмашек пять, а то и больше, в голову ударит, ну, тогда и подавай карты. Но не я буду, если этого с... с..., ирбитского жулика, не изловлю как-нибудь и не изувечу его.
– А суда и узилища не боитесь? 
– Не беспокойтесь. Я ему наедине насажаю фонарей так, чтоб он, с... с..., по крайней мере с месяц просидел дома и чтоб хоть за это время не обыгрывал честных купцов. 
Этот разговор представлялся мне бесцельным, пока я не заметил, что из каюты второго класса к нам иногда наведывается подозрительного вида человек, а наш комми возобновляет все тот же разговор всякий раз, как заметит его близкое присутствие. Не было ли это предупреждением с его стороны этому новому врагу, или, может быть, это был тот самый враг, которому предстояло со временем сидеть дома в синяках. 
Селения, особенно на левом берегу, идут караваном, одно за другим. Вот село Пермогорье на высоком, отвесном берегу. На откосе видна красивая группа сосен. Из двух храмов особенно интересен тот, который стоит ближе к реке. Вообще по Северной Двине вы еще увидите не мало деревянных церквей старинной затейливой архитектуры. Недаром покойный В. В. Верещагин совершил в 1894 году путешествие по Двине на шняке и зарисовал наиболее типичные старинные храмы, еще не успевшие погибнуть и от времени и от руки человека.
У Пермогорья, стоящего в конце отрогов Пермских гор, Двина сильно пошаливает и образует здесь небольшие переборы, т. е. пороги.
Правый берег, долго бывший низким, стал подниматься и недалеко от села Черевкова поднялся настолько значительно, что образовал высокие белопесчаные горы, называемые здесь «Толоконными».
Село Черевково на левом берегу. Черевковская волость, состоящая из нескольких селений, одна из обширнейших и богатых полостей в Сольвычегодском уезде. Черевковцы, потомки свободолюбивых новгородцев, энергичных и предприимчивых ушкуйников, никогда не знавшие крепостного права, своею хозяйственностью и зажиточностью славятся по всему уезду. Благодаря тучным пастбищам, здесь разводится прекрасный скот, в большом количестве продаваемый в Архангельск и в обе столицы. В селе же сосредоточивается значительная торговля хлебом, льном, кожею, соленою рыбою. Часть населения уходит на отхожие промыслы, пильщиками.
Перед селом Верхней Тоймой оба берега совсем упали. По средине реки вытянулись три типичных двинских островка: длинных, низменных, песчаных, покрытых мелким кустарником. На левом берегу виден ряд селений, носящих собирательное имя Дядиных, и среди них погост Ягриш с самыми жгучими брюнетками на нашем Севере.
Село Верхняя Тойма, или Верхотоимский погост, стоит на очень высоком правом берегу, при впадении в Двину реки того же названия. Это очень древнее новгородское поселение, упоминаемое между прочим в духовном завещании Иоанна III. В настоящее время Тойма является значительным административным и торговым центром в уезде, обслуживающими окрестный район верст на 160. В лавках, запертых обыкновенно в будничные дни и бойко торгующих в дни воскресные и базарные, население приобретает муку, говядину и прочие жизненные продукты. В селе есть земская больница и земская школа. Больница, будучи первой на пути от Архангельска вверх по Двине, приобретает особенное значение во время навигации, так как лишь здесь могут быть сданы заболевшие на судах. 
Зажиточная Тимошинская волость, тяготеющая к Верхней Тойме, пользуется дурной славой: почти все ее население, уходящее на заработки в Архангельск на лесопильные заводы, заражено сифилисом. Земская медицина, энергично борющаяся с этим злом, здесь пока является довольно бессильной.
После 2 часов ночи (говорю «ночи» только по привычке, так как в действительности ночи вовсе уже не было) «Преподобный Зосима» за Нижней Тоймой вступил в пределы Архангельской губернии.

XV

По Северной Двине. – Село Березняки. – Алебастровые горы. – Сийская пристань. – Орлецы. – Село Усть-Пинега. – Историческое село Вавчуг. – Бахнины. – Село Чухчерема. – Богоявленский проток. – Ширина реки. – Подход к Архангельску

Начало и конец четвертого, последнего дня нашего плавания были неблагоприятны. Утром прошел сильный дождь, густые облака заволокли небо, дул холодный ветер. 
В 8 часов утра «Зосима» имел остановку у села Березняков, иначе называемого Семеновским. Это очень бойкое место, так как здесь имеется телеграф и проходит тракт на Шенкурск. Обыкновенно судовщики, пройдя переборы и вообще опасные места, телеграфируют отсюда своим хозяевам о благополучном плавании. Шенкурск – своего рода Ривьера нашего крайнего Севера. Будучи расположен на высоком берегу реки Ваги, городок имеет здоровый и прекрасный климат, весьма полезный для туберкулезных больных. 
– Не прикажете ли к обеду семужки подать, – предложил нам буфетчик. – В Березняках приобрели удивительную рыбу. Можно соорудить ботвинью, а может быть, пожелаете скушать рыбки под соусом провансаль.
Мы заказали семгу в обоих видах: оказалась она на редкость вкусная.
Ширина Двины чрезвычайна; острова исчезли; мощно катит она свои бурые воды между высокими берегами, поросшими густым еловым лесом. Облака рассеялись, выглянуло солнце. Это было так кстати – мы подходили к красивому месту на Двине.
Стеной стоит отвесный правый берег. Как будто сложен он из огромных плит великолепного мрамора – так сияет он своею белизною. Лишь местами, словно нарочно для того, чтобы еще больше оттенить белизну мрамора, зияют в нем черные щели. И кажется, будто грандиозную набережную над водою воздвигнула художница-природа. Это – знаменитые алебастровые горы, тянущиеся верст на пять. Вершина берега покрыта густой, непролазной чащей. Сколько елей и сосен повалилось тут, перепуталось между собою, свалялось, словно шерсть, и лежат никому не нужные.
А навстречу нам неслась зловещая черная туча. Слышались уже отдаленные раскаты грома. Река отливала свинцом, и над темною поверхностью ее еще рельефнее выделялся белый алебастр берега. Наверху глухо шумели ели и сосны. Нельзя было не залюбоваться великолепной картиной величественного Севера. Грозовую тучу скоро пронесло, но солнца в этот день мы более уже не видали.
Около 2 часов дня пристали к правому берегу, к Сийской пристани. Здесь одиноко стоит невзрачная желтая часовенка Сийского монастыря, находящегося на противоположном берегу, в девяти верстах от реки. Монастырь с парохода не виден. 
За Сией река ширится чрезвычайно; оба берега ее, густо заселенные, покрытые густым бором, едва видны с середины реки. За деревней Копачевой находятся развалины крепости Орлецы, построенной, по преданию, в 1342 году новгородцем Лукою Варфоломеевым. Как ни напрягал я зрение, остатков стен разглядеть не мог. Тут берега сразу сильно сжали Двину, и она, будто желая поскорее снова выбиться на простор, делает несколько резких излучин и быстро катит свои воды дальше отсюда. Слева в Двину врезывается красивый мысок, на котором стоит огромная мачта; пристроившаяся тут деревенька только портит прелестный пейзаж. С одного берега на другой высоко перекинута телеграфная проволока. Именно здесь, где ширина реки всего около двухсот сажен, и надлежало бы гг. инженерам перекинуть мост для Вологодско-Архангельской ж. д. За Орлецами на правом берегу, у самой воды, стоят две старинных церкви, из которых особенно оригинальна по своей архитектуре наиболее древняя, деревянная, сильно уже покосившаяся; по преданию, она была построена Петром Великим. Нужно заметить, что по всему течению Двины имя Великого Петра связывается чуть не со всеми преданиями. Видно, не мало проявились здесь во всем его широкая инициатива, его провидящие взгляды. Даже почтовые станции по вологодскому тракту, идущему все время вдоль берега, – и те до сих пор удержались на тех самых местах, на которых, говорят, указал им бить этот гениальный администратор.
За селом Товрой, на левом берегу виднеется белая, с красной крышею и куполками, церковка Холмогорского женского монастыря. 
Около 7 часов вечера «Зосима» имел последнюю остановку у села Усть-Пинеги. Село, как показывает самое название, находится при устье реки Пинеги, впадающей в Двину справа. Пристань притулилась у высокого обрывистого берега, заросшего соснами и елями. Видна небольшая старинная деревянная церковь. Пинега течет среди высоких, густолесых берегов и славится стерлядями и семгой. На ее берегах, в селе Суре, родился отец Иоанн Кронштадтский.
В нескольких верстах ниже села Усть-Пинеги, на том же правом берегу находится село Вавчуг. В царствование Петра Великого оно принадлежало посадским людям Осипу и Федору Бажениным, построившим здесь лесопильный завод для заграничного лесного торга, а затем и корабельную верфь. С нее в 1694 году был спущен первый русский корабль «Святой Петр», отправленный в Голландию с русским железом. В 1702 году в присутствии Петра Великого здесь были спущены на воду два первые фрегата – «Святой Дух» и «Курьер». С колокольни местного старинного храма открывается великолепный вид на много десятков верст на окрестности. Рассказывают, что Петр Великий взошел на эту колокольню с Осипом Бажениным и предложил ему в награду за великие его заслуги отечеству взять себе все видимые отсюда села, деревни, земли и воды.
– Твоими щедрыми милостями, великий государь, – отвечал хитрый Баженин, – я и так до скончания века моего взыскан и доволен. Да и не след мне быть господином себе подобных.
Однако, по свидетельству современников, Баженин в действительности был далек от скромности, проявленной им перед царем, и был, наоборот, «самоволен, самосилен и самосуден».
Лет двадцать тому назад умер бездетным последний в роде Бажениных, и лесопильный завод перешел в руки Телегина. Теперь завод остановлен, так как хозяин при современном положении лесного дела считает деятельность его невыгодной. В последний раз завод работал при введении в Архангельской губернии винной монополии, когда Телегин взял подряд на поставку казне ящиков для вина.
При селе имеются четыре озера, дающие даровую силу заводу. Вавчуг легко узнать по большому, принадлежавшему еще Баженину, деревянному дому с мезонином под красной крышей.
За Вавчугом обращают на себя внимание два храма села Чухчеремы. Особенно оригинальна древняя церковь с девятью зелеными куполами, стоящая прямо на обрывистом берегу. Другая церковь, поменьше и также старинная, уже покосилась.
Против с. Чухчеремы от Двины отделяется проток Богоявленский или Курья, омывающий Куростровскую волость с селом Денисовкой (Ломоносовкой), родиной М. В. Ломоносова, и город Холмогоры. Четыре храма этого исторического города, расположенного на низине, были видны нам, когда «Зосима» пробежал вниз еще верст десять.
Могуче разлилась Двина; с парохода иногда левый берег еле можно разглядеть. Непогода, отравлявшая нам плаванье уже несколько часов, наконец превратилась в бурю, по реке побежали зайчики, развелась такая сильная волна, что наш великан «Зосима» нет-нет да и качнется; навстречу подул жестокий ветер «морянка», на палубу даже в ватном пальто было холодно выйти; мы сразу почувствовали дыхание студеного моря, близость полярных льдов. А Двина то суживалась, выделяя из себя рукава, протоки, то ширилась верст до пяти, если не больше, совсем скрывая с наших глаз свои далекие берега.
Лесов уже нет, берега покрывает лишь мелкий кустарник. Одно за другим следуют села с прекрасными, почти всегда двухэтажными домами, выведенными в линию.
Впереди вдали обрисовались купола архангельских церквей. На правом берегу вырос целый городок, это – «шестая верста» – винокуренный и лесопильный заводы архангельского капиталиста, крупного и деятельного коммерсанта А. Ю. Суркова.
Наконец мы подходим к городу. У берега целая флотилия парусных морских судов – шхун.
У города Двина, выделив из себя новый проток, сузилась. Мы проходим мимо каменных зданий пенькового, льняного и смоляного буянов и мимо Архангельского монастыря с его пятью темными вздутыми куполами.
Ровно в полночь «Преподобный Зосима» ошвартовался у архангельской пристани.

XVI

Архангельск. – Улицы. – Свято-Троицкий собор. – Домик Петра Великого. – Памятник М. В. Ломоносову. – Публичный музей. – Соломбала и пароход «Соловецкий». – Дома. – Обратный путь

Рано утром я начал осмотр города.
Архангельск удивительно расположен: он вытянулся узкою полосою по правому берегу Двины от Архангельского монастыря до Соломбалы не менее как верст на восемь; шириться ему не дозволяет лежащая позади его тундра. Во всю длину города идет его главная улица, Троицкий проспект, который пересекается многочисленными поперечными короткими улицами, выходящими с одной стороны на набережную, а с другой в тундру. Улицы недурно вымощены и имеют деревянные тротуары, при чем последние на некоторых из них устроены не по бокам, а посредине. Параллельно с Троицким проспектом тянутся Средний проспект и Новая дорога.
Свято-Троицкий кафедральный собор находится на Троицком проспекте. Он был начат постройкою в 1700 году и окончен в 1743 году. Собор двух этажный, с пятью главами, усеянными вызолоченными звездами; на восточной стене его две большие картины: явление Аврааму трех странников и чудо архистратига Михаила в Хонех. В верхний этаж собора ведет широкая лестница, на площадке которой поставлены три пушки, пожалованные в 1701 году Петром Великим архиепископу Афанасию со взятых в том году под Архангельском шведских фрегата и яхты. Но место ли здесь этим историческим реликвиям? Мне казалось бы неуместным помещать в доме молитвы орудия смерти. Очень хорош по отделке и выдержке стиля возрождения резной золоченый иконостас. У правой от входа стены, близ алтаря, под золоченым балдахином, поддерживаемым тремя колоннами и двумя резными из дерева в человеческий рост ангелами, находится огромный сосновый крест, собственноручно сработанный Петром Великим в память спасения от бури в Унских рогах, близ Пертоминского монастыря, около которого крест первоначально и был водружен на морском берегу. На кресте царем вырезана по-голландски надпись: «Dat Kruus maken kaptein Piter van a Chr. 1604». История сооружения креста и перенесения его в Архангельский собор изложена на щитах, поддерживаемых ангелами. Приходящие в Архангельск богомольцы, считая и эту историческую памятку о Петре чудотворною, приложили немало усердия, стараясь откусить себе частицу креста, и старания не пропали напрасно: низ креста глубоко изгрызен, хотя все же меньше, чем крест преп. Феодосия в Тотьме: видно, в нарядном торжественном соборе чувствовалось больше стеснения, чем в укромной пещере отшельника.
Четыре открытые центральные столба собора и все стены покрыты светлыми фресками работы «двух художников академии художеств чином XIV класса». Храм чрезвычайно светел.
Недалеко от собора на набережной стоит бревенчатый домик Петра Великого, перенесенный сюда из Новодвинской крепости. Но, Боже, в каком виде хранится этот исторический памятник! Домик состоит из пяти маленьких комнат, ныне совсем пустых: по полу жутко идти – того и гляди, что он провалится; нет ни окон, ни рам, ни дверей, так что каждый беспрепятственно может войти в домик и делать в нем все, что ни вздумается ему. Домик стоит под навесом, под старым, грязным, дощатым сараем, который грозит ежеминутным падением. Я много путешествовал по России, видел много памятников старины, и много их небрежно хранится, но, признаюсь, подобное безобразное, неряшливое, невежливое отношение к предмету народной гордости я встретил в первый раз. Мне передавали, что генерал-адъютант А. Н. Куропаткин, в бытность военным министром, при посещении два или три года тому назад Архангельска, выразил городскому голове г. Лейцингеру свое изумление по поводу содержания домика Великого Преобразователя России. Тогда отцы города устыдились, и в думском заседании постановили ассигновать три тысячи рублей на ремонт домика и устройства над ним нового навеса. Но...
На площади, пересекаемой Троицким проспектом, против мужской гимназии воздвигнут в 1832 году памятник нашему первому ученому и поэту М. В. Ломоносову, и самая площадь названа Ломоносовскою. Памятник невысок и вылит из меди по совершенно неудачному проекту ректора академии художеств И. II. Мартоса, вдохновившегося одою поэта «Вечернее размышление о Божием величии при случае великого северного сияния». Ломоносов представлен стоящим на северном полушарии, на котором помещена подпись: «Холмогор». Изображен он с накинутой на плечи тогой, не закрывающей грудь, и эта тога настолько неудачна, что делает Ломоносова, по меткому замечанию Н. А. Лейкина, как бы выходящим из бани с накинутой на плечи простыней. Коленопреклоненный гений, похожий на голодающего индуса, подает ему лиру с изображением вензеля императрицы Елизаветы Петровны. Фигура этого крылатого гения сильно смущает простой народ: иные принимают нашего поэта за колдуна, которому поклоняется сам дьявол, а другие признают в Ломоносове святого, с предстоящим перед ним ангелом. Да, удивительно несуразный памятник!
В большом каменном здании городской думы, или ратуши как называют ее некоторые закоренелые архангелогородцы, помещается архангельский городской публичный музей. Коллекции музея составились главным образом из предметов, находившихся ранее в музее губернского статистического комитета.
Много предметов пожертвованы бывшим архангельским губернатором А. П. Энгельгардтом, так много сделавшим для русского Севера. Обойдя залы этого прекрасного музея, посетитель получает верное и довольно полное представление о быте, занятиях, промыслах жителей нашей северной окраины и об экземплярах животного царства. Так, в первой зале помещаются модели всевозможных судов, промысловых орудий и снастей, чучела птиц и зверей. Среди них для нас, жителей российской долины, особенный интерес представляют чучела обитателей студеного моря: тюленя, моржа, белухи, акулы, морского зайца. Интересны модели предметов из жизни самоедов и зырян: ложки, салфетки и деревянные замки, настолько примитивные, что открыть их может каждый ребенок. Лопарский деревянный рукомойник сделан вместе с цепочкой, на которой он висит, из одного куска дерева. Здесь же хранятся и предметы, которые, казалось бы, не имеют отношения к целям, преследуемым музеем: кресло Филарета Никитича Романова из Сийского монастыря, серебряная чашка, хрустальные бокалы и кружка принца Антона-Ульриха Брауншвейгского, старинный форменный фрак городничего. В музее ранее были выставлены оригинальные местные мужские и женские костюмы, и между прочим полный костюм, плетеный из бересты. Теперь их нет.
На мой вопрос, куда же они давались, старичок-сторож ответил, ехидно улыбаясь:
– Некоторые члены музея решили, что они тут только даром место занимают: в губернии ведь их еще можно увидать. Вот и приказано было всех их убрать отсюда.
В музее можно покупать местные кустарные изделия из моржовой, мамонтовой и «простой» кости: их нельзя назвать ни достаточно изящными, ни в меру дешевыми.
Последний свободный час пребывания в Архангельске я посвятил на посещение знаменитой в истории нашего судостроения слободы Соломбалы, которая отделена от города р. Кузнечихою. Туда можно проехать на макаровском пароходике, бегающем каждый час от пристани, находящейся близ домика Петра Великого, или на извозчике по длиннейшему мосту, который каждую осень разбирается и каждую весну снова наводится. Я ездил туда на извозчике, и поэтому видел весь Троицкий проспект, а, следовательно, и ту часть его, которая носит название Немецкой слободы. Это лучшая, самая зажиточная, самая тихая часть Архангельска, вся в зелени садов, вся сверкающая чистотой оконных стекол, чистотой занавесок за окнами, чистотой цветов на подоконниках. В Соломбале мне интересно было посмотреть на тот пароход, который тысячи русского люда перевозит в знаменитый Соловецкий монастырь. И я попал как раз вовремя: под парами стоял пароход «Соловецкий», который вечером должен был уйти в плавание. Тяжелое впечатление произвело на меня помещение даже первого класса этого парохода: несмотря на то, что все иллюминаторы в кают-компании были открыты, воздух в ней был пропитан смесью ладана, кислой капусты и еще чего-то. Надо ли говорить, какая вонь, какая грязь была в помещениях для простого люда. И, держа людей в этаком хлеву, монашествующая братия вдобавок подвергает своих пассажиров невольному посту: монастырские пароходы не имеют кухонь. А ведь даже при благоприятной погоде пароход совершает рейс только в шестнадцать часов! Соловецкая братия, получающая от богомольцев огромные деньги и огромную даровую работу, не желает взамен этого дать богомольцам даже самых примитивных, самых насущных удобств.
Громадное Соловецкое подворье, захватившее своими оградами гораздо больше земли, чем ему надо, расползлось по набережной, совсем стеснив пристань получастного, полуправительственного Мурманского пароходного общества, и гордо ширится громадным двухэтажным корпусом, вмещающим до 1,000 богомольцев.
Архангельск – город по преимуществу деревянный, так же, как и Вологда, но гораздо красивее Вологды. Красивее и общий вид, и отдельные дома. Особенно можно это сказать про дома Немецкой слободы. Я был в одном из таких домов, в том, где остановился мой спутник М. М., у его друга М. А. К., и был восхищен не только любезным гостеприимством хозяина, но и прекрасным устройством этого старинного, богатого, удобного дома, всей комфортабельной его обстановкой, отличной библиотекой, красивым зимним садом. В оранжерее у К. я видел между прочим сливу и антоновскую яблоню; несмотря на самый любовный уход, какими жалкими кажутся эти деревца здесь, под холодным северным небом. Оно остается холодным, это небо, даже и летом, даже в такие жаркие дни, каким был единственный день моего пребывания в Архангельске, – когда на солнце доходило до 32 по Реомюру. А небо все-таки остается суровым, холодным, бледно-голубым, почти белым; и все-таки, как оно здесь красиво, и как красивы небесные тона его облаков.
В пять часов дня «Преподобный Зосима» отвалил от пристани, отправляясь в обратный путь. В этот раз пароход был переполнен пассажирами; часть кают первого класса и большая часть второго были заняты артистами малороссийской труппы М. Б.
Солнце ярко сияло. Перед нами могуче ширилась красивая, величественная Двина, гладкая, как зеркало. На палубе, особенно на кормовой ее части, защищенной от встречного ветерка, было жарко, словно бы на далеком юге.
В полночь мы подходили к Усть-Пинеге. Сзади красно-розовый закат играл тонкими нежными красками, который нельзя описать – надо их видеть.
Двина была по-прежнему неподвижна, переливаясь белыми и стальными полосами. А на востоке уже поднималось солнце. Так ночи и не было. Да, я пережил тут день, чудесный день, без ночи, без зари.
27 июня я с глубоким сожалением оставил пароход, к которому уже за 10 дней не только привыкнуть, но почувствовать какое-то особое расположение, какую-то, будто, благодарность за покой, за удобство, за красоту берегов, которые он так радушно показывал мне все это время, наконец, и за то милое общество, которым я все время на нем пользовался.
И после такого десятидневного праздника, не угодно ли сесть в тесный, грязный, душный вагон!