Соколов Г.А.
Письма В.Е. Граффа

Недавно в архивах Крымского краеведческого музея мне удалось обнаружить пачку писем первого степного лесничего В.Е. Граффа первому директору Никитского ботанического сада, расположенного в восьми километрах от Ялты, X.X. Стевену.

Письма эти представляют большой интерес для каждого лесовода и ботаника. Они охватывают 14-летний период. Первое письмо помечено 20 августа 1847 г., последнее – 9 октября 1860 г. Все они посвящены, главным образом, сбору гербариев.

Христиан Христианович Стевен с момента основания Никитского ботанического сада (в 1812 г.) управлял им в течение 12 лет. Родившись в Финляндии, в городе Фридрихсгамне в 1781 г., он в 14 лет поступил в «лекарское училище» в Петербурге, преобразованное позднее в Военно-медицинскую академию. Окончив ее, он стал не медиком, а ...шелководом. В 1807 г., работая инспектором шелководства на Кавказе, Стевен приезжает по делам в Симферополь. С этих пор Симферополь становится главным местопребыванием Стевена и центром той деятельности, благодаря которой он заслужил на старости славное имя Нестора ботаников. Назначение его на пост директора как нельзя более соответствовало его окончательно определившимся к тому времени вкусам. Он создал «помологическое собрание, какового еще в России не было» и не менее редкостную живую коллекцию декоративных деревьев и кустарников.

Оставив свой пост, он еще больше отдался изучению крымской флоры. Печатные труды его до сих пор остаются непревзойденными образцами систематики и морфологии.

Графф называет Стевена своим учителем и наставником, неоднократно выказывает ему свое уважение. Этим он не просто отдает дань вежливости, а выражает искреннее признание его научных заслуг. Осенью 1843 г., когда Виктор Егорович положил в глубоко вспаханную почву своего питомника первые лесные семена, ему не исполнилось еще и двадцати пяти лет. Незадолго до этого он окончил офицерские классы Лесного института и приехал в екатеринославские степи, Стевену в это время было уже шестьдесят два года.

На плечи молодого лесовода легла исключительно трудная теоретическая и практическая задача: ему предстояло фактами опровергнуть распространенное в тогдашней лесоводственной науке, особенно западной, убеждение, что лес в степи расти не может. Моральная и научная поддержка маститого ученого сильно облегчала Граффу решение его необычайно сложной проблемы.

Но каким образом могла осуществляться эта поддержка, если Графф жил на территории нынешней Сталинской области, а Стевен – в Симферополе? Началу переписки предшествовали личные встречи сперва в Крыму, а затем во вновь создающемся степном лесничестве. Знаменательно, что Графф посетил Христиана Христиановича до тото, как заложил свой первый степной питомник или, возможно, вскоре после этого. Точную дату установить не удалось. Но письмо Граффа от 20 августа 1847 г. начинается так: «Четыре года прошло после того, как я имел удовольствие навестить Ваше Превосходительство в бытность мою в Крыму».

Стало быть, Графф был у Стевена в 1843 г. А ведь в этом году в октябре и был заложен Виктором Егоровичем первый степной питомник.

В 1844 г. Стевен посетил Граффа. Это позволяет утверждать, что Христиан Христианович самым непосредственным образом консультировал Граффа по всем насущным вопросам его смелых производственных опытов. Но, кроме того, он дал ему правильное направление и в ботанических занятиях Виктор Егорович подтверждает это письмом от 22 ноября 1847 г.:
«Благосклонное внимание Вашего Превосходительства весьма много ободрило меня в ботанических занятиях моих и особенно при составлении гербариума здешних степей. Действительно, собрав довольно значительное количество растений, я был в большом затруднении, не имея возможности определить их; теперь постараюсь воспользоваться добрым вниманием Вашего Превосходительства, поспешу с приведением в порядок собранных растений и буду утруждать Ваше Превосходительство просьбою об определении их».

Двух людей, столь различных по возрасту и общественному положению, объединяла страсть к познанию дикой растительности. Какой именно растительности? Самой различной – от злаков до можжевельников. Деятельность Граффа протекала почти непрерывно вблизи греческого селения Велико-Анадоль. В окрестностях его он и занимался сбором образцов всевозможной растительности. Если же случалось ему заглянуть в Харьковскую губернию, или под Казань, в Крым, побывать за границей, он каждую поездку также использовал для пополнения своего гербария. Даже во время служебных командировок в Петербург Виктор Егорович выбирал время побродить в его окрестностях ради сбора растений. В письмах мы постоянно встречаем сообщения о том, что неутомимый составитель гepбариев вновь накопил несколько сотен экземпляров различных видов растений. Как видно из цитированного письма, Виктор Егорович не всегда мог справиться с определением видовой принадлежности того или другого растения, тут и приходил ему на помощь старый ученый. Графф и Стевен помогали также друг другу пополнять свои гербарии.

Прежде чем иллюстрировать примерами этот обмен, следует напомнить о том, в каких трудных условиях протекала жизнь и работа первого степного лесничего.

«Без малого 12 лет мы кочевали, как цыгане,– вспоминал Виктор Егорович. – Я жил в деревне за 15 верст от места занятий (в селе Новотроицком), в дурной сырой квартире и при самых нечеловеческих лишениях».

Кроме материальных тягот, Виктора Егоровича угнетала тяжелая болезнь. Письмо от 18 марта 1854 г. позволяет установить, когда эта болезнь началась.

«С некоторого времени, – пишет Графф,– здоровье мое очень мне изменяет, вот уже более четырех месяцев, как я постоянно чувствую давление на мозг, и здешние медики не могут объяснить моей болезни».

В письме от 13 октября 1954 г. упоминается:
«...давление на мозг продолжается постоянно, хотя меньше меня тревожит, что приписываю только привычке моей к страданию, продолжающемуся более года».

Таким образом, тридцати пяти лет Виктор Егорович тяжело заболел, но продолжал беззаветно трудиться, выращивая степные леса, выкраивая время для своих ботанических экскурсий. Как приходилось ради этого урезывать свой досуг, показывает письмо от 9 октября 1850 г. В нем отмечается, что служебные обязанности мешали проводить ботанические экскурсии «не только в местах от меня отдаленных, но даже в окрестностях моего местопребывания, так, что я мог сделать только две или три экскурсии в продолжение всего весеннего и летнего времени». Хотя, как отмечает в том же письме Графф, «ботанические изыскания составляют одно из самых приятных моих занятий».

Эти занятия проводятся так: собрав очередное пополнение к старым коллекциям, Виктор Егорович оставляет у себя растения, ботанический вид которых сумел определить сам, остальные готовит для отправки в Крым. Каждый гербарный лист нумеруется, составляется общий список. Почтой или с оказией, изредка с нарочным посылка отправляется Стевену. Кроме тех посылок, которые направляются ему для определения видовой принадлежности, есть и безвозвратные посылки – гербарные дары Граффа.

Какая радость для Виктора Егоровича узнать, что ботанические загадки расшифрованы. Какая радость – эти обратные посылки! Правда, почта доставляет их с возмутительным запозданием, а то и вовсе теряет.
«Корреспонденция вверенного мне лесничества Велико-анадольской фермы, через посредство сельских управлений,– сокрушается Графф в письме от 5 октября 1850 г.,– постоянно сопряжена бывает с большими затруднениями и неисправностями, так что нередко конверты и посылки бывают совершенно затеряны».

Однако переписка и пересылка, хотя временами и прерывается, но возобновляется вновь и вновь. Ни стихийные бедствия, ни война не могут помешать этому.

15 января 1854 г. Графф пишет:
«...бывший в прошлом году пожар в моем кабинете истребил до 3-й части моего гербария; и при спасении остальной части произвел в нем такой хаос, что я, при крайнем недостатке времени и при частых болезнях своих... не могу собраться с духом, чтобы привести в порядок остатки раззоренного своего гербария...».

В письме от 28 марта 1854 г. еще яснее сквозит глубокое горе, постигшее великоанадольского лесовода:
«Сделанное пожаром расстройство в моем гербарии и душевное при этом потрясение я никогда не забуду и потерю вряд ли при жизни своей возвращу: много погибло растений, которые я привез с собой из-за границы, которые... случайно приобретены покупкою... много сгорело и много изуродовано, растеряно, перемочено, перепутано».

Но характерно, что Графф, несмотря на усугубившуюся именно в связи с пожаром болезнь, находит в себе силы заняться восстановлением своих коллекций:
«Некоторые растения из сгоревших, здешней флоры, я снова собрал и, может быть, успею собрать все потерянное из здешней флоры».

Когда случилась эта катастрофа, Стевен проявляет особенно чуткое внимание к молодому лесоводу. Он спешит утешить Граффа и сообщает, что постарается восполнить его потери частью своих коллекций. Это очень обрадовало пострадавшего. Виктор Егорович выражает глубокую благодарность и пишет, что дар старого ученого будет для него, Граффа, «настоящей драгоценностью».

Исключительное внимание Стевена к Виктору Егоровичу неоднократно проявлялось и во многих других случаях, вернее, в продолжении всего известного нам периода переписки. Взять хотя бы такой случай.

«Г. Бауман, – сообщает Графф Христиану Христиановичу 9 октября 1853 г., – передал мне список растений, определенных Вашим Превосходительством. Не умею выразить... чувств искренней благодарности за столь доброе и дорогое для меня содействие ваше. До шестисот пород растений, определенных Вашим Превосходительством и собранных мною в здешнем крае, составляет в моем, еще небольшом гербарии огромное приращение».

Но и благодарный ученик старается порадовать учителя, не скупится на ценные ботанические подарки. Для иллюстрации можно привести следующий случай. В упомянутом уже письме, в котором Виктор Егорович сообщал, что прошло четыре года после пребывания его в Крыму, говорится также: «Этот промежуток времени не уничтожил в моей памяти желания Вашего Превосходительства видеть злак, найденный мною в Казанской губернии, который, по словам Федора Богдановича Фишера и Г. Мейера, составляет в России редкость и который, по определению Г. Мейера, есть Cinna pendula Trin Blittia shaveolens Fries.
Раньше этого времени я не мог выполнить своего намерения, ныне, получив от Федора Богдановича свой гербариум, приятнейшим долгом почел тотчас отправить Вашему Превосходительству этого растения хотя один экземпляр, из двух, имеющихся в моем гербариуме».

Сравнивая ту природную обстановку, какая существовала в районе Велико-Анадоля во времена Граффа, с современной нам, видишь, что некоторые злые силы природы покорены и обезврежены. От засух мы еще не освободились, зато, по крайней мере, саранче закрыты дороги на поля, сады и леса не только Украины, но и всего Советского Союза.

В то же время надо отметить, что уже в 40-е годы прошлого века, а может быть и раньше, некоторые земледельцы Екатеринославской губернии, как и других мест Новороссии, начинали ценить лес в степи и с успехом разводили его в ней. Из письма Граффа от 17 июля 1854 г. следует, что некоторые из посылаемых им Стевену растений собраны в Бахмутском округе, в осиновой роще помещика Жуковского.

Роща эта росла в балке. О другом растении сообщается, что оно найдено также в Бахмутском округе, «в лесу, растущем в овраге». Ни осиновая роща, ни этот лес не имели никакого отношения к насаждениям Велико-Анадоля, о находках среди них говорится отдельно.

Это показывает, что вокруг Велико-Анадоля у Виктора Егоровича были предшественники. Вероятно, они разводили леса лишь на очень маленьких площадях, выбирая наиболее пониженные и влажные места степного рельефа и плохо разбираясь в том, какие древесные породы наиболее подходят для этих мест.

Граффом были избраны различные экспозиции и различные высоты над уровнем моря в самой засушливой части местных степей, нередко с тяжелыми почвами. Сто пятьдесят гектаров леса было посажено под руководством Виктора Егоровича в этих степях, и до сих пор еще сохраняются остатки этого леса.

Уже в самом начале своей деятельности Виктор Егорович поставил правильный прогноз, сделав по свойственной ему скромности оговорку:
«Уже нет, кажется, более сомнения, что трудом и желанием человека, при средствах, доставляемых правительством, здешние степи могут быть облесены. Рассадники, заложенные в продолжение 4-х лет моего здесь пребывания, растут довольно успешно. Хотя, конечно, нельзя еще... сказать положительно, какие будут последствия». (Письмо от 22 ноября 1847 года.)

«Последствия», хотя и не для всех пород, оказались замечательными: Велико-Анадольский лес, посаженный Граффом, явился зеленым фундаментом новых лесов, занимающих теперь тысячи гектаров.

Соколов Г.А. Письма В.Е. Граффа / Г.А. Соколов // Лесное хозяйство. – 1958. – № 8. – С.85-87.