Религия

Иванов Г. Тридцать три Пасхи в священном сане: Вспоминает протоиерей Георгий Иванов / Г.Иванов // Благовестник. – 2008. – №1-3.

Тридцать три Пасхи в священном сане: Вспоминает протоиерей Георгий Иванов

В этом году протоиерей Георгий Иванов готовится отслужить свою тридцать третью Пасху. Приходское служение священника началось в 1976 году близ Кириллова, в храме Покрова Пресвятой Богородицы, что в шести километрах от города, в деревне Аксеново. Молодому батюшке шел тогда всего 21-й год. Вот как он сам об этом вспоминает.

– Рукоположили меня одиннадцатого апреля и через три дня, на Страстной неделе, направили на приход. 20-летним попишкой поехал я в древний город Кириллов. Единственная Покровская церковь была на всю округу. А 25-го уже Пасха! Это я священником-то две недели всего.
– Владыка, а как я плащаницу-то понесу? –  спрашиваю.
– Как написано –  вперед стопами, северными дверьми. А как всё сделать достойно –  подумаешь. Как ты себя сейчас поставишь, как на свой авторитет поработаешь, так он на тебя потом поработает.
Ну и все, поехал. Приехал – никого не знаю. Зашел в левый алтарь, посмотрел сборники «Богослужебные указания». Ночью сидел, конспекты писал, слово в слово.
Старушка-псаломщица в каморочке жила за стенкой, она там 50 лет служила.
Только ей стучу:
– Марья Николаевна, а вот это «вонмем» когда говорить?
– Ой, батюшка, что-то головушка худо теперь работает, не помню, вроде, вот так...
– Ну давай так.
Алтарничала там старушка монахиня, а дьякона в деревнях никогда не было, священник служил один. Подготовил я ризу белую и красную. Народу пришло –  полная церковь битком. На Пасху только и ходили тогда, а так одни старухи. Домик мой подальше был. Пришли за мной сопроводить – как бы чего не вышло. Батюшка-то ведь молодой. Сопроводили мужики, деды – прихожане. Я-то как на крыльях, что ты! Как охрана у Брежнева.
Подготовился, всё прочитал. Все прошло хорошо. Отслужил как на одном дыхании, не помню и как. Занят был не столько духовной стороной, сколько внешней. Всего еще несколько дней священник! Лишь бы службу было осилить. Я даже, может, какие-то моменты и не осознавал. Волновался, конечно: полный храм народу. Первая Пасха, все в первый раз. А вторую Пасху уже с колокольным звоном служили.

А ощущения-то какие были, отец Георгий?
Пасхальные. Пасха –  это на небесах! В деревне этот праздник более радостный и ощутимый. В городе не так остро это воспринимаешь. А в деревне все особенно: деревенский хор, крестный ход. Шел снег, тогда весна позже приходила. Прошли крестным ходом. На паперти начали утреню. «Слава святей...», – старушки мои поют. По горицкой традиции тропарики повторяли два раза, чтобы удлинить утреню. Напев там горицкий, правила были все монастырские. Прекрасный приход был. А у меня там сидел на клиросе подпевал старый протоиерей, бывший настоятель отец Алексей Анхимов, которого я заменил. Он был уже почти слепой. И матушка его пела. Тут еще более ответственно: мало ли чего не ладно! Но он был очень скромный человек, добрейший, старого воспитания. Кирилловское духовное училище заканчивал.
Вот так и служили. А что потом? Потом я пошел отдыхать, чуть живой. Вечером служил вечерню пасхальную, а уж в понедельник, после литургии, после крестного хода у нас было общее разговение. Пасхальный прием делали в просфорне, в сторожке. Напекли кирилловских пирогов с судаками, нажарили рыбы. И где-то старостиха купила свежих, как она говорила, «огурцей». Сейчас мы всю зиму едим и не замечаем. А в 76-году – ой, что ты – эти свежие огурцы! И вот не столько была интересна трапеза пасхальная, сколько общение.

Там же были горицкие традиции. Отец Алексей родился в 1904 году, был женат на дочери священника Олимпиаде Николаевне. В 1925 году, в 21 год его рукоположили. И служил он до 1976 года, 52 года священствовал. Он рассказывал, как ему говорили: «Куда ты – 25-й год! Люди сан снимают, а ты, молодой человек, куда идешь?». Один священник обедню отслужил, облачение снял, частушку спел, сказал: «Религия – вред, я отрекаюсь». И пришел в сельсовет. Там ответили: «А чего ты пришел к нам? Ты Бога обманул, так и нас обманешь, вон отсюда». Ой, рассказывал отец Алексей, сколько всякого кощунства было, глумления. Он сам на каком-то выселении был, но Господь как-то вел его своим путем. Служил на нескольких приходах, в Кадникове, и туда он потом приказал себя похоронить...
И надо еще отдать должное, отец Алексей и матушка Олимпиада Николаевна очень музыкальные люди были. Я вот не музыкальный человек. Они так хорошо исполняли и вдвоем, и с хором «Христос воскресе» на разные напевы, потом горицкие стихи всякие пели: «Житейское море», много всего. И у нас такой праздник получался! Я – во главе стола в красном подряснике. Тут все мои старухи, отец Алексей со мной. Мне все это было и почетно, и ответственно, и радостно!
Бывало, как загрущу, так мысленно туда возвращаюсь. Побыл бы там, пожил бы.
Помню, встретил там отца Валентина Парамонова, это тоже его первый приход. Он сам ферапонтовский. Идем на службу с Аксенова, ночевали там. Он тоже приехал на «преподобного Кирилла». А летом, 22 июня – такая роса после жаркого дня! И множество цветов на горушке. У него на руке какая-то язвочка была. Он там идет и все водит рукой по росистым цветам, говорит: «никакого лекарства не надо, от росы, от этих цветов вмиг всё затянется». «Вот, – говорит, – отец Георгий, живем на асфальте, и тогда только оценим, что такое Покров, что такое Кириллов, что такое сельская природа, цветы, озеро. Я бы с Москвы пешком сюда пришел».
Он любил эти края свои кирилловские. Он тоже начинал в Покровской церкви.
Батюшка, Вы о Кирилловской земле вспоминаете так же тепло, как о собственной родине.
Родина моя – Псковская глубинка, Новоржевский уезд. Старинный, 120 церквей было. У нас церквушечки маленькие. Нет таких громадных храмов. Потому что область приграничная, постоянные войны. Всё сожгут до основанья, а затем... затем надо отстраиваться. Край озер, лесов, перелесков. Бежаницкая возвышенность, места красивые. Святогорский монастырь совсем рядом, шестьдесят километров, Новоржев тридцать километров. Там Русь, там Русью пахнет. В Изборске заберешься на эту гору – так бы и полетел.
Но с родиной пришлось проститься, потому что ВКПб – второе крепостное право большевиков. Никуда не выбраться было. Молиться-то не разрешали, преследовали. А я задумал в семинарию. Да ты что, мы тебя в психушку. Ты больной, тебя лечить надо, какая семинария. Я уж замолчал про семинарию, мамка на коленках выпросила справку, так я в ПТУ в Питер уехал.
Так я уехал со Псковщины в ПТУ. Потом-то я к владыке Дамаскину в Тамбов уехал, его назначили епископом Тамбовским. А пока я в армии служил, владыку перевели в Вологду. Мне нравилось в Тамбове, а эту Вологду никогда и знать не знал. Когда я сюда приехал, думал, что никогда здесь не буду. Нет, нет и нет. Север, чего туг хорошего-то? И в Вологде я жил, потому что... Ну, надо жить пока тут что. Как в той песне – «ожиданием живу». Так и я жил ожиданием. Восьмого февраля я повенчался, а в Благовещение меня уже рукоположили во диакона, а одиннадцатого апреля во иерея, четырнадцатого направили на приход.
И тогда я Вологодский край полюбил, когда приехал в Кириллов. Нельзя его не полюбить. Святая земля! Никуда я не поеду, туг буду помирать. Да народ-то какой был! Я ведь счастливейший человек, что мне Господь дал возможность пообщаться с остатком той Руси. Это не рассказать, какие хорошие люди. Я и своим говорю-говорю. Неплохой у меня приход, но все равно предатель где-то проскользнет. А как это больно! Все можно человеку простить кроме предательства.
А тот народ – настолько он был преданный Церкви! Это Катерина – сторожиха да Акулина, которые Покровскую церковь от разорения сохранили, с 1943 года до 1979 служили верой и правдой.
А у нас сейчас-то благодати не хватает: то конец света, то паспорта в канаву, то еще какие-нибудь выдумки. Вот у нас прихожанка есть. Не успеем отслужить, она бегом в Прилуки: вот там благодать, вот там ангелы. А что своё-то послушание не хочешь делать как следует? Что тебе Господом поручено, делай от души-то. Вот тебе и будут здесь и Афон, и Иерусалим. Почему место стало благодатное? Потому что там люди трудились и молились, смирялись и терпели. Вот и стало благодатное место. Нет: поехали в Дивеево, там красиво! А давайте здесь насадим столько цветов, чтобы и у нас было красиво.
Я встретил в самом начале своего служения традиции настоящих церковных людей с большой буквы. Они передавались из поколения в поколение, все эти праздники. Вроде какие-то мелочи. Мне говорят, откуда ты это взял? Да я не сам выдумал, я это видел! Это, скажут, не православное. Да у нас и про все богослужение в Евангелии ничего не сказано, только «Отче наш». Остальное всё, по большому счету, человеческое мудрование.
Вот мы в Кириллове после всенощной подходили к Покрову, иконе храмовой, и пели «О, Всепетая Мати». И так хорошо все это было. Какие крестные ходы! Теперь говорят: вот почему только у тебя в Андреевской церкви после крестного хода подходят люди под плащаницу Спасителя, Богородицы? А в Печорском монастыре не только под плащаницу, там после крестного хода под икону подходят. И поют «Пресвятая Богородица, спаси нас», или «Святый угодник Божий... моли Бога о мне». Вот откуда традиции. И очень хорошие традиции. Много такого интересного. Народ был церковный, Божий народ. Всё оттуда и переняли. Теперь они почти что утрачены. Я приехал на Покров служить, там горицкое пение было, монастырское. Сейчас уже такого нету. Из певчих осталось две. Теперь уже всё другие люди, молодежь, все новые.
А когда смотришь назад – как всё пролетело быстро! Из Кириллова уехал, был 1979-й год, это уже прошло двадцать девять лет. А теперь туда приезжаю – девки! А «девок» – то осталось две-три. Самой молодой восемьдесят. А как вчера всё было! Незабываемые эти первые годы служения. Первая Пасха, первая церковь – как первая любовь.

Беседовала Елена Агентова