Вологжане на фронтах Великой Отечественной войны

Рассказываем об участнике обороны Брестской крепости – нашем земляке

В небольшой грязовецкой деревушке Евдокимово живет сельский учитель Сергей Константинович Кувалдин. Мало кто знает, что этот седоволосый, невысокого роста и далеко не богатырского сложения человек был участником героической обороны Брестской крепости в 1941 году. Его грудь украшают орден Красной Звезды и медали.

В сентябре 1971 года С.К. Кувалдин по приглашению Брестского областного комитета партии Белоруссии ездил на открытие мемориального комплекса «Брестская крепость-герой». Там он встретился с друзьями-однополчанами и как бы заново прошел по трудным дорогам войны.

I

День 21 июня 1941 года остался в памяти Сергея Кувалдина особенно ярко. Может быть, потому, что для него, молодого санинструктора, раненого в Финскую войну, этот день был последним в ряду мирных солдатских будней на целые пять лет вперед.

С утра Сергей сходил в баню, почистился, погладился. Потом посмотрел кино. Медицинские работники пользовались в крепости некоторыми привилегиями, и поэтому он мог располагать свободным временем, как хотел. Вечером погулял. В казарму вернулся за полночь.

Сон был крепок. Но вдруг Сергею почудилось, что началась гроза: кругом все трещит, грохочет. Спросонок подумалось, что это, может быть, дневальный забыл выключить радио, и в него ударила молния. Только хотел крикнуть дневальному, как казарму тряхнуло, нары обрушились, и Сергей оказался на полу.

Сон как рукой сняло. Огляделся – кругом темно, только где-то сбоку расплывчатым пятном светлеют двери. Бросился к ним, выскочил на улицу, да не враз. Будто горячей волной подхватило его. Подхватило и ударило оземь. Не помнит, сколько пролежал здесь. Пришел в себя – увидел небо над головой, определил, что время близко к полудню. Попробовал встать, но не смог: острая боль пронзила все тело. Оказалось, придавлен грудой щебня и кирпича.

В этот момент невдалеке пробежал солдат. Сергей слабо окликнул его. Солдат вернулся, раскидал кучу, помог Сергею выбраться из нее, и, подхватив винтовку, скрылся.

Сергей сел на камень, обхватил голову руками. Вокруг стояла необыкновенная тишина. Только с той стороны Мухавца на отчетливом русском языке немцы кричали в рупор: сдавайтесь, мол, ваше положение безнадежное…

«Что это? – подумал Сергей. – Война?»

Он встал и побрел к зданию полковой санчасти.

Здание санчасти оказалось сильно разрушенным. В него угодила немецкая бомба.

Здесь Сергей наткнулся на солдата. Это оказался военфельдшер Куранов, коллега Кувалдина. На плече у него была медицинская сумка с красным крестом.

– Сережа, да у тебя же все лицо в крови! – крикнул Куранов.

Сергей провел рукой по лицу. На ладони остались темные полосы загустевшей крови.

– Песком, наверное, или кирпичом, – ответил он. – В казарме садануло.

И тут только Кувалдин заметил, что стоит в нижнем белье, собственно в том, в чем застала его война.

Они разыскали в развалинах брюки, ботинки, гимнастерку. Кувалдин оделся.

– Жаль, ремня нет, – сказал он. – Да ладно. И без ремня обойдусь… – И обращаясь к Куранову, спросил: – Это пограничный инцидент, наверное?

– Нет, Сережа, дело посерьезнее, – ответил Куранов. – Война! Давай-ка приниматься за свои дела.

В этот момент за Мухавцом раздались пушечные выстрелы и неподалеку разорвался снаряд. Начался новый артобстрел. Кувалдин и Куранов спустились в подвал, который находился под зданием санчасти.

II

В подвале было полно раненых. Они лежали на нарах и на полу. Возле стены стонал раненый в живот фельдшер.

– Ребята, – произнес он, увидев Кувалдина и Куранова. – Умираю. Вот, возьмите, – он показал на медицинскую сумку, валявшуюся рядом.

Раненые все прибывали. Сергей начал делать перевязку за перевязкой. Бинтов и медикаментов не хватало. В перерывах между бомбежками и обстрелами он делал вылазки наверх и искал в развалинах медчасти перевязочный материал.

Уже к вечеру первого дня перед обитателями подвала встала проблема воды: та, что оставалась в котле парового отопления, была выпита, и раненые мучились от жажды. Сделали вылазку к Мухавцу. Но все безрезультатно: те, что ушли, назад не вернулись, потому что немцы держали под прицелом каждый камень, каждый куст на берегу и подползти к реке незамеченным было почти невозможно. Только ночью, спровоцировав вооруженную вылазку, удалось принести немного воды из Мухавца.

...Прошла неделя. Наверху продолжался бой за каждый камень крепости. Советские солдаты проявляли невиданный героизм. Но не легче было и в подвале. Уже стало некуда размещать раненых. Чтобы как-то расширить подвальный «госпиталь», Кувалдин осмотрел первый этаж санчасти и нашел его пригодным для того, чтобы разместить своих подопечных: стены толстые, они могут служить защитой от осколков и взрывных волн.

Еще два дня пролетели для Кувалдина в сплошных перевязках.

Напротив санчасти, через площадь, стояло здание. Оттуда пришел боец.

– Там много раненых в подвале, – сказал он. – Даже перевязать их некому. Дайте человека.

Дать было некого, и Кувалдин пошел сам. Перебравшись через площадь и спустившись в подвал, он на слух определил, где лежат раненые, потом, когда глаза привыкли к темноте, распаковал сумку с бинтами. Работать приходилось почти в полной темноте: не знаешь, день или ночь на дворе стоит.

Это продолжалось четыре дня. Бинты кончились. Вместо них пришлось использовать все, что могло служить перевязочным материалом: бог весть как попавшие сюда простыни, нательное белье, носовые платки.

Как-то, перевязывая искромсанного осколками бойца, Сергей почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел командира роты Ивана Сгибнева.

– Ваня! Живой?! – от радости и удивления Кувалдин не сразу сообразил, о чем спрашивать. – Ведь ты же на выходной уехал в Брест.

– Уехал, – хмуро ответил Сгибнев. – А как услышал выстрелы, в крепость стал пробираться. И вот теперь здесь... Знаешь что, Сергей, собери остатки бинтов да проберись в казармы роты. Там раненые без присмотра.

В казармы роты надо было идти через площадь. Но площадь простреливалась немцами. Был и другой путь. Кувалдин выбрал его.

Все здания, окружающие площадь, соединялись между собой проходами на первом этаже. Так что из одного здания можно было попасть в другое, не выходя на улицу. Но во время многочисленных бомбежек крыши и перекрытия некоторых зданий обрушились и совсем завалили эти спасительные проходы. Где по первому этажу, где ползком по улице возле самой стены, Кувалдин пробирался к казармам.

Вот он заполз в здание, огляделся, бегом направился к двери, чтобы проскочить в соседнее здание...

Но сильный удар по голове лишил его сознания.

Очнулся он от сильной боли: над ним возвышался немецкий солдат в каске и пинал его сапогом в бок.

«Неужели немцы в расположении нашей роты? – первая мысль пронеслась у Кувалдина в голове. – Предупредить бы своих!..»

– Встать! – гаркнул немец, указывая концом автомата на пролом в стене.

Сергей поднялся на ноги и, шатаясь, пошел к пролому. Немец направился за ним.

Выйдя на улицу, Сергей первым делом увидел группу наших солдат – человек шесть-семь. Избитые и оборванные, со следами гари на лицах, они стояли, сбившись в кучу, под охраной двух немецких автоматчиков. Их вывели к Мухавцу и на резиновых надувных лодках перевезли на тот берег, на немецкую сторону...

III

Концентрационный лагерь, куда попал Кувалдин, располагался на окраине польского городка Бяла Подляска. Это было недалеко от Бреста, и в толпе военнопленных Сергей встретил несколько знакомых лиц. Среди них оказался и его непосредственный начальник по Брестской крепости военврач третьего ранга Багаев.

Багаев предложил Кувалдину:

– Иди к нам в санчасть.

– А разве здесь есть санчасть?

– Да, есть. Многие наши пленные ранены или больны. Им нужна помощь. Медперсонал в основном состоит из пленных. Работать, правда, приходится под постоянным надзором, условий никаких нет. Но и это много. Во всяком случае, лучше, чем ничего.

Санчасть находилась в дощатом бараке. Больные и раненые лежали прямо на полу. Затхлый дух смерти и разложения витал под потолком.

Кувалдин стал выполнять привычную для него работу. Условий никаких не было. Слова Багаева подтвердились. Иногда даже приходилось по нескольку раз использовать один и тот же бинт, предварительно постирав его. Но другого выхода не было. Раны многих пленных были настолько запущены, что в них копошились черви.

Кувалдину однажды волей случая удалось услышать разговор двух немцев, касающийся непосредственно его и его работы в лагерной санчасти. Разговаривали молодой немец в очках, работавший в лагере, и переводчик. Переводчик сказал, что на Кувалдина лагерное начальство смотрит особенно пристально, потому что он многих советских пленных спас от смерти.

Действительно это было так.

IV

В конце 1941 года Кувалдина перевели в новый, капитально построенный немцами концлагерь, который располагался здесь же, в Бяла Подляске. На новом месте ему уже не пришлось быть медиком. Немцы, зверея после каждого нового поражения на фронте, здесь, в тылу, старались выместить всю свою злость на пленных. Они заставляли их работать чуть ли не круглые сутки. Зато кормили, как скот: прямо через колючую проволоку подавали на вилах кочаны капусты. Но самое страшное заключалось в том, что снаружи в лагерь не поступало никаких сведений. Пленные не знали, где проходит линия фронта, а многие были склонны думать, что ее, этой самой линии, вообще не существует, поскольку фашистская пропаганда постоянно твердила о своих «блистательных» победах на Восточном фронте.

В это время Кувалдин познакомился с двумя пленными украинцами – ребята молодые, тоже из солдат, в неволю попали на родной украинской земле. Они задумали бежать, заранее стали откладывать хлеб про запас из скудного лагерного пайка.

Однажды их, всех троих, в большой группе других пленных забрали в лес ломать веники для уборки бараков. Был конец декабря, погода стояла холодная. Конвоиры развели костер, закурили.

Углубившись в лес, Кувалдин и его товарищи бросили наломанные ветки и побежали. Путь их лежал к реке Буг, в сторону советской территории. Сторонясь людей и собак, избегая проезжих дорог и жилья, трое суток плутали они в незнакомых польских лесах и полях.

В конце концов холод и голод заставили их выйти к хутору. Хозяин выложил на стол картошку, дал каждому беглецу по маленькому ломтику хлеба. Но не успели они завершить скудную свою трапезу, как под окном послышался лай собак и отрывистая немецкая речь.

Избитые в кровь, Кувалдин и его товарищи были доставлены назад, в лагерь...

V

Война продолжалась. Фашисты терпели одно поражение за другим. Линия фронта перемещалась на Запад. Лагерь в Бяла Подляске расформировали, и Кувалдин с большой группой военнопленных, в основном русских, попал в Норвегию.

Сначала концлагерь в портовом городе Тронхейм, работа на камнеразработках. Потом – Северная Норвегия, город Киркенес, строительство дороги. Здесь Кувалдин катал тачки и вагонетки.

Труд был изматывающим, условия жизни невыносимые. Но больше Кувалдина смущало то, что до советского Мурманска, казалось, рукой подать. И он стал обдумывать план побега. Его сообщником стал Иван Тараканов, ярославский парень, почти земляк.

Выбрав удобный момент, они бежали из лагеря, сунулись в горы, но там потеряли ориентир. Плутали долго, но далеко уйти не смогли. Кружились на одном месте. На вторые сутки, выбравшись из гор, стали держаться берега. Днем шли удачно, не встретили ни одной живой души – ни собаки, ни человека. К вечеру сгустился туман.

Идти пришлось почти на ощупь. Это и подвело. Во мраке наткнулись на немецкий пост, часовые спустили овчарок...

VI

Был на исходе 1944-й год. Стояла промозглая, с частыми дождями и густыми туманами осень.

В концлагерь, по-прежнему отрезанный от внешнего мира, изредка просачивались сведения «с той стороны колючей проволоки». Пленные знали, что Советская Армия, тесня фашистов, уже вступила на территорию Северной Норвегии. Это подтверждалось еще и тем, что по вечерам, когда становилось темно и жизнь в лагере до утра замирала, с севера явственно слышалась артиллерийская канонада.

«Надо бежать, – думал про себя Кувалдин. – И непременно на север, к линии фронта. Там больше возможности попасть к своим».

Но осуществиться его новому замыслу не было суждено.

В один из дней в лагере поднялась суматоха. Свирепствовали надзиратели, озабоченно, как испуганные мыши, бегало начальство. С севера сильней, чем обычно слышался гул сражения. Пленных построили на лагерном дворе и объявили, что будут переводить в другое место, а кто не может идти пешком, тот пусть сделает два шага вперед, чтобы сесть в автомашины и ехать. Мало кто поверил в эту «милость», но все-таки несколько человек вышли вперед. Их отвели немного в сторону и тут же, на глазах многотысячной толпы пленных, расстреляли из автоматов. Остальных построили в колонну и под усиленным конвоем повели на юг от лагеря, в тыл, дальше от линии фронта.

Пунктом назначения оказался Нарвик. Ускоренным маршем, расстреливая в пути ослабевших, пленных привели в порт. Там их ожидал большой океанский транспорт. Три с половиной тысячи человек, пленных разных национальностей – русских и французов, чехов и датчан – поглотил его трюм.

Трое суток стоял транспорт в нарвикском порту. Первое время пленных держали голодом. Только где-то около второго полдня каждому дали порцию мелкой, крепко соленой селедки. Голодные люди съели ее в мгновение ока. На смену голоду пришла жажда. Пленные пытались лизать холодные стенки трюма, на которых оседали испарения.

На третий день, после очередной порции селедки, немцы «сжалились». В отверстие палубного люка они на толстом пеньковом канате спустили в трюм бадью с водой. Три с половиной тысячи человек бросились к ней. Немногим удалось напиться, но многие погибли под ногами своих товарищей по несчастью.

Утром четвертого дня затарахтели двигатели транспорта. В изнемогающих от голода и жажды людях затеплилась искра надежды на избавление от нечеловеческих страданий, выпавших на их долю в порту чужого норвежского города. Но эта надежда растаяла так же быстро, как и появилась: через несколько минут после отплытия истошно завыла сирена на палубе: «Воздушная тревога!».

Сергей Кувалдин на мгновение воспрянул духом: «А что, если наши?».

Три бомбы угодили в транспорт. Вспыхнул пожар. Трюм наполнился едким дымом. Обезумевшие люди рванулись к лестницам, которые вели наверх, стали молотить кулаками в задраенные люки. Но в этот момент тело транспорта вздрогнуло от сильного удара. Как стало известно позднее, его торпедировала подводная лодка. Сотни человек обрушились с лестницы вниз, в струю воды, которая хлестала из пробоины. Многих из них захватил этот бешеный поток и швырнул на противоположную сторону трюма. Спасения, казалось, не было, трюм наполнился водой, транспорт тяжело кренился на борт.

Сергей Кувалдин уже не видел выхода из положения. Кажется, еще минута, и наступит конец света. Но в этот момент ему на глазе попался толстый пеньковый канат, на котором болталась пустая бадья из-под воды.

По пояс в воде, он пробрался к канату, уцепился за него и начал взбираться вверх.

Вслед за ним, поняв, что это, может быть, единственный путь для спасения, к канату бросились еще десятки людей. Через минуту канат стал похож на диковинную гроздь, на которой вместо ягод выросли живые люди, карабкающиеся из последних сил вверх.

Добравшись до люка, Сергей вылез на палубу. Здесь царило полное смятение. Все надстройки были начисто снесены, по палубе металась перепуганная команда транспорта, состоявшая из норвежских моряков: немцы-охранники забрали все шлюпки, спустили их на воду и уплыли в сторону берега.

Сергей бросился к борту. Над головой послышался гул самолетного мотора. Прыгая в воду, он краем глаза увидел на его крыльях опознавательные знаки английской военной авиации.

До берега было около двух миль. Ледяная вода обжигала тело. «Не выбраться!» – молнией стрельнуло в голове...

Сделав последнее усилие, он поднял голову над волной, и в этот момент его рука наткнулась на что-то твердое. Это оказалась добротная деревянная клетка с кроликами. Она стояла на палубе, но во время взрывов ее снесло за борт, и теперь она покачивалась на волнах, а пушистые зверьки в промокших шубках терпеливо ждали своей участи.

Сергей стал пятым, кто уцепился за эту клетку, как за последний спасательный круг. Видимо, те из пленных, что по примеру Кувалдина выбрались на палубу по канату, опередили его и наткнулись на клетку первыми.

Держались они в воде. Только головы торчали над волнами. Потому что было морозно, и на воздухе тело сразу же покрывалось ледяной коркой.

Продолжалось это неизвестно сколько времени. Сергей уже начал терять сознание. Но в этот момент из тумана выскочил немецкий катер. Он стал курсировать взад-вперед. От него шли волны. Этими волнами клетку прибило к берегу.

Вскоре пришло судно за спасшимися пленными. Их увезли в Тронхейм. Там в концлагере, Кувалдина и тех, кто спасся вместе с ним, прозвали утопленниками. Потом уже стало известно: из трех с половиной тысяч человек, плывших на транспорте, спаслось меньше сотни... Кувалдин снова попал в лагерь для военнопленных в Тронхейме. Этот лагерь был освобожден в 1945 году...

VII

На Родину, в Советский Союз, Сергей Константинович Кувалдин попал только летом 1945 года, когда война закончилась. Сначала, пройдя все проверки, какие в то время существовали для бывших военнопленных, он около года служил в Советской Армии. На этот раз – на трудовом фронте: закладывал в Сумгаите первые кирпичи трубопрокатного завода. Потом страна потребовала специалистов. Кувалдина, имевшего педагогическое образование, полученное еще до войны, демобилизовали.

Так он снова стал учителем, вернулся к любимому своему делу, которое не оставил и до сих пор.