Письмо было обычным, как и два десятка, пришедшие до него. Тогда еще никто не знал, что это письмо будет последним...
«...Берегите свое здоровье, ведь оно дороже всего, да его если потеряешь, то уже обратно не вернешь...».
– Который уже день больно жмет сердце, да и сны ночами какие-то странные снятся... Заболела? Или несчастье какое? – тяжелы думы пожилой женщины, одиноко сидящей с вязаньем в большой деревенской избе.. – Да еще муж в больнице, скорее бы выписали, все не так тоскливо было бы.
В деревне о гибели младшего сына Кузнецовых знали уже все, не знала пока только мать. Прибегавшая поутру по какому-то делу соседка страшную весть предать не решилась: Александр Федорович только что из больницы, да и сама Раиса Алексеевна приболела, и сердцем оба плохи. Но это была только отсрочка беды. «...Ваш сын старший разведчик рядовой Кузнецов Валерий Александрович, выполняя боевое задание, верный Воинской Присяге, проявив стойкость и мужество, был тяжело ранен и умер 13 апреля 1984 года...».
Прошло уже почти шесть лет, как пришла по назначению «похоронка», но до сих пор воспоминание о том страшном дне заставляет больно сжиматься сердце Раисы Алексеевны. Мертвым она не видела сына, но зато в ее памяти он живой...
– Рос он прямо-таки не по дням, а по часам. Никогда уж не дуется, всегда веселый, поет что-то, да посвистывает, да бегом бежит. А рожала я его тяжело, через шесть лет после последней дочери. Хирург спрашивает: «Что это вы так?». «Не знаю», – отвечаю. – Всех пятерых дома рожала, а тут в больницу пришлось. Не думали уж врачи, что живой останусь, а вот – спасли. А уж каким он мне помощником стал, как подрос, из школы – да прямо ко мне на ферму.
Два километра до школы ребята пробегали быстро. Это если дорогой – далеко, а напрямую, лесом по тропинке, – рукой подать. Шли когда вдвоем-втроем, а иногда и целой компанией. Почти четыре десятка учеников было в Студенцове, из одной семьи по нескольку детей сразу в школу ходило. Кузнецовских ребятишек бегало по этой тропинке шестеро.
– Валерия я помню хорошо, учился у меня в седьмом классе, – вспоминает Галина Павлиновна Румянцева, – сидел на первой парте. Что в первую очередь обращало внимание, так это его скромность, доброта, мягкость и ровность в обращении со всеми. Не припомню случая, чтобы он кого-нибудь оскорбил, обидел. Учился он посредственно, да и нелегко было парню: семья большая, много приходилось помогать родителям. Мать всю жизнь проработала в животноводстве, как ей без сыновней поддержки на старости лет.
У нас по труду были занятия, связанные с животноводством, по этому вопросу подбиралась и соответствующая литература. Так Валера, как говорят, во все глаза смотрел, во все уши слушал, стараясь не упустить ничего из того, что объяснял учитель, стремился узнать что-то новое. Видимо, уже тогда решил для себя, что будет работать в сельском хозяйстве, и готовил себя к этому.
На ферме все ему было знакомо. С малых лет чуть ли не ежедневно приходил он сюда с матерью. Коров и тех всех знал по кличкам. Помогая матери грузить и вытаскивать из помещения навоз, Валерий скороговоркой рассказывал школьные новости: «По литературе вот опять тройка, зато по трудам – пять».
Но мыслями уже был возле тракторов, что пахали за ближним леском. Сколько раз он представлял себя, в кабине железной машины, как завидовал трактористам, по-хозяйски чувствовавшим себя за рычагами. Нет, ребята не отказывают, когда есть возможность, дают и борозду пройти, и в моторе поковыряться, но другое дело, когда ты – полный хозяин машины. «Ничего, вот закончу школу, тогда посмотрим, и председатель обещал трактор дать».
Мало еще кто из одноклассников Валерия задумывался всерьез о своем будущем, а он уже твердо знал: останется дома и будет работать в колхозе. Торопился парень взрослеть, торопился стать нужным людям, «да и на шее родителей сколько сидеть можно...».
В Кадников уезжал радостный. ССПТУ-3 дает специальность механизатора широкого профиля. Именно то, к чему он давно стремился. Годы учебы пролетели незаметно, вот он снова дома, теперь уже полноправный член колхозного коллектива, поддержка и опора отца с матерью.
Отсрочка от армии была вынужденной, в «Красносибирском» хронически не хватало механизаторов. Председатель упросил военкомат дать возможность отработать парню по специальности два года.
...Повестка пришла в сентябре. Самое напряженное время и колхозе, когда каждый человек на счету. С сожалением отпускал Валерия председатель: «После армии – опять к нам. Обязательно!».
Мог бы и не говорить этого председатель. Уезжал Валерий, не сомневаясь, что, отслужив положенные два года, вновь вернется домой. Так и сказал родителям: «Берегите себя, а приеду – во всем помощником вам буду. Хватит, потрудились вы за свою жизнь немало, нужно и отдохнуть».
Всякие слухи ходили тогда про Афганистан, не было только точной и достоверной информации. Это потом, чуть позже, когда дошли и до Верховажья «похоронки», в Афган провожали как на войну. А в 1983-м матери даже не предполагали, каким опасностям подвергаются там их дети. Успокоились и Кузнецовы, регулярно получавшие бодрые вести от сына.
«Здравствуйте, мои дорогие папа и мама! Служба моя идет нормально, здоровье тоже. Коллектив хороший, земляков много. ...Погода здесь стоит теплая, и снег увидели только в Кабуле. А из Кабула поехали в Джелалабад. И службу буду здесь проходить до конца. За меня, пожалуйста, не беспокойтесь, все будет нормально, берегите свое здоровье...».
Откуда родителям было знать, что если Кабул был относительным тылом, то Джелалабад – настоящая передовая. Но по-прежнему в письмах нельзя было углядеть ничего тревожного: «Сейчас занимаемся, идут тактические учения, лазим по горам. Так – нормально, только жарко, температура под 30, а потом еще жарче будет..., но ничего, потихоньку привыкнем...».
«...Немного о себе. Служба и здоровье мое – нормально. Занимаемся своими делами, ходим на задание. Погода стоит теплая, правда, ночью похолодней. Но в палатках топим печки, так спать тепло. С гражданским населением не общаемся, да их почти и не видим...».
Служба шла нормально. Это уже потом, от других, родители узнают, что значит «нормально». Сын не писал о ранних подъемах, поисках, когда по нескольку суток подряд не возвращались в ставшие родными палатки, как не раз попадали под обстрел, теряли товарищей; и постоянное напряжение, ожидание выстрела. А кругом – враждебные горы и жаркий ветер среди зимы.
Одно из таких заданий (Валерий почему-то любил это выражение и часто употреблял его в письмах домой) закончилось для него трагически. Засада! Он еще жил, когда его на себе выносили из боя товарищи, он еще жил, когда его положили на госпитальную койку, он еще жил, когда врачи уже потеряли надежду спасти его. Он жил еще сутки...
В доме Кузнецовых в который раз мать перечитывала последнее письмо от сына, а в Вологде уже приземлялся прилетевший издалека самолет, принесший 12 одинаковых, наглухо запаянных гробов. Дальнейший путь одного из них – Верховажский район, деревня Студенцово.
Сотни верховажан шли в тот апрельский день за машиной с гробом своего земляка. Кругом венки, венки... А с фотографии на могильном памятнике улыбался симпатичный парень в чуть сдвинутой набок панаме с красной звездой на околыше. Его улыбку видели пионеры отряда, боровшиеся за право носить имя Валерия Кузнецова, видят учащиеся Рогновской восьмилетней школы.
На ладони Александра Федоровича две одинаковые звездочки, одна потускневшая от времени, с отбитой кое-где эмалью, другая – новая, блестящая. Два ордена Красной Звезды. Один, на 40 лет старше, получен им в годы Великой Отечественной войны, другой – сына, за Афганистан, посмертно. О чем думает ветеран? Не о том ли, что обычно сыновья хранят награды отцов, а ему уготовано судьбой хранить награды сына.