Этот материал, который мы предлагаем вниманию читателей, необычен сам по себе. Неординарность материала не только в том, что его тема – афганская война, о которой ещё довольно мало знаем, но и в том, что автор этой афганской были – наш земляк, работник орса леспромхоза Сергей Бронзов. В этой публикации, за исключением небольших сокращений, полностью сохранён авторский стиль – пусть читатель знает всю правду о роковых для тысяч наших пацанов, оказавшихся по воле судьбы в Афгане, событиях – какой бы горькой и страшной ни была эта правда.
Сознательно помещаем этот рассказ воина-афганца, участника описываемых событий под рубрикой «Акцент» – ведь эта страница о молодежи и для молодежи. Надеемся, что публикация вызовет читательские отклики не только среди молодежи, но и у людей зрелого возраста. А может кто-то принесет в редакцию материал, подобный тому, что сейчас станете читать?
Для тех, кто не посвящен в неофициальную воинскую терминологию, скажем, что часто встречающиеся в тексте слова «дедушка», «черпак», «сынули» обозначают: «дедушка» – старослужащий солдат, «черпак» – прослуживший год, «сынуля» – солдат первого полугода службы.
Они лежали на кроватях, расположенных вдоль стен, как обычно болтая о гражданке.
– Броник, а ты действительно работал на комбайне? Мне что-то не верится, – спросил Игорь Махаев, чечен по национальности, но сам живший до армии у сестры в Кировской области. Броник был с Вологодчины – это сразу было заметно по его окающему говору.
– Работал, помощником. А ты тоже работал, что ли? Ну спроси тогда что-нибудь, – Броник повернулся от стены лицом к Игорю.
– Скажи, как включаются спорости?
– Первая прямо, вторая назад, третья вправо и вперед, когда жмешь, правая рука постоянно лежит на рычаге подъема жатки, чтоб камень «не поймать», – разошелся уже без вопросов Броник.
– Ну хватит вам, комбайнеры хреновы, – перебил их молдаванин Иван Штирбец, – давайте лучше косячок забьем, я накрапалю, а ты, Игорь, фильтр сделай.
Иван бросил Игорю пачку «Охотничьих», и тот, отрывая от пачки полоску бумаги для фильтра, толкнул босой ногой Самарыча – одессита, лежащего рядом на кровати.
– Самарыч, подъем! Дембель проспишь. Иди посмотри, когда «сынули» ужин сварят.
– Ух, какой я голодный, – сказал потягиваясь и садясь на кровати Самарыч.
Игорь, подавая Ивану фильтр, подошел к окну и посмотрел на полк.
До полка по прямой было чуть больше километра. Домик, в котором жили ребята, стоял в горах, но не на самой вершине, где-то на середине, так что горы обступали дом как бы двумя лестницами. Сейчас-то остался один дом, а раньше здесь был целый кишлак, но сразу же с приходом полка все жители ушли, а из кишлака время от времени стали обстреливать полк из минометов. Командир приказал взорвать все дома – а их было штук двадцать – оставить только один, доставить в него «секрет», чтоб защитить полк со стороны гор, одновременно охраняя ручей, который вытекал из этого кишлака – это чтоб «духи» не травили воду. «Секрет» этот «привязали» к роте саперов и ВXЗ – взводу химической завщиты. Ротный саперов вначале отнекивался от такой нагрузки, но в конце концов согласился. Вначале каждую неделю «секрет», состоящий из 2 «химиков» и 4 саперов, меняли. А потом, когда саперы заминировали все подходы к ручью и вместе с «химиками» протянули прямо по склону горы водопровод из алюминиевых труб – состав «секрета» постоянно менять перестали, а меняли от случая к случаю: то кто-нибудь надоест ротному в полку, то отправит того, кто просто не нужен на сегодня, а кого-то просто так – отдохнуть. Вот и сейчас на «водовод», как стали называть «секрет», ротный отправил четырех «дедушек» – и в роте сразу стало спокойней. Тем более от «дедушек» в роте толку никакого, а с появлением на дужках кроватей стодневных, дембельских календарей, «дедушки» кроме подготовки к ДМБ и сонтренажа ничем не занимались, но не считая, конечно, выхода на операции.
– Вань, смотри, в полку вроде кино крутят, стена светится.
Ваня не ответил, он заканчивал забивать косячок.
– Приверни, Иван, огонь-то щурится. – Броник сел на кровати, шаря в темноте по полу тапки, вырезанные из сапогов, надел их и подошел к Игорю.
– Сейчас будем или потом?
– Давай немного похаваем, потом курнем, а когда голодняк придет, доедим...
– Посторонись! – Самарыч вбежал в комнату, держа на вытянутой руке шипящую сковородку с зажаренной на свиной тушенке картошке, бросил сковородку на стол и, потирая руки, – обжегся – крикнул ребятам:
– Налетай, подешевело!
Следом за Самарычем зашли Шурик (он из взвода «химиков», «черпак») уже с банкой соленых помидоров и Юрик (тоже «черпак» – из этого взвода) с ложками и хлебом.
Все с шумом стали усаживаться на доски, расположенные вокруг стола.
– Юрик, где моя большая ложка? – Самарыч потянулся через весь стол к Юрику, не дожидаясь пока тот положит их на стол.
– Самарыч, ты наверное самый голодный на Ближнем Востоке, – сказал Шурик, пододвигая к Самаре банку с помидорами и садясь к столу.
– Слушай, Шурик, все жрать будем, а на улице кто стоять будет?
– А почему опять я? – Шурик привстал немного с доски. Игорь заиграл желваками, резко встал, сразу став выше Шурика, бросил ложку на стол:
– А что, я пойду, что ли! Или Броник с Ваней, а «сынули» хавать будут, да?
– Мы ведь тоже не «сынули», – Шурик уже перешагнул через доску, собрался было идти.
– Что?! – Игорь остановил Шурика, схватив его за воротник «хэбэ», и по его глазам было видно, что злость на Шурика и Юру копилась у Игоря не один день.
– Вы что думаете, Мехин в полк спустился, так на службу забить можно, да? (Мехин – земляк Игоря – «дедушка-химик».)
– Ладно, пойду посмотрю.
– Шурик отодвинул руку Игоря, взял автомат, стоящий у выхода, и вышел.
Все молча стали есть.
– Вань, а мы что, действительно на Ближнем Востоке? – пытаясь разрядить обстановку, спросил Самарыч.
– Не знаю, вон спроси у Броника – он все газеты читает.
– Черт знает, Самарыч. Точно знаю, что не на Дальнем, – газетах про это вообще не пишут.
Раздался глухой взрыв за домом, с противоположной от полка стороны, там, где было минное поле.
Первым выскочил Игорь.
– Шурик, что там?
– Не знаю, иди смотри сам. – Игорь и Юрик взяли автоматы, вышли, прихватив ракетницу, лежавшую на окне. Последним поднялся Самарыч, запихивая двумя пальцами в рот сочный помидор.
– Броник, возьми мой автомат, там где-то должен быть.
Взяв автоматы, ребята вышли в соседнюю комнату. Скорее это была не комната, а коридор в три стены и два окна, четвертая стена, со стороны полка, была взорвана.
– Что делать будем, Игорь? – Штирбец с опаской выглянул в окно.
– Шурик, говорит, взрыв был в низине, метрах в двадцати от орешника. Может лиса на мину напоролась.
– Я так пойду жрать. Пойдем, Броник, – Самарыч закинул автомат за спину, пошлепал босиком в комнату. Броник пошел за ним.
– Может душманы нападение на полк делают, дай-ка я очередь дам. – Иван Штирбец щелкнул затвором.
– Подожди, Ваня, я ракету выпущу.
Игорь выпустил ракету, но она оказалась красной, и почти ничего не было видно. Штирбец выпустил весь магазин в направлении того места, откуда раздался взрыв.
– Шурик, там у вас ничего не видно? – спросил Игорь.
– Нет.
– Идите есть, а мы с Иваном постоим.
Ребята ушли, подав Ивану еще одну ракетницу.
– Игорь, давай гранату шарахнем – там, в углу, вроде были – устроим маленькую войну, – сказал Иван, откручивая колпачок у ракетницы и вынимая шелковый в масле шнур.
– Хватит шум поднимать, ты и так напугал в полку кое- кого. Хорошо, что телефон не работает.
И они тоже пошли в комнату, напоследок оглядев все вокруг после выпущенной ракеты. Как только они появились в комнате, Шурик с Юриком встали и вышли, Самарыч с Броником остались лежать на койках, Игорь с Иваном тоже легли.
– Ну давай курнем, мужики. – Самарыч сел на кровать.
– Давай, – Штирбец взял косяк с окна.
– А может через «телевизор» долбанем, – Броник встал и присел на кровать к Ивану, прикуривающему глубокими затяжками косяк.
– Ну его к черту, мужики, после него мутит.
– Ну и что что мутит, зато один чистоган в голову идет, – Броник еще хотел что-то сказать, но не успел. В комнату вбежал Шурик.
– Мужики! На минном поле орет кто-то.
Все сразу выскочили из комнаты. В саду ясно был слышен крик человека: «Мужики! Мужики! Не стреляйте!»
– Да там вроде и не один голос, – сказал Самарыч, высунув почти всю голову из окна.
– Че делать-то будем, Игорь? – спросил Броник. Игорь не знал еще что сказать, вслушиваясь в крик, который то затихал, то был слышен вновь.
– Игорь, а может это душманы хотят нас вытащить из домика и шлепнуть, вот и орут по-русски.
– Заткнись ты, Штирбец, со своими детскими мыслями.
– Надо идти.
– Куда? На поле?! Ночью?! Да ты, что, Игорь, с ума сошел? Одни потроха на орешнике останутся!
– Надо идти, – повторил Игорь.
– Шурик, одевайся как положено – пойдешь в полк к ротному. Юрик, неси сюда плащ-палатку, а мы пойдем одеваться и – вперед.
– Живей! – повторил он, видя что ни Юрик, ни Шурик не сдвинулись с места. Через минуту все были готовы.
– Юрик, – продолжал командовать Игорь, – ты будешь нам ракетами светить. Пошли.
Но никто не сдвинулся с места. Первым очухался Самарыч и подошел к Юрику и Шурику.
– Ну пока, мужики, – и обнял их обоих сразу. Подошли остальные. Все неловко обнялись, не глядя в глаза друг другу. Стало как-то не по себе. Опять выручил Самарыч.
– Эх, не успели косячок долбануть – глядишь, веселей было б на поле шлепать, – и первым прыгнул с крыльца.
Обогнув домик с правой стороны, ребята пошли вдоль ручья вверх по ущелью. Броник шел первым, за ним Самарыч, Игорь и Штирбец. Тропинку они эту знали хорошо только до того места, где в ручье была выкопана яма, для того, чтобы было удобней брать воду ведром и умываться. За ямой начинался сад, где росли орешник, тутовик и всякая колючая дребедень, а в 30 шагах от сада начиналось минное поле.
Не успел Броник ступить и трех шагов от ямы, как ужас сковал ноги. По шее чиркнула холодная сталька минной растяжки.
– Мужики, мина! – прошипел Броник, еще хотел что-то сказать, но не успел – к нему уже подскочил Штирбец.
– Нагибайся, Броник, – это сигналка, я ее месяц назад ставил, забыл тебе сказать.
– Забыл, забыл, чурбан тоже мне. Хорошо сигналка, а если б ногой растяжку ОЗ М-ки задел, забылись бы тут глубоким сном. А че не сработала-то? Ставило тоже, – проговорил Броник, испугавшись мысли, пришедшей ему об ОЗМ-ке.
– Тише вы, как бабы базарные орете! Слышите: кричат где-то...
Действительно, метрах в сорока кричали двое: «Помогите, эй вы, саперы, помогите».
– Быстрей побежали, Вань. Смотри, чтоб на мины не напороться, скажешь, где начнутся.
Крики о помощи смолкли.
– Стой! – Игорь, вытянув руки в стороны, остановил побежавших было ребят. – Ни черта не видно. Иван, далеко до мин?
– Да черт знает, вроде уже здесь.
– Вроде или не вроде?
– Кажется нет.
От выпущенной ракеты стало светлей.
– Нет, Игорь, нет еще. Вон за той ступенькой из камней, за ней сплошь мины, я сам дальше ее не пойду.
– Эй, ребята, помогите, – крик послышался ближе, но не такой сильный. Глаза привыкли к темноте после выпущенной ракеты, и лестница из камней, опоясывающая гору, чтоб земля не сползала вниз, была хорошо видна.
– Будем ждать здесь, – Игорь присел у дерева, ребята последовали его примеру.
– А вдруг все-таки засада?
– Сам ты засада, кто будет по минному полю бегать и нас, дураков, туда звать?
– Эй, ребята, не стреляйте. Я тут, – послышался голос.
– Где? – ребята встали и подошли к ступеньке лестницы.
– Иди сюда, там мины, мы не пойдем.
– Не могу я, у меня нога...
Облокотившись локтем о камни-ступени, лежал человек. По освещенной светом луны новенькой форме наметанный «дедушкин» взгляд сразу определил, что это солдат первого полугода службы.
– Что с ногой-то? – Броник и все остальные подошли к солдату.
– Нет ноги...
Броник с Самарой взяли плащ-палатку за концы и вместе с Игорем и Иваном подставили ее вплотную к солдату. Когда закидывали ноги, в лунном свете блеснули две белые, словно бы вылизанные, кости – мяса на них не было от самого колена, ступни вообще не было, на левой ноге почти полностью была разорвана икра.
– ПМН-5, – подумал Штирбец. – 50 штук их тут ставили с Марьиным и Кичановым, когда еще сам молодым был.
– Ребята, спасите, я жить хочу.
Саперы, схватив за концы плащ-палатку, понесли раненого к ручью. Выйдя из сада, остановились.
– Мужики, наклоните, я пить хочу, – Игорь с Иваном наклонили одну сторону плащ- палатки. Раненый жадно попил. Игорь спросил:
– Тебя как зовут, зема?
– Санька.
– А фамилия как?
– Ладога. Из Ленинграда я.
– А второй, который с тобой был, где?
– Я был один. Ребята, давайте быстрей. Что теперь мать скажет?! – стали заметны появившиеся на глазах у раненого слезы.
Подошли к домику, опустили плащ-палатку на землю.
– Дайте покурить, ребята, – Ладога приподнялся на локтях.
Самарыч дал закурить. Видно было, как от полка отделились две пары горящих фар.
Зема, теперь жить будешь. Видишь, врача везут, вертолет, наверное, уже вызвали, через полчаса в Баграме будешь, в госпитале.
Ладога молчал и вдруг, приподнявшись на локтях и выплюнув недокуренную сигарету, глядя прямо на ребят, попросил:
– Ребята, пристрелите меня, я не хочу жить.
– Молчи, «сынуля». Сейчас закатаю в лобешник – враз жить захочется, герой какой нашелся, – бросил Игорь, присел к ребятам на ступеньку крыльца и закурил.
Снизу было слышно, как подъехала «скорая» и БМП, кто-то с фонариком стал подниматься наверх.
– Че из полка-то убежал? – Броник подошел к раненому, – «дедушки», наверное, обижали?
– Никто меня не обижал.
– Чего тогда ночью в горах делал? К «духам» податься хотел?
– Нет, я из «секрета».
К домику подошли врач-лейтенант, Шурик и трое солдат с носилками из батальона пехоты. Лейтенант, пощупав пульс раненого, достал из сумки одноразовые шприцы, сделал сразу три укола, затем стал бинтовать ноги. Закончив работу, подошел к ребятам, сказав пехотинцам:
– Кладите его на носилки и спускайтесь вниз, я сейчас подойду.
Лейтенант подошел к Игорю, расспросил его о случившемся. Игорь, рассказав, в свою очередь спросил:
– Товарищ лейтенант, а почему у него кровь не шла?
– В шоке он сейчас, а шок пройдет, от одной боли умереть может. Ну, теперь-то спасем, если заразы никакой не попало, – лейтенант закурил, взял лежавший у плащ-палатки автомат и стал спускаться вниз, попросив Юру посветить ракетницей.
Ребята пошли в дом. Юрик и Шурик остались на улице.
– Зажигай косячок, Иван.
Иван прикурил зачинаренный косяк, пустил его по кругу. Дважды пропустили косяк по кругу. Самарыч, развалившись на кровати, попросил Броника:
– Расскажи, как вы с Иваном дневалили, когда «сынулями» были.
– Дело было зимой. Иван должен был с вечера дневалить, а я ночью менять его. Дров путных не было, какие-то тяжеленные, как железо, ни черта не горели. Кое-как разожгли с Иваном, я лег спать. Ночью Иван будит, вставай, говорит, моя смена кончилась и подает мне банку с жидкостью. Если печка, мол, потухнет, плеснешь солярки – опять загорится. Сам лег спать. Я взял автомат, вышел из палатки, смотрю: дневальный с ремроты справно службу несет, «химик» – тоже. Ну, думаю, кемарну немного, всяко «духи» не нападут – мне «молодому» всегда спать хотелось. Очухался минут через 30, побежал сразу печку смотреть: если буржуйка потухнет, в палатке сразу дубак станет. Смотрю – дрова еле шипят. Взял я Иванову солярку, открыл дверцу, плеснул, а мне как пыхнуло оттуда, чуть всю рожу не опалило, – Штирбец, сидевший на кровати, захохотал. – Я сразу сообразил, что это бензин. Рука у меня загорелась. Я бросил банку на пол, бензин разлился, а банка горящая укатилась к «дедушке» под кровать. Я схватил «хэбэ» «деда» с чисто подшитым воротничком и стал по полу хлопать – огонь сбивать. «Хэбэ» загорелось, я кричу, чтоб Иван просыпался, а ему хоть бы что. Зато «дедушки» стали просыпаться, а тот, под кем загорелось, таджик был – Карим Таджибаевич звали, как заорет писклявым своим голоском: «А!!! "Сынуля" "дедушку" поджег, чтоб "дедушка" домой не уехал». Стащил тюфяк с кровати, тут «сынули» весеннего призыва подскочили. Потушили. А я схватил автомат и быстрей бежать на улицу дневалить. Не прошел вокруг палатки и одного круга, слышу орет Карим: «Дневальный! Сюда иди!» А я как бы и не слышу, стою у грибка. «Сынуля» подбегает: «Броник, "дедушка" зовет». Пошел я, все равно, думаю, не отстанет. Дошел до буржуйки, стою. Таджибаевич в своем проходе стоит, положив локти на второй ярус, и как кошка на мышь смотрит. «Ты зачем, "сынуля", поджег меня, хочешь, чтоб я домой не уехал. Да?»
– Да нет, я печку растапливал, – начал было оправдываться я, но он не дал мне договорить. «Дай сюда автомат». Я отдал, Карим отстегнул магазин, бросил его на кровать, поставил пустой автомат к кровати. Потом вдруг резко подтянулся на руках и как даст мне пятками в лоб. Я как «шти пролил» – рухнул между печкой и кроватью, а он еще основательно меня потоптал и успокоился. Редко мне так перепадало.
Самарыч, Иван, Игорь катались на своих кроватях, корчась от смеха: то ли план попался смешной, то ли с Броником история их рассмешила. А скорее всего – и то, и другое.
В домик зашли Юрик с Шуриком.
– Игорь, час ночи уже, теперь вы должны дежурить.
– Ладно, ложитесь, мы не будем спать. Выйди, Юрик, постреляй немного, пусть «духи» знают, что мы не спим.
– Игорь, нельзя стрелять, там, может, еще второй «сын» бегает, – Шурик сел на кровать, стал расстегивать ботинки. – Мне в полку про них рассказали. Они из роты связи. Были дневальными и при раздаче у них не хватило пачки сахара на ужин. И вот, испугавшись «инструктажа дедушек», они убежали в горы, а, видимо, когда стемнело, «духов» испугались, стали спускаться в полк и напоролись на мины. Этот второй и притащил раненого к краю минного поля. Не знаю только, как он сам не взорвался, убежал опять.
– Ну ладно, Юрик, не стреляй тогда. Иван, забей косячок, я фильтр сделаю...
В окно домика стало видно чуть светлеющее далеко в долине небо. Прошел еще один день службы. До приказа оставалось 67 дней.