Горит звезда над городом Кабулом,
Горит звезда прощальная моя.
Как я хотел, чтоб Родина вздохнула,
Когда на снег упал в атаке я...
В. Верстаков
«15 февраля 1989 года условную линию Государственной границы СССР, проходящую по мосту через Аму-Дарью, пересек последний наш солдат – генерал-лейтенант Б. В. Громов. Завершился вывод из Афганистана ограниченного контингента Советских войск.
Сначала мы считали дни, затем недели. И снова время потекло так же мучительно медленно, как и тогда, когда мы ожидали возвращения на Родину наших ребят. Но дни и недели постепенно складывались в месяцы. На драматические события минувшего десятилетия лег, наконец, первый, пока еще тонкий, покров Времени, отделяющий Настоящее от Истории. И мы напряженно ждем, что скажет Время, что ответит История. Ибо нет сейчас иных беспристрастных судей для тех, кто прошел Афганистан и неожиданно оказался на новой грани переломной эпохи – в круговерти политических потоков, в хаосе противоречивых взглядов и суждений, в мешанине толкований основополагающих человеческих ценностей. Нет иных судей и для тех, кто не вернулся из Афганистана.
Но их судят, более того, нередко осуждают. Осуждают, правда, как правило, с одной оговоркой: те, кто воевал, не в ответе за тех, кто их посылал на войну. Таким образом, оказываются наши «афганцы» в двусмысленном положении исполнителей неправедного приговора. Пока их хвалят за проявленное мужество, за то, что достойно вынесли все выпавшие на их долю испытания. Но трудно предсказать, что будет завтра, через 3, 5, 10 лет. Законы истории неумолимы. Рано или поздно она неизбежно призывает к ответу и тех, кто принимает решения, и тех, кто их исполняет...» Эти строки открывают книгу А. П. Житнухина и С. А. Лыкошина «Звезда над городом Кабулом».
Итак, шла афганская война. Продолжается она и по сей день в страшных снах тех молодых солдат, которые однажды пересекли границу Афганистана. Для тысяч солдат она закончилась на перевалах, но для их матерей, жен, сестер, любимых она не закончится никогда... До последних дней своей жизни они будут всматриваться в ясные глаза на портрете, через который пролегла траурная лента...
А что же те, кто вернулся из того ада? Они живут. Правда, все по-разному. Тем, кто пополнил ряды инвалидов, не позавидуешь, тем, у кого надломлена психика, – тоже. Ну, а те, кто благополучно пережил смену войны на мирную жизнь, продолжают ее. Нет, эти парни внешне ничем не отличаются от своих сверстников, или среди прохожих, но... вой сирены спецмашины или любой звук, похожий на выстрел, – и... они падают на землю. Потом, виновато озираясь по сторонам, поднимаются, убирая со лба липкий пот, и продолжают свой путь...
Рассказывать об Афгане они не любят. Понятно отчего: в них стреляли и убивали, и им приходилось отвечать тем же, вот и носят они этот грех в своем сердце и, наверное, кого-то из убиенных помнят даже в лицо. Боялась и я, что не получится у нас разговор с Вячеславом Даниловым, который проживает в п. Каменка. Он тоже «афганец». А когда я представилась и объяснила цель своего визита, он спокойно ответил: «Проходите в комнату».
Не успели мы с ним начать наш разговор, как в комнату зашли двое парней. Вячеслав обрадованно пояснил мне: «А вот еще один афганец явился. Присаживайся, Иван», – обратился он к одному из них. Не сразу разговор наш определился, парни время от времени смотрели друг на друга, давая понять, что и говорить-то здесь не о чем, а потом Иван неторопливо начал рассказывать:
– Мы были одними из первых, кто попал туда. 27 декабря 1979 года пересекли границу Афганистана. Помню, такая метель была, снег, ветер, смотрим – колонна машин идет и, как ни странно, больше похожая на цирковую колонну. На машинах прикреплены колокольчики, цирк да и только. Это была колонна афганских воинов. Прибыли на место, горы кругом. Поставили палатки, соорудили в них печки. Истопишь печки пожарче – с верхней части палатки капли падают, немного времени пройдет, смотришь – палатка уже промерзла. Спали, забираясь под тюфяки, а утром проснешься – ноги открытые и не чувствуют от холода.
– Ребята, мне придется потревожить вашу горькую память. Все же вам пришлось воевать, а это значит – видеть смерть и убивать самим...
В комнате наступило неловкое молчание, для меня – от заданного вопроса, для ребят от тревожного чувства, что необходимо отвечать. И снова заговорил Иван Зенков:
– Все было как на войне. И смерть, и кровь. Мины у афганцев при полете не воют, как это показывают в кино, а издают особый звук, похожий на шелест листвы осины. И как только услышишь такой звук – начинаешь искать укрытие... Или скорострельные минометы «васильки» делали свое дело, произведет расчет офицер – и не будет сбоя у орудия... Мои родители четыре месяца не знали, где я нахожусь, ну, а потом пришлось написать правду... Форму нам меняли, вначале была простая «хэбэ», потом сапоги заменили на ботинки, вот со шнурками помучались...
И снова молчание...
– Скажите, а какие отношения у вас были с местным населением?
– Ну, когда я служил, – продолжает Иван, – то отношения были нормальные, общались, многие говорили по-русски. Играли с мужчинами в шахматы. Ведь они встретили нас как союзников, они не хотели, чтобы американцы пришли к ним, боялись, что американцы начнут истреблять их религию. Но потом уж перед дембелем отношения стали меняться. Днем он с тобой играет в шахматы, а ночью идет с автоматом против тебя воевать. Среди местного населения немало туркменов, узбеков, армян, поэтому они и могли говорить по-русски. Помню, остановились мы на отдых, вышли из машин, и вдруг к нам прибегает «их» человек, с ужасом спрашивает нас: «Что вы делаете, где остановились? Убирайтесь поскорее, а то беда вам будет!» Оказывается, зашли мы на кладбище. Конечно, оно вовсе не похоже на кладбище русское. Лежит камень, около него палка стоит. Это и есть могила. А если на палке лента привязана, это означает, что за смерть здесь покоящегося не отомщено.
– И вообще почва там каменистая, – вступил в разговор Вячеслав, – вот уж доставалось нам, когда рыли окопы. Растительности мало... Жара. На перевал поднимешься – точно как наш север, спустишься вниз – наш юг. Климат для русских солдат был паршивый, трудно привыкали.
Слушала я парней и понимала, что о главном они не говорят. Может быть, оттого, что я – женщина, и не смогу до конца понять сказанное ими. А может быть, оттого, что они – мужчины, и считают, что незачем знать мирным людям о красках войны. И все же снова задаю вопрос.
– Ребята, ведь было и страшно?
Ответ был коротким, но расспрашивать о чем-то еще охота отпала.
– А чего бояться? Она, родимая, всегда при себе.
Вот так. А эта «родимая» зовется гранатой.
Умирать, конечно, было страшно, но куда страшней – попасть живым в руки душманов. Вот на этот случай и носили русские парни ее, «родимую». И если мы уже здесь были понаслышаны о тех зверствах, которые чинили душманы над «пленными», то наши солдаты это знали отлично.
– Раненых и убитых, – продолжают мои собеседники, – не оставляли на поле боя. Ни одного не оставили. Однажды четверо суток раненых и убитых несли до своих. Разное бывало. Как-то командир вечером, – вновь продолжает Иван, – говорит нам, что завтра восемь человек пойдут к пехоте, понесут патроны. Утром мы узнали, что командир взял БТР-щиков и отправился к пехоте, хотя с ними, пехотинцами, не связался. Ну и вышли на душманов. Двоих сразу убили, остальных всех ранили. Так что на их месте могли оказаться и мы, и любой, кто там служил. Правда, поначалу в Афганистан забирали туркменов; казахов, но потом их стали отправлять обратно. У них с афганцами одна вера была, и они не стреляли друг в друга...
Вячеслав Данилов и Иван Зенков, наши верховажские парни, честно исполнили свой воинский долг и оба отмечены. Иван – благодарственным письмом, Вячеслав – медалями за свои ратные дела. Смотрю на медаль, на которой значатся слова «От благодарного афганского народа», следующая медаль – «Воину-интернационалисту», гвардейский знак, а также Почетная грамота за подписью М. Горбачева.
В ту ночь пришел приказ в казармы к нам,
Десантникам тревогу объявили.
Сказали нам: летим в Афганистан,
Маршрут уже на картах проложили.
Нам на раздумья время не дано.
Оружие свое готовим к бою.
Войну видали только лишь в кино,
А здесь придется жертвовать собою.
Ю. Кирсанов
Вот и эти парни, Иван и Вячеслав, тоже получали приказы, по приказу блокировали кишлаки, прочесывали их, брали в плен подозрительных лиц, особенно если у последних обнаруживали оружие. По приказу стреляли и убивали... Все как на войне…
Мы долго беседовали с ребятами, и все же время, проведенное за беседой, – не показатель откровения. Полного откровения так и не наступило. И не беда. Еще очень много и надолго оставят в своей душе эти парни, а кое-что, может, и навсегда. Это их право! Им в свои девятнадцать довелось испытать немало, но зато все, кто был, по-особому воспринимают слова «Родина», «Мир», «Отчий дом».
История еще долго будет расплетать загадочную паутину афганской войны, называя и осуждая виновных, но упрекнуть в чем-то солдата этой войны мы не имеем права. И не стесняйтесь, ребята, слова «афганец», ведь не ваша в том вина, что вы являлись солдатами этой «бессмысленной бойни». Сегодня, слушая вас обоих, мне все время хотелось попросить у вас прощения за ваши муки, за слезы (бывало и такое), за кровь и страдания, за горе и волнения ваших родителей.
О МАТЕРИ СОЛДАТ
Данилова Мария Федоровна – мать Вячеслава. Сейчас она благодарит Бога, что сын ее живым и здоровым вернулся из Афганистана. А пока служил он там, конечно, беспокоилась. Правда, что такое Афганистан, от людей узнавала, он ничего не писал. Да и когда вернулся домой, тоже ничего не рассказывал, иногда с ребятами поговорят об этой войне – только и всего.
Сейчас Мария Федоровна находится на заслуженном отдыхе, она, как и многие женщины лесопунктов, работала в лесу. Троих детей подняла на ноги, сейчас живет вместе с Вячеславом.
Вот так закончилась наша встреча с Вячеславом Даниловым, его матерью и Иваном Зенковым. Я благодарна им за их гостеприимство и ту беседу, что состоялась у нас. Счастья вам всем на родной земле, успехов в мирных делах и земного благополучия.