И. Козлов, В. Железняк, А. Миров
Вологда в XII-XVI веках
// Красный Север. – 1947. – 08.06; 13.07.


Давайте перенесемся с Вами, читатель, в старую Вологду. Пройдем по Крестьянской улице и остановимся на том месте, где когда-то была церковь Воскресения – первая из вологодских церквей. Она стояла на правом берегу реки Вологды, который значительно возвышается над левым и придает месту красивый вид. Северный изгиб реки и омывал древнюю часть города.
Церковь в те дальние времена располагалась на площадке, которая носила название Ленивой. На площадке шел торг и здесь очевидно горожане собирались для выслушивания воеводских и княжеских грамот о налогах, сборе рати и т. д.
На основании летописного сказания можно предположить, что здесь восемьсот лет назад было селение, состоявшее из нескольких посадов с торговой площадью. Города же, т. е. укрепления, стен (ограды) пли защиты, тогда еще не было. Естественной защитой служили лес, река и болота. Недаром первые поселенцы выбрали крутой берег реки на изгибе, дающий возможность хорошо видеть приближение врагов.
Впоследствии, в XIV веке, город огородился крепкой бревенчатой стеной. Церковь Воскресения и Ленивая площадь остались центром. От центра отходили два посада – верхний и нижний, а за рекой – Заречный. В старинном летописном сказании о Дмитрии Прилуцком упоминается, что, придя в Вологду в семидесятых годах XIV века, он нашел здесь большой город со многими благоустроенными храмами. Но, конечно, не надо представлять себе этот город как город с каменными зданиями и церквями. Дома воеводы, дьячка, и богатых горожан были деревянными, как и соборный храм Воскресения. Отличались они от изб посадских только большими размерами, да затейливой резьбой на наличниках и по фасаду.
Посадские люди жили в избах, где топили по-черному и где свет еле-еле пробивался через пузырчатые окошечки. За избушками посадских тянулись огороды и пашни, так как большинство жителей занималось и промыслами и земледелием.
К Вологде при Иване III из Ярославля была проложена дорога, по которой тянулись обозы, бежали ямские лошади, по сторонам дороги мелькала бедные деревушки, леса.
Летом по рекам Вологде и Сухоне плыли караваны судов. Вологодская пристань тогда становилась одним из оживленных мест города. Пристань, очевидно, помещалась под горой, где река делает изгиб.
Насколько большое значение имела Вологда на севере, можно судить по тому, что в начале XIII века из-за обладания ею шла борьба между крупнейшими удельными русскими князьями: Новгородским, Тверским, Ростово-Суздальским, а позднее – Московским.
Новгород и Вологда не были завоеваны татарами, но они платили дань золотоордынскому хану. От поборов освобождались только князья и духовенство.
Чтобы осуществить сбор дани с многомиллионного народа, держать его в угнетении, золотоордынское государство, пользуясь феодальной раздробленностью Руси, проводило политику натравливания русских князей друг на друга, поддерживало разногласия между ними, организовывало военные походы. Так, татарам удалось организовать поход в Вологду тверского князя Святослава в 1273 году. Летопись указывает, что враги «с великой корыстью» вернулась в Тверь.
Во время татарского ига Вологда, как и другие северные города, приобрела особое значение. Спасаясь от казней, плена, даней, крестьяне, купцы и горожане бежали на север. Значение города быстро росло. Ему суждено было сыграть крупную политическую роль в создании русского централизованного государства.
После великой Куликовской битвы все русские люди стали смотреть на Москву как на единственного защитника русской земли, могущего освободить Русь от татар и создать единое национальное государство.
И. В. Сталин говорит: «Интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов востока, требовали незамедлительного создания централизованных государств, способных удержать напор нашествия».
К этому времени Вологдой управляли два наместника – новгородский и московский. В 1392 году сын Дмитрия Донского Василий при новом столкновении с Новгородом овладел Волоком, Бежичем и Вологдой. С тех пор Вологда стала фактически московским владением.
Присоединение Вологды к московскому великому княжеству имело огромное политическое, экономическое и культурное значение. Органическая связь с Москвой превращала Вологду в прогрессивный центр на севере, опорный пункт борьбы с новгородским боярством, не желавшим объединяться с Москвой, отстаивавшим феодальную раздробленность северо-восточной Руси.
Известную роль в этом сыграла монастырская колонизация. Монастыри, зависевшие от Московского митрополита, подержали объединительные стремления московских великих князей – Прилуцкого, Кирилловского и др. Монастыри в то время были крупнейшими феодальными собственниками, существуя на княжеские и боярские пожертвования и эксплуатируя труд прикрепленного к ним населения. Например, за Кирилловским монастырем числилось до 20.000 десятин пашни, не считая пустырей и леса, и значительное количество крепостных крестьян.
Во время последней феодальной усобицы между великими князьями Василием Темным и его племянником Дмитрием Шемякой вологодские монастыри приняли сторону законного великого князя и призывали к этому все население. За это Шемяка в 1447 году разграбил город.
По завещанию Василия Темного (1462 г.) Вологдой владел его младший сын Андрей, оставивший ее Ивану III.
Талантливый и энергичный государственный деятель, организатор русского централизованного государства, Иван III заботился об укрепления Вологды и расширении ее связей с Москвой. Из Ярославля была проложена дорога в Вологду. Иностранный путешественник Герберштейн, отметил Вологду, как город-крепость, где хранилась часть «государевой казны».
В 1463 году Иван Ш посетил Вологду, интересуясь ею как стратегическим пунктом в предстоящей борьбе с Новгородом. Недаром в следующем –1464 году летописец сообщает о походе московских войск в Двинскую землю, упоминая имена воинов-вологжан под командованием воеводы Бориса Слепца. Мы видим вологжан участниками Казанского и Литовского походов. Казанский царь Алегам и литовский полководец князь Острожский, взятые в плен, находились в вологодской ссылке.
Экономический рост города и его значение как культурного, оборонного и торгового центра, требовали расширения городской черты, новых монументальных построек, создания мощного административного центра. Эту задачу выполнил царь Иван Васильевич Грозный.
Грозный ценил Вологду как город, имеющий оборонное значение, прикрывавший с севера путь к Москве.
Немецкий шпион и авантюрист Генрих Штаден, обманом вкравшийся в доверие царя и даже вступившей в число его опричников, написал свой план захвата Московии, в котором предлагал германскому императору для покорения нашей страны послать полчища захватчиков с севера, через Вологду на Москву.
Иван IV рассматривал Вологду и как город, расположенный на судоходной реке, через который велась торговля с иностранцами.
Насколько ценил северные города Иван Грозный, видно из того, что в момент обостренной борьбы с феодальным боярством, он приказал зачислить в опричнину города Вологду, Тотьму и Устюг.
В Вологде Грозный заложил крепость, перенес в нее архиерейский дом и построил себе дворец. На постройке крепости было занято до 10 тысяч человек. Крепость Грозного (детинец) располагалась на правом берегу реки Вологды.
Одновременно с крепостью под личным наблюдением Грозного, в Вологде воздвигнут Софийский собор (1568–1570 г.г.), являющийся одним из великолепнейших монументальных произведений русского национального зодчества,
Начатое Грозным в Вологде каменное строительство не было закончено и постепенно разрушалось. К концу XIX века никаких следов от него не осталось. Единственным уцелевшим памятником является Софийский собор.
Сооружение крепости и собора, а также предпринятая Грозным в то время постройка судов тяжелым бременем легли на плечи народа.
Летописец Иван Слободской отмечает: «И тогда были вологжанам велики налоги от строения города и судов». Слободской говорил, кроме того, что в 1571 году «был Вологде мор великий». Это являлось следствием закрепощения крестьянских масс, роста налогов, хронических неурожаев, низкой оплаты труда занятых на постройке крепостных рабочих.
Так народные массы – славяне и русские – основали город Вологду в 1147 году. Народ строил и развивал город. Народ приобщил его к Москве. Москва, опираясь на Вологду, превратила северную землю в русскую. Город к концу XVI стал крупным экономическим, политическим, торговым, военным культурным центром на севере России. Город был связан не только с жизнью края, севера всей страной, но и с рядом западно-европейских стран.
Так Вологда вступила в XVII столетие.
Трудное время переживала наша родина в начале XVII века. Иноземные захватчики, воспользовавшись тяжелым внутренним положением Московского государства, терзали русскую землю.
Вологда и Ярославль – богатые торговые города – были особенно важны для интервентов. Отсюда они могли забирать у купцов и посадских нужные товары, получать деньги и съестные припасы. Польские паны и русские изменники беззастенчиво грабили население, издевались над всем тем, что было свято для народа.
Убедившись, что помощи ждать неоткуда, народ сам взял в свои руки борьбу с интервентами. 
Очагом народного восстания на Севере явилась Вологда. В Вологда хранилась часть государственной казны, на складах города были запасы продовольствия и товаров. Поэтому захватчики обращали на Вологду большое внимание. Подкупленные панами, вологодские власти – воевода, дьяк, приказные чиновники – были ненавистны вологжанам, переставшим верить и в подлинность лже-Димитрия II и в «доброту» его союзников. Восстание в Ярославле, закончившееся победой населения, приободрило вологжан. Бывший в то время в Вологде голландец Исаак Масса весьма живописно рассказывает в своих мемуарах о том, как в Вологду приехал польский отряд с награбленным имуществом. Паны рассчитывали отдохнуть в Вологде. Но вслед за панами пришли толпы крестьян, ограбленных захватчиками. Горожане, соединяясь с крестьянами, поднялись на панов и русских изменников.
С того времени Вологда делается местом сбора народного ополчения, идущего под Москву. Сюда собираются и устюжане, и тотьмичи, и каргопольцы. Находится и честный предводитель «в изменах не замеченный» воевода Петр Иванович Мансуров и, когда великие русские патриоты князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин обратились из Ярославля к вологжанам с требованием послать во всенародное земское ополчение людей, П. И. Мансуров повел свой полк под Москву. С Мансуровым ушли почти все вооруженные силы из Вологды. Этим воспользовались интервенты. Судя по отписке вологодского архиепископа Сильвестра князю Пожарскому, известная вина ложится на старшего воеводу князя И. Одоевского, ослабившего караульную службу.
Интервенты учинили жуткий погром в Вологде: «церкви опоругали и город и посады выжгли». Только 25 сентября интервенты, узнав о движении к Вологде Белозерского полка Григория Образцова, спешно покинули город. При этом налете интервентов пострадал и замечательный памятник архитектуры Софийский собор.
Но, благодаря выгодному торговому положению Вологды, эти раны, нанесенные городу интервентами, были скоро залечены.
Крупные торговые люди – купцы и иноземцы, а также монастыри, от торговли богатели. Неплохо жили в Вологде дворяне и военные служивые люди – стрельцы, пушкари, воротники, имевшие свои лавочки и платившие незначительный налог. Но зато основное ремесленное посадское население и городские крестьяне находились в ужасном положении из-за налогов и поборов. Писцевая книга 1627 г. указывает, что налоги и поборы привели к тому, что часть дворов обезлюдела. Из общего количества 494 посадских и крестьянских дворов бобылей было 73, а нищих 104.
Одним из наиболее ненавистных вологодских воевод был Леонтий Плещеев.
При воеводском дворе находилась пыточная камера, где палачи кнута ми вырывали показания от невинных людей, которые не угодили воеводе.
В 1632 г. Вологда погорела. Причину пожара летопись определяет так: «Воевода Леонтий Плещеев град Вологду пожог, кроме посадов дальних». Пожар причинил много убытков. Особенно пострадали посадские. Казна же оказывала весьма скудную помощь бедным погорельцам и в то же время щедро помогала богачам.
Вскоре Плещеев, опасаясь гнева посадских людей, уехал из Вологды.

II

Большие неприятности для Вологды, вернее для вологжан приносили частые эпидемии различных болезней. В центре Вологды находились большие болота – Благовещенское и Репное. Около этих болот были курные избы, люди жили в тесноте, а болота эти, куда выливались помои и нечистоты, были рассадником заболеваний.
Летопись рассказывает о моровой язве 1654 г. С 1 сентября 1654 года она началась в Вологде и ее окрестностях и в продолжение семи недель беспощадно истребляла жителей.
После моровой язвы жители Вологды и окрестные крестьяне в один день 18 октября построили деревянную церковь во имя всемилостивого Спаса. Храм строило несколько тысяч человек.
После моровой язвы Вологду и район в 1671 г. посетил голод. Население окрестных сел ело траву и древесину. Хлеб чрезвычайно подорожал и многие крестьяне вынуждены были пойти в кабалу к монастырям и помещикам. Вологодский архиепископ Симон тогда предпринял постройку вокруг архиерейского подворья монументальных крепостных стен, известных ныне под названием «кремлевских». Население работало на этой крупной постройке, как писал впоследствии Симон в Москву, «ради одного хлеба, без денежно».
Но все это, конечно, главным образом, отражалось на беднейших слоях населения. Экономически Вологда в XVII веке, особенно во второй ее половине, процветала.
Нельзя забывать, что Северный торговый путь шел через Устюг, Тотьму, Вологду из Архангельска в Москву, что Вологда была складочным местом товаров для иностранной торговли, что город славился своими канатными мастерами, кузнецами, плотниками, каменщиками, изуграфами, что Вологодский край был краем соленых варниц, что здесь было развито салотопление, кожевенное, кирпичное производства. Все это определяло значение Вологды в XVII веке.
Недаром вологодский купец, носивший звание «торгового гостя», - Гавриил Мартинович Фетиев был одним из крупнейших богачей и вел обширную торговлю и с западом и с востоком. Духовное завещание Фетиева, датированное 1684 годом, бесспорно, является интереснейшим документом того времени. Завещание показывает, что из Вологды торговые и культурные связи тянулись на восток, и в Англию, и по всей России. В завещании упоминаются и армянин Егул Григориев, и английский «гость» Томас Калдерман, и каргополец Иван Лобанов, и торговый человек из Нижнего Новгорода, и ярославец Алексей Денисовский, и, попавший в должники к Фетиеву, стольник Иван Голенищев-Кутузов.
Кроме наличного денежного капитала, Фетиев оставил ряд недвижимых имений – села Касково, Погорелое, Пятино, Грушино, Романово, десятки лавок, амбаров, квасниц, дворов, огородов, покосов.
Кроме Фетиева в Вологде были купцы рангом поменьше, торговавшие кожей, салом, мехом, солью, железом.
Голландский художник Корнелий де-Бруини, посетивший Вологду на рубеже XVII и XVIII веков, отмечает город, как место «через которое проходят все товары, идущие из Архангельска». При осмотре Вологды мемуарист нашел – «четыре склада наших голландских купцов». Кроме голландских были склады я других иноземцев – немцев-гамбургцев, англичан и т. п.
Все это говорит о том значении, которое имела Вологда в экономике русского государства XVII века. Недаром в царских грамотах XVII века Север выделяется, как самый богатый край России.

III

Говоря, о Вологде XVII века, мы не можем не остановить внимание читатели на том высокий уровне, на котором стояло Вологодское искусство. Вологодские иконники, «изуграфы» приглашались для работы по росписи кремлевского Архангельского собора (указ 1660 г.) и Коломенского дворца (1670 г.). Среди них находился и вологжанин Григорий Агеев – автор иконы «Михаил Архангел». Такие изуграфы, как Автономов, Акинофиновы, Яков Тарасов, Иван Москвин писали для местных храмов, часто выезжали по вызовам Москвы.
Следует отметить, что Вологодские иконники в XVII веке пишут свои работы в то время, когда везде царила так называемая «фрязь» (позднейшая московская школа), сохраняя передаваемую из поколения в поколение привязанность к старой новгородской школе, хотя и внося в них элементы нового стиля.
В XVII веке (1686–88 гг.) ярославский живописец Д. Г. Плеханов расписывал фресками Вологодский кафедральный Софийский собор. Сюжеты, взятые из библии, интересны своим отображением бытовых особенностей XVII века. Замечательна по своей композиции фреска «Страшный суд». Интересны и пропорции фигур – удлиненные тела и маленькие головы. Вспомним, что великий русский художник М. Л. Врубель в своих фресковых работах (роспись Кирилловской церкви в Киеве) и ходил из того же принципа изображений фигур. Тона фресок Софийского собора производят приятное впечатление своими блеклыми голубыми и желтыми красками. Роспись местами была подновлена палешанами в пятидесятых годах XIX столетия.
Вологодские каменщики в XVII веке построили архитектурные памятники – Цареконстантиновскую церковь (ул. Папанинцев) – московского стиля с кокошниками и шатровой колокольней, избу судного приказа (в Вологодском архиерейском подворье – Кремле), каменные стены с башнями в Прилуках (Прилуцкий монастырь), уже упомянутые выше, кремлевские стены архиерейского подворья и др. 
Во времена Петра Первого Вологда потеряла свое значение как экономический, торговый и культурный центр севера.