С.
Ф. Платонов
Низовская колонизация Севера
// Платонов С. Ф.
Прошлое Русского Севера: Очерки по истории колонизации Поморья. - Петербург: Время, 1923. – С.
55-57.
Сосредоточение внешней торговли в одном Архангельском порту повело за собою важные последствия для всего севера. Пути из московского центра, ведшие на север, получили как бы новую бытовую расценку. Среди них сразу же стал важнейшим путь от Москвы на Холмогоры и на Двинское устье к вновь основанному (1584) городу Архангельску. Он шел через Ярославль, Вологду, Устюг, и в этих пунктах к нему примыкали боковые пути с разных сторон. Около Устюга сходились дороги с востока — с Вычегды и Юга, соединявшие с магистралью Вятку, Пермь и Урал. Став в узле двух особенно оживленных в исходе XVI века путей, связывавших Москву с ее единственным портом и с новой провинцией Сибирью, Устюг быстро вырос до первенствующего значения в крае и в начале XVII столетия стал даже больше Холмогор, уступая только Вологде своими внешними размерами и торговым значением. Положение же Вологды стало исключительно важным. Она всегда была как бы посредницею между Поморьем и центральными московскими волостями, как бы воротами в Поморье. Теперь же, когда устроился торг с иноземцами в Двинском устье, Вологда стала играть особую роль — пункта, откуда начинался речной путь, „судовой ход", к Архангельску для всех товаров, подходивших туда сухопутьем. Поэтому Вологда оказалась неизбежною станциею для всех грузов, шедших с Поволжья на север и с севера в центр государства. Здесь товар должен был перегружаться с телег и саней на суда, или обратно, и выжидать полой воды или же зимнего пути. Весь средне-русский отпуск в Архангельский порт сосредоточивался весною в Вологде и перед погрузкою на суда подвергался таможенному досмотру. Иноземцы, главным образом англичане, сами являлись в Вологду для закупки товаров по более сходной цене, стараясь миновать лишних посредников, и сами же везли с моря товары по Двине и Сухоне до Вологды, устроив здесь для них склады в своем доме, „обширном, как замок" (по выражению голландца Исаака Массы, видевшего этот дом). Таким значением Вологды объясняется ее большой рост в XVI веке. Сам Грозный обратил внимание на Вологду, посетил ее и выстроил в ней каменный большой кремль; с той поры, с 60-х годов XVI века, , Вологда заняла одно из самых видных мест во всем Московском государстве, как по своему торговому значению, так и по количеству жителей (свыше 1.500 дворов). В смутное время начала XVII века все боровшиеся в государстве стороны стремились овладеть Вологдою, понимая ее важность и отдавая ей первенство среди всех северных городов. Особенное значение Вологда получила в зиму 1608—1609 гг. Весь иностранный привоз навигации 1608 г., с окончанием торга и выгрузки в устьях С. Двины, был направлен по обычаю к Москве, но по военным обстоятельствам застрял в Вологде, так как смута закрыла ему дальнейший путь на юг. Осенью 1608 г. торговые иностранцы не поехали южнее Вологды; а вместе с ними на Вологде остались и „все лучшие люди, московские гости", которые выехали из Москвы на север для государевых и своих торговых дел. С ними были их „великие товары" и государева казна, состоявшая не только в деньгах, но и в мехах. Понятно, какую ценность получала Вологда по сосредоточенному в ней богатству и какой социальный вес имели сидевшие в ней „большие" люди. Правительство царя Василия Ивановича Шуйского образовало в Вологде особую „думу" для обороны города и всего северного края, и в эту думу входили под главенством воевод выборные люди от московских гостей и иноземцев. Военные действия, приведшие к поражению войск второго самозванца на севере, были в значительной мере ведены при участии и под влиянием этого Вологодского совета или „думы". Вологда оказалась в фокусе военных и политических операций той эпохи и жестоко пострадала от смуты. Пережив много превратностей, торжествуя над врагами и подвергшись грабежам и вражеским нашествиям, Вологда в результате разорилась и опустела. В 1627 г. в ней на тысячу жилых дворов было более 500 пустых, и притом в жилой тысяче только около 300 было признано налогоспособными, остальное же была беднота, „не пригодившаяся в тягло". Но город, отлично расположенный в узле торговых путей, скоро оправился от своих бед и во второй половине XVII века опять расцвел до прежней степени населенности и благосостояния.
|