Н. Бунаков. Вологда в начале 17 века

Н. Бунаков
Вологда в начале XVII века
// Вологодские Губернские ведомости. – 1857. - № 27-37.

В наших исторических сочинениях редко встречаются очерки провинциальных городов, в которых яркими чертами обозначалось бы состояние, отношение и участие провинции в обще-государственных делах в известкую эпоху; внимание историков большею частию исключительно сосредоточивается на столице, как центре государственной деятельности; обо всем, что вне ее, они говорят мельком, или общими фразами. Но состояние столицы, не смотря на ее центральное значение, не дает полного понятия о состоянии всего государства; дух ее – не всегда преобладающий дух всей нации. Общие же места, хотя они извинительны при отсутствии материалов, не удовлетворяют взыскательного любителя истории, который, историческими эподами Гизо, Тьера, Мишле, Маколея и других приучен видеть в историческом сочинении полную картину эпохи. Состояние провинции в известное время, по нашему мнению, дает более ясный характер эпохе, лучше обрисовывает ее и вообще чрезвычайно интересно для всех, любящих историю, как отдельно взятое звено из цепи общенародной жизни. (*) [Обязанность представлять очерки провинции (как в историческом, так и статистическом, минералогическом, ботаническом, зоологическом, нравственном, промышленном и других отношениях) более всего, конечно, лежит на местных изданиях, т. е. преимущественно Губернских Ведомостях; это главная польза, которою они могут и должны принести отечеству и науке, если в числе достоинств их этюдов будет главное – добросовестность, которой, к несчастию, мы не замечали во многих минералогических, филологических, охотничьих и других записках о Вологодской губернии. Во многих из них различные претензии и фразерство заменяют сведения, правдивые и полезные, которые дали бы им вид истинно деловых, а не пустословных, часто обманчивых, статей].
Поэтому, автор этого очерка надеется, что труд его не будет лишен интереса и для тех из читателей, которые не привязаны к главному предмету исследования – Вологде, насколько привязан к ней он, как тутошний уроженец. Впрочем, сознанием добросовестности и желания сделать что-либо полезное, которыми руководились мы при составлении очерка, мы вполне вознаграждены за труд.

ГЛАВА I
Состояние Вологды в начале XVII века

В начале XVII столетия Вологда является городом значительным, как по своему укрепленному положению, так по торговле и богатству своих жителей. Еще Иоанн Грозный в 1566 году укрепил ее, и мы должны наверно думать, что эти же самые укрепления оставались и в XVII веке, потому что развалины их существовали еще и в 1782 году, что мы видим из описания Вологды А. А. Засецкого (1) [Это интересное описание, составленное из разных печатных и рукописных, русских и иностранных книг, с прибавлением примечаний, имело два издания – 1780 и 1782 гг.; второе полнее и исправленнее]; при том до 1608 года, как нам, достоверно известно, ни огонь, ни меч не касался до этих укреплений, и жизнь Вологжан текла в мире и тишине, среди торговых занятий. Вот отрывочные сведения об этих укреплениях : город был окружен каменною стеною в 343 ½ сажени длиною, с 11 каменными башнями, бойницами и несколькими каменными же воротами, называвшимися по именам ближайших церквей. Из башен самые большие и замечательные были: Благовещенская (2) [она существовала еще и до Грозного], близ нынешней Благовещенской приходской церкви, четырехугольная, 20 сажен в длину, 11 в ширину и 4 в вышину. Для полноты этюда, приведена, некоторый подробности: в башне этой были трои сосновые брусяные ворота, на крюках , а наверху были нарублены деревянные тарасы, по восьми венцов, да висел вестовой колокол и большие городские часы. Пятницкая башня, на нынешней Московской дороге, величиною равнялось с Благовещенской; она имела трои створные ворота: двои из толстых сосновых брусьев, а третьи решетчатые железные; на стенах были устроены деревянные тарасы; над первыми воротами, изнутри города, висел образ Божией Матери – не рыдай мене мати, а на самом верху Отечество, в деревянном киоте. Над внешними воротами из загородья, находился образ Нерукотворенного Спасителя.
В задней стене башни были два узкие окна, да по окну на боковых стенах. Софийская или Свиблова башня, на углу нынешнего городского собора, была круглая, в поперечнике 10 саж. и с лишком две в вышину, с кирпичными сводами; на верху находилась деревянная караульня. Стены вологодские были обведены рвом и окопами, которых один конец соединялся с рекой Вологдой, а другой с речкой Золотухой. Длина рва от Свибловой башни до реки Вологды составляла 350 сажен, глубина от 8 до 9, а ширина слишком 30 (3) [Засецкий. Вол. Губ. Вед. 1843 г. № 25. Пушкарев. Иноходцев].
Теперь, чтобы по возможности сделать полным этот этнографический очерк Вологды в начале XVII века, заметим, что тогда еще цел быль деревянный двор на правом берегу р. Вологды, на месте нынешней Покровской церкви, что на царских сенях, с домашнею церковью во имя Св. Прав. Богоотец Иоакима и Анны, построенный (в 1568 г.) на приезд Грозного, и вспомним, что тогда уже существовал величественный Успенский Собор (4) [Он заложен был еще при Иоанне в 1568 и окончен в 1578 г.], а дом Архиепископа (5) [Тогда в Вологде жили Архиепископы Вологодские и Белозерские] находился на правом берегу Вологды, саженях в ста от дворца (где ныне соборная гора) (6) [Это дом существовал от 1569 до 1650 г.]. Наконец, мы должны упомянуть, что в то время в Вологде, кроме существующего доныне Горнего Успенского монастыря, который тогда находился в цветущем состоянии, (7) [Он обеднел после пожара, бывшего там в 1762 г.] существовали еще два: Ильинский и Воздвиженский, оба деревянного строения, только в первом находились две каменные церкви (8) [Описание монастырей Вологодской губернии – рукопись, хранимая в Вологод. Софийск. кафедр. соборе. Она составлена из старинных памятников, кажется, Преосвященным Евгением, следы трудолюбия которого остались всюду, где он был]. Кроме того, Вологда была и тогда украшена множеством церквей, что ясно говорит о набожности ее жителей; некоторых из тогдашних церквей уже нет, – так, недалеко от Духова монастыря, которого тогда еще не было, кроме Екатерининской, существующей и теперь, находились следующие церкви: Троицкая, Флора и Лавра и Симеона Столпника (9) [О них упоминается в житии Препод. Галактиона и в писцовых книгах 1626 г., где сказано, что первая и последняя сгорели во время разорения Вологды Поляками]. Вологжане в начале XVII столетия имели характер торговый, мирный; торговля их была довольно значительна и очень обогатила их. Еще со времен Грозного Вологда сделалась важным складочным местом товаров, отправляемых со всех концов России к устью Сев. Двины, для отпуска в Англию, и обратно – в Вологду водою, и оттуда в Ярославль и Москву сухим путем; да кроме того через Вологду проходил торговый путь в Сибирь, откуда получались драгоценные меха; со времен же Грозного в Вологде начали селится иностранные купцы, которые и образовали, так называемую Немецкую слободу или Новинки (10) [Засецкий], и с тех пор, до 1608 года, Вологда постоянно оставалась мирным торговым городом; государственные перевороты мало или даже вовсе не касались ее; она все более и более процветала и богатела. Но с 1608 года ужасный смуты и кровопролития, которые потрясли всю Русь от Москвы до Архангельска и Чернигова, до Тары и Колы, коснулись и ее, и она приняла живое участие в общих делах Руси, и с того времени теряет свой мирный, торговый характер, а стает городом воинственным...

ГЛАВА II
Приверженцы Тушинского вора в Вологде

В 1608 году, когда началась знаменитая осада Сергиевской Лавры, – из Вологды, также как из Новгорода, Перми, Сибири, Владимира, Нижнего, Казани, – шли на помощь к Царю (Василию Ивановичу Шуйскому) дружины ратные, везли казну и запасы. Так как осада Лавры была безуспешна, и Москва также не сдавалась, то Самозванец (2-й) послал несколько дружин, составленных из русских изменников и Ляхов, к другим городам, приказывал склонить их на свою сторону, где можно обещаниями, или угрозами, – а не то силою. Суздаль и Переславль Залесский изменили первые, потом пал Ростов, после долгой и мужественной защиты, возбужденной Митрополитом Филаретом; за Ростовом сдались и те города, на которые Шуйский всего более надеялся – Владимир, Углич, Кострома, Галич; и, наконец, Шуя и Тверь (11) [Ист. Гос. Рос. Карамзина, том XII, гл. 1 и 2].
Скоро гроза приблизилась и к Вологде. В Ноябре (1608 г.) дружины Самозванца подошли к Ярославлю. (12) [Акты Археографической Комиссии, т. II, № 101]. Жители Ярославля разделились на две партии: «лучшие люди», не хотевшие целовать крест Самозванцу, разрушили свои дома, истребили свои имущества и разбежались, потому что чернь, надеясь на милости нового Царя, подстрекаемая изменником, Князем Барятинским, нарядила посольство в полки Самозванца с повинною, обещаясь загладить прежнюю свою непокорность верною службою, и целовала крест мнимому Димитрию. (13) [Ак. Арх. Экс., т. II, № 88, №101]. Князь Барятинский послал и в Вологду, к тамошнему воеводе Никите Михайловичу Пушкину и дьяку Рахманину Макарьевичу Воронову с товарищами наказ и целовальную запись... Добровольная сдача Ярославля спасла этот город от разорения и кровопролитий, между тем как другие города (Шуя, Тверь, Псков и пр.), не смотря на храброе сопротивление, были не только взяты, но еще разграблены: сопротивление не могло помочь и Вологжанам; оно только ожесточило бы врага. Эти соображения мог иметь воевода Пушкин, который» расчетливо не вступив в борьбу с сильным врагом, сохранит силы Вологды, бывшие полезными Отечеству впоследствии, как это ниже увидим. Итак, в половине Ноября вологодские воевода и дьяк целовали крест Самозванцу и приводили к присяге Вологжан. (14) [Ак. Арх. Экс., т. II, № 88] Барятинский, сделавшийся за свое усердие ко врагам Шуйского Ярославским воеводою, в конце Ноября писал к Гетману Сапеге, – что Вологжане ею старанием приведены к покорности, что «поехали Вологжане посадские люди и Государю (т. е. Самозванцу) бити челом, – и ты бы, господине, писал он, велел дать, чтоб им доехати до Государевых полков бесстрашно, а они тебе за то будут бити челом» (15) [Ак. Арх. Экс., т. II, № 108]. Воевода Пушкина послал списки с наказа и целовальной записи в Тотьму, – «и Тотьмичи от нужи и со слезами крест целовали», (16) [Ак. Арх. Экс., т. II, № 88] в Устюг и к Вычегодцам (17) [Ак. Арх. Экс., т. II, № 89]. Казалось, все шло в пользу Самозванца; большая часть самых сильных и богатых городов Руси была, по-видимому, на его стороне. Но во-первых, – почти все города сдались ему или по неволе или для того, чтобы отвратить от себя грозу разрушения и грабительства, во-вторых, поверенные его не умели пользоваться своими успехами; они сами вооружили против себя жителей сдавшихся городов, стараясь вознаградить на них все свои убытки, истощить и унизить их всеми возможными способами. Так в Вологду, вскоре после ее сдачи, были посланы два боярские сына, Козма Кадников с товарищем, с грамотой. Они собрали на площади народ и торжественно читали эту грамоту, в которой было «велено собрати с Вологды, с посаду и со всего Вологодского уезда и с архиепископских и со всяких монастырских земель, с сохи – по осьми лошадей с саньми, и с веретеи, и с рогожами, да по 8 человек с сохи, а те люди и лошади велено порожние гонити в полки». Кроме того «велено собрать с Вологды же, с посаду и со всего Вологодского уезду, с выти со всякие, сколько в Вологодском уезде вытей есть, столового всякого запасу, с выти – по чети муки пшеничной, по чети круп грешневых, по чети круп овсяных, по чети толокна, по чети сухарей, по осмине гороху, по два хлеба белых, да по два ржаных, да по туше по яловице по большой, да по туше по баранье и пр. и проч. съестные припасы. Вскоре Вологжане получали и другую грамоту, в которой требовалось: «переписати у торговых людей, которые торгуют рыбою, рыбу всякую и рыбных ловцов и ловли рыбные всякие, а ловити велети свежую рыбу ловцам на него, который ее называет Кн. Дмитрием, пять дней и пять ночей, шестой день велено ловити на дворецкого его Князя Семена Звенигородского: а ловля рыбная всякая велено имати в посаде и волостях и ловцов». Когда эти неожиданны» грамоты были прочитаны жителям Вологды, они ничего не сказали, только некоторые ответствовали на них слезами. (18) [Все это от слова до слова, так же как и содержание грамот Самозванца, см. в. Ак. Арх. Экс., т. II, № 88]. Недоверие и негодование народа к Самозванцу возросло еще более, когда он узнал, что мнимый Дмитрий отдает города русские, покорившиеся ему, в отчины, в жалованье польским панам, так, наприм., Тотьму и Чердынь отдал пану Заруцкому. Вологда стала роптать явно; мирные жители ее сходились и уныло разговаривали о своем несчастном положении. «Хоти де мы, говорили они, и крест целовали, а тако б де, в Троицы славимый, милосердый Бог праведный свой гнев отвратил и дал бы победу и одоление на враги креста Христова Государю Нашему Царю и Великому Князю Василию Ивановичу всея Русии, мы де и всею душею рады все головами служити, тако буде иные городы, Устюг и Усолы, и поморские нам помогли, и нам всем также было бездельно помереть же будет: которые городы возьмут за щитом или хотя и волею им крест целуют, и они все городы отдают панам в жалованье, в вотчины, как прежде сего уделые бывали: Тотьма и Чаронда отданы Заруцкому пану, и на Тотьму девять человек приехали» (19) [там же]. Так в народе еще сохранилась преданность и Василию. С этих пор Вологда вступает в борьбу с Самозванцем и меняет свои мирный, торговый характер на воинственный.

ГЛАВА III
Союз Северных городов в пользу Шуйского

В то время, как города русские присоединялись один за другим к «царству беззакония», коего столицею был Тушинский стан », 20) [Карамзин] – на дальнем севере, в Устюге, старшины, присяжные, посадские люди и волостные крестьяне, воодушевленные воеводой, думным боярином Стрешневым, «говорили накрепко», что креста целовать Самозванцу не будут, и хотят «стоять накрепко, и людей собирати хотят тотчас со всего Устюгского уезда поворотно головами» – и к тому же уговаривали Вычегодцев, чтобы действовать заодно. (21) [А. А. Экспед. т. II, № 88] В это время они получили от Вологды, от Пушкина и Воронова грамоту (от 28 Ноября), чтобы целовать крест Царю Дмитрию Ивановичу, и целовальную запись, а вслед за тем известие из Галича, Костромы и других городов, что Царь Шуйский извещает их о блистательных успехах Князя Михаила Васильевича Скопина и требует ратных людей, об усердии Царю Галичан и Костромичан; они ждали к себе грамот Василия и оставались верными (22) [А. А. Экспед. т. II, № 89]. Так Устюжане показали северным городам пример твердости и преданности истинному Царю. Их твердость ободрила и Вологжан, уже и без того, как мы видели, готовых загладить свою вину. Пока они решались, разнеслись грамоты Шуйского к жителям всех северных городов; – вот что писал Царь: «Несчастные! кому вы рабски целовали крест и служите? Злодею и злодеям, бродяге и Ляхам! Уже видите их дела, и еще гнуснейшие увидите! Когда своим малодушием предадите им государство и церковь, когда падет Москва и с нею святое отечество и святая Вера: то будете ответствовать уже не нам, а Богу... есть Бог мститель! В случае же раскаяния и новой верной службы, обещаем вам, чего у вас нет и на уме: милости, льготу, торговлю беспошлинную на многие лета. (23) [Ист. Гос. Российского, т. XII, стр. 138. Изд. 4 - Смирдина] Грамоты эти подействовали. решительно на народ Их справедливые и трогательные упреки имели полный успех; действие их были подобно действию искры, брошенной на порох; сердца вспыхнули и откликнулись истинной преданностию на голос «несчастного Царя». Вот что читаем об этом у Карамзина»: земледельцы ополчились на грабителей; встречали Ляхов уже не с хлебом и солью, -а при звуке набата, с дрекольем, копьями, секирами и ножами; убивали, топили с реках и кричали: «вы опустошили наши житницы и хлеба: теперь питайтесь рыбою!» Примеру земледельцев следовали и города, от Романова до Перми; свергали с себя иго злодейства, изгоняли чиновников Лжедмитриевых». (24) [Ист. Гос. Рос., т. XII, стр. 112]. Декабря 10 Нижегородский воевода Андрей Семенович Алябьев писал к старостам, целовальникам и крестьянам Стародумских сел – Яковцева, Ваги и Туреха, что к нему, между прочими, и Вологжане прислали челобитчиков с повинною Царю Шуйскому. (25) [А. А. Ком., т. II, № 112]. «Царство беззакония» рушилось. Еще Самозванец и его клевреты старались восстановить его. Паны Тышкевич, Лисовский, Сборовский и кн. Григорий Шаховский выступили с полками усмирять мятеж; они не знали границ своей злобе и злодеяниям. (26) [Ист. Гос. Рос., т. XII, стр. 140]. Но все было напрасно. Своими неистовствами они только поджигали ненависть народную. Едва Вологжане свергли с себя иго Самозванца, как Сапега, узнав об этом, послал к ним толпы своих клевретов. Ноября 29 приехал в Вологду из его полков пан Ян Ушинский со множеством панов и детей боярских. Они надеялись, как мы увидим, если не обратить к себе граждан, то, по крайней мере, жестокостями и убийствами отомстить им, а грабежами вознаградить, по возможности, свои потери. Но и последняя их надежда не исполнилась. Должно полагать, что Вологжане ожидали врагов, и несколько приготовились и отпору: они, ранее мирные и покорные, теперь были воодушевлены общей злобой к варварам; – по совету воеводы Пушкина и с благословенья Архиепископа Иоасафа, дружно вооружились, смело встретили грабителей, побивали их и брали в плен. В числе пленников был Ян Ушинский, русский изменник Федор Нащекин, многие паны и дети боярские; их свели в городскую тюрьму до государева указа и немедленно сделали обыск; найдены были у них грамоты, – в которых им велено было жителей «побивати, и их животы грабити, и жен и детей в полон в Литву взять». (27) [А. А. Эк., т. II, № 91].
С тех пор начинается самая живая деятельность Вологды в пользу Шуйского и образуется союз северных и поморских городов, от Белозерска до Перми и Сибири, против Самозванца и Ляхов. Жители этих городов составляли из всех сословий совет, назначали выборных, гонцов, учредили земскую почту. Вологжане решились крепко стоять, жить и умереть за Государя; они известили обо всем соседние города – «и вы б, государи», писали они в Тотьму, попомнили Бога и Пречистые Богородицы и крестное целование за Государя Царя и Великого Князя Василия Ивановича всеа Русии, и веры крещеные не нарушали, и за Государя, и за свое крестное целование постояли, и с вами вместе, и жить и умереть за один друг за друга, и силы к нам и людей прислали, и пушки и затинные и селитру тотчас на спех, не издержав ... а вы б, господине, отписали к Устюгу и Соле, и иные отписывали на Вятку и в Пермь, а они б с силою были тотчас и нас не подали, чтоб наша православная вера не разрушилась». То же самое писали они и в Пермь великую. (28) [А. А. Э., т. II, № 91]. Так составился дружный союз северных городов, так города эти возбуждали взаимно деятельность и преданность Царю и Отечеству. На просьбы и увещания Вологжан, ратные люди стали стекаться к ним отовсюду. Устюжане первые с посаду и со всего уезда собрали ратных людей по 10 человек с сохи, а некоторые давали и более; другие же шли охотниками; и все эти ратные люди были отправлены с подьячим Шестым Копниным в Вологду. Кроме того, Устюжане общались еще набрать войска и уговаривали к этому Вычегодцев, жителей Выми, Вятки, Великой Перми и др. «чтоб тому Государеву делу мотчанья и порухи не было». (29) [Там же]. Вычегодцы тоже не отстали от них. Они собрали ратных людей «со всяким боевым оружием, с малые сошки по 4 человека и слишком, Строгановы собрали по 5 человек с таких же малых сошек » (30) [На малую сошку тогда сеялось до 80 четвертей (А. А. Эк., т. II, № 94] и послали их на службу Государеву. В то же время в Вологду пришли ратные люди – Усольцы, Белозерцы, Каргопольцы, Важане, Двиняне, Чердынцы... Соль-Галичане выставили с сохи по 100 человек, – половину пеших, половину конных, кроме охотников. Ратники получали жалованье не менее 2 р. в месяц (31) [А тогдашний рублю, по словам Карамзина, равнялся нынешним 3 р. с., - следовательно, пожертвования на наем и содержание ратников были очень значительны. – Пушкарев. Описание Вологодской губернии, стр. 11]. В Вологду, как в сборное место, стекались отовсюду ратные люди; здесь она торжественно присягали в верности Царю и Отечеству и с общего совета отправлялись – одни на помощь Шуйскому, другие – для освобождения занятых неприятелем областей и городов. (32) [А. А. Экспед., т. II, № 94]. Таким образом мирная Вологда приняла вид города военного. Говоря о заслугах северных городов, мы не можем не вспомнить здесь знаменитого гостя Петра Строганова и благородного немца Даниила Ейлофа, содержателя солеварни, принявшего нашу веру; «первый, говорит Карамзин, не только удержал Соль Вычегодскую, где находились его богатые заведения, в неизменном подданстве Царю, но и другие города, Пермские и Казанские, жертвуя своим достоянием для ополчения граждан и крестьян; второго именуют главным виновником сего восстания, которое встревожило стан Тушинский и Сапегу; замешало Царство злодейское; отвлекло знатную часть сил неприятельских от Москвы и Лавры.» (33) [И. Г. Рос. т. XII, стр. 140]. Между тем Пушкин велел допросить и пытать пленных изменников и Ляхов; показания их были очень важны и радостны, – при том они были одинаковы, и следовательно - справедливы. Федор Нащекин, который был, по его собственным словам, – спальником у Самозванца, Иван Верин Кавернов, бывший дьяком, и Василий Дуров – показали, что они были посланы от полков для увеличения казны Самозванца и поборов, «что-де называют в воровских полках вора Дмитрием, и Дмитрия в полках нет, а называют-де они иного вора, а не тот, кто на Москве был Гришка Отрепьев; а в полке-де голод великий, а Вишневецкий-де в Литву послан из полков через Калугу, и Украинные люди из полков расходятся». Литвин Ян Ушинский показал, что «в полках -де он был у пана Бобковского в роте, а пришел-де сего лета (1608) с иными Литовскими людьми под Москву, а того-де он преж сего не знал, кто называется Дмитрием, и того не знаю же, кто был преж сего на Москве Гришка Отрепьев; а в полках-де конский и людской голод великой, а просят у вора грошей, ино дати нечего, и Литва-де говорят стояти им до Рождества Христова, а с Рождества Христова расходиться по городам и по волостям ротами, кормиться к грабити». Такое несчастное положение полков Самозванца ободряло приверженцев Шуйского; а еще более ободряли их радостные письма Михаила Васильевича Скопина об его успехах. Все эти радостные вести Вологжане немедленно передавали в Устюг; они писали, что Москвичи разбили Литовцев, на Романов посылают дворян и детей боярских в воровские полки – но в каком положении? – почти безоружных, именно, дав им на 10 человек один топор да нож, а к Шуйскому пришло, напротив 20,000 хорошо вооруженных немцев, наконец, что Пошехонцы раскаялись. (34) [А. А. Экспед., т. II, № 94] Князь Скопин писал к Вологжанам о положении дел Василия, о прибыли Шведского вспомогательного войска на Ореховский рубеж, об усердии Новгородцев к Государю и благодарил верных его подданных за то, что они «служат и прямят Государю». (35) [А. А. Экспед., т. II, № 94].

ГЛАВА IV
Действия Вологжан и их союзников против «воровских людей»

Между тем, как Вологжане беспрестанно рассылали дружины ратных людей против главных полков Самозванца, мелкие шайки Поляков, которые присоединились к Самозванцу не столько для пользы его, сколько для грабежа и разбоя, – рассыпались по Руси, грабили и отнимали имущество у несчастных граждан. К ним присоединились толпы русских изменников, также пожертвовавших своей честью для грабежа и разбоя, и других праздных и злонамеренных людей, как то: Литовцев, Казаков, Татар и др. Эти буйные шайки терзали внутренность Руси; они были известны в народе под именем «воровских людей»; многие города, уже отославшие своих ратников против Самозванца и почти беззащитные, не могли устоять пред их отчаянными нападениями, истребление «воровских людей» было необходимо для Русских, чтобы дружно действовать против главных сил врага. Во второй половине Декабря (1608 г.) воровские люди уже напали на Кострому, взяли и разорили ее. – Жители разоренных городов и селений или умирали, защищаясь, или бежали в другие города под покровительство их жителей. Многие из них прибегали и в Вологду; так в нее удалились «дети, братья и племянники Ярославских посадских людей», также «жены и дети Пошехонских дворян и детей боярских». (36) [А. А. Э., т. II, № 113] Эти, по современному выражению, «выходцы» находили в ней надежный приют и сообщали гражданам известия о действиях неприятеля. Около половины Января 1609 года Вологжане получили от них известие, «что-де Ярославцы и Костромичи, и Пошехонцы, воры, дети боярские, и романовские Татарове сбираются со всякими людьми, и хотят идти на вологодские места и на Вологду». (37) [А. А. Э., т. II, № 97]. Такая весть встревожила Вологжан; они боялись участи разоренных в конец Костромичан, советовались между собою и искали способов к защите от нежданных гостей. Воевода Пушкин и дьяк Воронов послали «для вестей в Галич посадского человека Тимофея Комельцова да Каргопольца ратного человека Елисейка Пераго»; но посланные не доехали до Галича, потому что дорога была занята воровскими людьми; они осмелились только достигнуть до Соли-Галицкой. Оттуда писали в Вологду «посадские люди Тимофей Хромушин с товарищи о совете и о людях, а воры де Кострому взяли Декабря в 28 день.» (38) [См. там же]. По совету их, Вологжане, прежде нежели решились действовать наступательно против воровских людей на общую пользу всея России, стали заботиться о своей безопасности. В Вологде тогда было в сборе несколько тысяч народу, собравшегося из разных мест, – тут были: Белозерцы, Каргопольцы, Важане, Чердынцы, Усольцы, Устюжане и др. Деятельный Пушкин немедленно приказал им укреплять осады, острог, т. е. новый окольный город, и детинец, т. е. настоящий, первоначальный город, (39) [Значительные города русские в XVII веке состояли из 2-х частей: 1) здешнего города, детинца, кремля и 2) окольного кромного, острога (см. Русский город в XVII веке, статья г. Соловьева, в Современнике, 1855 г. № 1-й)] посылал ратных людей, сколько их было в городе, на заставы, «для сбереганья от Ярославля и от Романова, и от Пошехонья», и немедленно отписал об опасности в Устюг, воеводе Стрешневу, говоря: «и тебе бы, господине, к нам в прибавку ратных людей и сибирских казаков прислати и самому для Государева Царева и Великого Князя Василия Ивановича всеа Русии дела и земского и ратного строенья, идти на Вологду». (40) [А. А. Э., т. II, № 97 и 98]. Слухи о намерении воровских людей идти на Вологду повторялись: новые выходцы, и от засек с застав дети боярские писали, что-де богоотступники литовские люди и с ними русские воры, Государевы изменники, забыв Бога и православную веру, и Государево крестное целование, изменники и в Костромском, и в Галицком уездах села и волости и деревни воюют, и церкви Божии разоряют и оклады снимают, и крестьян, секут, и жены их и дети в полон в Литву ведут и животы их грабят; а хвалятся-де и хотят идти в Вологду и на Сухону на Соль-Вычегодскую воевать». (41) [А. А. Э., т. II, № 102]. Все это заставляло Вологжан остерегаться, и они продолжали укреплять город; вскоре соорудили два крепкие острога, «и башни на городе и по острогам наделали и снаряд по башням большой поставили, и зачали около острогу ров копати, да надолбы (тын) делати». (42) [А. А. Э., т. II, № 99]. Опасаясь, чтобы воровские люди с Галицкой дороги не нагрянули в Сухонскую долину на Тотьму и оттуда на Устюг и Вологду, Пушкин послал сторожевые войска на Усть-Толшму, на заставу, и писал опять Устюжанам, чтобы они «велели быти Устюжским и Усольским ратным людям на Тотьме для обереганья от воровских людей (43) [А. А. Э., т. II, № 98].
Таким образом Вологжане сделали все для собственной защиты на случаи нападения. Теперь они решились действовать уже наступательно для защиты других городов от буйных грабителей и для уничтожения вредных для Руси шаек. Ратные люди, на призыв воеводы, стекались в Вологду отовсюду. Сам Бог благословил ее жителей на защиту Царя и Отечества: в это время случилось в Вологде чудо, которое еще более воспламенило усердие народа, как знак Божия благоволения. Один престарелый монах Вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря видел чудное видение: Преподобный Димитрий, мощи которого покоятся в этом монастыре, явился ему у своей гробницы, обещал делить с Вологжанами все трудности и бедствия в борьбе со врагами Государя и велел образ свой от гробницы перенести в Вологду. (44) [А. А. Эк., т. II, № 99]. Монах рассказал об этом видении благочестивому Архиепископу Иоасафу (II) (45) [Иоасаф (II) хиротонисан в 1607 году из настоятелей Белозерского монастыря (Ист. Рос. Иер., т. I, ст. 185, т. IV, ст. 498)] и набожному воеводе. По их распоряжению, образ Димитрия был торжественно вынесен из монастыря 4 Января; за городом Архиепископ и воевода, сопровождаемые всеми жителями Вологды и иногородними, собравшимися там, встретили его «с великою честию и со слезами, и с молебным пением». Образ был внесен в город и поставлен в церкви Всемилостивого Спаса, на площади. Народ толпами сбирался на поклонение ему и согласился во имя Преподобного Димитрия соорудить миром храм на Вологодской площади.
Все бывшие в городе, горели одним чувством любви к Отечеству и ненависти ко врагам его. Вологжане и иногородцы взаимно целовали крест, чтобы «стояти крепко и друг друга не подати, и с города без совету мирского не сойти». Один священный энтузиазм вдохновлял всех ратных людей Вологды; – «мы, писали они к Вычегодцам, уповаем на Всемилостивого Спаса, и на Пречистую Богородицу, и на Преп. Димитрия, и на всех святых, и хотим дерзати на Государевых и всего Христианства врагов, сколько Бог помощи подаст». При том Вологжане были осторожны, и строго наблюдали за «выходцами», боясь измены; в случае подозрений, их хватали, предавали пыткам и казнили. Правда, дело не обошлось без некоторых недоразумений, но они скоро разъяснялись: одно неизменное желание действовать на пользу России оставалось в сердцах. Так – поход Устюгских и Усольских дружин в Вологду остановился: они не хотели идти туда, несмотря на распоряжения своих голов, без особенного письма от Вычегодцев. Об этом было отписано Вычегодцам – и скоро ратники пришли в Вологду. Другие Усольские ратники хотели идти на родину, если, дослужа до сроку, не получат жалованья, ссылаясь на то, что другие ратные люди (Белозерцы, Каргопольцы и др.) получили деньги вперед на 11 месяцев; и это было отписано в Соль-Вычегодскую, «чтоб о том смуты не учинити», – и ратники остались в Вологде. Наконец, жители Тотьмы показали недоверие к Вологжанам и их воеводе: в письмах своих к Пушкину и к миру «воеводу и дьяка и всех Вологжан называли изменниками», наполняя эти письма бранью «на раздор, а не на единомыслие» (46) [Все это см. в А. А. Эк., т. II, № 105]. К Устюжанам они писали, что какой-то Федор Ванин на пытке сказал им, будто Сольгаличане набрали 2030 руб. для воровских полков, чтобы они оставили их в покое, не жгли их домов и не грабили имения, будто те полки пойдут к Вологде, а потом к Москве и по низовым городами, и будто Пушкин писал из Вологды в полки: «а я-де вам Вологду сдам, треть–де и стоить, а два жребия сдаются, и как придете, и мы-де Вологду сдадим; а к Вологде ходит, к Никите Пушкину, лазутчик» (47) [А. А. Эк., т. II, № 105]. Но все это не только ничем не оправдалось, но даже не обратило на себя внимания, и доверенность северных городов к Вологжанам оставалась неизменною; ни что не могло разрушить союза, вся деятельность которого теперь устремилась к истреблению воровских людей.
Положение Вологды было уже безопасно: она была укреплена и наполнена войском. Несмотря на то, ратные люди продолжали стекаться туда: они были необходимы для уничтожения грабителей в других местах –Ярославле, Костроме и особенно в Галиче, чтобы оттуда воровские люди, как мы уже говорили, не могли проникнуть в Вологду и по Сухоне в Тотьму, Соль-Вычегодскую и Пермь Великую. Поэтому в Вологду пришли новые дружины – Устюгские (48) [По 5 человек с сошки (А. А. Эк., т. II, № 102)] Усольские, Пермские, даже Тотемские (49) [По 50 человек от сохи (А. А. Эк., т. II, № 105)]. Одни из них были отправлены в Галич, другие остались на Сухоне на заставе, третьи в Вологде. (50) [А. А. Эк., т. II, № 102]. И скоро деятельность Вологжан увенчалась полным успехом. В конце Января (1609 г.), по приказанию Скопина, они двинули довольно многочисленную союзную рать, под начальством выборных голов, к Костроме. Там стоял смелый польский наездник Лисовский с многочисленными полками воровских людей, – именно с 4-мя ротами Полякова, (51) [По 120 человек каждая рота, след., всего – 480 человек], 200 Запорожцев и с 1700 Ярославских и Галицких беглых боярских детей и других мятежников... Лисовский принес России вреда не менее Самозванца; осужденный в своем отечестве на казнь, он убежал в Россию, и стал, по-видимому, действовать в пользу Тушинского вора, но в самом деле составлял отдельную партию грабителей; отличаясь необыкновенной смелостию, он со своей дружиной, состоявшей из самых отчаянных разбойников, разорял города и села. (52) [История г. Устрялова, т. I, ст. 505]. Разорив Кострому, он подсылал лазутчиков для осмотра засек и дорог, и 22 Января хотел уж идти на Вологду с 5000 войска.
Вологодская рать сперва двинулась к Соль-Галичу, потом соединилась с многочисленною ратью Соль-Галичан и пошла к Костроме. Действия ее были очень удачны: она принудила Лисовского освободить Кострому, преследовала и разогнала его шайки и осадила Ипатьевский монастырь, где засели русские изменники – Костромские и Галицкие боярские дети. Ратные люди все еще стекалась в Вологду из разных городов; снабженные деньгами, припасами и оружием, они представляли могучее храброе ополчение и просили у Царя не наград, не денег, а только умных опытных Начальников (53) [Акт. Ист. №№ 150, 172, 177, 180, т. II; Пушкарев (Описание Волог. губ.) ст. 12]. Шуйский исполнил их просьбу. 20 Февраля в Вологде получена его грамота, и приехали Федор Никифорович Полтев Смирной да Григорий Иванович Свиньин, а велено им быть у ратных людей головами и над изменниками воровскими людьми промышляти». (54) [А. А. Эк., т. II, № 107]. Шуйский писал Воеводе и дьяку, чтобы они отдали этим головам списки о ратных людях, собравшихся в Вологду «и с ними поговоря, велеть им с теми ратными людьми ходити на воровских людей…, и велели им над теми воровскими людьми промышляти, сколько Бог помочи подаст». А когда вскроется весенний лед, Царь приказывал послать тех ратников на судах Шексною рекою, «а соединилися б в суды у пристани на реке Шексне, и прося у Бога милости над воровскими людми промышляли». Насчет постройки судов, он приказывал разослать рассыльщиков по Шексне и велеть им готовить «суды, и струги, и лодки, и повозки» и привозить те суда к пристани на Шексне; Вологду же велел укреплять, «учинить осаду крепкую, a в осаде... быть гостем и лучшим посадским и середним людем, и в осаде сидя от всякого воровства оберегаться, чтоб воровские люди, пришед обманом, смуты и дурно ни какого не учинили»; велел также устроить крепкую заставу на «Обнорском яму». Наконец, в этой же грамоте Шуйский наказывал Пушкину писать «по всем городем, которые смутились, чтоб они, оставя свои неправды и помня крестное целование, обратились к истинному Царю, и над воровскими людми промышляли с ним за один», наказывал отпустить с головами и с ратными людми также «желающих гостей и лучших торговых людей, и немецких гостей и торговых людей к ратному делу дли промыслу». (55) [А. А. Эк., т. II, № 107]. Князь Михаил Васильевич постоянно сообщал в Вологду все известия о ходе дела, и оттуда они были рассылаемы по всем северным городам; так в Марте 1609 г. он писал туда о прибытии Шведского вспомогательного войска на русскую границу. (56) [А. А. Ком., т. II, № 176].
По требованиям Пушкина, северные города непрестанно снабжали Вологду ратниками. Устюжане послали, в половине Марта, вдвое против прежнего и требовали того же от Тотмичей. (57) [А. А. Эк., т. II, № 111 и 112]. В конце Марта пришли ратные люди из Перми – 66 человек, из Соликамска – сперва 20, а потом еще 12 человек. Они были немедленно отправлены «на Государеву Цареву службу, в Костромской пригородок Любим, а велено им быть с головою Никитою Волоцким с Вологжаны и иных городов ратными людми вместе». (58) [А. А. Ком., т. II, № 180].
Между тем толпы воровских людей, выгнанные из Костромы, двинулись к Ярославлю, жители которого, хотя еще были приверженцами Самозванца, опасаясь грабительства, не впустили их; воровские люди осадили город. Из Вологды были отправлены ратники со снарядами и зельем. (59) [А. А. Ком., т. II, № 214]. Они, соединясь с Ярославцами, ранее покинувшими свой город, и Романовцами, пошли навстречу грабителям; толпы этих последних, уже не многочисленные, знакомые с храбростию северных дружин, разбежались, оставшиеся били челом и целовали крест Царю, встретили ратников с образами, с хлебом-солью и начали строить острог. Они просила Царя возвратить в город их детей, братьев и племянников, удалившихся в Вологду. Вслед за Ярославцами обратились к Царю и Пошехонцы и тоже просили возвратить на родину их жен и детей из Вологды. (60) [А. А. Эк., т. II, № 115]. Так мало помалу шайки грабителей были уничтожаемы, а изменники обращались к истинному Царю; деятельность Вологжан и их союзников имела полный успех: «прежде, писали Вычегодцы к Пермичам, дороги далее Вологды не было, а ныне дал Бог и к Великому Новгороду с Вологды и из Ярославля дорога чиста, ехати можно, а начается Божии милости, вскоре и к Москве дорога очистится». (61) [Там же]. Скоро собрались новые толпы воровских людей, и под предводительством Лисовского опять двинулись к Ярославлю, осадили его и в начале Мая уже взяли большой острог. Ярославцы просили помощи у Вологжан; эти отправили к ним несколько дружин и требовали ратников от других северных городов: Устюга, Соли-Вычегодской… (62) [А. А. Эк., т. II, № 118].
Вологжане были неутомимы; они были душой севера, переписывались с другими городами, требовали войска, орудий, пороху, сообщали им известия о ходе общего дела, сами набирали ратников и отправляли союзные дружины против воровских людей. Такое необыкновенное соревнование жителей Вологды к общему делу не могло не обратить на себя внимания Царя. Мая 15 Вологжане получили похвальную грамоту от Шуйского. Царь писал: «вы сперва неволею ворам крест целовали, а как пришло время, и вы воров, которые были к вам присланы, побили и к нам обратились, и собрався со многими людми, свои места очистили, и сшедшися иных городов с ратными людми, многие городы взятьем взяли; и нам то ведомо». Он приказывал, чтобы Воевода и Архиепископ, когда придет эта грамота, собрали Вологжан в соборную церковь и «велели эту грамоту вычесть всем людем вслух, и наше б жалованье всем людем сказали, что мы вас, всяких людей пожаловали: для вашего разоренья, во всяких наших податях, велели вам дати льготы на многие лета, и во всем вас велим охранити, и всякие ваши разоренья велим пополнити, и учнем вас жаловати свыше прежнего; а что хотя неволею ворам крест целовали, и мы вам того в вину не поставили, потому что сделали то неволею, боясь от воров убийства и разоренья, а положили то на судьбы Божии». Царь просил их наконец и впредь быть ему верными и промышлять на воровских людей. (63) [А. А. Эк., т. II, № 119]. Подобную же грамоту (от 25 Мая) Шуйский послал к жителям всех северных городов и областей: Вологжанам, Устюжанам, Белозерцам, Каргопольцам, Сольвычегодцам, Важанам, Тотьмичам, Двинянам, Костромичам, Галичанам, Вятчанам и др. Царь хвалил усердие своих верных подданных, обещая им: «и мы вас пожалуем нашим великим жалованьем, чего у вас и на разуме нет, и службу всех вас вовеки учиним памятну». (64) [А. А. Эк., т. II, № 120]. И Вологжане продолжали «промышлять на воровских людей» и неослабно содействовать воеводам в уничтожении мятежников и грабителей: по распоряжению Скопина-Шуйского, они отправили к Ярославлю Григорья Бороздина, товарища воеводы Пушкина, с боярскими детьми и посадскими людьми, снабдив его двумя новыми пищалями и сорока пудами пороху. (65) [А. А. Эк., т. II, № 121]. Теснимый многочисленными союзными войсками, Лисовский со своими разбитыми толпами наконец удалился от Ярославля к Угличу, оставив незначительное число своих ратников – продолжать осаду. (66) [А. А. Эк., т. II, № 125, 124, 123]. Вскоре Царь опять послал в Вологду – Воеводе и Дьяку – похвальную грамоту, в которой благодарил Вологжан за усердие и наказывал им понуждать другие города к высылке ратных людей в Вологду. (67) [А. А. Эк., т. II, № 126].
В это время, когда мелкие шайки Самозванца, или, лучше сказать, Лисовского, были уничтожаемы, и города русские мало помалу очищались от мятежников, дела Шуйского против главных сил неприятельских шли еще удачнее; Скопин везде торжествовал; но чувствовался недостаток в войске, от многочисленности которого зависело решение дела. Поэтому Царь грамотой от 28 Июня, благодаря всех Ярославских ратников (защищавших Ярославль от Лисовского), повелевал им неослабно действовать против воровских людей и немедля идти к Москве. (68) [А. А. Эк., т. II, № 127]. У Вологжан он просил денег на наем немецких людей. (69) [А. А. Ком., т. II, № 255]. Итак, теперь они должны были и продолжать действия против воровских людей, и посылать помощь Царю против главных сил врага. – Усердие народа можно видеть из следующего обстоятельства: Игумен Спасо-Прилуцкого монастыря Тихон послал на помощь ратным людям 50 руб. монастырских казенных денег, да своих 10 руб. 3 алтына 2 деньги; братия монастыря также пожертвовала кто 2 рубля, кто рубль, кто полтину, кто полполтины, кто 10 алтын, кто 3 алтына. Эти пожертвования были посланы к Василию с челобитной (в начале 1610 г.), которая оканчивалась следующими словами, выражающими глубокую преданность Царю и Отечеству: «милосердый Государь Царь и Великий Князь Василий Иванович всеа Руссии, пожалуй, Государь, вели те деньги в свою Государеву казну взяти. Царь Государь, смилуйся!» (70) [А. А. Эк., т. II, № 160]. Шуйский своими частыми похвальными грамотами поощрял Вологжан к деятельности, сообщая им вести о своих делах против Самозванца и благодарил их за верную службу. (71) [А. А. Эк., т. II, № 126].

ГЛАВА V
Участие Вологжан в деле Ляпунова, Пожарского и Трубецкого

Скоропостижная смерть Скопина остановила все успехи Царя. Клушинская битва вдруг решила участь Василия; в начале Июня 1610 г. он был уже не Царем, а монахом Чудова монастыря. Ермоген и Ляпунов, предвидя опасность, ободряли и воодушевлял» русский народ, увещевая не признавать Самозванца царем. (72) [Карамзин, Устрялов, Берг, Соловьев]. Положение Вологды в это время было пустынно; все ратные люди, сбиравшиеся в нее из северных городов и большая часть граждан – были разосланы то на помощь Шуйскому, то против воровских людей. Тогдашние вологодские воеводы – Ив. Ив. Одоевский да Гр. Пушкин и дьяк Петр Новокшенов (75) [Доп. к актам историч., т. 1, № 171] не показали такой деятельности, как их предшественники, (76) [Никита Михайлович Пушкин и Рахманин Михайлович Воронов] что мы увидим ниже; связь и частые сношения с другими северными городами мало помалу стали прекращаться. С падением Шуйского, и Вологжане, кажется, упали духом, отдались на волю судьбы. - Нижегородцы несколько раз отправляли к ним гонцов, наказывая, чтобы они послали выборных от всех чинов для совета (73) [А. А. Эк., т. II, № 175], а потом уже ратных людей - для освобождения Москвы от Поляков, призывая Вологжан – «стати за православную веру и за Московское государство, чтобы польские и литовскиеe люди Московского государства не овладели и православные веры в Латынство не превратили». (76) [А. А. Эк., т. II, № 175]. В то же время Костромичи требовали от Вологжан немедленной присылки доверенных особ для совета и ратных людей в Кострому, упрашивали не выдавать защитников Отечества, говоря, что в противном случае, «если дом Пресвятыя Богородицы разорится, а кровь христианская прольется, и та кровь взыщется на вас». Они даже послали в Вологду для совета дворянина Кафтырева, Семена Пасынкова и посадского человека Игнатья Исакова, – «и вам бы, писали они, пожаловати, прислати с тем дворянином зелья и свинцу». (77) [А. А. Эк., т. II, № 178]. Потом к Вологжанам писали Ярославцы, тоже о немедленной присылке ратных людей на помощь Москве – «и вам бы по прежнему своему доброму совету и раденью… прислати ратных людей на конех и со лыжами, покаместа лыжная пора не минется на Ярославль, чтоб оттуда идти к Москве». (78) [А. А. Эк., т. II, № 179]. Наконец была получена еще грамота от Нижегородцев, которые требовали немедленной присылки ратных людей на помощь столице, пороху и свинцу. При том Нижегородцы прислали два воззвания Московских людей и отписку Ляпунова о всеобщем ополчении на Поляков и Литовцев. (79) [А. А. Эк., т. II, № 176].
Словом сказать, к Вологде, как представительнице Севера, отовсюду обращались за помощью. Это снова пробудило ее деятельность. Она, вместе с прочими городами, поклялась – «за православную веру и за Московское государство стояти и от Московского государства не отстати, а королю Польскому и Литовскому креста не целовати и не служити и не прямити ни в чем, ни которыми делы и с городы за Московское государство на Польских и Литовских людей стояти за один и т. д.». (80) [А. А. Эк., изд. Ар. Ком. № 179, т. II]. Сообщение с прочими северными городами возобновилось, – Вологжане писали к ним грамоты, упрашивая и их: «стояти за православную веру в за святые Божии церкви, и за Пречистые Богородицы дом, и за Московское государство и на Польских и Литовских людей всем единодушно». (81) [А. А. Ком., т. II, № 525]. Скоро были набраны ратные люди и немедленно отправлены к Москве, в соединение с дружинами поморских городов, под начальством воеводы Федора Нащекина. (82) [А. А. Эк., т. II, № 185 и 188. История Русская Устрялова, т. 1, стр. 292]. Вскоре понадобились новые дружины. Архимандрит Троице-Сергиевской Лавры Дионисий и келарь Авраамий, в Июле писали в Казань, во все понизовые города, в Новгород, Поморье, Вологду и Пермь Великую – воззвание о немедленной присылке ратных людей и денежной казны на помощь воеводам, соединившимся для освобождения Москвы. Они трогательно описали бедственное положение России, злобу врагов: «где святые Божии церкви и Божии образы? где иноки, многолетними сединами цветущие и инокини, добродетелями украшенные, не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? где народ общий христианский, не все ли лютыми и горкими смерти скончашася? где множество бесчисленное во градех и в селех работные чади Христианства, не все ли без милости пострадаша, и в плен разведены?.. Помяните и смилуйтеся над видомою общею смертною погибелью, да и вас самих та же лютая не постигнет смерть: чтоб служивые люди безо всякого мешканья поспешили к Москве, в ход, ко, всем боярам и воеводам». (83) [А. А. Эк., т. II, № 190]. Число спасителей отечества возрастало все больше и больше. – Что начал Ляпунов, то довершили Пожарский и Трубецкой, Ермоген благословил их: «да будут благословении те, которые идут на очищение Московского Государства и вы, окаянные московские изменники, будете прокляты», говорил он на требование посла от Гонсевскаго – воспретить Пожарскому приближаться к Москве. (84) [Берг, ч. 1, стр. 76].
Деятельность Вологды заключалась в постоянном сборе и отправлении ратников к Москве; город же оставался по-прежнему пустынен и малолюден!.. Пожарский двинул свои дружины из Нижнего Новгорода сперва к Ярославлю; на пути к нему присоединились ратники со всех сторон России, (85) [Устрялов, т. 1] в том числе и многочисленная рать северных городов, которая была отправлена из Вологды под начальством воеводы Петра Ивановича Мансурова... (86) [Засецкий, стр. 65]. Между тем как Пожарский действовал против Поляков и Литовцев под Москвой, а города русские оставались вовсе без ратников, мелкие шайки грабителей опять начали злодействовать в других местах Руси. В 1612 г. они грозили разорением и Вологде. Архиепископ Вологодский Сильвестр немедленно отписал Белозерскому воеводе Григорию Образцову – быть на Вологду с ратными людьми для обереганья Вологодских мест от Литовских людей, но распоряжения его, к несчастью, не дошли до Образцова; между тем к этому несчастью присоединились еще и другие; вологодские стрельцы, в числе ста человек, с головой Иваном Мамонтовым, вместо того, чтобы идти на Белоозеро, по приказанию Бояр, буйствовали и грабили крестьян Вологодского уезда. (87) [Доп. к Ист. актам, т. I, № 165]. Шайки грабителей в это время напали на Кирилловский монастырь: поэтому ратные люди, посланные в Вологду из разных мест, были отправлены туда, а потом на Белоозеро, (88) [Там же, № 172] куда устремились Поляки и Литовцы. Белозерцы просили у Вологжан 20 пуд. зелья, и 10 – свинцу, но Вологжане едва послали 5 пуд пороху и 2 свинцу, потому что зелейная казна была отпущена к Боярам, к Москве, да по городам и засекам. (89) [Там же, № 173]. Наступила зима; ратникам Трубецкого и Пожарского оказалась нужда «в кормах» и понадобились шубы. Поэтому военачальники отправили есаула Поликарпова и Вологодский уезд, в архиепископские и Спасо-Прилуцкого монастыря вотчины, приказав ему собрать корму и шуб на 3 месяца: 3 четьи с полуосьминой сухарей, 3 четьи с полуосьминой муки, 23 четьи с полуосьминой круп, 23 четьи с осьминой толокна и пр. и пр. Они приказали посланному объявить «архиепископские вотчины крестьянам и всяким людем, что служилые люди, прося у Бога милости, дому Пречистые Богородицы и Царствующего града Москву доступали, не щадя голов своих; а ныне они на земской службе без запасу помирают голодом, – и они б однолично кормы собрали и к Москве привезли без ослушанья» (90) [А. А. Эк., т. II, № 216]. В то же время атаману Андрею Шилову тоже приказали воеводы ехать в Вологду и вологодский уезд, в архиепископские да Прилуцкого и Павлова монастырей вотчины и собрать кормы на четыре месяца: 265 четьи муки ржаныя, 265 четьи сухарей и проч., и проч.... да на лошадей по четьи овса, по возу сена... Да на козаков по шубе на человека. Они приказывали ему сделать роспись сохам ила вытям вотчин Архиепископа и Прилуцкого и Павлова монастырей и по росписи «те кормы и шубы на крестьян разверстати все, почему каких кормов и шуб с сохи или выти доведется». Если крестьяне не захотят, то сено и все припасы везти к Москве сами, и шуб не будут давать – было приказано взимать за воз сена – по 4 гривны, за пуд соли - по 10 алтын, а за шубу – по рублю. (91) [А. А. Эк., т. II, № 216]. Это было тяжело для Вологжан. В конце 1612 г. Игумен Спасо-Прилуцкого монастыря Тихон просил бояр об освобождении монастырской отчины от податей, от которых они были свободны при Шуйском (92) [А. А. Эк., т. II, № 216]; до такой крайности дошел некогда богатый Прилуцкий монастырь. Не в лучшем положении находилась и Вологда, тем более, что новые воеводы ее – Одоевский и Долгорукий и дьяк Карташев (95) [А. А. Эк., т. II, № 220] не показали ни добросовестности, ни усердия. Они жили более в свое удовольствие, нежели на пользу Отечества. Тщетны были увещания благочестивого и умного Архиепископа Сильвестра. (94) [См. об этом письмо Архиепископа Сильвестра к боярам]. Связь и непрестанные сношения с другими северными городами опять совершенно прекратились; воеводы не переписывались с другими городами и не поддерживали дружные, общие действия северной Руси, как это делал Пушкин; северный союз рушился, и Вологда уже потеряла то значение на севере, которое имела она, действуя против воровских людей. Укрепленная и обстроенная, она была пустынна: башни и остроги стояли оставленные и опустевшие; на городских стенах не было ни стрельцов, ни пушкарей, на затинщиков. Жители уныло ждали – что принесет им будущность, а воеводы проводили время в веселье. (95) [См. письмо Арх. Сильвестра к Московским боярам, которое напечатано в 7 части собрания сочинений, выбранных из месяцесловов на разные годы, изд. в СПБ в 1791 году].

ГЛАВА VI
Нападения на Вологду Поляков, Литовцев, Казаков и других грабителей
и совершенное разорение ее

Итак, положение Вологды были печально...
Между тем толпы Поляков и Литовцев, разбиваемых Пожарским и Трубецким, или, по современному выражению, которые «с гетманского побою разбежались», (96) [А. А. Эк., т. II, № 215] – рассеялись по России, чтобы грабить беззащитные города. Гроза приближалась и к Вологде. Но воеводы вовсе не думали об этом.
В то время в Вологде жил Преподобный Галактион. (97) [Житие Преп. Галактиона хранится в св. Духове монастыре]. Он выпросил у городских жителей небольшой клочок земли, вблизи посада, на реке Содеме, построил маленькую келью, оставив одни дверцы, и там проводил время в трудах, посте и молитве. Он занимался шитьем сапогов, – одну треть полученных денег отдавать в церковь, другую нищим, третью – оставлял себе на пропитание. Близь кельи он сам выкопал большой пруд с маленьким островком, на котором насадил деревьев, потом нашел водный источник и выкопал колодезь. Все это существует и доныне. Так Преподобный положил основание нынешнему Духову монастырю. Граждане часто приходили к нему, просили у него благословения, – он давал им мудрые советы и утешал в несчастиях. (98) [См. рукописное Житие Преподобного, хранящееся в Духове монастыре]. В то время Преподобный предсказывал нашествие на Вологду Польских и Литовских людей. Но воеводы мало верили предсказанию Святого; они проводили время в пирах и пьянстве, и нисколько не заботились о городе; острог и башни по-прежнему оставались пусты, и город был вовсе не защищен. Между тем гроза приближалась. 13 Сентября 1613 г. толпы Поляков, Литовцев, Черкесов, Казаков и русских изменников ночью нагрянули на Вологду; большие ворота были не заперты, и грабители без сопротивления вошли в город, «людей всяких посекли, и церкви Божии опоругали и город и посады выжгли до основания». (99) [См. грамоту Архиепископа Вологодского Сильвестра к воеводам Московским]. Прежде всего они зажгли, как предсказал Преподобный Галактион, церковь св. Димитрия Прилуцкого, потом храм Живоначальные Троицы, построенный Щелкуновым, который осмелился дерзко противоречить Преподобному, и его дом. (100) [См. житие Преподобного Галактиона]. Большая часть жителей Вологды разбежалась, другие были взяты в плен, или перебиты.(101) [См. там же]. Стольник и Воевода Князь И. Одоевский ушел и скрылся в Вологодском уезде, Окольничего и Воеводу Князя Гр. Долгорукова и дьяка Истому Карташева убили, а мужественного Архиепископа Сильвестра «взяли в полон, и держали четыре ночи, и многажды приводили к казни, и едва жива отпустили». (102) [См. грамоту Арх. Вол. Сильвестра к боярам Московским]. Но важнейшей жертвой неистовства грабителей был Преподобный Галактион, который, после жесточайших истязаний, преставился 24-го Сентября. 25 Сентября грабители оставили Вологду, (103) [См. житие Галактиона]. Положение ее стало еще печальнее. Теперь она совершенно опустела представляла, по современному выражению «святое место». (104) [См. грамоту Сильвестра к Москов. воеводам]. Большая часть жителей еще при нашествии неприятелей обратилась в бегство и не смела возвратиться в город; другие, как мы уже говорили, были взяты в плен или перебиты; оставшиеся же не имели ни воевод, ни начальников ни домов, ни имущества. «Окрепити для насады и снаряд приобретати некому». (105) [См. грамоту Сильвестра. Что касается до Белоризцев, неизвестных мужей, защищавших, по преданию, Вологжан от Поляков, то письменные свидетельства доказывают, что явление их не относится к этому времени, а ко времени нападения на Вологду Шемяки, около 1448 г. Доказательства этому приводит Преосвященный Евгений в ст. о древностях Вологодских и Зырянских, см. Вестник Европы, изд. Каченовского, 1815 г., ч. 71, стр. 27]. Главою Вологды оставался один Архиепископ–страдалец Сильвестр и утешал бедных граждан, оставшихся в городе. Между тем они, движимые благоговением и набожностью, собралась на место подвигов Преподобного Галактиона и устроили все к погребению Его пречистого тела, пели псалмы и со свечами и с благоуханным фимиамом проводили и погребли Преподобного в доме Его. (106) [См. житие Пр. Галактиона]. Скоро для порядка в Вологду пришел с Белоозера воевода Григорий Образцов со своими полками и занял ее. Но порядок не восстановлялся; приказаний Образцова никто не хотел слушать; его ратники ссорились с жителями Вологды, притесняли и грабили их. (107) [Грамота Сильвестра]. Наконец, Архиепископ Сильвестр отписал о несчастном положении Вологды «великие Российские державы государства Московского боярам и воеводам и боярину и воеводе Дм. Мих. Пожарскому с товарищи», говоря, что Вологда взята Поляками, Литовскими людьми, Черкасами и казаками, «воеводским нерадением и оплошством» и оканчивал грамоту следующими словами: «и вам бы, Господа, Воеводу крепкого прислати и дьяка, а все, господа, делалось хмелем, пропили город Вологду воеводы». (108) [Эту интересную грамоту можно найти в описании Вологодского наместничества Академика Иноходцева, а это описание – в Географическом словаре Российского Государства 1807 или 1809 г., также в собрании сочинений, выбранных из месяцесловов на разные годы г. Озерецковского, ч. – 7 и 8 или в Историч. месяцеслове 1790 г. г. А. Н. Я. С.-П-б.]. С этого времени начинаются несчастия Вологжан. Разбиваемые Пожарским, Поляки рассеялись по всей России, грабили и зорили. Вологда пострадала от них более против всех городов, так что память об этих черных временах и кровавые предания о «Пановищине» сохранились в народе и теперь. Воеводами в Вологде тогда были Князь Мих. Гр. Пушкин и И. И. Одоевский. (109) [Дворцовые разряды, т. I, ст. 155]. Вологжане еще не успели вполне поправиться от первого разорения, не успели окончить укрепление города, набрать ратников, как в Декабре 1613 г. новые толпы Поляков, Литовцев и Казаков вновь опустошили и вовсе разорили ее. Они пришли в начале Декабря под начальством Пана Голеневского, Гетмана Шелководского и Казацкого Атамана Баловня. (110) [Описание Прилуцкого монастыря г. Савваитова, стр. 59 в журн. «Маяк»]. Ограбив Вологду, они обратились в Прилуцкий монастырь; многие иноки и старцы, напуганные их жестокостию, разбежались; сопротивляться никто не думал, поэтому монастырь оставался совершенно беззащитен, – «и те воры, пришед (18 Декабря) в монастырь, братию и служек и крестьянец многих посекли, и в церкви Божией милосердие образы ободрали и казну монастырскую без остатков поймали». (111) [А. А. Эк., т. III, № 15]. Игумен монастыря Кирилл с братиею описал несчастное положение обители Московским боярам, и бояре велели на них «кормов никаких не правит... и подати впредь платити с живущего, а с пуста не платити», и дали об этом грамоту Вологодским воеводам. Но, несмотря на это, скоро с монастыря было вытребовано, сперва по боярским грамотам, а потом Вологодскими воеводами, порядочное количество съестных припасов и денег 113 руб. на жалованье стрельцам. (112) [А. А. Эк., т. III, № 15].
Этим не окончились бедствия Вологжан и Прилуцкой обители.
В конце Декабря «пришел на Вологду, для обереганья, си6ирский Царевич Араслан Алеевич, с казаками». Но вместо обереганья, он только грабил Вологду и особенно разорил и 6ез того уже много потерпевший Прилуцкий монастырь. Он стал требовать с монахов кормов «и мучить на правеже через весь день нещадно, а на ночь служек и крестьянец без рубашек велел сажати в подпол и вверх ногами вешать, и вымучил овса 300 четвертей, да сена 200 возов, да 25 четвертей муки пшеничной, да 100 четвертей муки ржаной, да за полти и за бороны и за куры вымучил деньгами 150 руб., да взял мерин бур, цена 30 руб., да мерин сер с санми и с хомутом, цена 15 руб., да 6 блюд и мис больших оловянных, да 2 тарелки, да 2 солоницы, да 3 оловяники, цена им 5 руб. с четвертью, да 2 скатерти шиты, цена 10 руб. с полтиною». Кроме того, «приказные его сеит Беляков, да толмач тонатор Данилов, а с ними татарове и казаки» вымучили себе денег 50 руб. «и с того мучения крестьянец Тимоха Якинов умер, а многие служки и крестьяне с их мучений лежали недель по пяти и по шести». «И за тем, пишет игумен Прилуцкий Кирилл к Михаилу Феодоровичу, у нас имали про Царевлев обиход, на всякий день пива по 20-ти ведр, и уксус и капусту, чеснок и лук, до коих мест на Вологде стоял Царевич. (113) [А. А. Эк., т. III, № 15]. Наконец эти ненадежные сберегатели удалились, но через месяц (1614 г. в Феврале) «по царевичеву письму, будто для обереганья же, пришел к Вологде с Романова, Барай Мурза Кутумов, с Татары и с казаки». Он остановился со своими буйными толпами в Прилуцком сельце у монастыря «и досталь разорил его». Приехавши к Вологде, он послал в монастырь грамоту за своею печатью, в которой приказывал «прислать к нему корму ратным людем, на тысячу на двести человек – хлебов печеных, и рыбы всякие, и икры, и круп, и толокна, и вина, и пива, и меду кислого, и меду пресного, и денег, что давать ратным людем, да конского корма на все ратные люди, овса и сена». Этого мало – он словесно требовал от Игумена Кирилла прислать ему столько же денег, сколько получил от них силою Царевич, «а не пришлете де, столько же денег, и яз де велю также доправити». И при первом сопротивлении, он немедленно исполнил свое обещание, – послал в монастырь толпы своих татар и казаков; они с жадностью бросились на монахов, били и мучили их без всякого милосердия и «вымучили денег 100 руб., да приказные его (Барай-Мурзы Кутумова) Татарове и Казаки вымучили 32 руб., да 50 пуд соли. Мурза стоял у Вологды 9 дней и постоянно получал из монастыря все содержание для своих войск. Между тем его Татаре и Казаки, «стоючи на Вологде, разъезжали днем и ночью по селам и по деревням, служек и крестьян грабили и жгли огнем, из денег, и платье всякое и подвореную рухлядь и хлеб всякий, насыпая в возы, имали – и на Вологде продавали и к себе в Романов и в Галич отсылали, а управы на тех ратных людей Царевич и Мурза не давали» – «и крестьянишка от великих податей и от безмерных правежей и от Смольян (доправивших запасы на станицы Шилова и Поликарпова) и от всяких людей от обид разно разбежались». (114) [А. А. Эк., т. III, № 15, - всего было вымучено и взято у служек и крестьян денег 170 руб., да хлеба всякого – ржи, овса, пшеницы, ячменя, круп, толокна, семени и гороху – 1008 четвертей с полуосминою, да 25 лошади, да овец 107, да мяс свиных 200 полот]. Все эти печальные происшествия еще не успели сделаться известными Царю, как случились следующие обстоятельства, еще более разорившие Вологжан и Прилуцкую обитель. В 1614 г. Михаил Феодорович послал в Вологду Князя Богдана Васильевича Касаткина–Ростовского и Никифора Протопопова, - «а велено им на Вологде с воеводами Князем Михаилом Григорьевым сыном Пушкиным сбирать деньги данные, и оброчные, и таможенные, и кабацкие, и за хлебные запасы, а к воеводам о том послана Государева грамота». Исполнив свое дело, посланные оставили Вологду в 1615 г. (115) [Дворцовые разряды, т. 1, с. 155]. А Вологжане уж были решительно разорены.
Но мы должны сказать, что не одна Вологда терпела от воровских людей»; то же самое испытали многие из северных городов, бывших ее союзников. В 1613 польские паны – Яков Яцкий с товарищами напали со своими толпами, в числе 3000 человек, на Сольвычегодскую, выжгли город (116) [Уцелели только монастыри Борисоглебский и Введеньевский, да Афанасьевская сторона и церкви: Спаса Нерукотворенного образа, Успения Пресвятой Богородицы, что у города, у старого острога] и убили196 человек. (117) [История города Сольвычегодска, Алексея Соскина]. Вслед за тем разграбили Холмогоры и двинули к Устюгу; остановись в селе Цареконстантинове, они со всех сторон напали на город. Но воевода Пушкин вступил с ними в сражение и взял в плен много Поляков, (118) [Хроника Великого Устюга, Вол. Губ. Вед. 1840 г. № 28]. Вскоре сильный мороз заставил их разбежаться по деревням; наконец у Кичменского городка (119) [Кичменский городок принадлежал к числу так называемых «осадных городков», маленьких крепостей, устраиваемых для защиты жителей деревень от набегов Чуди, Новгородцев, потом Поляков; он находился недалеко от нынешнего города Никольска, на реке Кичмене; таковы же были городки: Рахлей, в 56 вер. от Устюга, Тарножский, в 150 вер. от Тотьмы и др.] они были разбиты и лишились в сражении 200 человек. (120) [История города Сольвычегодска А. Соскина]. В 1613 же году Поляки и Литовцы делали нападения на Вагу, ограбили многие места и разорили Вельский погост; нападение это повторилось в 1614 г., так что в 1631 году Митрополит Новгородский и Великолуцкий Киприан грамотою приказал Священнику Вельского посада «освятить Храмы Божии, после Литовцев и Поляков». (121) [Вельская хроника, - Вол. Губ. Вед. 1840 года, № 6].
Между тем, по распоряжению Царя, для водворения порядка и очищения России от грабителей были отправлены дружины с воеводами. В Декабре 1615 г. Воевода Григорий Валуев разбил воровских людей в Вологодском уезде на погосте у Петра Святого, и многих взял в плен. В то же время Князь Лыков в 30 верстах от Балахны, в селе Васильеве, разбил Поляков и Литовцев, предводимых Заруцким и Яцким, истребил толпы Черкес, Романовских и Юртовских Татар и двинулся к Вологде. (122) [А. А. Эк., изд. Арх. Ком., т. III, № 55]. Но полное истребление грабителей не могло совершиться скоро, при истощении сил России и многочисленности врагов: только в 1618 году Князь Тюфикин окончательно развеял их, взял в плен 200 человек, в том числе и самого Полковника Яцкого. (123) [Дворцовые разряды, т. 1, ст. 584]. Под благодетельным управлением Михаила Федоровича стали мало помалу водворяться в России внутреннее устройство и деятельность, но следы смутного времени не могли скоро изгладиться; Государство было разорено внутренними и внешними врагами; города обеднели; прежний порядок разрушился, новый устраивался медленно, но прочно. Наконец и Вологда могла отдохнуть от тех страданий, воспоминание о которых сохранилось и теперь во многих местах нашей губернии под именем «пановщины», но поправлялась она плохо; торговая и промышленная деятельность, если и восстановлялась, то более уже не получала тех размеров, которые имела некогда; торговое значение Вологды, как центра северных городов, где сосредоточивался складочный пункт всех русских товаров, упало навсегда, и она стала незначительна в ряду русских городов.
Воеводой в Вологде с 1616 года по 1620 г. был Иван Хлопов, заменивший Валуева, дьяком Семен Собакин, заменивший Ефанова, и в 1619 замененный Алябьевым. (124) [Дворцовые разряды, т. 1, ст. 238, 246, 295, 544, 418]. Архиепископом Вологодским, после Сильвестра, с 1614 был Нектарий – грек , а с 1619 по 1620 Макарий. (125) [Ист. очерк Вол. Епархии, Пр. Евгения].
Вот, по возможности, полный этюд положения и действий Вологды в союзе с другими северными городами на пользу отечества в смутное время, когда Россия была потрясена во всех своих основаниях.
Главная заслуга Вологды в это время – составление союза северных городов, руководство его деятельностью, ослабление воровских людей и противодействие их замыслам, расстраивая которые, она способствовала Русским бороться с главными силами врагов.
Здесь вполне выразилась случайная судьба провинциального города, который, действуя на общее благо Государства, жертвует своими силами, из богатого и значительного делается незначительным. Но «отдельные части» должны жертвовать своими выгодами на пользу «целого»: это факт, который мы видели, видим, и будем видеть всегда.