Симченко Ю. Б. Лже-Шуйский II. Православный, мусульманин, католик, протестант
 // Русские историко-этнографические очерки. – М., 1997. – С. 14-41.

Настоящее исследование посвящено одной из малоизвестных исторических личностей XIII в., сведения о которой были впервые обнаружены и введены в научный оборот Ю.Б. Симченко. Автор предполагал вернуться к этим материалам, публикуемым теперь в память о нем.

27 декабря 1653 года был издан указ, где торжественно объявлялось, что «Государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси указал вора Тимошку Анкудинова роспрашивати и пытати, а у пытки быти боярам всем». На этом следствии самозванцу в присутствии бояр был задан ряд вопросов: «Какова человека он сын, и для чего он государю изменил, с Москвы сбежал в Литву, и про ту его измену хто ведал, с кем он о том советовался, и хто его отпускал, и детей он своих оставил, и, будучи в чюжих государствах, для чего таким непристойным имянованием – Шуйским князем назывался, и какие он блаженные памяти великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси и грамоты за печатьми у себя сказывал и где ныне те грамоты».
Тимофей Анкудинов признался, что он не наследник Шуйских. Ему была устроена очная ставка с его матерью Соломонидой, с его сподвижниками К.Е. Конюховским и Иваном Песковым, подьячим Разбойного приказа, который был его другом. Самозванец совершенно растерялся, стал утверждать, что Соломонида – его родная тетка, что показания И. Пескова нельзя принимать на веру, так как тот является его личным врагом и т.д.
Было решено пытать самозванца. После того как его вздернули на дыбу и начали избивать, он запросил пощады и обещал письменно ответить на все вопросы.
Адам Олеарий, автор знаменитого описания путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно, утверждает, что на второй день допроса Т. Анкудинов опять отказался повиниться, после чего был приговорен к смертной казни. По мнению Олеария, Анкудинов упорствовал, надеясь, что его признают сумасшедшим. «Прямо с пытки, – пишет он, – Тимошка был приведен на Красную площадь. Здесь был прочтен народу приговор с описанием его вины, и самозванца четвертовали. Во время казни провели на аудиенцию прибывшего только что в Москву польского посла нарочно мимо места казни, чтобы тот лично убедился в кончине Лже-Шуйского II».
Так закончилась авантюра Тимофея Анкудинова, десять лет выдававшего себя при европейских дворах за «истинного наследника» российских государей, и которому потом более двух с половиной сотен лет с церковных амвонов возглашалась анафема.
Персонификация государственной власти в лице царя обусловливала то, что изменение жизни государства, как правило, связывалось с переменой государя. Недовольство правлением первых Романовых и стремление иметь «настоящего», «природного» царя, были причиной самозванства в первой половине XVII в.
В этот период самозванство имеет совершенно особый оттенок. Все крупные самозванцы выступают в качестве представителей старой династии, «истинных государей от колена Рюрикова»
Молодая династия, не отрицая «естественного права престолонаследия», подчеркивала свои родственные связи со старой, и свое законное право на престол.
Появление самозванца под фамилией Шуйских сулило Романовым особенно много неприятностей. Шуйские были значительно «старше» Романовых, так как были прямыми Рюриковичами. Таким образом, ставился вопрос о примате старой династии. Невыгодным было и то, что Василий Иванович Шуйский умер не в России, а в Польше. Этот факт был причиной того, что любое утверждение искателя престола под этой фамилией было крайне трудно опровергнуть. Наконец, опасность для молодой династии заключалась в новизне фамилии самозванца. Последние «царевичи Дмитрии» были настолько грубой подделкой, что почти ни у кого не встречали поддержки. Фамилия Шуйских обращала на себя внимание.
Первым пытался выдать себя за сына В.И. Шуйского Семиона «некий воин от Ляцкие земли». Он появился в Молдавии в 1639 г. и 15 июля представился молдавскому господарю Василию. Ему, по словам Василия, было около 25-ти лет. Самозванец рассказал молдавскому владетелю, что его будто бы в детстве увезли поляки, а в России осталась его сестра – дочь В.И. Шуйского. В качестве доказательства он показал Василию выжженные на спине печати (звезда и крест) и надпись «сыне Шуйского», утверждая, что это – знаки рода Шуйских. Лже-Шуйский I собирался отправиться в Царьград с паломниками. Там он хотел обратиться за поддержкой к турецкому султану и просил для этого у молдавского владетеля Василия грамоту к султану.
Социальное происхождение этого самозванца определить крайне трудно. Сохранившиеся источники не содержат никаких сведений о его прошлом. Вероятно, это был мелкий дворянин или представитель низшего духовенства. Молдавский господарь, державшийся русской ориентации, не желал ссориться с Россией и, тем более, предоставлять Турции возможность вмешиваться в русские дела. Он уговорил самозванца подождать несколько дней, а когда тот явился вторично требовать отправления в Турцию, то Василий сослал его в Сучаву и наскоро отправил гонца в Москву. 29 августа молдавский гонец привез в Москву две грамоты: одну – царю, а другую – посланнику молдавского господаря Исаю Евстафьеву. В грамотах спрашивалось, как поступить с Лже-Шуйским.
Русское правительство было сильно встревожено этим известием. Было решено срочно отправить гонцом Богдана Минича Дубровского. С ним также послали переводчика Павла Сагалеева. Царское правительство боялось огласки этой истории. Гонцу приказали вести расследование один на один, скрываясь даже от Василия. Б.М. Дубровскому было приказано убить самозванца в любом случае, любым способом и привезти в Москву его голову и кожу со спины. Он был обязан лично зарезать или задушить самозванца. Если тот до его приезда умер, то Дубровский был обязан выкопать его тело из могилы, отрубить голову, содрать со спины кожу и привезти все это в Москву.
Проследить, как удалось выполнить поручение правительства русскому гонцу, по сохранившимся источникам, нельзя. Статейный список Б.М. Дубровского попал к другому самозванцу – Т. Д. Анкудинову. Последний вырвал его из столбца и позднее уничтожил, когда был арестован. Однако, вне всякого сомнения, что это задание Дубровский выполнил полностью.
Тимофей Дементьевич Анкудинов родился 3 июня 1617 г. в Вологде Его отец – Дементий Анкудинов – был сравнительно зажиточным торговцем холстом. Тимофей с детства отличался большими способностями. У мальчика был отличный голос, и он пел в церковном хоре. Это заставило архиепископа Варлаама обратить на него внимание. Архиепископ настоял на том, чтобы Дементий дал сыну образование. Тимофей быстро научился читать и писать и принялся за изучение литературы, как духовной, так и светской. Он особенно увлекался переводными западноевропейскими романами, имевшими хождение в России того времени, житиями святых, священным писанием и т. п. К тому же Тимофей увлекся астрономией, а затем и астрологией, для чего ему пришлось изучить латынь. Воспитанием Тимофея в основном занимался архиепископ Варлаам, который взял мальчика жить к себе. Впоследствии Т. Д. Анкудинов показывал под пытками, что «архиепископ, де, видя его ум, называл его княжеским рождением и царевою палатою; и оттого, де, прозвания в мысль его вложилось, будто он впрямь честного человека сын».
У архиепископа часто бывали приказные люди и крупное духовенство. Здесь Анкудинов познакомился с астраханским архиепископом Пахомием, дьяком Посольского приказа Иваном Патрикеевым. У Варлаама собиралась служилая и церковная верхушка, которая была недовольна политикой Романовых и подвергала сомнению правильность выбора династии. Знакомство с этими людьми, несомненно, отразилось на взглядах Тимофея.
Тем временем умер отец Анкудинова, оставив приличное наследство. Архиепископ выдал за Тимофея свою внучку, также дав за ней большое приданое. Тимофей, таким образом, оказался достаточно состоятельным человеком. Когда архиепископ умер, то Тимофею досталось все его имение. Анкудинов зажил на широкую ногу, но быстро промотал все состояние и был вынужден обратиться к друзьям за помощью. Иван Патрикеев пригласил его в Москву и устроил подъячим в приказ Новой чети. Здесь Анкудинову поручили ведать сборами с питейных откупов. В Москве Тимофей быстро подружился с целым рядом подьячих, втянулся в пьянство и игру. Он и в Москве продолжал заниматься астрологией, выискивая подтверждение своего якобы царского происхождения. Случайно от И. Патрикеева к Тимофею попадает статейный список Богдана Минича Дубровского. От него не укрылся страх правительства царя Михаила перед претендентом на престол под именем Шуйских. Анкудинов укрепляется в мысли, что захватить власть может именно какой-нибудь Шуйский, имеющий перед Романовыми правовое преимущество. Тимофей решает бежать за границу.
Непосредственным толчком к осуществлению этого решения послужил клубок событий осени 1643 г. У Тимофея была масса долгов, он поссорился с матерью, вторично вышедшей замуж, его жена распускала про него всякие небылицы и, в довершение всего, Иван Патрикеев, который знал о планах Анкудинова, был посажен в тюрьму. Тимофей опасался, что Патрикеев выдаст его. Он захватил 200 рублей из приказа и наскоро собрался в дорогу. С ним решил также бежать молодой подьячий приказа Новой чети Константин Евдокимович Конюховский. Чтобы скрыть свои следы, Анкудинов решает убить жену. Он отвел своего сына Сергея и дочь к другу – подьячему Ивану Пескову в Разбойный приказ, а ночью запер в комнате жену и поджег дом. Его побег из Москвы ознаменовался значительным пожаром.
Из Москвы Анкудинов и Конюховский пошли по Тульской дороге. До Тулы им удалось нанять лошадей. От Тулы они свернули на проселочные дороги и добрались до Новгорода-Северского. Здесь они находились в относительной безопасности. У Тимофея не было определенного плана действий. Он не осмелился сразу назваться потомком Шуйских и отрекомендовался «воеводою Вологодским, наместником Великопермским Иваном Каразейским». Канцлер Данилевский отвез самозванца в Краков и представил его королю. В Польше Анкудинов не выставлял себя как претендента на русский престол. Он просто заявил, что ищет защиты от московского правительства у Владислава. Его расценили в Польше как обыкновенного оппозиционера, пребывание там самозванца обошлось без особого шума. Тимофей понял, что ситуация для выдвижения своей кандидатуры на русский престол совершенно неподходящая. В этом вопросе самозванцу пришлось бы конкурировать с самим польским королем.
В июле 1644 г. в Варшаву прибыло русское посольство, возглавляемое князем Алексеем Михайловичем Львовым. Григорием Гавриловичем Пушкиным и дьяком Михаилом Дмитриевичем Волошениновым. 30 июля начались переговоры относительно размежевания, искажения царского титула в грамотах и о самозванцах. С самого начала поляки всячески пытались их сорвать. Канцлер Юрий Оссолинский, например, даже отказывался решать вместе с русскими послами эти вопросы, так как в царской грамоте они не были названы полномочными. Послы все же настояли на немедленном рассмотрении спорных вопросов. После обсуждения планов размежевания и мер наказания виновных в искажении титула русского царя, Львов, Пушкин и Волошенинов потребовали выдачи всех самозванцев, живущих в Польше.
Через десять лет под пытками в Москве Тимофей говорил, что в Польше «государевы люди учили ево, Тимошку, уличать и называть дьяка Ивана Патрикеева холопом и убойцею, будто он брата своего убил»
Вмешательство «государевых людей» повлияло на отношение поляков к Анкудинову. Шляхта заподозрила его в том, что он холоп, ложно выдающий себя за вельможу. Тимофей под давлением некоторых депутатов сейма списался с Иваном Патрикеевым. Тот послал грамоту Тимофею, удостоверявшую, что он не является ничьим холопом. Однако отношения с обеих сторон оставались натянутыми. Самозванец решил, что задерживаться в Польше небезопасно. Он задумывает план путешествия в Турцию, надеясь получить от султана войско.
В это же время у него окончательно укрепляется решение выдать себя за потомка Шуйских, законного наследника престола. Анкудинов рассчитывал на помощь в самой России. Позже К.Е. Конюховский под жестокими пытками сообщал: «А хотел идти под Астрахань и под Казань. Да ему (то есть Анкудинову. – Ю.С), де, хотели в том помогать астраханский архиепископ Пахомей и дворовые его люди, потому, что ему он, архиепископ, давно знаком и дружен от тех мест, как были на Вологде вместе».
Тимофей сообщил королю о том, что он хочет покинуть Польшу. Последний не препятствовал. Ему была выдана проезжая грамота и назначена охрана для сопровождения его до границы. В начале 1645 г. Анкудинов с Конюховским тронулись в путь.
О дальнейшем путешествии авантюриста, с его собственных слов, в статейном списке русских послов в Турции рассказывается следующее: «Он (то есть Анкудинов. – Ю.С.)... поехал к венгерскому королю и венгерский, де король сказал: "Двум де государем в одном государстве быть не подобает; только, де, поди к своему государю, к Москве, а я, де, тебе дам от себя грамоту, хотя бы, де, он твоей крови за твою вину пролить и для нас, де, московский государь пощадит." И он же у венгерского короля листа не взял, а к Москве не поехал, а приехал, де, на Молдавскую землю к князю Василию. И князь Василий, де, у него именья ево и карету отнял, а учал, де, ему говорить: "Чем, де, тебе идти к кому – срам, а ногами ты, де, поди к Москве. А я, де, тебе отпишу, и для меня, де, тебя пощадят. И он, де, ево, князь Василия, не послушал..."».
Таким образом, у Юрия Рагоци и Василия Лупу Анкудинов не встретил поддержки. Ему даже не дали проезжих листов. Тимофей хорошо помнил о судьбе «брата своево Семиона» и поспешил скрыться. Это было сделано как раз во время.
Перейдя турецкую границу, самозванец явился к Темесвар-паше, назвавшись русским престолонаследником. Тот немедленно дал знать об этом в Царьград Путми-паше. Визирь Салих-паша послал за Тимофеем людей, и его привезли в столицу. Здесь его поселили во дворце визиря и назначили крупный таим (корм). Ибрагим-султану было доложено о появлении Анкудинова. Султан поручил каймакаму (министр иностранных дел) Режепу-паше заняться им. Самозванец представил ему «Родословную роспись», в которой фигурировал как законный наследник русского престола, грамоту молдавского князя, грамоту польского короля и парсуну, где он был изображен со своим «отцом» В.И. Шуйским. В это время он только еще принялся за сочинение собственной биографии и в беседах с Режепом и Салих-пашой часто давал противоречивые ответы. Этим матерым политиканам ничего не стоило вывести самозванца на чистую воду. Однако самозванство Анкудинова не смутило турок. Совершенно обосновано считая, что Тимофей очень подходящая фигура для интриг против России, они решили придержать его до подходящего времени. Покровительствуя самозванцу, правительство Ибрагима могло держать в постоянном беспокойстве московский двор. Кроме этого, самозванец был достаточным предлогом для всяческого рода провокаций.
Турецкий двор не мог сразу же использовать Тимофея. Визирь и каймакам старались всячески тянуть время, не давая самозванцу никаких определенных обещаний. Его же это, конечно, не устраивало. Анкудинов постоянно требовал аудиенции у султана, чтобы лично с ним договориться о военной поддержке. Визирь под различными предлогами отказывался устроить аудиенцию.
Тем временем русским послам в Турции Степану Васильевичу Телепневу и Алферию Кузовлеву стало известно о происках самозванца при дворе султана. 6 июля 1646 г. к ним явились турецкие переводчики и пригласили послов на прием к Салих-паше. Послы направили к визирю своего переводчика Дементия Чернецова и подьячего Михаила Борзецова. В этот день произошла первая встреча Т.Д. Анкудинова с представителями русского посольства в Турции. После стереотипных вопросов о здоровье послов визирь вызвал Тимофея. Поведение самозванца буквально поразило русских представителей. Он держался чрезвычайно высокомерно, засыпал Чернецова и Борзецова вопросами и сам ловко избегал ответов на их вопросы. Стремясь показать свою осведомленность о царском дворе, Анкудинов долго расспрашивал подьячего о смерти царя Михаила Федоровича, о боярине Федоре Ивановиче Шереметеве, князе Борисе Михайловиче Лыкове, Борисе Ивановиче Морозове, о поездке в Литву Василия Ивановича Стрешнева и проч. Все это произвело очень сильное впечатление на присутствующих. Подьячий и переводчик ни с чем возвратились к послам. Тимофей торжествовал победу. Его почти каждый день вызывали к визирю для переговоров. Подкупленный послами турок-переводчик Зелфукар сообщал, что Тимофею обещано войско, после того как армия вернется с Крита. Это же подтверждал в грамоте от 25 октября 1646 г. и царьградский архимандрит Амфилохий, видевшийся с самозванцем. Амфилохий писал царю Алексею, что визирь предложил Анкудинову подождать возвращения армии, а затем идти с войском к астраханской границе. Самозванец не желал ждать и продолжал настаивать на свидании с Ибрагимом.
Послы были чрезвычайно встревожены создавшимся положением. Они не знали, кем в действительности является самозванец. К тому же из Москвы не было никаких известий, и сообщить о состоянии дел послы также не могли. Наконец, 13 июля совершенно случайно Михаил Борзецов увидел во дворе у визиря Константина Конюховского и узнал его. Послы стали добиваться встречи с визирем, чтобы уличить Анкудинова в самозванстве. В это время в Царьград пришли известия о разгроме турок под Азовом летом 1646 г. Турецкий двор был взбешен этим сообщением. 27 июля визирь сам вызвал переводчика и подьячего и устроил им настоящий допрос. Те утверждали, что ничего не знают о походе донских казаков и пытались убедить Салих-пашу в том, что казаки действовали по своей инициативе, без какого-либо участия русского правительства в этом деле. Визирь накричал на них и запретил вообще говорить что-либо в защиту правительства Алексея Михайловича. Затем был вызван Тимофей. Салих-паша хотел этой очной ставкой охладить пыл самозванца, который вел себя вызывающе даже по отношению к визирю и каймакаму, требуя непосредственных переговоров с Ибрагимом. Анкудинов категорически отказался разговаривать с Дементием Чернецовым, заявив, что будет отвечать лишь С.В. Телепневу. Он рассчитывал, что с послами у него не будет неприятностей, так как Телепнев был тяжело болен и не мог вести никаких переговоров. Визирь разгадал план самозванца и настоял на том, чтобы он отвечал переводчику. Тимофей был вынужден подчиниться.
Он объявил, что является сыном Василия Ивановича Шуйского, предлагая в качестве доказательств свои грамоты. Визирь лично задавал ему вопросы относительно ряда подробностей из жизни семьи Шуйских. Самозванец давал путаные ответы. Потребовав объяснения от подьячего и переводчика, Салих-паша и Режеп-паша довольно благосклонно выслушали рассказ о побеге Анкудинова из Москвы и предложили ему опровергнуть все обвинения. Самозванец не нашел нужного ответа. Он опять продолжал утверждать, что является престолонаследником, заявив, что «посылают к яснейшему кесарю с Москвы самых нужных... послов, только, де, меня оне (то есть Телепнев и Кузовлев. – Ю.С.) знают, а им, де, сиротам (то есть подьячему и переводчику. – Ю.С.), где меня знать». Визирь дал понять самозванцу, что подобное объяснение его не удовлетворяет, и выслал из комнаты, где происходил прием.
Подьячий и переводчик были уверены, что они выиграли это дело. Однако послам турки приготовили еще один сюрприз. Им объявили о приезде из Крыма еще одного самозванца (казак Иван Вергун. выдававший себя за сына Лжедмитрия) и человека, выдающего себя за Андрея Долгорукого, который приехал требовать от хана армию для похода на Москву. Это сообщение совершенно ошеломило русских послов. Здоровье Телепнева было окончательно подорвано, и он вскоре умер. Турки к тому же позаботились о полнейшей изоляции русской миссии. Послов подвергли домашнему аресту и приставили к ним усиленную охрану. Единственному человеку, который продолжал видеться с послами, архимандриту Амфилохию, пригрозили смертной казнью, если он будет ходить к послам, получать от послов или передавать им письма.
В августе архиепископ Фессалийский смог сообщить обо всем правительству Алексея Михайловича. После этого в Москве стало известно о появлении в Турции Анкудинова.
Турецкое правительство стало считаться с Тимофеем гораздо меньше. В тот же день его переселили из дворца визиря в отдельный дом и сократили таим. Тимофей больше не виделся с русскими представителями. Турки не оставляли мысли когда-нибудь использовать его, но в данное время ситуация не была для этого подходящей. Попытки самозванца добиться некоторой самостоятельности противоречили планам турецкого двора. Турецким политикам был нужен полностью зависимый от них человек, который служил бы пассивным объектом для любых политических афер. Салих-паша считал, что Анкудинов будет прочно связан с Портой, если примет мусульманство. Визирь несколько раз лично беседовал с самозванцем и предлагал ему принять ислам. Настойчивость турок испугала Анкудинова. Он понимал, что мусульманская религия будет препятствием для установления связи с христианскими государствами и совершенно исключит возможность поддержки внутри страны. Т. Анкудинов видел, что Турция не в состоянии организовать успешный поход против России в ближайшее время, поэтому самозванец решает бежать из Турции, связавшись с патриархом.
Русским послам стали известны планы самозванца, и они сообщили об этом визирю. Наблюдение за Тимофеем было усилено. Он все же пытался бежать, но был задержан по дороге и возвращен в Царьград. Визирь припугнул его смертной казнью и потребовал немедленного принятия ислама. Самозванцу ничего не оставалось, как согласиться на это, но он продолжал под всякими предлогами откладывать принятие мусульманства.
В начале января 1647 г. Салих-паша объявил Тимофею, что не намерен больше ждать. Анкудинов решает бежать вторично. На этот раз он отправился к Афону. Турки опять задержали его и Константина Конюховского. Визирь предложил самозванцу выбирать между смертью и принятием мусульманства. Анкудинов не мог более противиться и согласился на немедленное обрезание.
Визирь считал, что Анкудинов находится всецело в руках султанского двора. На него почти перестали обращать внимание, охрана была ослаблена. Тимофей решил, что момент для побега вполне подходящий, и предпринял третью попытку. На этот раз ему удалось перейти турецкую границу и добраться до Рима.
Перед Тимофеем встала задача – добиться покровительства католической церкви и освободиться от мусульманства. Он решил на этот раз действовать осторожно, дожидаясь, когда католическое духовенство само заинтересуется им. К этому времени у Анкудинова не осталось никаких средств для существования. Он был вынужден жить за счет хозяев, у которых остановился. Вместо платы Тимофей выдавал заимодавцам векселя и благодарственные письма, в которых подписывался как «последие великих царей московских». Это производило сильное впечатление. Духовенство, естественно, быстро узнало о пребывании в Риме «законного наследника» русского престола, и самозванец был представлен самому папе. Папа Иннокентий X, совершенно беспринципная личность в политике, оценил по достоинству новую кандидатуру в цари. Папа и Тимофей быстро нашли общий язык. Самозванца крестили. Став католиком, он, таким образом, мог рассчитывать на поддержку почти всей Европы. Покровительство папы освободило его к тому же от всех материальных забот. По всей вероятности. Анкудинов получил от папы какое-то задание, иначе трудно объяснить отъезд самозванца к Богдану Хмельницкому (Анкудинов жил в Риме до сентября 1648 г.). Папа снабдил его грамотой, по которой все католики обязаны были ему содействовать, и выдал крупную сумму денег. В Риме же самозванец запасся печатью по образцу царской и поддельной жалованной грамотой Михаила Федоровича.
В октябре 1648 г. самозванец прибыл в Венецию. Из Венеции Анкудинов отправляется в Австрию (был в Вене), оттуда в Венгрию, Семиградье, Польшу. По дороге самозванец почти не задерживался и не назывался Шуйским. В Польше, где его уже отлично знали, Анкудинов повел себя крайне независимо. В Варшаве поспешили выдать ему проезжий лист и переправить на Украину. Тимофей отправился к Хмельницкому. Конец 1649 г. застал самозванца в Чигирине.
Там самозванец довольно быстро завязал близкие знакомства с казачьей верхушкой. Константин Конюховский рассказывал на допросе: «А как де он приехал к гетману запорожскому, к Богдану Хмельницкому, и сказался государским сыном Шуйским, и помочи себе просил, и Хмельницкий, де, его у себя держал в чести и хотел ему помогать. А Выговский, де, ему учинился друг большой, и потому ж ему помогал».
Во время поездки на Украину думный дьяк Ларион Дмитриевич Лопухин заключил с писарем Выговским договор, по которому тот обязывался регулярно информировать Москву о всех событиях у Хмельницкого. Выговский одновременно был также связан с поляками через киевского воеводу Адама Свентольдьевича Киселя. Кроме этого, крымский двор находился в полной уверенности, что он является агентом Ислам-Гирея. В действительности И. Выговский постоянно предавал как Россию, так и Польшу, и Крымское ханство. Он преследовал свои собственные цели, используя для их достижения все, что попадалось под руку. Это очень ярко выявилось в истории с Анкудиновым. Выговский поддержкой самозванца стремился поссорить Хмельницкого с Москвой, устранить его, а потом использовать самозванца в качестве препятствия для объединения Украины с Россией.
Анкудинов, со своей стороны, не желал превращаться в послушное орудие этого авантюриста. Он тайком поддерживал связи с поляками, скрывая от казаков, что он католик.
В Чигирине Тимофей, по его собственным словам и показаниям многочисленных свидетелей, прожил около трех месяцев, то есть до начала 1650 г.
После отъезда гетмана самозванец стал опасаться за свою безопасность. Он с К. Конюховским отправился в Лубны, в Мгарский Спасский монастырь.
В декабре 1649 г. в Москве стало известно о том, что Тимофей был в Польше. 6 января 1650 г. в Варшаву из Москвы выехало русское посольство в составе Григория Гавриловича Пушкина, Степана Гавриловича Пушкина и дьяка Гаврилы Леонтьева. Послы должны были поздравить короля Яна-Казимира с избранием на польский престол, получить подтверждение «Вечного докончанья» и потребовать наказания за прописки в царском титуле и оскорбления Романовых в некоторых книгах. Особняком стоял вопрос о поимке и выдаче Анкудинова. Послы настаивали на том, чтобы самозванца разыскали и привезли в Варшаву. Поляки отказывались. Послам пришлось пойти на компромисс. 23 июня был подписан договор, по которому русскому гонцу Петру Даниловичу Протасьеву выдавались «поимочные листы» от короля и с ним вместе отправлялся на Украину королевский секретарь Юрий Ермолич.
9 июля по поручению путивльского воеводы Прозоровского в Лубны отправились купцы – Марк Матвеевич Антонов и Борис Салтанов. Купцы добрались до Миргорода, где встретились с Богданом Хмельницким. Гетман решительно отказался помочь им увидеться с самозванцем, написав Прозоровскому, что Анкудинов сам хочет ехать к царю. Тогда М.М. Антонов от имени Прозоровского предложил самозванцу повиниться и ехать с ним в Москву. Тимофей, конечно же, знал, какая участь ждет его там.
После доклада купцов и сообщения белгородского воеводы о том, что Т. Анкудинов якобы ушел на Дон с шестью тысячами казаков, при дворе начался настоящий переполох. Прозоровского засыпали грамотами, требуя немедленного и подробного сообщения о самозванце. К гетману срочно послали П.Д. Протасьева. Их встреча состоялась в Ямполе 18 сентября. Гонец изъявил желание поговорить наедине. Гетман выслал всех. Протасьев потребовал выдачи Анкудинова. Гетман отказался, ссылаясь на то, что в войске запорожском не принято выдавать беглецов, какими бы преступниками они ни были.
6 октября Протасьев прибыл в Спасский монастырь, где игумен сообщил ему, что Анкудинов три недели назад выехал из монастыря.
Гетман, не желая выдавать Анкудинова, решил отослать его к Юрию Рагоци, который был связан с запорожцами военным договором. Тимофею гетман выдал крупную сумму денег, и он в сопровождении отряда казаков был тайком доставлен к венгерскому королю в Делов. У Рагоци Тимофей пробыл всего 10 дней. Из Венгрии Анкудинов и Конюховский через Австрию добрались до Любека. Оттуда поехали в Колывань (Ревель) и морем – в Стокгольм, где Анкудинов потребовал, чтобы его допустили к королеве. Добившись приема, он представился Христине как наследник русского престола Иоганнес Сименсис (то есть – Иван Шуйский). Грамоты Рагоцы и кардинала Каспара Матсуса, который писал по поручению римского папы, сделали свое дело. Христина приняла самозванца благосклонно. Побыв некоторое время при дворе, Тимофей понял, что целиком делать ставку на поддержку королевы для него невыгодно.
Королева летом 1651 г. представила государственному совету проект своего отречения от престола. Она тайно приняла католичество и намеревалась уехать в Рим. По закону 1617 г., принятому в Эребру, католичка не могла быть королевой Швеции. Тимофей, рекомендованный Римом, получил от королевы приличное содержание. Этим ее поддержка и ограничилась. Самозванца не удовлетворяло безучастное отношение Христины к его притязаниям. Он решает заполучить сторонников среди антирусской группы при шведском дворе, возглавляемой королевским канцлером и королевским секретарем. Чтобы еще теснее сойтись с этой группой, он принимает «люторскую веру». Этот шаг лишил, однако, его благоволения королевы, которая несколько позже дала русскому гонцу грамоту о выдаче самозванца.
В августе 1651 г. из Швеции возвратились русские купцы – Иван Тетерин, Афанасий Микляев и Максим Воскобойников. Они сообщили, что видели в Рутодиве (Нарве) Конюховского. Федор Силыч Озорнин донес, что Анкудинова видели в Колывани.
По приказу из Москвы новгородский воевода Юрий Петрович Буйносов-Ростовский со своей грамотой отправил купцов обратно в Швецию.
Купцы явились к колыванскому губернатору Э. Оксенштерне и передали ему от имени царского правительства просьбу о выдаче самозванца. Оксенштерна предложил купцам доказать виновность Анкудинова. Те потребовали очную ставку с самозванцем. Губернатор отказал, передав им грамоту к новгородскому воеводе, где говорилось, «будто они, (то есть Воскобойников и Тетерин. – Ю.С.) того вора не узнали и не уличали». Воевода потребовал в отписке Посольскому приказу, чтобы ему сообщили более веские доказательства самозванства Анкудинова. И.Тетерин сразу же после возвращения из-за рубежа был отослан с братом Никитой Тетериным и стрелецким пятидесятником Фомой Меркурьевым назад – в Колывань. В Рутодиве они узнали, что Конюховский отправился в Стокгольм. Анкудинов разъехался с ним, думая, что он в Колывани. Гонцам сообщили, что за два дня до их приезда Тимофей был в Ругодиве и отправился оттуда в Колывань. Братья Тетерины срочно помчались на свежих лошадях за самозванцем. В пятнадцати верстах от Колывани они обогнали обоз, в котором ехал Петр Микляев и Максим Воскобойников. С этим же обозом в Колывань ехал и Т.Д. Анкудинов. М. Воскобойников до этого времени продавал в Колывани царский шелк-сырец, когда узнал от посадского ямгородца, что тот недавно приехал вместе с Анкудиновым в Ругодив на одном корабле. Воскобойников срочно отправился в Ругодив, а оттуда в Колывань. По дороге он нагнал обоз Петра Микляева, где ехал самозванец. П. Микляев рассказал Воскобойникову, что с его обозом едет человек, который, по всей вероятности, является «царя государя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси и вором и изменником Тимошкою Анкудиновым». Купцы решили следить за ним до Колывани, а там потребовать его ареста.
Тем временем братья Тетерины, ничего не подозревая, проскакали мимо этого обоза. Около Колывани они встретились с графом Эриком, который ехал к себе на мызу, и подали ему грамоты. Оксенштерна приказал гонцам ждать его возвращения. Купцы поскакали в Колывань. Там их встретил Воскобойников, который сообщил им о скором приезде Анкудинова. И. Тетерин и Ф. Меркурьев решили ехать к губернатору на мызу. В пригороде они натолкнулись на обоз Петра Микляева. Тимофей, смекнув, что дело неладно, повернул обратно. Гонцы бросились к городским властям и потребовали людей для поимки самозванца. Те согласились. Тимофея нагнали за городом. Он отчаянно отбивался, но все же его скрутили. Тимофей был посажен в крепость. Однако колыванский губернатор этим актом хотел просто защитить его от русских представителей, вовсе не думая его выдавать. В Швецию был послан специальный гонец Енекия Челищев с грамотами от царя, где напоминалось о 20-й статье «Вечного докончания», в которой говорилось о взаимной выдаче изменников и о «договорной записи» 1649 г. Бориса Ивановича Пушкина и королевского комиссара Эрика Гутенштерны относительно выдачи перебежчиков, если вина их доказана. В начале ноября 1651 г. Челищев отправился в Швецию. В 60-ти верстах от Колывани Челищев узнал, что самозванца якобы отпустили. Он поспешил к колыванскому губернатору. Тот принял его только через три дня и, поговорив о здоровье царя и королевы, отказался вести переговоры далее, отослав гонца в «канслею к королевским думным людям».
Рано утром 17 декабря к гонцу прибыл Иван Тетерин и сообщил, что Анкудинов бежал из крепости вместе с конвоем. Позднее выяснилось, что «королевские думные люди» устроили самозванцу побег, поручив конвою охранять его до тех пор, пока он не будет в безопасности. Оксенштерна через два дня принял Челищева, но задержать и выдать самозванца категорически отказался, ссылаясь на то, что Анкудинов является послом Рагоци. Он утверждал, что держал в тюрьме самозванца против указа королевы, за что ему грозит опала. Из Москвы была послана грамота с Яковом Козловым. Королева согласилась выдать Анкудинова и Конюховского и послала указ Эрику Оксенштерне. В грамоте от 11 января Челищев сообщил, что от Э. Оксенштерны «посланы погонщики по всем дорогам, и мызам, и по кабакам, и по деревням; учинен об нем заказ крепкой, и где он, Тимошка, объявится, велено ево поймати и в Колывань привести. А на море, де, в кораблех послал он обыскивать. И в рядах и по улицам велел вытрубить». Это, однако, была фикция, оттяжка времени, чтобы дать возможность Анкудинову скрыться. Челищеву и купцам было запрещено участвовать в поисках самозванца. Парсуны «истинного государя московского» продолжали выставляться в общественных местах.
После длительных переговоров Челищева с королевой был выдан К. Конюховский, благополучно доставленный им в Москву и немедленно подвергнутый допросам и пыткам. Куда бежал Лже-Шуйский, Конюховский не знал. Все купцы, едущие за рубеж, должны были по царскому указу собирать слухи о самозванце. Наконец. 29 июля 1652 г. в Новгород из Колывани приехал гость Иван Иванович Стоянов. Он сообщил, что слышал там, будто Анкудинов задержан в датском городе Зунте. К датскому королю Фридерику III было решено направить посла Силу Зерцалова. Во время подготовки к этой поездке из Архангельска воевода Борис Иванович Пушкин и дьяк Иван Ларионов прислали новое известие о Т. Анкудинове. По их сведениям, Анкудинов в мае 1652 г. жил в Амстердаме. Самозванец получил там солидную поддержку от духовенства, намекнув на свои связи с папой, и «учал быти их евангелицкие веры».
Вероятно, он был неплохо финансирован, так как разгуливал по Амстердаму в сопровождении многочисленной свиты «стройным обычаем». В настоящее время он якобы отправился в Данию, куда за ним поехал голландский купец Иоган Гебдон, желающий выслужиться перед русским царем. Правительство Алексея Михайловича было поставлено этим сообщением в тупик. Порешили на том, что Сила Зерцалов и толмач Яков Яковлевич Олферьев поедут из Дании в Голландию, если в Дании Анкудинова не окажется. 10 октября Фридерик III дал русскому гонцу аудиенцию, во время которой С. Зерцалов передал ему царскую грамоту. Гонец настаивал, чтобы переговоры не были оглашены. В грамоте содержалась просьба о выдаче самозванца и оказании русским гонцам помощи, если в Дании его не окажется. Через два дня Зерцалову было сообщено, что самозванца в Дании нет. Русским гонцам ничего не оставалось, как ехать в Голландию.
19 октября они отбыли из Копенгагена в Гамбург. По дороге они ничего не смогли узнать о самозванце и лишь в Гамбурге (28-30 октября) «тайным обычаем» разузнали, что Анкудинов задержан в Голштинии Петром Микляевым и посажен вместе с ним в тюрьму в Нейштадте. С. Зерцалов спешно выехал в Голштинию. 2 ноября он прибыл в резиденцию эрцгерцога Фридриха и потребовал освобождения Микляева и выдачи самозванца. Купца освободили, но Т. Анкудинова отказались выдать под предлогом отсутствия у Зерцалова специальных полномочий для того, чтобы вести переговоры с Фридрихом.
Действуя таким образом, голштинское правительство просто старалось оттянуть время, чтобы выработать план действий. Фридрих был поставлен в щекотливое положение. С одной стороны, выдача самозванца могла поссорить его с католической церковью, которая делала определенную ставку на Анкудинова. С другой стороны, Т. Анкудинов был для Голштинии просто находкой, так как русское правительство могло компенсировать его выдачу рядом уступок в области торговли.
История с Анкудиновым позволяла Голштинии заставить русское правительство пересмотреть невыгодный для нее договор 1634-1635 гг. с Россией о «персидской торговле». Этот договор в исторической литературе обыкновенно называют «несостоявшимся». Торговля с Персией была очень важна для западных государств Европы (в том числе и для Голштинии), которые стремились прорваться на восточные рынки. Наиболее удобный путь в Персию шел через Россию.
В 1634 г. голштинские послы Отто Брюгеман, Филипп Крузиус и Рис прибыли в Москву, чтобы заключить договор о торговле с Персией. Правительство Михаила Романова поручило вести переговоры князю Борису Михайловичу Лыкову-Оболенскому, окольничему Василию Ивановичу Стрешневу, думному дьяку и печатнику Ивану Тарасьевичу Грамотину и думному дьяку Ивану Афанасьевичу Гавреневу. Эта комиссия выработала довольно жесткие условия договора. Голштинским купцам разрешался проезд через территорию России (каждую весну они должны были привозить свои товары в Ярославль, где им отводился гостиный двор) в Персию. Правительство разрешало купцам строить гостиные дворы и категорически запрещало постройку католических церквей. В качестве транзитных пошлин устанавливалась довольно солидная сумма: 600 тысяч больших любских ефимков ежегодно. По Договору (17 статей) одну половину этой суммы Голштиния уплачивала весною, когда купцы привозили свои товары в Ярославль, а другую половину – в конце года. Этот договор был подписан обеими сторонами 3 декабря 1634 г. После визита голштинских послов к персидскому шаху договор был уточнен 20 мая 1635 г. По обоюдному согласию в случае задержки уплаты пошлины удваивались. Договор входил в силу через шесть месяцев, (то есть с ноября 1635 г.) и был действителен на протяжении десяти лет. Договор этот был явно невыгоден для Голштинии, ее правительство было настолько раздосадовано его условиями, что казнило главу посольства Отто Брюгемана, как только он вернулся из России.
То, чего голштинские дипломаты добивались в течение почти двадцати лет, теперь представилось возможным получить. Правительство Фридриха намеревалось, использовав историю с Анкудиновым, аннулировать старый договор и начать переговоры о новых условиях торговли. Акт аннулирования договора состоял в возвращении Россией писем, ратификационных грамот и неоплаченного векселя. Поэтому-то Фридрих и затягивал выдачу самозванца.
Тем временем в Голштинию был направлен и новый гонец В. Шпилькин, бывший кумом Т. Анкудинова. В наказе Шпилькину говорилось: «А будет ево неостерегательством и простотою государеву делу учинитца какая поруха, и ему за то от государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии быти в смертной казни». Такая постановка вопроса вынуждала русского гонца сделать все возможное для получения самозванца.
Тимофей Анкудинов почувствовал, что на этот раз ему не выбраться, и прислал В. Шпилькину челобитную на имя Никона, прося у того заступничества перед царем и прощения его вины. Это было равносильно признанию в самозванстве.
Шпилькин безотлагательно отправился ко двору и потребовал очной ставки с самозванцем. Встреча кумовьев происходила в присутствии самого герцога. Тимофей «важной поступью выступил к нему (к Шпилькину. – Ю.С.) навстречу, представился, будто он его никогда не видел, не хотел даже говорить по-русски, но требовал, чтобы тот говорил с ним на сарматском языке, которого Шпилькин не знал. На вопрос Шпилькина о его имени Тимофей ответил: "Весьма возможно, что негодяй по имени Тимошка Анкудинов и обокрал казну великого князя, но его лично это не касается, так как его имя... по-сарматски – Шуйский". После этого самозванец начал потешаться над Шпилькиным. говоря, что он, судя по его фамилии, торговец шпильками, а не гонец. Заявил также, что сам гонец – самозванец, а грамота у него подложная, так как на ней нет подписи царя.
Тут на сцену вышла злополучная грамота к патриарху. Гонец и Олеарий задали самозванцу вопрос, он ли писал ее. Тимофей стал категорически отрицать свою причастность к этому посланию. Фридрих спросил мнение Олеария и тот подтвердил, что грамота действительно написана Анкудиновым. Тогда самозванец изменил тактику: он разразился отчаянной бранью по адресу гонца, ругал его «всякою скверною лаею и называл шпаком».
Василий Шпилькин не выдержал оскорблений, плюнул в грамоту и бросил ее в лицо Тимофею, который тут же схватил ее и изорвал. Дело чуть не кончилось рукопашной схваткой. Однако Тимофей при наличии неоспоримых фактов был вынужден признать, что грамота написана им. Затем самозванец сознался, что он «худыя природы», а не наследник Шуйских.
23 мая 1653 г. русское правительство издало указ об обмене договорной записи 1634-1635 гг. на Тимофея Анкудинова. Другим указом от 1 июня того же года устанавливались условия обмена и окончательно отменялся договор с Голштинией.
Фридрих должен был выдать Анкудинова со всеми его бумагами, грамотами и, что очень важно, подтвердить, что на допросе перед ним Тимофей признался в самозванстве. Голштинский герцог должен был написать грамоту и указать, что Тимофей – не сын Василия Ивановича Шуйского, а «сын Демки холщевника и матери Соломонидки». Местом обмена был выбран город Любек. Со стороны России выступали Петр Микляев, Василий Шпилькин и Иоган фон Горн. Вся переписка о «персидском ходу» и вексель возвращались Фридриху. Однако русское правительство очень не хотело с ними расставаться: в секретном указе от 11 июня 1653 г. В. Шпилькину и П. Микляеву предписывалось отдать документы лишь в крайнем случае, если «никоторыми мерами отговоритца и отстоять невозможно».
4 августа была послана царская грамота городским властям Любека с просьбой о посредничестве. Наконец Тимофей Анкудинов был выдан русским представителям и отвезен в Москву. 28 декабря 1653 г. палач показал народу окровавленную голову последнего наиболее значительного самозванца.

Приложение 1

Извет приказу новые чети Тимошки Анкудинова (pdf – 123 КБ)