Н. В. Фалин. 
К вопросу о топографии города Вологды в эпоху до конца XVI века

Публикуется впервые

Крайняя скудность исторических источников эпохи от основания города Вологды до конца XVI века не позволяет нам дать точного вполне законченного описания топографии древней Вологды и лишает нас всякой возможности представить постепенную шаг за шагом эволюцию города из первоначального поселения. В настоящем очерке в виду этого я пытаюсь дать только некоторый синтез имеющихся в моем распоряжении данных, так или иначе относящихся к топографии древней Вологды, и затронуть некоторые вопросы, невольно впрочем возникающие у каждого, кто сколько-нибудь внимательно останавливался на изучении истории нашего города. Делая эту попытку, я утешаю себя надеждой, что она послужит первым шагом к систематическому изучению исторической топографии города и что будущие более основательные исторические изыскания и археологические раскопки в конце концов рассеют ту мглу, которая закрывает от нас древнюю Вологду, подобно легендарному граду Китежу.

Изучая тот географический район, где расположен город Вологда, убеждаемся, что вся местность около г. Вологды изрезана небольшими речками и ручьями с чуждыми для русского уха названиями. Так, из под села Говорова направляется к Вологде и входит в ее черту речка Содемка, воды которой текут в ее пределах под названием «Золотухи». Ниже города впадает речка Шограш. На другом берегу р. Вологды близ бывшего древнего Прилуцкого монастыря (основан в XVI веке) течет в реку Вологду речка-ручеек Пудежка. Самое название реки, от которой получил свое название город — «Вологда» — также не русское. Во всех этих названиях чувствуется финское происхождение. Если пойти далее в окрестности города, то и там на каждом шагу встретишь подобные же названия рек, речек и ручьев. Здесь, очевидно, обитал в древности какой-то народ или племя, память о котором теперь утратилась, но который оставил следы своего пребывания в этих бесчисленных хорографических названиях (названиях местностей). Славяне, придя в этот край, воспользовались данными этим народом рекам, речкам и ручьям названиям. С нашей точки зрения это говорит о том, что славяне и финны аборигены по крайней мере некоторое время жили вместе и дружно. Весьма возможно далее, что финское население, когда славянская колонизация усилилась, покинуло занимавшиеся ими ранее места и частично ушло на Север, но вряд ли это население ушло целиком. Часть этого населения, несомненно, осталась, славянизировалась, сделалась русским, забыла свой язык, но названия тех или иных урочищ упорно удержались старые, когда-то этому населению родные. Проф. Кузнецов полагает, что этим племенем было родственное сидевшему около «Белаозера» племени «весь» — племя «меня», столицей которой был Ростов Великий (Яросл. губ.), то самое племя, о котором говорит летописец Нестор, о котором, возможно, говорил историк VI века Иордан, как о подданных готского короля Германариха, и которое является опять таки родственными современными черемисам, которые теперь получили возможность политически самоопределиться и образовать свою Марийскую автономную область. Проживая среди дремучих исполинских лесов мерянское племя пользовалось реками и речками, как единственными удобными путями сообщения и поэтому так точно обозначало их. Славяне из Новгорода и других мест, придя сюда, тесно соприкасались с населением и, проделывая походы далеко на Север, быть может пользовались в качестве проводников и толмачей туземцами, которые, конечно, называли реки, по которым двигались славяне, на своем собственном туземном языке. Для тех, кто знаком с языком современных зырян, населяющих Область Коми, эти названия рек и речек звучат чем-то очень близким и родным (сравни, например, слово «Пучкас» — один из рукавов Сухоны близ Кубенского озера с зырянским словом пычкыны — проткнуть; пучкас — проток?). Возможно потому, что первоначальным поселением на месте современного города было финское (мерянское) поселение, и славяне только присоединились к нему. Быть может даже тут было не только поселение, но и чудское место молитвы, и Бесов луг, расположенный выше города, на первом берегу реки Вологды был тем местом, где совершались какие-нибудь чудские обряды, совершалось служение бесам с точки зрения христиан того времени. За несколько верст выше города, на левом берегу реки Вологды, есть деревня с названием «Мольбище», как назывались иногда у наших предков те места, где чудь совершала свои молитвы.

Район современной Вологды, распложенный на правом берегу и прилежащий близко к реке, в древности был, несомненно, заманчивым для поселения. Прежде всего, он лежал укрыто, среди лесов, в стороне от больших речных дорог и, следовательно, и от опасностей, которые угрожали жившим по этим большим речным дорогам. Затем указанный мною район, ограниченный с одной стороны рекой Вологдой, болотами выше города, речкой Содемкой, Шограшом и другими более мелкими речками и ручьями представлял как бы своего рода остров в дремучем лесу, весьма удобный для освоения, для житья, в особенности в современном 2-ом участке в верхней его части. На месте современного рынка (на Торговой площади) находилось громадное болото, которое значительно позже, в XVII и XVIII веках, все еще простиралось до современных Благовещенской и Пятницкой церквей. На улице Засодимского (бывшая Громовская) близ ц. Преображения (Спаса) было опять болото. За Горбачевским кладбищем были опять болота.

Верхняя по реке часть 2-го участка была и самой высокой по сравнению с окружающей местностью. Отсюда было удобно наблюдать за рекой, как выше этого места, так и ниже. Эта территория была, кроме того, прорезана глубокими ручьями Хрулевым или Кайсаровым [Кстати, откуда происходит название этого ручья? Привыкая все местные названия объяснять из финских наречий, думаешь не происходит ли название этого ручья от слов «Кай» (по зырянски птица) и «Сар» (изменено Шор-ручей) — птичий ручей, птичий лог], русла которых и теперь бросаются в глаза каждому, кто бывал в этой части города. Когда появилось в этой части современного города, которую я считаю древнейшей, славянское поселение? История нам об этом ничего не говорит. Ходячим мнением является, что первоначальное поселение, откуда возник г. Вологда, основано было новгородцами, но мы опять ничего точного не знаем. Наоборот, если Вологда основана новгородцами, то почему о ней ничего не упоминается в знаменитом уставе о церковной дани, которую урядил князь Никола-Святослав в 1137 году, а упоминается о различных других погостах, подобных Векшенге и прочим. Или Вологды, как поселения, в это время еще не было или она принадлежала не Новгороду, а другим, например, Ростову или Белозерским князьям и только впоследствии перешла какими-то путями, быть может, каким-нибудь договорам во владение Ново-города. В 1263 г., т. е. почти через 130 лет, новгородцы уже очень пекутся о Вологде и, заключая ряду (договор) с князем, они оставляют Вологду за собой, оговаривают это в договоре и ставят на вид князю, чтобы он свои руки к Вологде не простирал.

В 1273 году на Вологду нападает «совокупясь с великим множеством татар» тверской князь Ярослав, забирает здесь массу пленных и «с богатой корыстью» возвращается к себе. На основании этого летописного сказания можно заключить, что Вологда уже в то время была очень населена и богата. Но о какой Вологде здесь говорится? О поселении ли, о городе или о районе, области. Наше мнение, что здесь, как и грамоте 1263 года говорится о целом районе, расположенном по Вологде, подобно тому, как говорили раньше «Вель», «Вага» и подразумевали под этим целые обширные области, расположенные по этим рекам. Если район Вологды был густо населен уже 1273 году, то, конечно, это население явилось в этот район не сразу, а постепенно. Принимая это во внимание, можно думать, что первые славяне пришли сюда гораздо раньше и летописное сказание о пришествии преподобного Герасима в 1147 году имеет за собой известные основания. Названный мною год обычно считается за основание города Вологды, но вряд ли эта дата может считаться вполне достоверной, т. к. житие святого Герасима, откуда взята эта дата, написано около половины XVII века по указу архиепископа Маркелла каким-то Фомой, и неизвестно, на основании каких источников. там говорится, что Герасим пришел на Вологду на великий лес еще до зачала града Вологды и пришел на средний посад Воскресения Христова Ленивыя Площадки Малого Торжку, основал Троицкий монастырь («и монастырец огради»). Место, где был этот монастырь, совершенно неизвестно, неизвестно также, когда и при каких обстоятельствах исчез этот монастырь. В XVII веке это место, где теперь стоит Герасимовская церковь, было определено чудом, о котором подробно говорится в житии Герасима. Но мы живем в другом веке, когда не бывает чудес. Неизвестно, о каком среднем посаде говорил Фома, человек, насколько можно судить из предисловия к житию, довольно для того времени начитанный, хотя и сознававшийся из скромности в том, что он не обучен был афинским мудростям. Говорил ли он о посаде его времени или же о посаде времени Герасима. Если допустить, что он говорил о посаде его времени, то эти слова представляются странными, т. к. центром г. Вологды в XVII веке был район новой крепости, заложенной Грозным и ограниченный современными бульварами, а посады лежали и выше крепости, по течению реки Вологды, и ниже ее, по берегу, в районе современного 1-го милицейского участка. Каким образом район близ церкви Воскресения, где без сомнения, стояла первая московская крепость, был средним посадом. Нигде, ни в каких документах я ни встретил указаний, что этот район назывался средним посадом, а выше и ниже лежащие поселения были верхним и нижним посадами. Если же предположить, что Фома говорил о среднем посаде времен Герасима, тогда следует признать, что последующие слова «ленивые площадки малого торжку» казалось бы излишние, если Фома говорил о современном ему посаде, прибавлены им для того, чтобы точнее обозначить для современников место, куда прибыл Герасим. Но что считалось тогда верхним и нижним посадами? На этот вопрос мы не можем найти ответа. Что город Вологда возник в результате слияния различных отдельных поселений посадов и слобод, мне кажется несомненным и я приведу доказательства этому далее. Так возникали многие города на Руси. Костомаров, например, думает, что таким именно путем возник Новгород. Место, где стоял средний посад, было впоследствии, конечно, укреплено сначала Новгородом и затем Москвой, но может быть было укреплено и раньше, до Новгорода. Герберштейн, бывший на Руси в первой половине XVI века, еще до постройки крепости в Вологде Грозным, уже называет Вологду крепостью. В сотной грамоте 1627 г. говорится, что церковь Воскресения, бывшая соборной, стояла «на старом городище». В настоящее время холм, на котором стоит современная церковь очень напоминает собой городище, хотя и очень небольшое, гораздо меньшее, чем, например, городища в Тотьме и Великом Устюге. Возможно, однако, что большая часть Вологодского городища была разрушена и унесена рекой Вологдой, т. к. река в этих местах более напирает на правый берег, или городище разрушилось благодаря оползням. [Следов крепостного рва древней крепости не сохранилось, хотя с одной стороны местность на берегу перед холмом, где стоит Воскресенская церковь, показывает ясное углубление (следы рва?), а Хрулев или Кайсаров ручей могли служить рвом для другой части крепости. Возможно также, что около городища был ров, который наполнялся прямо из реки Вологды, а впоследствии был засыпан и исчез, как тот ров, который Грозный вырыл по линии современной Малой Октябрьской ул.] Как бы там ни было, мы не знаем, когда точно и кем было устроено первое в Вологде укрепление и когда вследствие этого это укрепленное место стало называться «градом» Вологдой (град — город — укрепленное поселение) и обособилось таким образом от своего района, который также не имеет для нас определенности. Можно думать, что в древности под Вологдой разумелся и более обширный район, о котором говорилось в грамотах московских великих князей, и более узкий, на что имеются косвенные намеки в некоторых документах. Из приходо-расходных книг архиерейского дома XVII века можно, например, заключить, что местность в нескольких верстах от города, именно за впадением в реку Вологду Тошни, называлась «Ракулой» и теперь еще, например, церковь близ Молочного Института и другая церковь, расположенная от этой на несколько верст ниже, называются что в Ракулеве, а в книгах архиерейского дома XVII века — «В Ракуле», а собственно «Вологда» лежала ниже района Ракулы.

Нужно думать, что укрепление Вологды было небольшое и прилегавшие к нему посады были также невелики. По нашему мнению самой ранней точной исторической датой, которая с несомненностью устанавливает факт существования Вологды, как укрепленного пункта как «города», обособленного от своего района, является 1335 год, под которым в летописи содержится указание о пожаре града Вологды. Относительно величины территории древней Вологды, т. е. крепости с прилегавшими к ней непосредственно посадами можно предполагать, что она ограничивалась с одной стороны рекой Вологдой, с другой, — выше по реке, — и третьей, — параллельно реке, — болотами. В отношении четвертой стороны можно думать, что здесь мог быть выгон, пустое место, на котором впоследствии были заготовлены Иваном Грозным материалы для его крепости в XVI веке и где был расположен Ильинский монастырь. Монастырь этот не мог развиться и достигнуть богатства и могущества, хотя и стоял первоначально очень выгодно, очевидно потому, что основан был поздно, близко ко времени постройки Грозным крепости в 1567–1570 годах и возможно что и захирел то от слишком близкого соседства с крепостью, которая все таки являлась известным препятствием для сообщения между собой как расположенных тогда на территории теперешнего города поселений, так и для окрестных деревень и сел. В сказании о белоризцах говорится, что они были найдены убитыми «за городом» близ церкви Введения, уже давно упраздненной. На этом месте впоследствии были «убогих домы» или «божьи домы», т. е. место, где погребали людей умершихнеестественной смертью, где была также и своя церковь (на этом месте теперь стоит часовня). Район древней крепости очевидно лежал ближе к реке Вологде, чем эти «божьи домы». «Убогие», «божьи домы» были и в других городах и церкви при них расположенные назывались божедомскими. Отсюда, вероятно, ведет свое происхождение и название одной из улиц в Москве — «Божедомка».

В 1503 году, когда вернулась в Вологду икона Дмитрия Прилуцкого, взятая царем в поход под Казань, она была встречена духовенством «за городом» и на месте встречи была потом поставлена церковь Дмитрия Прилуцкого, впоследствии храм равноапостольных Константина и Елены. Следовательно, опять-таки город (крепость) лежал ближе к реке, чем эти церкви.

Я не исключаю мысли, что укрепление древней Вологды могло иметь разные моменты развития. Возможно, что первоначально таким укрепленным местом был холм «старое городище», где теперь стоит церковь Воскресения, а затем кольцо укреплений могло охватить и посады, прилежавшие к первоначальной крепости. Подобного рода развитие укреплений имело место и в других древних городах (например, в Москве, Великом Устюге и т. д.).

В качестве некоторого опознавательного пограничного пункта для территории древнего «города» можно привлечь храм «Пречистыя Владимерския» — Владимирскую церковь. Эта церковь, расположенная за кольцом бульваров, по Б. Октябрьской ул. в книге приходорасходной архиерейского дому 16 года названа «что в Старых Кузнецах» и здесь, мне кажется топографическая аналогия, которую я привожу ниже, имеет свое основание.

Вологда в старину была таким пунктом, где совершалось очень большое движение на лошадях. Через Вологду шли, например, зимой целые караваны с разными грузами как на север, так и в более центральные местности. Такое обширной движение на лошадях должно было обслуживаться и соответствующими ремонтными средствами и прежде всего это повлекло за собой развитие в г. Вологде очень большого количества кузниц, которые располагались за крепостью «за городом» близ Владимирской церкви, что предоставлялось выгодным в различных отношениях и прежде всего в противопожарном. Последнее соображение для крепости, построенной исключительно из дерева, играло большую роль. Тут же была улица — «Ехаловы кузнецы». В старой Москве тоже было такое название улицы. Слово «ехаловы» некоторыми историографистами производится не от слова «ехать», а как будто от слова «ехоловы», неизвестного для меня значения. Название этой улице дано было, вероятно, тогда, когда Вологда была уже под московской властью. Что это предположение о месте и причине расположения кузниц имеет некоторые основания за собой можно вывести из следующего обстоятельства. Когда Грозный начал строить новую крепость ниже по течению реки, то базар (большой торг) переместился за Золотуху, туда, где теперь находится Дом Искусств, ГОМХ и Дворец Труда, а на территории старой крепости остались только Ленивая Площадка с малым торжком около бывшего соборного Воскресенского храма. Возможно, что этот «малый Торжок» и был первоначальным вологодским рынком. Одновременно с базаром и крепостью переместились и «кузнецы», и возникла опять новая, населенная почти исключительно кузнецами улица, названная впоследствии «Большие кузнецы», которая шла в направлении от крепостных главных ворот и базара вверх по правому берегу Золотухи, и здание, где теперь помещается ГОМХ, как раз перегораживало бы эту улицу, а «Старые кузнецы» и «Ехаловы», хотя и утратили свое бывшее значение, но остались все-таки существовать, т. к. очевидно и из крепости и из окружающего г. Вологду района в этом направлении шло движение на лошадях.

Как явствует опять таки из приходо-расходных книг архиерейского дома территория древней Вологды с примыкающими непосредственно к крепости посадами делилась на «горную», т. е. на расположенную на высоком берегу часть, и на «Подол», более низкую часть (непосредственно примыкающую к реке). Однако, большая часть населения, по-видимому, проживала на «горной» стороне, а на «Подоле» жило немногочисленное население, вероятно, связанное более тесно с рекой (рыбаки, судоходцы и т. п.). Что население «Подола» было невелико, можно судить из того, что там было сравнительно мало церквей. Теперь в этом районе города стоит лишь несколько домишек и осталась только церковь Богородицы на Верхнем Долу, в алтарь которой, говорят, может заходить вода в весенние паводки и вообще «Подол» в современном его состоянии неудобен для поселения в виду этих паводков. В старину, когда по реке Вологде были «великие леса» или не было таких паводков, как теперь или же населению в низких местах приходилось строить свои «хоромы» на столбах или сваях.

В числе причин, которые обусловили собою основание и развитие города, несомненно, весьма важное значение имели дороги. В древности прямая дорога на Ярославль и, следовательно, на Москву вряд ли существовала, т. к. тут росли громадные (например, Комельские) леса. Оставались другие пути, именно путь на Белоозеро мимо Кубенского озера, путь на Тотьму на север и путь к Шексне и Волге.

Дорога на Белозерск шла, по-видимому, мимо современного Горбачевского кладбища, через Бесов луг и Кирилловскую Слободу, где был перевоз, к Прилуцкому монастырю. Оттуда дорога направлялась далее к Кубенскому озеру. Эта слобода в старинных документах XVII в. называется «Ямской слободой Кирилловския дороги», т. е. дороги, ведшей к Кирилло-Белозерскому монастырю (см. например, приходорасходные книги Вологодского архиерейского дома). Деревня, которая находится и теперь около Прилуцкого монастыря, называется Выпрягово, и название это производится в сказаниях от имени какого-то крестьянина Выпряга, который будто бы помогал Дмитрию Прилуцкому при устроении монастыря, но мы относимся к этому иначе и думаем, что тут действительно в старину в известное время года, когда существовал перевоз, приходилось выпрягать лошадей и перекладывать тяжелые грузы, т. к. паромы может быть обладали лишь небольшой грузоподъемностью. Самое основание монастыря Дмитрием Прилуцким, возможно, имело в виду это обстоятельство, способствовавшее тут скоплению народа, от которого монастырь, этот местный вологодский феодал, ожидал тех или иных экономических выгод, и может быть, даже сам когда-то содержал этот перевоз. Не лишено также вероятия и предположения, что тут в древности была пристань для судов с товарами, которые следовали по Белозерской дороге на Сухону и Двину и обратно. Менее ясны следы других старинных дорог, например, дорог в Кострому, Москву и т. д. В городской стене, несомненно, было несколько ворот, через которые выходили дороги. Одни из этих ворот были, например, обращены в сторону Белова луга (на Белозерск). Другие ворота, вероятно, вели к реке Вологде, третьи были устроены в противоположной стороне и, может быть, бывшая в посаде Костромская улица, где стоит церковь Михаила Архангела, определяла направление дороги и ворот. Интересно, что встреча иконы Дмитрия Прилуцкого в 1503 году последовала не в направлении современной московской дороги, а в направлении перпендикулярном к ней, что может указывать, по нашему мнению, на первоначально другое направление Московской дороги. Могли быть и четвертые ворота в части городской стены, обращенной к современному Софийскому собору.

Внутри крепости XIV–XVI веков помещался, несомненно, гарнизон и стояли осадные дворы монастырей, знатных и богатых людей, которые давали приют владельцам их во времена неприятельских нашествий, и внутренность крепости, вероятно, так была застроена, что негде было повернуться. Впоследствии, вероятно, центральное место среди жилых помещений занимали помещения воеводы и епископа. В крепости находился Воскресенский собор, где были похоронены первые архиереи. Некоторые намеки на ситуацию древней крепости и посадов дают абрисы города XVIII века, выступающие, к сожалению, не вполне отчетливо на утвержденном Екатериною II в 1784 году новом плане Вологды (см. Полное Собрание Законов изд. 1879 г. Книга чертежей — планы городов — план № 46). Получить где-либо для обозрения план города 1784 года большего масштаба, оригинальный, с абрисами города XVIII века мне не удалось до сих пор по обстоятельствам совершенно от меня независящим. В отношении этих абрисов я думаю, что они дают нам не только указания на то, каким был город в последнее 20-летие XVIII века, но мы вправе дерзать думать, что эти абрисы в существе своем и в направлении главных улиц суть абрисы города XVII века, а может быть и раньше. Необходимо, конечно, только критически к ним отнестись, не принимать их слепо на веру и с большой осторожностью идти от них в глубь времен. Пока это единственный более или менее точный документ для историко-топографического описания города. Так как, вероятно, многим краеведам-урбанистам [т. е. краеведам, изучающим города] этот источник для исторической топографии городов (Полное собрание законов) остается неизвестным, то я особо здесь обращаю на него внимание.

Если посмотрим на этом плане описываемую мною верхнюю часть города в абрисах, то мы ясно заметим, что приходящие в район старого города с северо-запада и запада дороги, не считая тех, которые лежат ниже по течению реки Вологды и выходят почти перпендикулярно к реке, — что эти дороги все сходятся почти к одному пункту, именно туда, откуда по моим предположениям выходила из крепости дорога на Белозерск, что может говорить о существовании в старину в этом месте крепостных ворот или же такое схождение 4 дорог в одном пункте говорит о том, что здесь был какой-то вообще узел городской жизни того времени. Воскресенская улица на абрисах обращает на себя внимание своим слишком прямым, по сравнению с другими улицами перпендикулярным к реке направлением и, может быть, это ее направление определялось шедшей когда-то тут крепостной стеной. Следующая ниже по течению «улица-дорога» тоже шла параллельно Воскресенской. Две следующие улицы Кобылкинская и Коровина, особенно первая, шли тоже почти параллельно, но их направление, вероятнее всего обусловливалось первой выходом к Ильинским воротам крепости Грозного XVI века, направление Коровиной улицы не вполне ясно, хотя параллельность все-таки заметна. Названия улиц возможно объясняется тем, что сначала это были дороги на пастбища для рогатого скота и лошадей, впоследствии превратившиеся в настоящие дороги, по которым совершалось движение с севера-запада в крепость эпохи Грозного и XVII века. Впоследствии эти улицы обстроились домами. О местности внутри бульварного кольца я уже упоминал. Местность к юго-западу от кольца бульваров до речки Жигачихи [приток Чернавки] в древности, вероятно, совсем не была заселена. Был ли заселен район около церкви Николы на Глинках до XVI века трудно сказать. Район Духова монастыря и окружающий не были заселены. Время возникновения Козлены и Посада Рощенья указать трудно. Мне думается, учитывая их отношение к современной московской дороге, что они развились уже по проведении московской дороги и вероятно, во второй половине XVI века. Церквей в них было сравнительно мало (3–4) и как показывает слово «Рощенье» (слово весьма древнее), в старину тут была большая роща, и 2 церкви — Кирилла чудотворца и Ивана Предтечи (в старину Алексея митрополита) — назывались «что в Рощенье». Новинки, где стоит церковь Федора Стратилата и районной губ. больницы, были как показывает само название, заселены позже других тут вероятно был выгон для расположенного выше посада «Рощенья». Район по правому берегу Золотухи был заселен уже после Грозного, но район ниже устья р. Золотухи по правому берегу реки Вологды был населен и до Грозного и, например, на самой стрелке при впадении Золотухи в Вологду (на правом берегу Золотухи) стояла церковь Петра и Павла с окружающими ее дворами церковников. Грозный по фортификационным соображениям приказал эту церковь и дворы церковников перенести в Новинки (за губернскую больницу), где она и теперь стоит. Конечно, около этой церкви были и дворы посадских людей, но в документах об этом я ничего не нашел. Ниже этой церкви, перенесенной Грозным в Новинки, по правому берегу р. Вологды, где теперь помещается Рабфак, Губисполком, б. Реальное училище и т. д., в конце рассматриваемого мною периода тянулись владения различных северных монастырей-феодалов, их склады и подворья. Можно думать, что весь этот район населился благодаря этим монастырям. Церковь Богородицы на Нижнем Долу в некоторых документах называется «что в старой Владычне Слободе». Следовательно тут были также владения епископа, но в какое время этот район поступил во владение его, данных у меня нет, тогда ли, когда епископы имели своим местопребыванием Устьвым или же позже, когда епископат был переведен в Вологду; я склонен принять последнее предположение. Перенесение епископата в Вологде без сомнения сыграло большую роль в росте города. Изучая писцовые книги, мы убеждаемся, что епископу в районе современной Вологды принадлежало много земли, на которой затем возникали одна за другой «архиепискупли слободки». Возможно, что когда район ниже современного Красного Моста по правому берегу р. Вологды заселился, он был причислен к посаду, а архиепископу было пожаловано новое владение на другом берегу реки, напротив, где возникла потом Никольская Владычная Слобода, впоследствии также взятая у епископа обратно и приписанная к посаду.

Против посадского выгона, из которого потом образовались Новинки и где стоит губернская больница, на другом берегу реки стояло село Фрязиново. Когда, в каком веке возникло то поселение, из которого потом образовалось Фрязиново — у меня нет сведений, но я склоняюсь в этом случае к догадке М. П. Погодина, о которой я скажу ниже. В виду высказанного некоторыми краеведами мнения, что название село это получило от того, что там жили иностранцы (фрязу — иностранцы, преимущественно итальянцы, генуэзцы и др.), я обратился к писцовым книгам села Фрязинова 1615 и 1618 годов с целью проверить мнение, и оказалось, что в этих самых старых изученных мною книгах нет даже и намека на то, что тут жили иностранцы. В дневнике же проф. М. П. Погодина (Москвитянин — 1842 г. № 8), посетившего Вологду в 1841 году, есть следующее место: «Есть здесь целая слобода Фрязиново и приход во имя Андрея Первозванного, напоминающий того Андрея Фрязина, которому дал земли Дмитрий Донской… Вот грамота, жалованная В. К. Дмитрием Донским Андрея Фрязину: “Се Яз князь Великий Дмитрий Иванович пожаловал есмь Ондрея Фрязина Печерою, как было за его дядей за Матфеем за Фрязиным, а в Перми емлет подводы, как было и доселе, а вы, печеряне, слушайте его и чтите, а он вас блюдеть. А ходить по пошлине, как было при моем деде при князе при великом при Иване, и при моем дяде при князе при великом при Семене, и при моем отци при князи при Великом при Иване, так и при мне”».

Мне кажется, что этой цитате М. П. Погодина надо придать серьезное значение, и она проливает свет на происхождение Фрязинова. Дядя Андрея Фрязина — Матфей Фрязин, который в одной былине, записанной на Севере, назван Матфеем Петровичем и анахронистически отнесен к числу бояр при дворе киевского князя Владимира-Красное солнышко, в действительности жил при Иване Калите и был наместником Печерской земли. Под Печерой же разумелась территория прежних Устьсысольского, Яренского и Сольвычегодского уездов, населенная зырянами, которая в свою очередь составляла часть Пермской земли. Таким образом московские великие князья уже давно обратили свое внимание на богатые районы севера и имели там свои владения и очевидно промыслы. Так как Матфей Фрязин попал в былину, то он, вероятно популярным среди населения севера лицом. Непрерывный водный путь из Вологды мог представлять для Печерского наместника большие удобства и вполне естественно предположить, что в Вологде он имел базу и пристань для своих судов и именно во Фрязинове, название которого произошло от его прозвища. Племянник Матфея Андрей мог действительно построить тут храм во имя своего святого. Ниже села Фрязинова, на левом берегу реки Вологды и отчасти удаленно от берега лежали деревни, которые тянулись к этому селу. В начале XVII века, именно в 1617 году, этих деревень, заселенных крестьянами так называемых «живущих» деревень, считалось семь. Отсюда, вероятно, и вся местность получила название «Семидеревенщины», дошедшее и до наших дней. На самом деле, кроме этих семи деревень: Хорхорина, Дьяконова, Баранкова, Теленькина, Доронина, Шелуткина и Ондрюшкина Починка по писцовым книгам имелось еще 5 пустошей, т. е. деревень, почему либо покинутых крестьянами и запущенных, а именно: Крутец, Долгое, Погари, Дорки, Попадьино. Как всегда бывало в то отдаленное время, когда люди бросали свои деревни и пашни, отвоеванные ими с нечеловеческим трудом у росшего кругом в изобилии могучего леса, последний немедленно по уходе людей надвигался на пустошь и овладевал вновь этой землей, которую принужден был когда-то уступить людям. В писцовой книге 1617 года про первые три пустоши сказано, что они перелогом и лесом заросли, а о последних двух — что они лесом большим поросли. Надо себе представить, что значили слова «большой лес» в устах человека начала XVII века. Вероятно, это были столетние деревья. Таким образом местность около села Фрязинова была заселена в XV–XVI веках, но возможно и гораздо раньше. Церковники, вероятно, из села Фрязинова, появившиеся в нем с основания храма, внесли, несомненно, свою долю участия в разработке леса под пашню, и названия деревни «Дьяконово» и последней пустоши «Попадьино», мне кажется, говорят нам об этом. Обращает на себя внимание также название одной деревни «Доронино» и пустоши «Дорки». Последнее, несомненно, родственно с зырянскими словами «дор» — край, а может быть и первое происходит от этого же слова. Зырянин употребляет слово «дор» по отношению к поселениям, когда они стоят на краю, на берегу чего-нибудь, например, название зырянской деревни Ты-дор, значит, на краю, на берегу озера. За Семидеревенщиной нет больше поселений; там тянутся болота. Вот такие-то поселения, которые лежали на берегу освоенной в то время населением территории, перед болотами и получили название, где корнем является слово «дор». Но слова эти русифицированы, а было, конечно, время, когда они произносились без русских суффиксов. Можно думать, следовательно, что раньше тут были поселения народа, родственного современными зырянам. Чтобы названия поселений этого племени были русифицированы, надо чтобы и население их русифицировалось, а на это опять нужно время. Около села Фрязинова, конечно, было пустое незаселенное место, выгона, луга и пастбища, а затем шло опять поселение. Таким поселением, расположенным выше по течению реки, была в XVII веке Никольская Владычна Слобода, о времени основания которой у меня нет данных. Возможно, что в начале рассматриваемого мною периода — земля занятая впоследствии слободой, и не была заселена, но в XVI в. она уже была заселена, раз Фрязиново могло быть заселено в XIV веке. Затем шел район, что около церкви Дмитрия на Наволоке. Есть предание, что Дмитрий Прилуцкий, прибыв на Вологду в XIV веке, останавливался в этом районе, где теперь церковь его имени, и что тут жили кустари — кожевники. Когда-то «Наволока», очевидно, не была населена, и место это находилось сначала под водами реки Вологды и сделалось потом уже сушей, где стало возможно селиться. И теперь еще иногда, когда бывает большой весенний разлив воды р. Вологды, вода и льдины бывают почти у церкви и чувствуется при взгляде на этот разлив, что река имеет на эту местность и выше ее лежащую по течению также нередко затопляемую какие-то свои старые права. Обсыхание этого места, очевидно, произошло уже тогда, когда на противоположном берегу возникли русские поселения, жители которых и назвали эту возникшую на их глазах на левом берегу реки сушу «Наволокой», т. е. сушей, образовавшейся в результате наносов, «наволоченных» сюда рекой, которая все более и более напирала на правый берег и размывала его. В сущности эта «наволока» ничто иное, по нашему мнению, как обычная терраса, вызванная отступлением и углублением своего русла рекой. Дальше, выше по течению реки, левый берег состоит в сущности говоря из такой же наволоки, на которой по обсыхании ее поселились люди, возможно даже раньше, чем заселился район около церкви Дмитрия Прилуцкого, т. к. выше лежащий район был ближе к городу, к которому тянулись кругом все селения.

Еще выше против старого городища и еще далее вверх по течению реки, в конце рассматриваемого периода берега реки были, без сомнения, заселены, т. к здесь были переправы и перевозы в старый «город». Всех дальше по течению лежала на левом берегу в начале XVII века так называемая Кирилловская слободка, принадлежавшая Кирилловскому монастырю и расположенная поблизости Кирилловской дороги, и Дюдикова пустыня, но когда появились эти поселения, были ли они, например, в XV веке, сведений не имеется. О Кирилловской слободке можно думать, что она возникла не ранее, как Кирилловский монастырь достиг известного процветания и стал популярным в крае. О Дюдиковой пустыне строить предположения гораздо труднее. Эта пустыня в начале XVII века, кажется, принадлежала Николо-Угрешскому монастырю, но когда она поступила в его владение, существовала ли она до перехода в монастырское владение, неизвестно. Также неизвестно, почему пустыня носила название «Дюдикова». Бросая взгляд на все сказанное выше, мы должны прийти к заключению, что на месте современного города в древности существовало несколько поселений, одно из которых впоследствии было укреплено, именно посад Воскресения, и сделалось известным под именем города Вологды, из которого потом с ростом этих поселений образовался мало по малу современный город. Возникновение древнего города, без сомнения, обязано многим причинам, из которых главнейшими являются по нашему мнению: 1) отлив славянского населения с юга на север, обусловленный внешними причинами, набегами кочевников на поселения Киевской Руси, 2) географическое положение в начале водного пути к богатствам севера в защищенный болотами и лесами местности, представлявший, вероятно, узел водных и сухопутных путей того времени.