Обычай Сбора подаяний

Удивительное дело – какую сторону русской жизни ни возьми, отношение к любой возникающей проблеме развивается по одному и тому же пути. Сначала мелкое или крупное неудобство стараются не замечать. Потом, когда трудности становятся значительнее, пытаются разрешить затруднения кавалерийским наскоком. А когда из этого ничего хорошего не получается, переходят к стадии затяжных и часто вполне бессмысленных обсуждений, в результате которых принимаются меры, только усугубляющие трудности. Наконец, проблему начинают именовать проклятой, но до ее реального решения дело так и не доходит.

Именно по такому сценарию осуществлялись и попытки решения проблемы нищеты и нищенства на Руси и в России, где выражение «глад и мор» было знакомо всем и каждому с незапамятных времен. По свидетельству многих историков, в дохристианские времена никому и в голову не приходило, что с обнищанием и голодом во время регулярно случавшихся неурожаев надо бороться каким-то особым способом. Если община землепашцев или городская слобода имели какие-то запасы или альтернативные способы выживания, их члены могли продержаться до нового полноценного урожая. Если нет, оставался небольшой выбор – умирать или становиться рабом тех, кто нуждался в работниках и мог их прокормить. Причем, как утверждали те же историки, абсолютно таким же было отношение к беднякам и в Римской империи, и в других землях, еще не узнавших и не принявших учения Христа.

Совершенно иной стала картина после прихода на Русь христианства. Крестившийся сам и крестивший своих подданных князь Владимир Святой с истовостью новообращенного принялся претворять в жизнь заповеди Христовы о помощи сирым и убогим. Какими бы ни были в реальности милостыни, раздававшиеся князем, слух о них разнесся по всем окрестным землям, и отовсюду страждущие потянулись в стольный град Киев, заполнившийся вскоре бедняками, просящими подаяние. Все они молились за здравие великого князя Владимира, и подобное коллективное заступничество перед Богом за немало грешившего властителя не могло не вызывать зависти у его не менее грешных князей-соседей. Временами щедрость удельных властителей переходила все разумные границы. Так, один из князей Галицких на смертном одре решил покаяться и преумножить ряды тех, кто будет молиться о спасении его многогрешной души. Во исполнение этого обета князь в течение считанных дней раздал все принадлежавшее ему имущество монастырям и церквям, а княжеская казна с невиданной щедростью была роздана нищим. Однако сколь бы ни были грешны другие отечественные обладатели солидных состояний, желающих повторить опыт раздачи убогим всей собственности подчистую больше не находилось.

Естественно, раздавать толику своих богатств нищим было куда проще, чем заниматься законотворчеством, вникать в хозяйственные дела подвластных земель и умножать не только свои богатства, но и благосостояние подданных. И вслед за князьями тот же способ очищения от грехов усвоили и все владетельные и состоятельные люди Руси, чему в немалой степени способствовали и проповеди церковных иерархов, которыми прониклись все православные. Раздача милостыни со временем приняла упорядоченные формы. Подавали по средам, пятницам и субботам, а также в дни свадеб, чьей-либо смерти, похорон и поминок. Соответственно, появился и окреп и новый стереотип поведения обнищавших русских людей. Если приходила беда, пережившие ее люди надевали суму и шли просить помощи у тех, кто может, а главное, должен как добрый христианин ее оказать.

Проблема заключалась лишь в том, что бедствующие постепенно отучались даже от мысли о том, что свои трудности можно и нужно решать самостоятельно. Зачем что-то придумывать и за что-то бороться, если добрые люди все равно подадут хотя бы кусочек хлеба? К тому же просить подаяние было куда проще, чем заниматься землепашеством на бедных землях при суровом климате. Так что города и богатые села стали мало-помалу заполняться десятками, сотнями, а потом и многими тысячами людей, живущих подаяниями. В начале царствования Ирана Грозного Москва и Кремль были наводнены толпами нищих в страшных рубищах, а то и совершенно голых, спавших у заборов и в канавах, пристававших к проезжим и прохожим с мольбой подать Христа ради. Проблема стала настолько острой, что не замечать ее, как в прежние времена, стало уже попросту невозможно. Царь даже внес ее в вопросник для Стоглавого собора, который должен был вынести рекомендации по важнейшим вопросам русской жизни. И собор решил, что старых, больных и немощных следует призревать в богадельнях, а крепких и здоровых нищих – возвращать к полезному труду. Однако благие пожелания так и остались таковыми, а наезжавшие в Москву иностранцы продолжали удивляться обилию и беспардонности русских нищих, не просящих, а нагло требующих подаяния.

Ко всем прочим бедам молодые и крепкие нищие стали сбиваться в воровские шайки, днем высматривавшие, где и у кого можно украсть что-либо ценное, а по ночам претворявшие свои планы в жизнь. Нищенствующих грабителей и вороватых нищих ловили, казнили и отправляли в остроги, но меньше их от этого не становилось. Во времена Бориса Годунова после прихода очередных голодных лет от московских нищих попытались избавиться экономическими мерами. Тем из них, кто добровольно соглашался уйти за стены столицы, ежедневно выдавалось по деньге, чего вполне хватало для покупки пропитания. Однако результат оказался абсолютно противоположным желаемому. Услышав о царской милости, к Москве со всех сторон потянулись крестьяне целыми семьями и деревнями. Ведь богобоязненные землевладельцы вместо того, чтобы действенно помогать собственным крестьянам в голодные времена, попросту объявляли им, что они могут идти на все, четыре стороны, добывая пропитание именем Христовым. И в результате ежедневно у стен Москвы разыгрывались душераздирающие сцены, когда толпы нищих пытались первыми добраться до раздатчиков монет, давили стариков и детей. А те, кому монет не доставалось, в считанные дни и недели умирали здесь же от голода и холода.

Положение с годами становилось настолько нестерпимым, что во времена первых Романовых начались разговоры о необходимости принятия против нищих самых жестких карательных мер. В царствование Федора Алексеевича даже был подготовлен специальный доклад о положении нищенствующих и необходимости проведения ряда неотложных мероприятий, направленных на ограничение масштабов нищенства. Но царь вскоре скончался. А борьбу с нищенством настоящим образом начал его младший брат Петр I. Первый российский император не только запретил побираться, велел отправлять больных и старых в богадельни, а работоспособных в армию и на фабрики, но и запретил подавать милостыню под страхом суровых штрафов. Он требовал, например, чтобы желающие помочь ближним вносили деньги в госпитали и богадельни. Однако оказалось, что сбрить бороды всей стране гораздо проще, чем прекратить христорадничество и раздачу подаяний. Заведенные по царскому указу богадельни быстро приходили в упадок и запустение, а прекратить раздачу милостыни – в особенности купцами – не удавалось никаким способом. Ведь многие из степенных владельцев лавок из поколения в поколение свято верили в то, что отданная нищему копейка оборачивается потом рублем прибыли. А искоренить эту веру никакие царские бумаги не могли.