<<< |
СОДЕРЖАНИЕ
| >>>
5. Лечебные рекомендации
В лечебной практике древнерусских лечцов и резалников преобладали рациональные, проверенные временем методы, о которых рассказывалось в медицинских рукописях. Так, заболевание, которое современные медики называют цингой, наши древние коллеги побеждали настоем шиповника, чесноком, луком. Кстати, лук считался универсальным средством, о нем даже сложили поговорку: «Лук от семи недуг». Деготь выручал от кожных болезней, морковь – от малокровия, семенами тыквы изгоняли глистов. Есть мнение, что существовал даже сложный отвар, в состав которого входила ртуть: его применяли при «прилипчивых» (венерических) заболеваниях.
Довольно много места в медицинских рукописях отводилось хирургии, в частности лечению ран, причем преобладали почти исключительно консервативные методы лечения, с использованием различных мазей. Вот, например, как рекомендовалось в одном из лечебников лечить «рану всякую сеченую и стрельную и колотую» с помощью мази: «Возьми олфы, да терпентины, да ладану белого немного, да яри немного, только бы масть зелена, а коли не будет терпентины, ино приложите козлового масла, а тою мастию наперед прикладывати ко всякой нечистой ране колотой или фрянцузной, а тою мастию мажучи пущати к ночи в рану»
[88] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники медицинской письменности. СПб., 1911.
С. 10.].
А вот что предлагалось в том случае, «коли рана единится и не живет или огнь в ней», т.е. для лечения раневых осложнений: «И ты возьми усусу винного, да белила, да квасцев, да свинцу, да вари вместе, да мешай, как простынет, да смачивай плат, к ране прикладывай, до тот плат изгибай вдвое или втрое, ино вода из плата не борзо высохнет». Или еще один рецепт: «Аще у кого рана гниет, а не живит, а болит добре и рвет, указ: винного усусу, да полыню, да поцелу мелково, да наряди с того пластирь, да кривей на суставы, ино болесть выйдет»
[89] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники медицинской письменности. СПб., 1911.
С. 17.].
Если в ране были какие-то инородные тела, следовало, по данным другой рукописи, действовать так: «Аще хощеши ядро вывести из человека пищалное или железцо стрелное, возми камен магнист да сотри его мелко да смешай его с ужовым салом, да мажи на ужову кожу, да приложи к ране, ино в третий день и выйдет вон, а на день прикладывай по дважды, а будет в костех и ты боле прикладывай»
[90] [Богоявленский Н.А. Индийская медицина в древнерусском врачевании. Л., 1956. С. 53.].
Применение некоторых лечебных средств должно было сопровождаться заговорами. С конца XYII в. (это отмечал, в частности, историк медицины М. Ю. Лахтин) в лечебниках встречается чрезвычайно много «врачебных» молитв и знахарских заговоров, заимствованных частью из народной эпической старины, частью из книг апокрифических: все эти молитвы и заговоры были, конечно же, своеобразными психотерапевтическими лекарствами и порой помогали больным.
Вот, например, «аще будет человеку гнилец в болячке и в ране, и ты лечи так: сделай щелоку сильного вельми, вязового поцелу, да тот щелок вари много, да тем целоком вели тепло вымыта болячку, да, вымыв болячку, присыпати корпузовым тертым и как тем щелоком и корпузовым чистить язву гораздо, и ты возьми белила серебряна, да масла древянного, да смешай с белком вместе и тем привей к боляце, а та лечьба поможет и ране, в которой волос будет человеку, а та есть цельба немецкая». Этот «зарубежный» метод лечения следовало обязательно сопровождать заговором: «дивен муж, а у него девять жен, а от 9 – 8-я, от 8 – 7-я, от 7-й – 6-я, от 6-й – 5-я, от 5-й – 4-я, от 4-й – 3-я, от 3-й – 2-я, от 2-й – 1-я – и ниодное, как те жены погибли, так ты болячка погибни во веки веков аминь»
[91] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники... С. 20, 61.].
Что оказывало на нагноившуюся рану большее действие – то ли сильный щелочной раствор, то ли другие компоненты предлагавшегося лекарства, то ли психотерапевтический заговор – сказать трудно...
Рациональными, по-видимому, были предлагавшееся методы лечения вывихов и переломов. Так, «аще коли кто руку или ногу вывихнет, пари его в мыльне, да поправи, возьми винного усусу, да полыню, да поцелу мелкаго, да наряди с того пластырь, да привей на сустав – ино болесть выйдет». Здесь обращает на себя внимание рекомендация производить вправление вывиха в парной бане. В то же время при лечении переломов («изломов») не было и речи о коррекции – предлагалось лишь использовать различные мази или другие лекарства, нанося их на место перелома, и такая, например, общая рекомендация: «Коли человек изломит руку или ногу, яждь медь тертую в яйце в смятке, паки срастется»
[92] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники... С. 20, 61.].
Небезынтересно, что на это же обращал внимание, анализируя другие старинные медицинские рукописи, и историк медицины В.М.Рихтер. «Мази от перелому кости составляли прежде обыкновенное лекарство, – отмечал Рихтер. – Хотя при этом случае ни слова не сказано о лубках и прочем снаряде для простой перевязки, однако из предложенных наставлений явствует, что перевязка, обхватывавшая перелом, не должна быть снимаема, и что следственно покой и содержание в одном и том же положении страждующего члена были уже тогда необходимым условием при употреблении сих мазей»
[93] [Рихтер В.М. История медицины в России. Ч. 1. С. 114.]. Мази эти готовились из пива и меда, наносились на холстину (бинт) и прикладывались к месту перелома: повязка не снималась до полного излечения.
Вообще говоря, передовые идеи в области медицины в то время находили отклик у российских лекарей: знакомились они с этими идеями и по переводам сочинений выдающихся врачей. Так, в XVII в. известный русский ученый Епифаний Славинецкий переводил труд А. Везалия «Врачевская анатомия» («О строении человеческого тела»). Есть сведения, что примерно тогда же русские лекари стали употреблять лечебные средства, предложенные Парацельсом (и, следовательно, в какой-то мере были знакомы с его сочинениями). Так, в апреле 1645 г. доктора Аптекарского приказа назначали при заболевании уха эликсир Парацельса ежедневно или через два дня «в теплом ухе принимать по 9-ти и 11 капель»
[94] [Материалы для истории медицины в России. СПб. Вып. 2. № 240.].
Наибольшее внимание привлекали, однако, различные рукописи, описывавшие те или иные способы лечения болезней.
Российские медицинские рукописи рекомендовали методы лечения нередких тогда огнестрельных ран («Аще хоть ядро вывести из человека пищальное или железцо стрельное»), ожогов («А коли человек изгорит огнем или обварится варом, возьми масло конопляного, и омочи бумаги хлопчатыя, и клади на место горелое»), угрей; при некоторых заболеваниях (например, бельме на глазах) рекомендовалось кровопускание («Кровь пустити из главныя жилы добро есть на очию»).
Вот, например, один из лечебников ХIII в. который описал в 1872 г. В. Соколов: лечебник хранился в Московской патриаршей (синодальной) библиотеке. Написан он был, очевидно, в 1631 г. мирянином (не монахом) и включал в себя более ранние медицинские рукописи – «Целебник, списанный с печатника Царя Бориса Феодоровича», фармакопею или руководство к составлению лекарств («Фармакопиа о составлении лекарств»), другие различные лечебники. «Можно подумать, что составитель бьы обложен несколькими лечебниками и выбирал из них то, что ему казалось более важным и, следовательно, необходимым для домашне-врачебного обихода, – отмечал В.Соколов. – Сличение рукописи с другими лечебниками приводит к убеждению, что дело так именно и происходило»
[95] [Соколов // Варшавские университетские известия. 1872. № 6. С. 9.].
Так как лечебник представлял собой сборник всего более или менее рационального из других медицинских рукописей, анализ его содержания позволяет в определенной степени судить о методах лечения хирургической патологии, использовавшихся в то время. Следует сразу же сказать, что они не так-то и далеко ушли от тех, что применялись за три-четыре столетия до того или даже еще ранее. Вот несколько примеров.
При «волосяном черве» (нагноении раны) предлагалось: «Черные смолы, да собачья сала, да вдвое патоки, и спустить все вместе, да намазать на сухой плат, и приложить к ране, и черви выдут все». Для нагноения и заживления ран рекомендовались «малханы» (пластыри): «Спуск живучему малхану, о заднем проходе и о естестве. Воску полчети гривеки, ино имеется 12 золотников, да серы еловые чистые – и столько ж 12 золотников, – да масла конопляного полгривенки, да растопить в латке глиняной, и, застудя, положите ртути четверть фунта, да терти в латке лопаткою деревянною дни два и больши».
А вот что надо было делать «на болезни гнилые»: «Сделати щелоку каленого вязового пепелу, гораздо варити много... и как тем щелоком и купоросом вычистить рану гораздо до чиста, и сделать масть – белила да масло древяное или льняное, да тут же прибавити: желчи, меду не отомнога, а не будет желчи, ино сала медвежья немного приложит, а буде волосы ростут в язве, и тем же волосы выгоняти и болячку залечите».
Рекомендовались способы лечения осложненных ран. К примеру: «У человека бывает рана, а в ней грыжа, а кругом черленой или синей, и то словет волк, а много живет в лодышке, в ноге. И та болезнь лечити: из хмелю мелоги добывати сырья и с пером, да ячмени, да куречья калу, и парити в воде дни два и две ночи все вместе, и вложите рану в том зелье прогонять, как мочно терпети, а держати часы три, ино – выведет вон. Потом познаешь, что кровь пойдет». Для очищения ран предлагалось использовать «малхан» (пластырь): «Малхан раны чистит. Патоки полфунта, усусу четверть фунта, яри четыре золотника, кващей два золотника, и все вместе варити в сковородке до тех мест, как станет румяно что сурик»: кстати, это же лекарство можно было использовать «и у кого десны пухнут, цынга поймает, или десны гниют, и тем мазати».
В лечебнике содержалось еще немало полезного – «лекарства от камчюжные болезни», «кто ногу или руку ошибет, угнет быта на том месте или на берце рана», «аще у которого человека заноза щепа, или качь», «аще ногтоедица будет у руки, или у ноги», «аще угнет по конец перста побаливать», «как ядро и железцо стрельное из человека вынять», «о опухлых ногах, почему разумети оток» и др. Содержались здесь и рецепты: «Мазь базиликом... годится к рубленой ране и головной»; «Мазь белильная... всякую рану и опухоли лечит, да от всякие ожеги и от пороговой ожеги»; «Мазь чепспяком... годится к старым ранам, и дикое масло сгонит, и рану стрельную лечит»; «Пластырь деминием... раны старыя и свежия и чирьи с кровью вытягивает»; «Пластырь ацыкроцыем... от перелому, и тело мягчит» и т.д., и т.п.
В лечебнике были и прямые указания на то, как следует поступать при тех или иных болезнях, например, «Указ, как великия язвы лечить...», или «Ащели займется задний проход...», или «О кровопущении» и пр. Тому, кто помогал при лечении ран, в том числе огнестрельных, предназначался такой совет: «Аще ли кого пострелят, и остоится в нем пулька или стрела, ино взять язык заечей сырой или сухой, розмоча его, кстати и приложить к ране: ино выдет вон тотчас». А вот что следовало делать при лечении геморроя: «Аще у которого человека чечуй бывает, и кишки вон выходят, в ренском или в пиве по 1 – золотника не етчи... от нужи в вине... траву чечуйную»
[96] [Варшавские университетские известия. 1872. № 6. С. 73-89.].
Бесспорно, очень многие старинные медицинские рукописи не дошли до нас, хотя есть все основания считать, что они существовали. Так, В. М. Флоринский, описывая «Зелейник или травоврач», нашел, что в заголовке указан год 1306, т.е. начало XIV в.: он вполне оправданно считал, что эта дата имеет большое значение «как намек на сохранившееся у переписчика предание о времени происхождения первых рукописных русских травников»
[97] [Флоринский В.М. Русские простонародные... С. IV.]. Конечно же, были и еще более древние рукописи.
Не следует, впрочем, идеализировать все без исключения старинные медицинские рукописи. В некоторых из них пропагандировались знахарские, нерациональные и даже вредные способы лечения, предусматривавшие, например, применение экскрементов человека и животных. Очень много было рекомендаций от порчи, колдовства и пр.: это были главным образом заговоры и заклинания. Думается, что все это появлялось в лечебниках благодаря безымянным переводчикам, среди которых попадались, увы, не всегда образованные и даже грамотные люди.
Однако отличительной особенностью старинных медицинских рукописей, и это следует подчеркнуть особо, было то, что в них не содержалось историй о «чудесных исцелениях» – в отличие от старинных летописей религиозного содержания, где порой причудливо перемешивались реальность и легенда.
Так, «Житие Сергия Радонежского» (XIV в.) описывает, как в зимнюю стужу некий богомолец принес в монастырь Троицы в Радонеже больного сына, но за монастырским порогом тот уже не подавал признаков жизни. Отец ушел за гробом, а когда вернулся, застал сына... живым. Молившийся подле Сергий объяснил, что отрок окоченел от стужи, а в теплой келье отогрелся. Богомолец решил, что мальчика воскресила молитва, на что старец сказал: «Прежде бо объщаго воскресения не мощно есть ожити никому же». Неудивительно, что множество больных приходило в Радонеж за исцелением, в уверенности, что там врачуют и душу, и тело
[98] [Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси. 1991. С. 56.].
Таково же описанное в Степенной Книге «Чюдо преподобного Никиты Переяславского о исцелении князя Михаила Черниговского». Правда, о болезни князя было сказано лишь, что «случи же ся ему Божием попущением недугом тяжким одержиму быти, яко и все составы тела его разслабиша» (речь, видимо, шла о психическом заболевании. –
М.М.). Лечил его «старец свят и преподобен именем Никита, имея Богом дарованную ему благодать чюдотворения, еще в теле сый, источники целеб изливает приходящим к нему с верою». В конце концов князь выздоровел – «прощен бысть от тяжькаго недуга»
[99] [ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. СПб., 1908. С. 248.]. Примерно такой же характер носила другая история – об исцелении душевнобольного, тоже изложенная в Степенной гниге, в главе «Чюдеса святых».
«Ин человек, Феодор именем, родом бе града Кашина, служаше вельможе Тверь-скому Борису Захарьину, иже бе ему честен и любим. И случися ему ума отступите до толика, яко не ведый, камо грядет, или чьто глаголет, и нелепая глаголаше. Господину же его Борису много бысть попечение о нем, понеже любим бе ему; и врачеве мнози прихождаху к нему, ничьтоже пользы сотвориша ему. Последи же прежде ему во ум, и посла клевреты его во град Ярославль в монастырь Святого Спаса, идеж е гроб святых чюдотворцев.
Егда же бывшю ему на пути, нападе на него лют недуг, яко и плоть свою огрызаше и клеврет своих, везущих его, ураняше. Они же едва удержа его и наложиша на него южа железна, тако же и на руку и на ногу. Егда же привезоша его во град Ярославль, и повезоша его в монастырь Святого Спаса с великою нужею: водим бе шестью человек.
Егда же приведоша его в церьковь, идеж лежат мощи святых, архимарит же и священницы начаша молебны пети о нем Господу Богу и Пречистой Богородицы и святым чюдотворцем; и воду освещав, начаша его кропити. Он же молитвами святых здравым смыслом начать со слезами молится Господу Богу и Пречистой Его матери и святым юдотворьцем и приложился к мощем их.
О неизреченное чюдо, братие! И в том часе спадоша южа железныя с выя больнаго и с руку и с ногу, и абие здрав бысть человек той и умолен цел. Вси же, ту видевше скорее чюдотворение, и удивишася и прославиша Бога и святых Его угодников и чюдотворцов, Феодора и Давьгда и Констянтина. Человек же исцеленный здрав и смыслен отиде в дом свой, радуяся и славя Бога»
[100] [ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. СПб., 1908. С. 314.].
Что можно сказать о подобных «чудесных исцелениях», коих немало в древних рукописях религиозного характера?
«Чудеса, – писал известный русский историк В. О. Ключевский, – были естественным выражением веры к святому, распространявшейся в окрестном населении». Что же касается «проверки» этих чудес, то, как замечал Ключевский, «в монастырской братии и среди мирского общества относились неблагосклонно к мысли о такой поверке даже и тогда, когда она выходила не из личного сомнения, а из церковных требований, и производилась церковным порядком»
[101] [Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 420-421.].
Такова же была точка зрения и историков медицины. «Русские монастыри в XI и XII вв. были единственными местами, где больные могли находить убежище и получать облегчение или исцеление от своих страданий, – считал историк медицины В. Ф. Бушуев. – Слава обителей создавалась главным образом (чудесными) исцелениями больных. На исцелениях же создалось материальное благополучие монастырей: они привлекали массы богомольцев и прилив пожертвований»
[102] [Бушуев В. Ф. Ц Врач. 1901. № 39. С. 1190.]. В этом, может быть, и состояла одна из причин происходивших в этих монастырях многочисленных «чудесных исцелений», о которых сообщалось в древних рукописях.
Впрочем, последняя история, о которой говорится в Степенной Книге, для нас ценна тем, что позволяет составить представление об обращении с душевнобольными в средневековой России. Подобное обращение было характерно: это подтверждает описанное в «Житии Варлаама Хутынского» чудесное исцеление некоего простолюдина – жителя Великого Новгорода, «страждующего от духа нечистого», т.е. страдавшего душевным (психическим) заболеванием. Его соседи и друзья, «ердоболя же его женяху за ним и вязаху его путы железными и бяху возложены на нем железа тяшка над концы развязавше пожаху его на концы едином по пяти человек»
[103] [Житие Варлаама Хутынского. СПб., 1911. С. XXXVI.].
Таким образом, заковывание «в железо» и другие подобные методы обращения с душевнобольными у нас были точно такими же, как и в Западной Европе того времени. Как, впрочем, и рекомендовавшиеся в наших медицинских рукописях методы лечения – хирургические и терапевтические – в сущности мало чем отличались от использовавшихся тогда на Западе.
Поэтому вряд ли можно согласиться с мнением известного историка древнерусской медицины Н.А.Богоявленского: анализируя русские рукописные лечебники (которые, напомню, как установил еще Л. Ф. Змеев, являлись переводами), он писал:
«В отличие от гуманных принципов врачевания на Руси, народной медицине Запада были более свойственны грубые и порой бесчеловечные методы лечения. Именно там господствовал культ каленого железа, широко применялось кипящее масло, мучительные для больного фонтанели, заволоки, моксы и проч. Увлечение кровопусканием при всяких болезнях именно на Западе доходило до пес plus ultra»
[104] [Богоявленский Н.А. Врачебное дело. 1948. № 7. С. 641.].
Это идеологизированное заключение авторитетного специалиста следует отнести к издержкам того времени, когда от историков российской медицины требовали обязательной критики «иностранщины» и «буржуазного космополитизма», а с ними вместе – и всей так называемой «западной медицины».
<<< |
СОДЕРЖАНИЕ
| >>>
|