www.booksite.ru Память Вологды

Весь Башлачёв

Эссе 
Рок – это судьба 

Он был запределен в своём творчестве – и вышел за предел.

А. Житинский «Семь кругов беспокойного лада».

Писать об Александре Башлачёве трудно, т.к. сразу же возникает вопрос – с чего начать. С биографии, с его трагического ухода, с его места в мире русского рока? Даже и не знаю (вот так – с первых строк автор признаётся в своём бессилии)...

Начнём с двух точек, с двух дат, которые обрамляют жизнь Башлачёва – родился 27 мая 1960 года, погиб 17 февраля 1988 года. Между двумя этими точками находится вся жизнь – неполных двадцать восемь лет, время, за которое Башлачёв буквально «сгорел»...

Что же произошло? Почему? Наверное, эти вопросы мучают практически всех поклонников творчества Башлачёва, для которых его песни когда-то стали откровением и остаются им по сей день. У меня нет ответа (как нет его ни у кого), есть только какие-то предположения, которые я и попытаюсь здесь изложить. Опять же, предположения эти опираются на определённые факты творчества и биографии Башлачёва, которых я и коснусь в этом эссе.

Между Высоцким и БГ 

Башлачёв был уникальной фигурой даже для такого самобытного явления, как русский рок. Впрочем, может, самобытность русского рока в том и заключалась, что его делали имена, которые сегодня сами по себе легендарны – БГ (Борис Гребенщиков), Майк (Михаил Науменко), Виктор Цой и др. В этом же ряду находится и имя Александра Башлачёва, хотя сегодня о нём вспоминают куда как реже, чем, скажем, о Цое. Не стоит пытаться выяснить то, кто лучше, а кто хуже (этот спор не имеет смысла). Главное – каждый был самим собой, был оригинален...

Башлачёв совершил своего рода подвиг. Он, скажем так, «примерил» русский рок и бардовскую песню (традицию, идущую от Высоцкого). Можно утверждать, что он воспользовался этими двумя традициями (или лучше сказать – формами?) для того, чтобы через них реализовать свой поэтический дар, донести до публики (пусть, порой, в качестве «публики» выступало всего несколько человек) нечто своё – наболевшее, сокровенное, не всегда понятное с первого раза. Нечто порой смешное, но, при ближайшем рассмотрении, до боли трагичное (например, его песня «Грибоедовский вальс»).

Нельзя сказать, что акустическое звучание было чуждо русскому року. Условия существования рок-подполья в Советском Союзе были во многом благоприятны как раз акустическому звучанию, – вспомним хотя бы, что большинство ныне известных рокеров начинали свой творческий путь с квартирников (квартирные концерты). При этом, свой отпечаток накладывала и специфика русского рока 80-х, когда особый упор делался на текст песни, на то, чтобы сказать. Но, при этом, мечтой практически всех рокеров СССР была – аппаратура и, соответственно, электрическое – т.е. настоящее «роковое» – звучание.

Есть сведения, что Александр Башлачёв тоже подумывал о группе, по крайней мере – не отвергал такой идеи, но эти мысли так и не обрели реального воплощения. Так что, сегодня мы можем говорить о БГ и «Аквариуме», о Майке и «Зоопраке», о Цое и «Кино», но Башлачёв – только Башлачёв. Он один на один с залом и собой, аккомпанирующий себе на двенадцатиструнке, то поющий, то шепчущий, то просто кричащий. Александр Башлачёв – он же СашБаш, – как называли его друзья и продолжают называть между собой те, кто до сих пор слушают его песни и помнят о нём.

Башлачёв доказал, что для рок-музыки порой достаточно одной гитары. Ну, разве что ещё нескольких колокольчиков... В принципе, словосочетание «время колокольчиков» (по названию одной из самых известных песен Башлачёва) можно нередко встретить в качестве определения эпохи расцвета русского рока.

Высоцкий и БГ это тоже своего рода две точки, два ориентира в жизни Башлачёва, что нашло отражение и в его творчестве.

Можно сказать, что отношение к Высоцкому у Башлачёва было двоякое. С одной стороны он безмерно уважал этого барда, в чём-то ориентировался на его творчество, особенно в самом начале своего собственного творческого пути. Однако Башлачёв всё же в большей мере был ориентирован на рок-музыку и считал себя именно рок – исполнителем. Слушая записи домашних концертов Башлачёва, становится заметно, что впоследствии он как бы стеснялся своих ранних, в большинстве своём – сатирических, песен, старался их не исполнять.

Своеобразным этапным произведением Башлачёва можно назвать «Триптих памяти В.С. Высоцкого» (как сам Башлачёв называл это произведение – «складень»). Это уникальное сочинение, в котором образы из песен Высоцкого мастерски сочетаются с оригинальными образами Александра Башлачёва (теми, которые характерны для всего его творчества). Этим произведением СашБаш как бы отдал дань своему любимому барду, но и указал на свой собственный, оригинальный творческий путь. 

Вообще же, тема отношения Башлачёва к Высоцкому вполне могла бы быть темой отдельного эссе. 

Понятен интерес Башлачёва и к БГ, который уже в начале 80-х годов воспринимался не иначе как легенда русского рока. Стоит только напомнить, что именно в то время сам Гребенщиков уже пел о том, что «рок-н-ролл мёртв», а так же вопрошал – «где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли?». С БГ Башлачёву было суждено познакомиться лично, так же Гребенщиков упоминается и в некоторых песнях СашБаша («Палата №6», «Случай в Сибири»). Но в данном случае, пожалуй, речь не идёт о подражании. Как уже было сказано, творчество Башлачёва было очень самобытным, оригинальным. 

Вообще же, такое определение как «между Высоцким и БГ» в отношении Башлачёва звучит не совсем корректно. Он не был «между» ними, он был сам по себе. Менее всего Башлачёва можно обвинить в стремлении подражать. За короткий период своей творческой деятельности (где-то года с 1982 и до дня смерти) Башлачёв сделал столько, сколько многим не удаётся сделать за десятилетия. 

Он оставил после себя где-то около шестидесяти умных, талантливых, поразительных по своей поэтической и философской глубине песен. Башлачёва безо всяких преувеличений можно назвать поэтом. Но не только. Бардовская ипостась Башлачёва тоже не была случайной. Можно напечатать его тексты на бумаге в виде стихотворений (что уже неоднократно и было сделано; правда, только после его смерти), но, на мой взгляд, лишь в исполнении автора эти тексты раскрывают всю свою глубину, всё своё внутреннее пространство.

Опять же, возвращаясь к тому, что уже здесь было сказано, – будучи бардом он всё же был ориентирован именно на пространство рок-музыки. Здесь можно привести слова из его знаменитой песни «Время колокольчиков»:
 

К слову, позднее Башлачёв заменил «рок-н-ролл» на найденный им русский аналог – «свистопляс». Впрочем, аналог этот не прижился, и в первом посмертном сборнике стихотворений Башлачёва «Посошок» значится именно «рок-н-ролл», что, на мой взгляд, совершенно закономерно. 

В русской традиции то, что мы можем определить как первоначально танцевальный стиль музыки, вылилось в нечто большее (впрочем, то же самое произошло и на Западе – достаточно вспомнить имена Боба Дилана, Джима Моррисона и др.). Название стиля сократилось до простого и односложного – «рок», что, пожалуй, не случайно совпадает с русским словом, обозначающим «судьбу».

Поэтический мир Александра Башлачёва. 

ХПожалуй, поэтический мир каждого автора по-своему своеобразен, но, как мне кажется, по-своему и схож. Есть определённый набор тем, которые трудно или попросту невозможно обойти: любовь, смерть, Бог и т.д. В этом смысле Александр Башлачёв не был исключением, – все эти темы в полной мере присутствуют в его творчестве. Поэтому главным вопросом здесь будет не то, о чём сказано, а то, как об этом сказано. Фактически, именно с такой позиции следует говорить о «поэтической самобытности» любого автора.

Попытаюсь вкратце упомянуть, как у Башлачёва проявляются вышеозначенные «вечные темы», хотя тут велик соблазн останавливаться подробнее на каждой строке, чуть ли не на каждом втором слове, за которым можно обнаружить головокружительную глубину смысла. Впрочем, любой, кто заинтересуется этим, думаю, сможет сам найти записи Башлачёва и окунуться в его поэтический мир в полной мере. Я же просто попытаюсь обозначить здесь своеобразные контуры этого мира.

Александр Башлачёв вне всяких сомнений был христианским поэтом. Тема веры и Бога присутствует не во всех его текстах, но там, где эта тема появляется, – она присутствует уверенно, т.е. не проходит вскользь или просто в качестве антуража. Но христианство это, пожалуй, само по себе – не каноническое. Я бы даже осмелился сказать, что можно говорить о своеобразном «христианстве Башлачёва». Это особый мир и особое настроение. 

По моим личным ощущениям, христианство Башлачёва сродни раннему христианству на Руси. По крайней мере, именно такой мне представляется та эпоха, когда после крещения Руси происходила смена одной религиозной системы на другую, – когда христианство и язычество ещё как бы существовали параллельно. Ничто не проходит бесследно. Можно утверждать, что христианство поглотило язычество, – церкви ставились на месте старых капищ, языческие боги в большинстве своём мирно «пережили» приход новой религиозной системы, составив в этой новой системе пантеон нечистой сил. На мой взгляд, именно из этой исторической перспективы произрастают корни той веры, которая отражена в песнях Башлачёва. 

Это – своеобразное настроение, творимое средствами языка. Порой тексты Башлачёва существуют как бы на грани, странным образом балансируя, скажем так, между заговором и молитвой: 
 

Мне не хотелось бы здесь использовать слово «православие». В моём представлении оно не вполне вяжется с творчеством Башлачёва, – возможно потому, что «раннее христианство» это христианство до раскола церквей, это как бы чистая идея, молодость христианского мира, который только ещё себя обретает. Но, при этом, практически всюду у Башлачёва религиозная тема близко сопряжена с темой России. Достаточно привести только такой пример:
 

На мой взгляд, вышеприведённая цитата в полной мере иллюстрирует то, что я пытался здесь обозначить. Характерно присутствие в последней строке цитируемого отрывка двух слов, написанных с большой буквы. Это слово «Господь», что указывает именно на христианскую традицию и слово «Гром», что отсылает нас к языческому богу-громовержцу Перуну. Сам же текст своеобразно стилизован под былину, при чём, по моему мнению, стилизация эта не нарочитая, а как бы интуитивная. Вообще же можно назвать целый ряд песен Башлачёва, которые в той или иной мере носят на себе следы подобной стилизации («Ванюша», «Егоркина былина» и т.д.).

Другая тема – это тема любви. Тема насколько поэтически хрестоматийная, настолько же, пожалуй, и сложная для любого поэта. Писать о любви – своеобразное испытание, которое с честью может выдержать не каждый.

Нельзя сказать, что Александр Башлачёв много писал о любви. Несомненно, он ценил это чувство, и поэтому столь трепетно относился к слову, это чувство выражающему – он им не «разбрасывался», не употреблял лишний раз без повода. Когда же Башлачёв говорил о любви, то это всегда у него получалось ярко, точно, порой – с эмоциональным накалом, порой – с философской печалью.
К одному из примеров своеобразной «чистой любовной лирики» в творчестве Башлачёва можно отнести песню «Поезд №193», ещё известную под названием «Перекрёсток железных дорог». Это крайне эмоциональное произведение. Общее его настроение, на мой взгляд, хорошо передаёт следующий пассаж из этой песни: 
 

Лично я хотел бы привести слова ещё и из другой песни Александра Башлачёва. В балладе «Посошок», как мне кажется, проявляется вся глубина авторских ощущений, связанных с чувством любви. В данном случае слова Башлачёва звучат как результат глубокой авторской рефлексии (хотя, можно предположить, что это было и мгновенное озарение). Эти слова не претендуют на степень ответа (да и ответа то нет, – есть вопрос), но, я бы сказал, – они обнажают природу любви «по Башлачёву»: 
 

Традиционно, поэтический мир любви – это мир трагичной любви. Не имея на руках точных сведений, всё же готов поспорить, что в общей сложности стихотворений о любви безответной, любви неразделённой, любви потерянной существует намного больше, чем стихотворений, описывающих радость взаимности. Так что, в мире поэтических образов любовь с болью идут, скажем так, рука об руку. Башлачёв это очень хорошо чувствовал, – чувствовал настолько, что эту амбивалентность ему удалось с афористичной точностью выразить всего в нескольких строках. Это же, само по себе, высший пилотаж – свидетельство мастерства.

Творчество Башлачёва отличало и трепетное отношение к образу женщины. В некотором смысле, можно сказать, что в этом плане он продолжал своеобразную поэтическую традицию, заявленную хрестоматийными строками о русской женщине, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Подобный образ женщины – вроде бы и слабой, но на самом деле в чём-то более сильной, чем все мужские персонажи вместе взятые – очень ярко выражен в некоторых из песен СашБаша (например – «Хозяйка», «Песня о Родине (Хороший мужик)»).

Наследие Башлачёва богато и несколькими сатирическими произведениями. В них поэт мастерски высмеял некоторые «штампы» современной ему жизни (примерно последнее десятилетие существования СССР). В качестве примера можно привести слова из песни «Подвиг разведчика», герой которой с похмелья и под влиянием советской пропаганды мечтает о подвиге, чтобы «защитить» родную страну: 
 

Или же такая фраза-афоризм, подражающая лозунгу, из песни «Слёт-симпозиум»: «Чужой жратвы не надобно. Пусть нет – зато своя!».

Башлачёва, пожалуй, нельзя было назвать «явным противником режима», но, думаю, что не ошибусь, если скажу, что он довольно-таки прохладно относился к бытовавшему тоталитарному строю. По крайней мере, это неприятие сквозит в уже не сатирической, а глубоко трагичной песне «Абсолютный Вахтёр». Башлачёв в этой песне ставит своеобразный знак равенства между любой карательной системой. Можно сказать, что здесь он говорит о том, о чём даже в наше время многие просто не осмеливаются сказать: 
 

Конечно, в то время такая песня могла принести очень много неприятностей её автору. При жизни Башлачёв старался, чтобы записи с этой песней не ходили по рукам. Он даже в своё время затёр её на плёнке с записью, которая сегодня известна как альбом «Третья столица». Правда, уже после смерти СашБаша, эта песня была восстановлена с чудом сохранившейся авторской копии.

Последняя тема, которую мне хотелось бы выделить в творчестве Александра Башлачёва – это тема смерти… 

О великих поэтах говорят, что они предвидят свою смерть. Это в определённой мере верно и в случае Башлачёва. Пожалуй СашБаш не был так досконально точен, как это когда-то удалось Рубцову с его «Я умру в крещенские морозы…», но он был достаточно точен, чтобы в его творчестве можно было усмотреть некоторое мистическое предзнаменование.

Александр Башлачёв выбросился (выпал?) из окна одной из ленинградских многоэтажек утром 17 февраля 1988 года. Ушёл из жизни фактически на исходе зимы… Случайно ли, нет ли, но именно зима в его поэтическом мире выступала в роли своеобразного «гиблого» времени года. Эта тема повторяется, как некое предчувствие.
 

Или же, с позиции нашего времени, столь же прозрачным намёком звучащие строки из песни «Осень»: 
 

Можно привести ещё несколько в большей, или меньшей степени очевидных «предвидений» трагедии, разбросанных по всему творчеству Александра Башлачёва. Впрочем, особой нужды в этом нет. Эти «предвидения» присутствуют в текстах, но уже ничего не способны изменить.

Продолжая анализ цепочки «таинственных совпадений», можно сказать о том, что в своём творчестве Башлачёв косвенно указал и на год своей смерти. Среди его наследия есть песня, которая называется «На жизнь поэтов…» (это опять же своеобразный спор с Высоцким, который наполовину в шутку, наполовину всерьёз спел о том, что «Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт»). Эта песня заканчивается такими словами:
 

На смерть поэта

Вышеупомянутая песня «На жизнь поэтов…» начинается словами: «Поэты живут и должны оставаться живыми…». Александр Башлачёв этими словами словно убеждал сам себе, но, похоже, всё-таки не убедил.

Смерть Башлачёва противоречива, о ней спорят. Никто точно не знает, что произошло утром 17 февраля 1988 года в «рок-столице» СССР – Ленинграде. Был ли это взвешенный и обдуманный шаг, или же спонтанно принятое решение, или действительно просто несчастный случай, так резко и неожиданно оборвавший жизнь Башлачёва на двадцать восьмом году жизни. 

Многие не могут поверить в то, что Башлачёв столь тонко чувствовавший христианство мог решиться на шаг, который с точки зрения этой религиозной системы является смертельным грехом. Но, с другой стороны, если действительно принять предположение о «христианстве Башлачёва» как о своего рода раннехристианском опыте, то можно говорить о своеобразном  «неканоническом» восприятии акта самоубийства. Да и, с другой стороны, вспоминая пылающие скиты староверов, так ли уж было чужда идея саморазрушения, гибели (при чём – во имя Бога) на Руси?

Меня же больше всего поражал следующий факт…

Башлачёв не дождался рождения своего сына. Он ушёл из этого мира раньше, чем тот появился на свет. 

Казалось бы, если и была в то время в жизни Башлачёва своеобразная «психологическая яма», то он должен был из неё выбраться. У него была любимая девушка, которая ждала от него ребёнка. Всё это могло и должно было стать символом спасения, знаком того, что жить стоит…

Как бы там ни было, Башлачёв ушёл из жизни в феврале 1988 года, и его сын Егор родился уже после его смерти.

Многое говорит в пользу о версии самоубийства Александра Башлачёва. Есть некоторые сведения, что свести счёты с жизнью он пытался уже в 1987 году. Люди, знавшие Башлачёва, свидетельствуют, что в последний год жизни он стал как бы отдаляться, словно бы смирился… Есть видеозапись его концерта, который состоялся в начале лета 1987 года. На ней Башлачёв выглядит усталым, в исполнении песен нет той энергии, которая чувствуется на его более ранних записях…

Можно предположить, что решение об уходе было принято ещё где-то за год до трагедии (может раньше, может позже – мы этого никогда не узнаем). В феврале 88-го просто был осуществлён замысел…

К принятию решения Башлачёва мог подтолкнуть затянувшийся творческий кризис. Удивительно, но факт – практически все свои поразительные по силе и глубине песни он написал за короткий период (где-то полгода) в самом начале творческого пути. 

Но я возвращаюсь к вопросу, который не даёт мне покоя, – почему ожидание рождения сына не стало для Башлачёва спасительной надеждой, тем, что могло удержать его в этом мире? На этот счёт у меня есть только предположение.

Собирая материалы о Башлачёве, я практически совершенно случайно наткнулся на сведения о… первом сыне СашБаша. Ребёнок этот, предположительно, родился осенью 1985 года и умер в январе 1986 года. Сведения эти присутствуют в воспоминаниях Александра Агеева, которому мы должны быть благодарны за запись альбома Башлачёва «Лихо», и в воспоминаниях известного журналиста Артемия Троицкого. Больше какой-либо информации об этой странной и несколько мистической истории обнаружить не удалось.

Мне посчастливилось связаться с Александром Агеевым, к которому я обратился, желая разъяснить ситуацию. Вот, что он мне ответил в электронном письме от 4 января 2006 года:

«Тот самый момент, который Вы хотите уточнить (смерть ребенка) я, к сожалению, прояснить не могу, т.к. сам узнал об этом в тот мистический день, когда записывал Башлачева у себя дома. Весь этот день и ночь были насыщены такими сверхъестественными явлениями, что я не могу сейчас точно сказать, что было в Реальности, а что за гранью ее.

Я спросил Сашу:

– Чей ребенок?

Он сказал:

– Мой.

Я уточнять не стал. Саша сказал, что всё – в песне «Поезд № 193».

Если бы А.Троицкий в дальнейшем, не подтвердил «факт» смерти ребенка, я был бы уверен, что всё это мне приснилось.

В тот вечер Башлачев долго говорил по телефону, но счет за разговор не пришёл».

Нельзя сказать, что история прояснилась, но всё равно, если предположить, что такой факт в жизни Башлачёва имел место, то это, на мой взгляд, может кое-что прояснить.

Грядущее появление на свет ребёнка могло Башлачёва одновременно и радовать, но и, учитывая имевшийся опыт, пугать. Возможно, к общей депрессии прибавился страх, что и этот ребёнок погибнет, страх вновь ощутить боль потери…

Это только версия, а скорее, просто – предположение. Как было на самом деле, знал только сам Александр Башлачёв, а он нам об этом уже не расскажет. Всё, что нам осталось – это его стихи и песни.

Башлачёв был рок-поэтом и рок-музыкантом. Порой слова и определения играют в нашей жизни странную роль. Рок – это стиль музыки, но и синоним слова «судьба». При этом, если «судьба» – это нейтральное понятие, то «рок» всегда подразумевает определённую трагичность, неизбежность. В этом смысле можно говорить, что всё пространство русской рок-музыки в той, или иной мере окутано определённой тайной и мистикой. Мистикой слова изречённого (заговор, молитва), слова, за которым кроется сила…

Рок – это судьба. Думаю, Башлачёв об этом знал.

Виктор Денисенко.

Примечания:

* Цитирование текстов Башлачёва по изданию: Александр Башлачёв. Посошок (стихотворения). Л.: ЛИРА, 1990. 

** Цитирование по альбому Александра Башлачёва «Третья столица» (Manchester Files, 1996).

Источник: Денисенко В. Рок – это судьба: эссе / В. Денисенко