Титульный
лист
Собрание сочинений
Общие работы
Современники о Батюшкове
Жизнь поэта
Творчество
Батюшков и ...
Батюшков в школе
Венок поэту
Память
Библиография
Альбом
|
Писатели рисуют:
К. Н. Батюшков
В 1815 году в программной статье с подчеркнуто непритязательным названием «Нечто
о поэте и поэзии» К. Н. Батюшков писал: «Дар выражать и чувства, и мысли свои давно подчинен строгой науке. Он подлежит постоянным правилам, проистекающим от опытности и наблюдения. Но само изучение правил, беспрестанное и упорное наблюдение изящных образцов недостаточны. Надобно, чтобы вся жизнь, все тайные помышления, все пристрастия клонились к одному предмету, и сей предмет должен быть Искусство. Поэзия, осмелюсь сказать, требует всего человека». И тут же кратко формулировал: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь». В этом требовании содержалось самое настоящее открытие, определявшее эстетическую перспективу целой эпохи, вплоть до Гоголя и Лермонтова. И как мы теперь знаем, эта программа единства жизни и искусства в индивидуальной судьбе в тех условиях была чревата трагическими последствиями. В первую очередь – может быть, наиболее обнаженно – в судьбе самого Батюшкова, большие и разносторонние дарования которого остались неосуществленными.
|
Живопись играла в его творчестве большую роль, он много способствовал ее сближению с поэзией и в этом отношении также открывал дорогу другим. Его обширные знания в области изобразительных искусств, его дружба с художниками С. Щедриным, О. Кипренским, президентом Академии художеств А. Олениным и, главное, его статья «Прогулка в Академию Художеств», которую справедливо считают началом русской художественной критики, стали прообразом того тесного взаимодействия искусств, которым отмечена первая половина XIX века.
![](4.jpg)
Среди его собственных рисунков мы находим почти все распространенные жанры альбомного рисования: портреты, шаржи, иллюстрации к своим и чужим стихам. Особенно примечательны его зарисовки в альбоме С. Д. Пономаревой, мягкой живописной манерой несколько напоминающие рисунки Тропинина. Но два жанра преобладают – они влекли его самого, они же наиболее интересны нам – автопортрет и пейзаж.
В
альбоме С. Д. Пономаревой два его
автопортрета. Между ними всего три-четыре
года, а это как будто два разных
человека. На первом, относящемся к
1818 – 1819 годам, самом известном,
можно сказать, каноническом
батюшковском самоизображении – он
в модном цилиндре, с вьющимися
волосами, с любезной полуулыбкой и
чуть скошенным взглядом. «Эпикурейскому»
облику поэта отвечает и надпись,
взятая из поэмы А. Ф. Воейкова «Искусства
и науки»:
Роскошный
Батюшков!..
Овидий сладостный, любимец муз Гораций,
Анакреон и ты, вы веруете в Граций.
Это Батюшков, только что издавший «Опыты в стихах и прозе», в расцвете таланта и славы, как будто весь отдавшийся успеху. Хотя примечание к рисунку снижает тон: «Рисовал сам себя в зеркало: не похож».
|
![](1.jpg) |
![](6.jpg) |
На втором автопортрете, относящемся, по-видимому, к 1822 году, волосы коротко острижены, а небольшая бородка и усы только подчеркивают какую-то обнаженную неподвижность лица, приближенного вплотную. Это Батюшков по возвращении из-за границы, отказавшийся от литературы, уничтоживший рукописи, погруженный в мрачные предчувствия надвигающейся душевной болезни. Его пристальный и отсутствующий взгляд – это взгляд, погруженный в самого себя. Рисунок кажется выражением той последней свободы от условностей, которую уже невозможно скрыть какой-нибудь иронической надписью. Подчеркнутый фас изображения – кратчайшее расстояние между портретом и оригиналом – отрицает присутствие постороннего, к зрителю обращена только надпись:
«Он верно лучше многих!» Это прощание поэта с самим собой. Это лицо – почти посмертная маска, эта надпись – почти эпитафия.
|
Пафоса бог, Эрот прекрасный,
На розе бабочку поймал
И, улыбаясь, у несчастной
Златые крылья оборвал.
«К чему ты мучишь так, жестокий?» –
Спросил я мальчика сквозь слез.
«Даю красавицам уроки», –
Сказал – и в облаках исчез.
|
![](2.jpg) |
Есть и еще один, потрясающий автопортрет, сделанный в 1830 году, в том году, когда врачи окончательно отказались от попыток лечения, когда Пушкин в последний раз видел Батюшкова, и тот его не узнал. Но это уже автопортрет «с той стороны», где, как писал Вяземский,
Он в мире внутреннем ночных
видений
Жил взаперти, как узник средь тюрьмы.
![](3.jpg) |
Автопортретом можно было бы считать и одну из зарисовок Батюшкова в том же альбоме С. Д. Пономаревой – мужчина с конем в поводу и бродячие акробаты. Однако здесь лучше говорить не об автопортретности, а о лиризме. Здесь вообще уместнее понятия литературные, чем живописные, и вернее всего было бы определить его жанр как элегию. «Все пройдет!» – написал поэт на обороте рисунка, как бы подводя итог всем своим медитациям, от ранней «Мечты» до «Изречения Мельхиседека» и стихов, вписанных в альбом Жуковскому в ноябре 1821 года:
Жуковский, время все проглотит, –
Тебя, меня и славы дым, –
Но то, что в сердце мы храним,
В реке забвенья не потопит! |
После этого Батюшков уже не писал. Почти единственным его занятием было рисование и почти всегда – один и тот же элегический пейзаж: кони, деревья, одинокий дом или замок, луна, птицы... В этих удивительных «стихотворениях для глаза» – иначе их не назовешь – чувствуется напряженность и смятение души и вместе с тем какая-то призрачная гармония.
|
![](5.jpg) |
"Недавно я имел случай познакомиться с странным человеком, каких много!.. Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра – ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока.
Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянно. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны, и на биваках был здоров, в покое – умирал!
В походе он никогда не унывал и всегда готов был жертвовать жизнию с чудесною беспечностию, которой сам удивлялся; в мире для него все тягостно, и малейшая обязанность, какого бы рода ни было, есть свинцовое бремя...
В нем два человека... Оба человека живут в одном теле.
Как это? Не знаю; знаю только, что у нашего чудака профиль дурного человека, а посмотришь в глаза, так найдешь доброго: надобно только смотреть пристально и долго...
...Он благословен, он проклят каким-то гением. Три дни думает о добре, желает сделать доброе – вдруг недостанет терпения, на четвертый он сделается зол, неблагодарен: тогда не смотрите на профиль его!.. Заключим: эти два человека или сей один человек живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге. Пожелаем ему доброго аппетита, он идет обедать. Это я! Догадались ли теперь?"
К.
Н. Батюшков. Из записной книжки «Чужое: мое сокровище»
Источник: Писатели рисуют: К. Н. Батюшков // Круг чтения: лит.альм. / редкол.: С. С. Аверинцев [и др.] – Б. м., 1992. – С. 52–53.
|