на главную | назад

 А. Анисенков
Пока есть Тимониха

О В.И. Белове впервые услышал лет тридцать назад. Однажды Николай Рубцов спросил:
— А писатели наши тебя с Васей Беловым познакомили? Как же так? К нему всех приезжих журналистов ведут. От самой природы у человека талант. Одно "Привычное дело" чего стоит. Сейчас "Плотницкие рассказы" пишет, "Бухтины вологодские" задумал. Только не спрашивай при встрече. Ни одной страницы не покажет, пока не вылежится материал.
Подобное слышал от писателя Ивана Полуянова, от поэта Александра Романова. Было это в конце 60-х, когда по молодости и познакомиться с Беловым хотелось, и страшновато становилось: "Встречусь с писателем, а восхищения рассказами не выскажу — не читал, к стыду своему".
Встретиться, однако, довелось. Мимолетным оказалось знакомство, как принято говорить, шапочным. Мой приятель, корреспондент областной газеты "Красный Север" Коля Задумкин, кивнул в сторону вошедшего посетителя и сказал: "Познакомься. Это и есть наш Василий Иванович. Наша знаменитость..."
— Ну зачем же так встречать с порога друзей, — по-городскому, стараясь не окать, приостановил Задумкина Белов. — Можно бы и попроще.
И протянул руку. Тут же стал интересоваться судьбой своего очерка. Я исподволь наблюдал за писателем, глаза которого, зоркие, пытливые, лукаво-проницательные, говорили больше, чем слова.
На том, пожалуй, и закончилось наше знакомство. У писателя были свои вопросы к друзьям-газетчикам, и, пообещав встретиться где угодно на досуге, Василий Иванович неспешно, чуть-чуть вразвалку покинул кабинет.
Помнится и еще одна встреча. Состоялась она в те, уже недалекие, времена, когда страной правил Горбачев. Депутат Верховного Совета В.И. Белов поселился в самом центре столицы, в гостинице "Москва". По моей настойчивой просьбе Василий Иванович согласился дать интервью для журнала "Природа и человек". Был знойный августовский день 1988 года. Я обрадовался, когда писатель предложил поговорить не в номере, а за широким столом просторного, почти с волейбольную площадку, холла.
— Если не возражаете, — сказал он, извиняясь, — здесь и прохладнее, и посвободнее. И снова все тот же проницательный, изучающий взгляд. Показалось, под прохладой он имел в виду что-то иное, недосказанное. Да и следующий вопрос как бы подтверждал мою внутреннюю настороженность.
— А вы, как журналист, работаете с диктофоном или с авторучкой?
— Сегодня ни с тем ни с другим. Хочется послушай вас.
— О чем?
— О времени и о себе...
— Так-то оно даже лучше, — охотно согласился Василий Иванович. И мы с удовольствием, очень даже согласованно опустились в просторные мягкие кресла.
...Не могу назвать писателя, который знает деревню изнутри так, как В.И. Белов. В каждом писателе есть что-нибудь свое, оригинальное. Мы же благодарны Василию Ивановичу, что напоминает нам он о бедах земли нашей, о тех стариках, за которыми история полувековой давности, о безудержно-коварной жестокости. В каждом его рассказе, очерке, в каждой повести — художественное полотно, вдумчивое освещение быта северной деревни, непрестанная забота о судьбе русского народа, неизбывная любовь к природе, великое чувство духовной к ней близости. Близость эта в большей степени от родной для Василия Ивановича деревни с дивным названием Тимониха. И, конечно же, от земли, дающей человеку свет и тепло, от родниковой чистоты и свежести.
— Василий Иванович, моя родина Смоленщина. С той поры, как оставил деревню, прошли десятилетия. Но, удивительное дело, чем дальше уходит детство, тем дороже места, где родился. В чем же притягательная сила нашей малой родины?
— Родина не бывает ни малой, ни большой. Разве сердце матери может быть малым? Оно одно. Материнское. Так и родина. Свою Тимониху в одном из рассказов я назвал "тихая моя родина"...
— Как в стихотворении, что вам посвятил Николай Рубцов?
— Именно так. Коле приглянулись эти слова и он попросил меня разрешить ему вставить их в стихотворную строку. У него эти слова оказались благозвучнее. А вообще притягательная сила деревни в ее одушевленности. В деревне все живое: и воздух, и вода, и лес, и ароматы сена и только что обмолоченных снопов. ...1988 год, год встречи с В.И. Беловым — уже история. И снова середина лета. Снова ищу Василия Ивановича. Наконец узнаю, что живет он в родной Тимонихе.
— Телефона в деревне нет. Звоните в Вологду маме, — посоветовала дочь писателя Аня. — Мама чаще приезжает домой.
Слава богу, дозвонился.
— Так он уже в Москве, — ответила Ольга Сергеевна. — В Москве вы его легче найдете.
Ольга Сергеевна была права. Я нашел Василия Ивановича.
— Приехал в Москву для встреч. Считайте, вам повезло. Часа через два-три буду у вас, в журнале.
И вот он, писатель, у нас в гостях. Теперь мы как давно знакомые. У нас так много общего: и нелегкое, опаленное войной, детство, и седина, и ощущение стариковской усталости.
— Легко нашел Октябрьское, то есть Ходынское поле, — говорит Василий Иванович про остановку метро, рядом с которой наш журнал. — И район у вас маршальский, и журнал ваш генеральский...
Слушаю и радуюсь: Василий Иванович, седой, белый, а юмор все тот же, как и тридцать лет назад. Не с подковыркой, а дружески рассудительный, ненавязчивый.
Снова завожу разговор о деревне, о земле-кормилице. Напоминаю, что многие читатели не знают Белова как выразителя дум народа, как защитника русских традиций, русской духовности.
— Тоже мне, нашли затворника, — не соглашается Василий Иванович. — На радиовещании, да и на ТВ, так и пытаются сделать из меня то "красного", то "коричневого". А некоторые и юродивым представляют. Изголяются, как хотят. А я ни тот ни другой. А что ухожу в подполье, так это не от большой радости. В своей деревне нахожу правду жизни. И пока жива Тимониха — пусть в ней хоть три избы остались, — буду жив и я.
Не могу удержаться от больного вопроса: ведь оставил деревню — ушел в Верховный Совет.
— Ну, во-первых, как писателю, интересно побывать в верхних эшелонах власти, испытать, что это такое Политбюро и его руководители. Чем вызвана перестройка и кто они, эти самые перестройщики. Во-вторых, рядом с Горбачевым мне было легче помочь деревне. Легче отстоять памятники культуры и природы. Правда, нередко приходилось бороться в одиночку или на пару с Распутиным, но кое-что сделать удалось.
Понимаю, поскромничает, не скажет, не назовет и десятой части того, что сделано для Отечества печатным словом, просто делом. Потому и хочу еще раз напомнить, что Василий Иванович одним из первых выступил против поворота северных рек на юг. А кто первым поднял вопрос о передаче, возвращении верующим святынь православия? А кто из депутатов смог пробиться на прием к Горбачеву и не подобострастно, а настойчиво и требовательно говорить о земельных проблемах и бедственном положении участников Отечественной войны и ветеранов труда? Большое дело, которым он гордится, — возрождение Вологодского Успенского собора и освящение церкви, восстановленной в родной деревне.
Интересуюсь планами. — Планы свои не скрываю. Продолжаю работу над романом "Год великого перелома". Тема его все та же: разрушение крестьянского хозяйства, домашнего очага, основ православия.
Надо сказать, пришел в редакцию Василий Иванович не с пустыми руками. Он оставил очерк "Догорающий Феникс", в котором детально анализируется, с чего начиналось уничтожение крестьянской культуры, и новую свою повесть о природе. Уже решено, что печатать ее начнем с первых номеров.
Прощаясь, пригласил побывать в Тимонихе.
— Жду вас к Успению Богородицы. Если поедете на автомобиле, не проскочите у Харовска поворот. В Шапше направо. И до Узлы. А там — рукой подать. Семь километров и — Тимониха...

Источник: Анисенков А. Пока есть Тимониха / А. Анисенков // Природа и человек (Свет). – 1997. – № 12. – С. 12–13. – (Анонс).