на главную | назад

А. Л. Ершов
Русская советская и польская проза 1960-1970-х годов
(творчество В. Белова и Ю. Кавальца. 
Опыт сравнительного исследования) 

Диссертация выполнена в Отделе истории советской литературы Ордена Трудового Красного Знамени Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР

Научный руководитель: доктор филологических наук Н. А. Грознова
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор А. И. Хватов, кандидат филологических наук В. Н. Баскаков.
Ведущая организация: Ленинградский государственный университет им. А. А. Жданова, кафедра славянской филологии

Защита состоится “ ”______________1987 г. в __________ч. На заседании Специализированного совета Д 002.41.01. по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР по адресу: 199164, г. Ленинград, наб. Макарова, д. 4.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института Русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.

Ученый секретарь специализированного совета, доктор филологических наук В. А. Шошин

Актуальность исследования. Вопросы сравнительного изучения литератур всегда занимали почетное место в советском литературоведении. Непреходящее значение имеют труды А. Н. Веселовского. Большой вклад внесли работы В. М. Жирмунского, Н. И. Конрада, Б. Г. Реизова, М. П. Алексеева, А. С. Бушмина, М. Б. Храпченко и др. особое место в этой области принадлежит ученым-славистам.
В результат демократических преобразований в ряде государств Юго-Восточной и Центральной Европы после Второй мировой войны произошли социально-экономические и политические изменения, которые породили много родственного и в сфере идеологии, общественной жизни. Д. Ф. Марков пишет: «Социалистические литературы представляют собой определенную общность. Их развитие – процесс сложный, временами противоречивый, отличающийся многообразием специфических особенностей и вместе с тем единый. Такое единство основывается на социально-исторической общности социалистических стран, и это создает базу для широкого сравнительного изучения всех сфер духовной культуры»1 [Марков Д. Ф. В авангарде художественного прогресса. – В кн.: Литература исторического оптимизма. – М., 1977. – С. 293].
В послевоенные годы произошло дальнейшее сближение советской литературы с литературами стран народной демократии. Метод социалистического реализма, ставший ведущим в нашей литературе, постепенно завоевывал основные позиции в славянском регионе.
В конце 50-х гг. назрела насущная потребность в разработке сопоставительных принципов рассмотрения наиболее важных и характерных тенденций и течений в этих литературах. Таким толчком стали подготовка и проведение IV Международного съезда славистов в 1958 году.
В 60-70-е гг. широкое распространение получили работы, раскрывающие генетические связи, типологическую общность произведений современных славянских литератур. Именно вопросы теоретического плана, проблемы методологии сравнительно-исторического сопоставительного их изучения, явления типологии стали одними из основных (работы Д. Ф. Маркова, Н. И. Кравцова, Л. С. Кишкина и др.). Появились интересные исследования в этой области и за рубежом: труды А. Димы, Д. Дюришина, К. Крейчи, С. Вольмана, Э. Георгиева и др.
Вопросы польско-русских литературных взаимосвязей и взаимодействий XX века затрагивались неоднократно в статьях и книгах В. Хорева, А. Пиотровской и др. Они становились предметом тщательного изучения в работах Е. Цыбенко, М. Малькова, Н. Богомоловой, Ю. Булаховской и др.
Богатые традиции в области сравнительного изучения литературы имеет и польское литературоведение. Одно из наиболее значительных мест в этом плане занимают работы сопоставительного характера польских русистов Б. Бялокозовича, М. Якубца, З. Збыровского, Т. Позьняка, Т. Шишко, Д. Кулаковской и многих других.
Предмет исследования составляет современная русская советская и польская проза о деревне 60-70-х гг., в которой наибольшее внимание уделяется творчеству В. Белова и Ю. Кавальца.
Новизна исследования. Общность явлений современной русский и польской «деревенской» прозы неоднократно отмечалось советскими и польскими исследователями (А. Пиотровская, З. Зентек и др.). Существуют специальные работы как сравнительного (Б. Оляшек), так и рецептуального характера (А. Жебровска), отдельные критические статьи польских русистов о современной русской «деревенской» прозе (Т. Банашак, М. В. Пилат, Р. Радзюк, Э. Моздзерска, Ст. Поремба и др.), однако, далеко не все положения в их работах представляются нам бесспорными, а главное отсутствуют развернутые типологические разработки в этой области. В данной диссертации и сделана попытка сосредоточить внимание на этих нерешенных проблемах.
Задачи исследования. В работе на конкретном материале двух славянских литератур предпринимается попытка осмысления некоторых принципиально важных форм литературных связей и выявление типологических схождений в творчестве таких ярких представителей двух литератур, как В. Белов и Ю. Кавалец, творчество которых отражает наиболее характерные социальные процессы современного общества, связанные с проблемами «город-деревня», человек и природа, человек и история. В диссертации под избранным углом зрения рассматривается также творчество других советских и польских писателей.
Основным методом исследования является историко-литературное и сравнительно-типологическое изучение двух братских славянских литератур.
Практическая ценность. Материалы диссертации могут быть использованы в вузовских лекциях по советской и польской литературам, при изучении русско-польских литературных взаимосвязей, подготовке спецсеминаров, посвященных проблемам современного сравнительного славяноведения, а также монографических исследованиях о творчестве В. Белова и Ю. Кавальца.
Апробация диссертации. Работа прошла обсуждение в Отделе истории советской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, по материалам диссертации был сделан доклад на научной конференции молодых специалистов «Литература и общество» (ИРЛИ, март 1986 г.).
Структура и объем. Диссертация состоит из Введения, трех глав историко-литературного и сравнительно-типологического характера и Заключения. В конце диссертации прилагается перечень работ, использованных в исследовании.
В I главе «Тема «город - деревня»» отмечается, что проблема эта издавна привлекала внимание польских и русских писателей.
В польской литературе межвоенного периода (Г. Ворцелль, Ю. Пшибось, Я. Млодоженец и др.) зачастую образ города трактовался в резко отрицательном смысле. Еще в большей степени, как отмечает Ст. Буркот, «мотивы неприспособленности – чувство отчужденности и неприязни «деревенского интеллигента» по отношению к городской культуре» проявились в произведениях В. Скузы1[Burkot St. Marcholt na Parnasie. Warazawa, 1980, s. 63].
В результате демократических преобразований, происшедших в послевоенные годы в Польше, противоречия между городом и деревней потеряли антагонистический характер. В произведениях 1960-70-х гг. решение этих проблем приобретает новый социально-философский и нравственно-эстетический план. Такие аспекты этой темы, как явление «отходничества» и возвращения обратно в деревню, тема «малой» родины и др., привлекают особое внимание современных прозаиков.
Среди них значительное место принадлежит Ю. Кавальцу. В его произведениях воссоздание нелегкого жизненного пути бывшего выходца из деревни, драматических коллизий, нередко завершающихся трагическим финалом, часто становился характерной чертой, идейно-художественным центром, вокруг которого завязываются все основные события. В отличие от персонажей книг Р. Бинковского, М. Пилота и других писателей герои Ю. Кавальца не могут полностью адаптироваться в новой социальной среде (это сближает его с В. Беловым, В. Шукшиным, другими советскими авторами). Память о прошлом, связь с отчим домом и деревней оказывается сильнее их желания приспособиться к новой среде. Сходная трактовка этой темы характерна и для Т. Новака, М. Ольбромского и др.
Персонажей советских и польских прозаиков роднит одна существенная особенность – стремление вернуться обратно, в деревню. Однако, как показывают писатели, герои за редкими исключениями не в силах еще раз круто переменить свою жизнь. Но несмотря на это сама потребность к возвращению постоянно живет, незримо присутствует у них, оформляя социальный, психологический облик личности.
Схожие образы и проблемы мы встретим и в произведениях других прозаиков славянского региона (П. Ярош, Д. Фучеджиев, Й. Радичков, Г. Мишев, В. Попов и др.).
В диссертации показано, что отношение Ю. Кавальца к городу не оставалось неизменным, а постоянно претерпевало существенную эволюцию. Образ города – символа прекрасного будущего, - с которым связаны надежды многих людей, возникает в рассказах конца 50-х гг. С течением времени происходит углубление социально-философской концепции писателя. Наступает пора анализа всех сторон научно-технического прогресса. В «Танцующем ястребе» (1964) город перестает уже быть воплощением будущего, новой светлой жизни. Это уже не «молодой город» или «город детей», каким он был в рассказах сборника «Тропинки среди улиц» (1957). «Умирающий город мещан» - так отныне называет его Ю. Кавалец. Все возрастающее неприятие города достигает своего апогея в повести «Ищу дом» (1968). Следующий этап в трактовке этой темы связан с выходом повести «Чертополох» (1977), в которой провозглашается позитивная программа писателя – создание «города-сада», органично вобравшего в себя лучшие черты города и деревни.
В диссертации особо отмечается принципиально новый тип героя, появившийся в произведениях Ю. Кавальца и других польских писателей в 70-е гг. Это – люди нового поколения (архитектор Гурны из «Чертополоха», Павел Коса из «Писем из Рабарбара» Э. Редлинского, Юлиуш из романа «Приступ» Ю. Лозинского и др.), которые уже преодолели трудности переходного периода, выпавшие на долю их отцов – «приписанных к земле» и «танцующих ястребов». Вот почему уход в город, смена места жительства для них естественны.
При этом необходимо подчеркнуть, что для Ю. Кавальца деревня была и остается, несмотря на некоторые несомненные положительные черты, источником продолжающихся и все не затухающих конфликтов, которые хотя и потеряли антагонистическую напряженность, но все еще сильны. Они даже в наши дни вносят раздор и распри в семейные отношения, приводя нередко к открытой конфронтации (роман «Завещание» А. Завильского, повести «Отец и сын» Я. Касака, «Осыпался березняк золотом, пурпуром» Р. Бинковского и др.). Не отрицая несомненных положительных черт, присущих, впрочем, не только польскому крестьянину: трудолюбия, привязанности, граничащей с фанатизмом, к своей земле, писатель не закрывает глаза на многие недостатки, писательской почвой для которых была и остается частнособственническая психология. Вот почему именно в слиянии города (который тоже зачастую живописуется лишь в самых мрачных тонах) с деревней, именно в этом конгломерате, который должен вобрать лишь положительные черты города и деревни, видит будущее для всего человечества Ю. Кавалец.
Несколько иная точка зрения характерна для советских писателей, что обусловлено социально-историческим своеобразием развития нашего общества, литературной традицией. Творчески усваивая идеи художников слова прошлого (Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Г. И. Успенского и др.), В. Белов, В. Шукшин и другие писатели видят в деревне неиссякаемый источник народной нравственности, корни нации, которые необходимо всецело сохранять и приумножать. Вот почему деревня предстает в их книгах хранительницей заветов прошлого (при этом писатели вовсе не идеализируют жизнь в деревне, видят многие недостатки, ее нужды и беды), народного и национального, без чего немыслимо существование человека как личности. Именно поэтому они обеспокоены возможностью утраты этих лучших черт, сохранившихся с особой полнотой в деревне. Если же произойдет чисто механическое или административное «слияние» (за которое ратовали еще идеологи Пролеткульта) города с деревней, то утраченными окажутся непреходящие ценности, завещанные нам предками. Именно поэтому, по их мнению, деревня как таковая должна сохраниться, хотя и в видоизмененной форме.
В отличие от Ю. Кавальца В. Белов не делит героев по принципу их местожительства. Героев В. Белова можно, конечно, условно разделить на три основные группы в зависимости от их отношения к городу. К первой группе относятся персонажи, живущие в деревне, органично связанные с ней и не помышляющие о перемене своей судьбы (Иван Африканович, Катерина, Олеша Смолин, Пачины, Роговы).
Другой тип героя – человек, променявший свой родной край на городские блага, но сохранивший память о родной земле (Зорин, Коч и др.).
И, наконец, к третьей группе относятся персонажи типа Антонины Зориной и Митьки («Привычное дело»), которые, утратив все лучшее, присущее односельчанам, не обрели в условиях городской жизни ни истинной культуры, ни высоких духовных качеств. Но нравственно ущербные персонажи встречаются не только среди горожан (и в этом заключается диалектичность подхода В. Белова к проблеме «город-деревня»). Ими могут оказаться люди, большую часть времени прожившие в деревне или вообще не покидавшие ее (Игнат Сопронов, Авинер Козонков).
Герои В. Белова, как отмечается в диссертации, лишены априорного неприятия города и городской цивилизации. Нет у них и изначально заложенного преклонения перед всем деревенским. Нет этого поклонения и у самого писателя, нет тяги к той «патриархальности», которая у некоторых критиков ассоциируется лишь с отсталостью и косностью.
На долю персонажей В. Белова, как и большинства героев Ю. Кавальца, выпала основная тяжесть «переходного периода». Суть конфликтов в произведениях этих писателей имеет много общего, однако, в силу конкретных особенностей исторического развития в СССР и Польше их решение в книгах Ю. Кавальца находится в диапазоне от драматического до трагического, в то время как у В. Белова конфликт не выходит за рамки драмы.
В работе подчеркивается, что в отличие от Ю. Кавальца, у которого порой (повесть «Ищу дом») понятия добра и зла, духовности и бездуховности даны как бы изначально, В. Белов далек от истолкования этих понятий в их метафизической прикрепленности к проблеме взаимоотношений между городом и деревней.
II глава посвящена теме «Человек и природа».
По0разному данная проблема трактуется писателями стран социалистического содружества. Так, например, в книгах прозаиков из ГДР конфликт между научно-техническим прогрессом и природой не имеет столь драматических последствий, как в польской и советской литературах. В произведениях В. Бройнинга, И. Новотного и др. наступление цивилизации не воспринимается как уничтожение природы, а как вполне закономерный прогрессивный процесс.
В современной польской литературе эта тема тоже находит весьма широкое воплощение, становится одной из наиболее актуальных. Проблема «человек и природа» органично входит в произведения Ю. Кавальца. Она претерпевает значительную эволюцию на протяжении длительного периода творческих исканий писателя от первых сборников конца 50-х – начала 60-х гг. до романа «Чертополох». При этом необходимо отметить, что этапы, которые были выделены в диссертации при исследовании темы «город - деревня», совпадают с основными особенностями трактовки проблемы «человек и природа».
Социальный оптимизм, вера во всемогущество человека и разумность его деяний отличает мировосприятие героев ранних рассказов Ю. Кавальца («Дом», «Сильные»). Писатель еще не заостряет внимания на единичных, как ему представлялось, конфликтных ситуациях. Его больше интересует пафос созидания, ощущение эпохальной значимости происходящих перемен и преобразований.
В повести «На солнце» (1963) уже нет того гармоничного сосуществования двух миров, которое было характерно для более ранних произведений Ю. Кавальца. Такое соседство возможно лишь тогда, по мнению писателя, когда социальное не противодействует природному. В противном же случае потери неизбежны.
В повести «Танцующий ястреб» тема взаимоотношения человека и природы выступает на первый план. Конфликт между природным началом и вторжениями технического прогресса обретает законченное выражение и становится причиной трагедии героев. Защищенные от юридической ответственности такими сильными доводами как производственная необходимость, вооруженные «вескими» доказательствами экономической целесообразности, люди, подобные главному герою повести Михалу Топорному, готовы принести в жертву плановым показателям бесценное богатство всей нации – окружающую природу. Единственное, перед чем они становятся уязвимыми – так это перед судом нравственным, судом потомков.
В диссертации особо выделяется повесть «Ищу дом», как закономерный этап развития Ю. Кавальцем темы «человек и природа». Именно в ней воплощается в жизнь идея о «пророке-мстителе» (впервые она была высказана в повести «На солнце»). Ю. Кавалец намеренно сгущает краски, когда описывает «умирающий город мещан». Роль пейзажа, которому раньше писатель не придавал особенного значения, резко возрастает. «Городской» пейзаж, прежде отсутствовавший, теперь несет большую идейную нагрузку – показать безжизненные каменные громады города, где люди лишены каждодневного контакта с природой.
В сборнике рассказов «Большой праздник» (1974) происходит уже открытая конфронтация цивилизации и природы. Именно здесь получила законченное выражение авторская концепция неприятия технической цивилизации, огульного осуждения натиска научно-технической революции на природу.
Нередко сгущая краски, используя прием гиперболизации, элементы эсхатологического видения мира, писатель рисует безрадостные картины будущего, предостерегая читателя о возможных последствиях необдуманного вторжения человека в мир природы.
Отсутствие лирических описаний, зарисовок сельской природы доводится до логического конца – повсюду картины безжизненных ландшафтов, индустриальных пейзажей. Подобное заострение, как элемент поэтики, выбран сознательно. Ю. Кавалец так объяснял этот прием: «Это скорее не катастрофизм, а лишь предупреждение. Может быть я несколько сгущаю краски, чтобы поразить читателя. Этот прием необходимо расценивать как предупреждение не осквернять, не уничтожать природу»1 [Стенографическая запись беседы автора диссертации с Ю. Кавальцем 11 октября 1985 г.].
Иная трактовка темы «человек и природы» присуща произведениям В. Белова. Термин «экологическая литература», рожденный именно на почве резко конфликтного, можно сказать, антагонистического противопоставления НТР и природы, не может быть применен к прозе этого выдающегося русского писателя.
Рассматривая проблему взаимоотношений цивилизации и природы, В. Белов не стремится к их противопоставлению. Корреляция понятий Добра и Зла в их механистической прикрепленности к одному из этих явлений чужда автору «Привычного дела». Источник конфликтов он ищет в человеческой сути, а не во внешних атрибутах его бытия. Вот почему лирические картины природы несут иную идейно-художественную функцию по сравнению с пейзажами, которые мы встретим у Ю. Кавальца.
Мотив сыновней любви к природе становится доминирующим в творчестве В. Белова. В понимании писателя эти эмоции неразрывно связаны с самым святым в душе человека – любовью к Родине, к отчему дому, чувством исторической памяти, верности своему прошлому. Именно это единство любви к природе с любовью к родине и составляет доминанту всего творчества В. Белова.
Органично вплетаясь в канву повествования, картины природы играют немаловажное значение в сюжетно-композиционном построении произведений, необходимы для более полного раскрытия характеров. Н. Гужиева справедливо отмечала, что «в природе… повторяется то же, что и в жизни Ивана Африкановича»1 [Гужиева Н. На тихой Вологодчине. – Север, 1978, № 6, с. 115].
Северная русская природа служит нередко тем лирико-философским фоном, на котором высвечивается сложная гамма переживаний героев. Не общественное положение, не наличие степеней и званий, а богатство внутреннего мира человека, от которого не сокрыты даже неуловимые движения природной среды, невидимых для равнодушного взора – вот что в центре внимания писателя.
Усваивая и продолжая национальные традиции русской философской прозы (Ф. М. Достоевский, Л. М. Леонов и др.) во взглядах на взаимоотношения цивилизации и природы, В. Белов глубоко обеспокоен не только чисто внешними проявлениями последствий бурного развития НТР, но прежде всего теми нравственными потерями, которые зачастую сопутствуют этому процессу.
В III главе «Человек и история» показано, что мотив Памяти занимает одно из ведущих мест как в художественном творчестве, так и в публицистике наших дней. Отмечая особенности эволюции современной прозы И. А. Бернштейн пишет: «Основная проблематика романа в социалистических странах связана с историческим изображением общества и человека и с перспективами исторического развития. Это сходство тематики влечет за собой общие тенденции и конфликты»1[Бернштейн И. А. Эпос обновления жизни: Роман в литературах социалистических стран 60-70-х годов. М., 1982, с. 4].
Обращение к узловым моментам в изучении недавнего прошлого двух стран, самым жизненно важным периодам и определило идейно-тематическую направленность многих произведений в польской и советской прозе о деревне 1960-70-х гг.
Повышенный интерес к истории польской и русской деревни не является самоцелью для Ю. Кавальца и В. Белова. Польский писатель как-то сказал: «Чтобы верно проследить путь, по которому прошли современные выходцы из деревни, надо возвратиться к следам их отцов, дедов и прадедов. Такое возвращение к их прошлому позволит лучше понять их сегодняшний день»2[Julian Kawalec. Zbior recenzji I szkicow o tworczosci pisarza. Wybral, opracowal I wetepem opatrzyl Aleksander Wilkon. Warszawa, 1981, s.222].
Уже в одном из первых сборников «Шрамы» (1960) принцип совмещения различных временных пластов начинает доминировать у Ю. Кавальца над хронологически последовательным описанием.
У В. Белова мы наблюдаем подобную же картину. В очерке «Тиша и Гриша» (1963), сборнике рассказов «Речные излуки» (1964) присутствуют элементы временной многоплановости, попытки заглянуть вглубь истории, чувство исторической сопричастности с прошлым, столь характерное для более поздних произведений.
Именно война, как и в ранних рассказах Ю. Кавальца, становится тем пунктом, к которому направлены воспоминания героев В. Белова («Речные излуки» В. Белова и «Война уже давно окончилась», «Приветствие», «Один из уцелевших» Ю. Кавальца).
Тема Памяти стала одной из основных в произведениях последних десятилетий. Рост национального самосознания, усиление роли исторического мышления, ощущение кровных связей героев с прошлым своего народа – все это проявлялось не только в книгах, посвященных отдаленной истории, но и охватывало близлежащие временные отрезки.
В очерке «Тиша и Гриша» развертывается опосредованное восприятие прошлого; этот прием был характерен для произведений В. Белова 60-х гг. история народа, судьбы русской деревни рассматривались сквозь призму минувшего. Отличие этого начального, условно обозначенного периода, от последующего в том, что в 70-е гг. (роман-хроника «Кануны», 1972) писатель прямо и непосредственно обращается к недавнему прошлому русского крестьянства, воссоздавая историю северной деревни конца 20-х гг.
Подобная эволюция характерна и для творчества Ю. Кавальца. В произведениях 60-х гг. основной сюжет развертывается в реалиях современности (повести «К земле приписанный», 1962; «На солнце»). История, как и в очерке «Тиша и Гриша» или в «Плотницких рассказах» (1968), присутствует лишь в воспоминаниях героев.
В диссертации проводится мысль о типологической близости приема исторических реминисценций в произведениях Ю. Кавальца и В. Белова 60-х гг.
Позднее, в 70-е гг., писателями создаются произведения, в которых события истории раскрываются обстоятельно и многогранно, - повесть «Серый нимб» (1973) Ю. Кавальца и упоминавшийся выше роман «Кануны» В. Белова.
События послевоенного времени не раз получали отражение в творчестве Ю. Кавальца. Однако в его книгах 60-х гг. этому периоду коренных социальных преобразований в польской деревне не уделялось столь пристального внимания. Писателя интересовал лишь результат тех перемен в экономической и социальной жизни польского крестьянина, изменений в сфере нравственно-этических представлений, психологии хлебопашца, которые произошли в результате установления демократического строя и аграрной реформы. Сами же непосредственные участники этих преобразований, реалии жизни в деревне первых послевоенных лет, драматические коллизии, ожесточенная классовая борьба – все это до определенной поры оставалось за рамками интересов Ю. Кавальца.
Обращение к минувшему потребовало от художника слова создания исторически выверенных образов героев, одним из которых и стал А. В. Из повести «Серый нимб». Несомненная заслуга писателя в том, что он создал поистине незаурядный характер и запоминающийся образ крестьянина-коммуниста, отдавшего жизнь за идеалы нового общества.
В. Белов, обращаясь к историческому прошлому русского крестьянина, к теме коллективизации, опирался на большую национальную традицию (М. Шолохов, К. Горбунов, И. Шухов, П. Замойский, Н. Брыкин и др.). в 60-70-е гг. интерес к этой эпохе вновь обострился в нашей литературе (С. Залыгин, И. Акулов, Б. Можаев и др.). Своеобразие подхода В. Белова заключается в том, что он впервые предпринял попытку исследовать процессы коллективизации на материале северной деревни.
В «Канунах» художник поднимает один из самых сложных вопросов: как осуществление коллективизации согласуется с исконными народными традициями в области крестьянского быта, крестьянского землепользования и крестьянского миропонимания в целом. При этом писатель не ограничивает действие романа территориальными рамками одной деревни Шибанихи. Эпическое звучание «Канунов» несравненно шире. В. Белов показывает жизнь губернского города и столицы, анализирует общеполитическую обстановку в стране, повествует о борьбе с внутренней контрреволюцией и троцкизмом. Все это и помогает выявить стержневые линии развития общества.
Провозглашение и утверждение истинно нравственного, высокого духовного начала в человеке выступает здесь на первый план. Конфликт между крестьянином Павлом Пачиным и его односельчанином лже-активистом Игнатом Сопроновым выходит далеко за рамки личной неприязни, несовместимости характеров, взглядов. В романе на примере этих судеб убедительно раскрываются две разные жизненные философии, два мировоззрения, конфликт между которыми оказывал существенное влияние на весь ход коллективизации в беловской деревне.
Процессы демократизации, начавшиеся после Второй мировой войны, коренные социально-политические изменения, произошедшие в результате победы народной власти в странах Юго-Восточной и Центральной Европы обусловили и многие схожие явления в литературах этих стран.
Современная русская советская и польская проза о деревне чрезвычайно многообразна по своему содержанию. Но и сейчас задачи, которые решают писатели двух стран, во многом близки.
Это и общечеловеческие проблемы, тревога за судьбы личности и нации. Это и беспокойство за сохранность лучших традиций, особенностей и черт деревенского мира, борьба за высокий нравственный потенциал человеческой души.
Сравнительно-типологический анализ таких произведений В. Белова, как «Тиша да Гриша», «Плотницкие рассказы», «Кануны», и повестей Ю. Кавальца «К земле приписанный», «Ищу дом», «Серый нимб» и другие свидетельствуют о близости эстетических решений двух художников слова.
Усиление историзма является одной из главных общих типологических черт. Обращение к истории, прошлому народа во имя углубленного осознания и понимания настоящего характерно для большинство произведений этих писателей. Отвечая на вопрос об отношении к творчеству В. Белова, Ю. Кавалец сказал: «Он мне очень близок. Нас объединяет стремление к изучению первооснов жизни. Но безудержное восхваление прогресса, а обращение к традициям и тому прекрасному, что было накоплено поколениями»1 [Стенографическая запись беседы автора диссертаций с Ю. Кавальцем 2 октября 1985 г].
Обращение к истории, особо значимыми событиями в жизни своей страны, сопряжение разных временных пластов, широкое использование приемов ретроспекции – вот черты, присущие современной русской и польской прозе о деревне. И в этом тоже проявляется их типологическая близость. Дистанция времени, отделяющая писателей от событий тех лет, позволила В. Белову и Ю. Кавальцу соединить судьбы персонажей разных поколений, вызвать новый отклик на события прошлого в делах и помыслах наследников.
Истинно народные образы А. В. Из «Серого нимба», Старостихи из «Чертей» Т. Новака могут быть соотнесены с образами Роговых и Пачиных из «Канунов», со Степаном Чаузовым из повести «На Иртыше» С. Залыгина. Этих персонажей роднят стремление к социальной справедливости, осознание гражданского долга и ответственности за происходящее, чувство хозяина на земле, высокие нравственные качества.
Встреча с прошлым, с «малой» родиной, по выражению В. Белова, «врачует душу» человека, помогает ему обрести самого себя. Но все же прошлое нельзя воротить. Время неудержимо движется вперед, не имеет обратного хода. Насколько человеку доступно мысленно погрузиться в детство, в минувшее, используя прием ретроспекции, воспоминания, настолько невозможно реальное возвращение. Именно в подобной трактовке времени и проявляется заметное сходство авторских решений В. Белова и Ю. Кавальца.
Именно Памяти отводится роль той нравственной константы, по которой выверяются дела и помыслы героев писателей. Не бегство от жизни и попытка найти «тихое пристанище» в воспоминаниях, а насущная потребность ощутить кровные связи с прошлым и настоящим своего народа, вобрать лучшие черты национального характера – вот что свойственно героям произведений В. Белова и Ю. Кавальца.
В Заключении подводятся итоги работы, а также предпринимается попытка осмыслить художественное своеобразие, эстетические особенности произведений каждого из изучаемых в диссертации писателей.
Одна из характерных черт творческой манеры Ю. Кавальца – широкое использование приема ретардации, который, по мнению самого автора, восходит к традициям «крестьянских стенаний» с их бесчисленными повторами и риторическими вопросами. Другая особенность прозы Ю. Кавальца – прием «обратной» композиции, а также тяготение художника к изображению героев, лишенных имен собственных, усиление роли героя-рассказчика. Своеобразна и сама жанровая природа многих произведений Ю. Кавальца, которые можно отнести к такой, ставшей распространенной в 60-е годы в польской литературе форме, как «микророман».
Некая усредненность языка персонажей, предпочтение, отдаваемое формам несобственно-прямой речи, выливающейся во внутренние монологи рассказчика, различные формы авторского суда над героями, свидетельствуют о тяготении польского писателя к подчеркнуто рационалистической манере повествования.
В отличие от Ю. Кавальца В. Белов, продолжая национальные традиции русской философской прозы, развивает иную манеру повествования – эмоционально-образную, лирически насыщенную, бегущую логизированного видения мира. Писатель стремится к синтезу рационального и эмоционального, интеллекта и души. Слово у автора «Плотницких рассказов» самобытно и емко, заимствованно у народа, оно призвано углубить представления современников о жизни настоящей, о духовных основах народного миропонимания.
В Заключении подчеркивается непреходящее значение в общем литературном развитии, в общественной жизни современной прозы о деревне (В. Белов, В. Шукшин, В. Распутин, Ф. Абрамов, С. Залыгин), которая, по мнению В. Васильева, не смирилась с «затуханием многочисленных, некогда многолюдных деревень… распадом традиционной семейственности и системы родства, судьбами горожан в первом поколении, резко оборвавших генетические связи с землей и «малой» родиной, отношением к исконным, связанным с добыванием насущного хлеба крестьянским занятиям, к природе, родной культуре и истории»1 [Васильев В. Талант и художественное постижение жизни: Полемические заметки. – Наш современник, 1980, № 10? c/ 182-183].
Подобное произошло и в современной польской литературе, в которой «деревенская» проза в 60-70-е гг. заняла ведущее место. Именно она выступила против таких отрицательных тенденций, проявившихся в литературе этих лет, как дегероизация, «малый реализм» и др.
Автор диссертации полемизирует с рядом польских литературоведов и критиков, отрицающих возможность и целесообразность сравнительного изучения славянских литератур, а также подвергающих сомнению достижения той части польской литературы, для которой метод социалистического реализма стал ведущим. В работе подчеркивается, что именно в творчестве таких выдающихся польских прозаиков, как Ю. Кавалец, Ю. Озга-Михальский, В. Жукровский, Г. Аудерска и ряда иных, национальные и демократические тенденции тесно переплетаются с достижениями литератур стран социалистического содружества. Сопоставление творчества Ю. Кавальца и В. Белова раскрывает важнейшие пути оформления этой закономерности. При всех своих национальных особенностях, польская литература не замкнутый и окостенелый, а открытый для прогрессивных влияний, все совершенствующийся и развивающийся мир. Метод социалистического реализма остается основой для творческих исканий современных художников слова.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Земля и память. Рец. на кн.: Кавалец Ю. Повести. М., 1984. – Звезда, 1985, № 6, с. 201-203.
2. Классики и современники (на молд. яз.). – Нистру, 1986, № 7, с. 156-160 (о творчестве Белова).
3. Современная русская советская проза о деревне в освещении польской критики 1970-1980-х годов. – Русская литература, 1986, № 3, с. 212-217.
4. Человек и история в произведениях В. Белова и Ю. Кавальца. – В. кн.: Литература и общество: Сборник трудов молодых специалистов Пушкинского Дома (в печати) / Основные положения статьи изложены в хронике конференции молодых специалистов «Литература и общество». См.: Русская литература, 1936, № 4, с. 229.

Работы по проблемам русско-польских литературных взаимосвязей:
1. Русская советская поэзия 1941-1945 годов. Рец. на кн. – Русская литература, 1982, № 1, с. 246-248.
2. Библиография польского славяноведения. – Русская литература, 1985, № 4, с. 217-222.
3. Славянская тема в ленинградских журналах 1924-1984 гг. – В. кн.: Литературные связи славянских народов: Исследования. Публикации. Библиография (в печати).

Источник: Ершов А. Л. Русская советская и польская проза 1960–1970-х годов (творчество В. Белова и Ю. Кавальца. Опыт сравнит. исслед.) : автореф. дис. … канд. филол. наук / А. Л. Ершов. – Л. : Ин–т рус. лит. АН СССР, 1987. – 18 с.