Амалия Мордвинова: «Меня зовут «рыжей сволочью»

Двадцать лет назад девочка по имени Амалия ходила под стол пешком в маленьком театре города Вологды, удивленно посматривая на дядей и тетей, которых жизнь угораздила заняться такой странной и вроде бы бессмысленной работой. И когда мама с надеждой задавала ей вопрос: «Лялька, ты ведь не хочешь стать актрисой?» – дочка уверенно отвечала: «Что ты, мамочка, никогда-никогда!»

Прошли годы – и жизнь по обыкновению своему сыграла с девочкой из Вологды «злую» шутку.

– Выходит, детские впечатления о театре не убедили тебя?

– Убедили. Я очень долго категорически не хотела быть актрисой, мечтала стать дефектологом – иначе говоря, логопедом. Хотя мама моя была педагогом ТЮЗа.

– Вот у тебя откуда, оказывается, любовь к детям. Насколько мне известно, вы сейчас с Александром Филиппенко устраиваете бесплатные генеральные репетиции перед школьниками?

– Это правда, и детей я люблю не только тогда, когда они спят зубами к стенке. Своих-то у меня пока нет, но как только можно будет завести хорошую бонну, то есть гувернантку, сразу запланирую появление. А то как я с ними справлюсь? У меня дни такие крученые – с одной репетиции на другую, с другой на третью, с третьей на спектакль. Хотя трудно, но по самолюбию это гладит.

– Ну вот, а ты отпиралась: хочу да хочу быть логопедом. А как все удачно сложилось.

– Даже не верится. Ну представь себе: человек готовится в дефектологи, занимает места на биологических олимпиадах...

– Так ты отличницей была, что ли?

– Почти – медалисткой, серебряной. По алгебре четверка. Да еще всю дорогу в школе общественной работой занималась – КВНы, «Огоньки». Мама говорила: если у тебя все это так хорошо получается, двигай в режиссуру массовых зрелищ. Вот закончила я школу и двинула – в институт культуры. А пока ехала, думаю: а почему обязательно в массовые зрелища? Может, просто в режиссуру?.. В результате поступила на актерское отделение в «Щуку». Когда позвонила маме и сообщила об этом, она вздохнула и попросила привезти колбасы... Не разделила моей радости. А когда я приехала домой, вообще сказала: «Ну ничего, мы потом тебя на бухгалтера переучим».

– Ну сейчас-то все уже повернулось той самой, нужной стороной. Видимо, с тех пор, как щукинский ректор Владимир Этуш пригласил тебя выступить на капустнике в честь юбилея Марка Захарова с обнаженной грудью. Интересно, почему среди всех студенток он выбрал именно твою грудь?

– Думаю, из-за фильма «Сны» – я к тому времени только-только в нем снялась. И хотя премьеры еще не было, но уже вышла публикация в журнале, где на фотографии Олег Валерьянович Басилашвили распахивает полы плаща, а у него там плакаты с моей обнаженной натурой. Наверное, Этуш решил: «Ну вот, эта уже готова! Видать, девица без тормозов». Человек я безотказный: он предложил, я тут же с готовностью – пожалуйста.

– Тебе выпал фантастически счастливый билет. Совсем юную студентку, никому не известную, вдруг взяли в кино на главную роль, партнершей не просто народного, но любимого всеми актера Басилашвили. Видимо, ты кого-то чем-то очень заинтересовала? Ведь это просто так не бывает...

– Просто повезло, правда. История была такая. В день стипендии я приехала в училище за деньгами. И тут ко мне подошла ассистентка режиссера Москаленко и предложила попробоваться на роль в фильме «Дорога в рай» – надо было сыграть такую смешную девочку Анечку, рыжую злючку, которая в финале становится стукачкой. Иду по «Мосфильму» – уже загримированная, в пышном платье 50-х годов, а навстречу – другая ассистентка: «Ой, и нам такую девочку надо!» В охапку меня и к Карену Шахназарову. Он посмотрел равнодушно и флегматично пробормотал: «Ну, сделайте фотографии». И вскоре – кто бы подумал? – меня утвердили сразу на два фильма.

– Известно, что не только у нас, но и в других странах начинающим актрисам приходится порой жертвовать и честью своей, и достоинством, чтобы режиссер задействовал в съемках. Вот, например, Мила Йовович снялась в «Пятом элементе» у Люка Бессона только после того, как стала любовницей этого режиссера.

– Мне не пришлось ничем жертвовать. Я была тогда всего лишь на втором курсе, еще ничего не умела и не верила в свои силы. Все нормальные студенты, которые со мной учились, с детства мечтали быть артистами и давно были готовы сниматься где угодно. А я вот пребывала в растерянности: поступить-то поступила, а дальше-то что делать? Нисколько этим не хвалюсь, но у меня к тому времени представления об актерской работе были на нуле.

– Иными словами, ты была готова к тому, что для тебя поход в актерство закончится-таки бухгалтерскими курсами?

– Ну нет, на бухгалтера я бы уже не пошла. Потому что уже на первом курсе отравилась актерством. Если бы и пришлось уйти в другую сферу, то это произошло бы через инфаркт или кровоизлияние в мозг.

– Страсть какая! А я-то думала, у тебя получилось как в песне: грудью дорогу проложим себе... Ведь до сих пор куча народу уверена, что Марк Захаров пригласил тебя в Ленком потому только, что ему понравился твой бюст.

– Ну разве это бюст – такой, как у меня? Много всяких бюстов бывает. И гораздо круче! По крайней мере, сам Марк Анатольевич сказал, что ему во мне понравилась отвага в глазах. А глаза у меня тогда и впрямь были – у-ух! Я их так накрасила, чтобы из космоса было видно.

До этого я вообще мало в каких театрах была. И когда я первый раз шла на беседу к Захарову, даже не знала, о чем пойдет речь. Когда он сказал, что предлагает главную роль в «Королевских играх», я смотрела в таком недоумении: «Мне? Вы это мне предлагаете? Да это, наверное, шутка?»

Потом я целый год пробовалась, репетировала, и все это время не было никакой ясности, не происходило никаких разговоров с Марком Анатольевичем, помимо сцены. Он такой режиссер, который работает с актерами только там – не назначает дополнительных индивидуальных репетиций в домашних условиях, не устраивает задушевных бесед. Ленком – это абсолютно профессиональный театр, где жестко определены отношения между режиссерами и актерами. При этом актер всегда должен быть в форме, иметь определенное лицо, определенный вес, рост и цвет волос. И делать только то, что от него требует режиссер.

– То есть быть аккуратным исполнителем? А думать при этом исключено?

– Если ты думаешь и что-то предлагаешь – это только приветствуется. Когда шли репетиции, Марк Анатольевич все время говорил, как ему не хватает в этом спектакле Абдулова, у которого в минуту 56 предложений. А я была тогда студенткой четвертого курса и не могла ничего предложить. Все время чувствовала и робость, и неуверенность. И даже страх. И каждый раз думала, что вот эта репетиция уж точно для меня последняя: ну сегодня уж так все отвратительно получалось, что хуже просто некуда!

Когда осенью 1995-го все-таки состоялась премьера «Королевских игр», я почувствовала себя чуть более уверенно. Но вот с тех пор – уже третий сезон на одном спектакле. У меня сейчас здесь такое положение – я бы сказала: интересное. Оно мне приятно щекочет нервы.

– Видимо, все-таки щекочет не очень приятно, если ты постоянно ходишь налево – подзаработать?

– На доходы с одного спектакля не проживешь, приходится ходить налево. А что делать? Вроде бы дождалась – получила главную роль в «Брате Чичикова». Но тут снова засада – уже второй год этот спектакль не выходит. И опять я боюсь остаться без работы.

– А если Захаров узнает, что ты ему «изменяешь»? Он ведь, как мне известно, ревниво относится к своим актерам.

– Я тоже очень ревниво отношусь к Марку Анатольевичу. Мне тоже больно, когда он работает с другими. Ведь я люблю этого режиссера. Как только поняла, как мне с ним хорошо, как приятно выполнять его требования на репетициях...

Правда, удается наслаждаться этим не всегда – через несколько дней еду с Филиппенко на гастроли в провинцию.

– В провинцию? Никак уже смотришь на жизнь глазами столичной штучки?

– Напротив, считаю, что в провинцию нельзя возить халтуру. Надо относиться к тамошней публике с тем же уважением, как и к здешней. В Москве я уже 7 лет – с тех пор, как поступила в училище. Но вряд ли когда-нибудь буду чувствовать себя столичной штучкой. Я провинциалка и хорошо помню, как мне было в Москве тяжело поначалу: и страшно, и беззащитно, и бедно, и голодно. Даже в голодный обморок падала однажды на остановке, когда училась на первом курсе.

– Видимо, никто не помогал материально?

– Мама ничем мне помочь не могла. А с папой я в то время практически не общалась. Сейчас у меня с обоими родителями очень нежные отношения, и хотя они давно в разводе, ради меня даже иногда собираются на семейный совет: «Ну-ка, что эта рыжая сволочь вытворяет там в Москве?»

– Так и говорят – «рыжая сволочь»?

– Мама иногда может себе позволить – любя.

– Сейчас твое материальное положение наконец поправилось – видимо, благодаря столь активной работе и в театре, и в кино?

– Ну не так уж и сильно. В театре заработки небольшие, а в кино слишком редкие. Иногда даже забавно бывает слушать, как тебя считают богатым человеком. Когда вышел фильм «Сны», все родственники и знакомые в Вологде с завистью говорили: «Ну ты там в Москве поднялась!» А мне даже возражать им было как-то неловко. Я ведь тогда рада была, что хоть какой-то гонорар заплатили. С «Вором» было гораздо лучше: я уже не студенткой была и могла ставить условия...

– А квартира, в которой ты сейчас живешь, откуда?

– Это квартира мужа.

– И кто у нас муж?

– Муж у нас, как водится, волшебник. Но не до такой степени, чтобы создать королевскую жизнь. Он хороший звукорежиссер, у него своя студия. А материальное благополучие семьи мы строим на паритетных началах. Нет такого, чтобы я приходила домой и купалась в шампанском, а он вкалывал днем и ночью. Мы оба создаем условия, чтобы чувствовать себя комфортно.

– Однако не зря ведь говорят, что семейная жизнь обычно сдерживает творческие успехи? Все время приходится учитывать чье-то мнение: не будет ли супруг против, если я снимусь в таком фильме, или как он посмотрит, если я надолго уеду на гастроли?

– Как муж посмотрит?! Да как он может посмотреть? Он у меня такой человек, что даже когда мне страшно не хочется что-то делать и я придумываю себе отговорки типа: ой, я плохо себя чувствую, меня знобит, видимо, заболела – он меня тут же приводит в чувство: «Чего-чего?! Ну-ка быстро собралась и бегом на репетицию!» Он настолько стимулирует меня к работе, что я готова просто молиться на него. Тем более он прекрасно разбирается в искусстве – и в музыке, и в театре. Он давал мне такие советы относительно моей работы, которые потом высказывали и Захаров, и Филиппенко, и Козаков. Надо признать, у меня с ним прямо-таки интеллектуальная пропасть, хотя он старше всего на шесть лет. И я не сразу с таким положением смирилась. Мы даже расходились – совершенно официально, как положено, все оформили. А недавно снова сошлись и вновь официально расписались.

– Если не ошибаюсь, вы познакомились во время съемок «Снов»?

– Игорь приходил на «Мосфильм» посмотреть аппаратуру.

– Ну зачем же было разводиться с таким золотым человеком, пусть даже и на время?

– Мне нужно было сначала дорасти до него, стать значимой личностью. Иначе он бы задавил меня.

– Ты хочешь сказать, что теперь, став личностью, можешь делать все по собственному усмотрению? То есть, если я правильно поняла, вот предложат тебе сняться в эротическом фильме – и ты дашь согласие независимо от того, понравится это твоему супругу или нет?

– Что касается работы, Игорь ко всем моим действиям относится лояльно. Иногда я даже сама прошу его прочитать пьесы, в которых мне предстоит играть, и что-то посоветовать. Я вообще люблю выслушивать разные мнения о материале. И даже записываю эти мнения – авось что-то пригодится, когда роль будет печься. Любую роль вижу как торт «Наполеон»: много разных слоев, крем, повидло, орехи. А что касается эротического фильма – пожалуйста, я готова.

– Так в чем же дело? Тем более Александр Бродянский давно уже пообещал написать специально для тебя сценарий фильма наподобие «Основного инстинкта», дабы Шерон Стоун рядом с тобой померкла окончательно и бесповоротно.

– Пообещать-то он пообещал. Даже сроки назвал – через три года. Но вот прошло уже пять, а он до сих пор молчит. Видимо, все еще пишет.

– А ты, значит, все это время мечтаешь сыграть эдакую роковую женщину в эротическом фильме?

– Конечно. Все женщины по природе эксгибиционистки. Даже в экстремальных случаях. Прости меня, Господи, что я так говорю... Но вот я читала, что большинство женщин совершают самоубийство только тогда, когда уверены, что это кто-нибудь увидит и вовремя спасет...

Вообще-то жаль, что время так быстро идет. Вот как подумаю, что Лайза Миннелли в 23 года сыграла в фильме «Кабаре», аж страшно становится: мне уже 24, и где мое «Кабаре»?

– Самые заметные фильмы, в которых ты играла – уже постаревшая картина «Сны» и только-только появившийся «Вор». И в них твоими партнерами были очень известные актеры. И у Басилашвили, и у Машкова – имидж покорителя женских сердец. Ощутила это на себе?

– У меня не было ни театральных, ни кинороманов. А вообще, это очень опасно – завести такой роман. Ведь он может скоро закончиться. А как дальше работать в одном театре? Или, что еще хуже, вдруг встретиться на одной съемочной площадке?

Но в процессе игры я обязательно переживаю влюбленность. Мне нужно хотеть партнера как мужчину. Но при этом я, упаси Бог, не стану бегать за ним и принуждать к сожительству.

Пока я снималась в «Снах» – была влюблена в Басилашвили. А во время съемок в «Воре» – в Машкова.

– И как на твой взгляд, Машков оправдывает звание «секс-символа»?

– Ну да, глаз у него хороший – порой и вспыхнешь, и взгляд потупишь.

– Скажи по секрету, а у тебя не было ли желания поменять фамилию? Ведь, что ни говори, а Амалия Мордвинова звучит примерно так же, как, скажем, Аделаида Филипчук.

– Ну, это не ты первая заметила. Вот Шахназаров, к примеру, сказал, что мое имя по типу сходно с сочетанием Виолетта Тракторова.

Если честно, фамилию я меняла неоднократно. Была под фамилией мамы, папы, мужа и...

– Какая ты, однако, непостоянная женщина!

– Ну, так уж случилось. А Мордвиновой стала по совету все того же Захарова. Пришла в Ленком под фамилией Зорина, будучи женой Игоря. А пока шли репетиции, мы разошлись. Обратилась к Марку Анатольевичу – какую фамилию выбрать для дальнейшей актерской жизни: отцовскую, материнскую или бывшую мужнину? Захаров сказал: «Вот мне больше нравится Мордвинова – такая русская актерская фамилия». Я и прислушалась.

– Мне показалось, что кино тебя все-таки не так трогает, как театр. О театре ты говоришь более эмоционально.

– Просто в кино я пока что не настолько занята, как в театре. До сих пор сыграла только в нескольких фильмах. Всего-то с 1991 года семь или восемь ролей, причем большинство из них отнюдь не главные. Но скоро должен появиться на экранах сериал «Самозванцы» Константина Худякова.

– А если бы тебя вдруг засыпали предложениями о киносъемках – ты бы согласилась бросить театр?

– Нет, это разные кайфы – без одного из них я буду чувствовать себя дискомфортно.

– На все кайфы времени может не хватить. Значит, придется все-таки от чего-то отказываться.

– Ну, я бы постаралась, наверное, быть не такой жадной. Даже сейчас уже мне говорят: «Подожди-подожди, Ляль, давай-ка на тормозах. У тебя и так уже роли и там, и сям. Успеешь?» И я, вся собравшись в комок, убеждаю – не то кого-то, не то саму себя: успею-успею! Это все очень серьезно – нельзя ведь никого подвести. Вот в ангажементах у Филиппенко и Козакова у меня даже дублерш нет – если что вдруг случится, подменить будет некому. Но я бы и не хотела, чтобы были какие-то дублерши. Сейчас в «Королевских играх» вводят замену на мою роль – так у меня все внутри рвется. Ведь эта роль – мой ребенок, моя кровь, мои нервы. И мне, матери, сказали: у твоего ребенка будет другая мама. Да это безумие! Когда я вижу: «На репетицию «Королевских игр» завтра приглашаются...» – и не нахожу своей фамилии, душу скручивает: «Как, не со мной?» И в такие дни я не рыдаю в подушку только потому, что слезы застревают где-то очень глубоко.

Меня успокаивают: «Да ладно, ты уже все купоны, какие только можно, с этого дела состригла – все премии получила: и «Хрустальную Турандот», и Гран-при «Комсомольской правды», и даже Госпремию России! И все это за одни только «Королевские игры». Ну и хватит, пусть еще кто-нибудь поиграет». А я – не могу, больно. Я же в этом спектакле живу.

– Ну, если ты так любишь театр, придется поступиться деньгами ради этой ежедневной тяжкой работы.

– Ты знаешь, я вот сейчас слушаю сама себя и понимаю, что не готова поступиться ничем – ни деньгами, ни ролями, ни театром, ни кино. И почему я обязательно должна выбирать? Как-нибудь постараюсь соединить все это. Вот помяни мое слово – через несколько лет все у меня будет хорошо. Лялька Мордвишкина – она еще ой-ой-ой на что способна! У меня такие планы, что я просто обязана все успеть. Вот уже присмотрела остров в Карибском море – осталось только денег заработать.

– Пока денег заработаешь – остров продадут.

– Один продадут, другой, глядишь, всплывет из моря. На мою долю обязательно найдется своя Атлантида.