Мое детство нельзя назвать безоблачным. Выросла я в Череповце. Промышленный район, сплошные заводы. Папа работал сталелитейщиком, пил, как и все вокруг, и к тридцати двум годам превратился в алкоголика. Вы представляете, что такое жить в семье, где отец вечно спит пьяный, а просыпаясь, начинает наводить порядок?!
Отец нас не бил, до этого, слава Богу, не доходило, но с похмелья его одолевало дикое озлобление, и он принимался «воспитывать» нас с сестрой: проверять дневники, придираться...
Сначала мы жили в семейном общежитии. Фотографий того времени не осталось, но я хорошо помню, как мы с сестрой спали на кухне. На этаже двенадцать комнат, общая кухня, в углу – два матраца, на которых спят две маленькие девочки – одной пять лет, второй чуть больше года. Нас, как собачат, подкармливали кто чем мог. Ужас, конечно.
Я только сейчас, с позиции своего теперешнего возраста, могу понять, как тяжело приходилось маме. Она была такой нервной, часто срывалась, плакала... Другого жилья нам очень долго не давали, но в конце концов ей удалось «выбить» комнату – видимо, благодаря забавному совпадению. Фамилия наша – Подгорные. Однажды мама решилась отправить письмо в ЦК своему однофамильцу. Как ни странно, это подействовало, и нам выделили комнату в коммуналке.
Родители работали на одном заводе, папа – в литейном цехе, мама – в конструкторском бюро. Иногда их смены совпадали и тогда мы с сестрой оставались дома одни. Как-то раз, помню, был такой случай. Родители ушли в ночную смену, мы с сестрой спим и вдруг просыпаемся от страшного шума. В соседней квартире началась пьяная драка – знаете, как рабочий класс отдыхает? Крики, женский визг... Слышу звон разбитого стекла: какой-то человек из соседней квартиры влез в нашу, разбив стекло на кухне, видно, у них там дело дошло до поножовщины. Он выскочил через окно, забрался к нам и принялся стучать во все двери. Люди были настолько перепуганы, что никто, конечно, не вышел. И вот он начал ломиться в нашу дверь. Сколько мне тогда было? Наверное, лет пять. Я помнила, что у родителей где-то под кроватью лежит топор. Побежала, вытащила его и встала у двери. Кто-то из соседей вызвал милицию, часа через два приехал наряд, этого человека забрали, но я так перепугалась, что просидела с топором в руках до утра, пока не пришли родители, и все думала: вдруг он вернется и сломает нашу дверь?
Много чего происходило... Была у нас соседка по квартире, тетя Валя. Она жила с мужем и парализованной свекровью, мы с сестрой ее очень любили. Муж тети Вали сильно пил – впрочем, там все пили. Из-за неустроенности, бедности... Однажды она пришла домой и повесилась в ванной. Не знаю, что у нее случилось. Ее муж взломал дверь ванной, в квартире, кроме него, – только моя сестра. И вот ей, девятилетней девочке, пришлось помогать ему, пока он перепиливал веревку. Я пришла из садика, когда тетю Валю уже сняли и положили на кровать. Такие вот у меня воспоминания о счастливом детстве.
– Дети всегда придумывают себе другую реальность. Во что вы любили играть?
– В принцессу. Надевала на голову вуаль из шторы, из тюля мастерила юбочку. Смотрела на себя в зеркало и думала: какая же я красивая!
– И мечтали, наверное, стать актрисой...
– Нет, моя жизнь должна была сложиться по другому сценарию. Мама все за меня спланировала. В семь лет мне купили фортепиано, я занималась музыкой дома, потом в музыкальной школе. И вот, по замыслу мамы, я заканчиваю школу, поступаю в музыкальное училище, потом выхожу замуж, причем обязательно за военного, потому что сразу будет квартира. («Чтобы не случилось так, как у нас с папой»). Мы куда-нибудь уезжаем, и я работаю преподавателем музыки в детском садике. Такая вот счастливая жизнь...
Надо сказать, что многие мои одноклассницы по музыкальному училищу действительно вышли замуж за военных. У нас в Череповце военное училище радиотехники, элитное, так сказать, заведение. Вдоль училища шла аллейка, и все девчонки вечерами там прогуливались, искали женихов. Но я так ни с кем и не познакомилась.
Когда мне захотелось стать актрисой? Примерно лет в четырнадцать.
Я тогда переживала свою первую любовь, достаточно сильную. Кажется, родители моего бой-френда, как сейчас говорится, были против. Моя же мама отнеслась ко мне с пониманием, хотя вся школа была взбудоражена нашим бурным романом. Подробности активно обсуждались, и маму не раз предупреждали: «Смотрите, они догуляются!». Но у нас не случилось даже первого поцелуя. Так, писали друг другу стихи, а я еще и музыку сочиняла. Романтическая была история...
Родители Германа запретили ему со мной встречаться, а вскоре он отправился в Москву и стал хоккеистом: играл в московском «Спартаке». Потом, кажется, уехал в Германию, и больше я его никогда не видела. Жуткие были страдания, слезы, и мама тоже за меня переживала – мы вместе плакали над моей несчастной любовью.
Вот тогда-то я и решила стать актрисой. Мне хотелось, чтобы он понял, чего лишился, расставшись со мной. В Череповце был народный театр, довольно, кстати, заметный в городе. Я попыталась в него поступить. На пробах читала Асадова, меня приняли – но определили в малышовую группу, где занимались дети лет семи-восьми. А мне уже исполнилось четырнадцать. Я была глубоко оскорблена: я, значит, не такая уж талантливая, значит, недостойна того, чтобы выходить на сцену?! Смириться с этим я не могла и решила после восьмого класса поступать в Ярославское театральное училище. (В то время на первый курс принимали с незаконченным средним образованием).
В Ярославле на приемных экзаменах меня почти не слушали: прочла две-три строчки и слышу: «Хватит, спасибо», Я страшно удивилась.
– Обычно это считается плохой приметой. Не дослушивают – значит, не понравилась.
– У меня и было такое ощущение, что не возьмут. Я даже отказывалась читать списки поступивших. Но меня, как ни странно, приняли.
– И все страдания, конечно, сразу были забыты?
– Моментально. Кроме того, я снова влюбилась. Саша Самохин был самым красивым молодым человеком на нашем курсе, никому и в голову не приходило, что он может обратить на меня внимание. Вокруг все девочки такие яркие и гораздо старше меня, лет по восемнадцать-девятнадцать. У них и прически, и макияж, и одеваться они умели. А я – маленькая, худенькая, одевалась очень бедно и чувствовала себя дурнушкой.
Первый раз Александр меня заметил, когда сестра привезла мне кое-какие свои вещи. Зеленая бархатная юбка и босоножки на каблуках произвели сильное впечатление на моих однокурсников, за мной сразу стали ухаживать. И Саша в том числе.
Летом нас отправили «на картошку». Вечерами, естественно, танцы, бурное общение. И вот мы с Сашей однажды танцуем под какую-то лирическую медленную музыку. Я слова не могла вымолвить, настолько он мне казался красив и хорош. И вдруг Саша (он очень серьезный, рассудительный) признался, что я ему очень нравлюсь, что я милая и симпатичная. «А самое главное, – сказал, – неглупая, в свои пятнадцать лет ведешь себя как совершенно взрослый человек». После этого танца в деревенском клубе роман и завертелся. По возвращении в город у нас уже были официальные «ухаживательные» отношения.
– Как же он ухаживал? Цветы, наверное, охапками носил?
– Он как-то не по этой части. Знаете, есть поклонники, которые сразу с цветами и духами, а Саша – просто нормальный, надежный человек. Муж. И я сразу это почувствовала. Цветы, подарки и все остальное было от других, а Саша по-другому ухаживал, более серьезно. Постепенно он оттеснил всех моих воздыхателей, мы стали официальной парой. И опять все пришли в волнение, все училище, потому что мне – пятнадцать, ему – двадцать четыре, и обоим еще надо учиться...
Преподаватели и друзья советовали ему поискать себе девчонку постарше, не такую малолетку. И меня мама предупредила: «С ребенком на руках я тебя в дом не пущу». Но Саша очень нежно ко мне относился, ждал. А когда мне исполнилось шестнадцать, собрались наши родители, и мы решили, что теперь будем жить вместе – у нас семья.
Через три года мы окончили училище, сыграли выпускной спектакль. Я, помню, села перед зеркалом в гримуборной и задумалась: а что же дальше? Дальше, как потом выяснилось, меня ожидало большое разочарование.
Мы с Сашей уехали работать в Ростов, но уже через год я ушла в декрет.
С рождением ребенка у меня начался легкий психоз: казалось, что жизнь закончилась. В театре мои роли отдали другой актрисе, хотя на работу я выскочила, когда Сашеньке исполнилось всего два месяца. Может быть, я была не настолько профессиональна, чтобы делать на меня ставку... Короче говоря, в театре я разочаровалась. Хотела уехать за границу, в Чехословакию, например, и уговаривала Сашу. Он только плечами пожимал: «Что ты будешь там делать?» – «Буду работать водителем троллейбуса». Я так устала от этой борьбы, что в конце концов решила: будь что будет. И в этот момент судьба вдруг сделала мне подарок...
Был кошмарный вечер, шел дождь, стекла звенели от ветра – там же степи кругом, в Ростове. И вот из этой дикой непогоды в нашем общежитии появился ассистент режиссера с Одесской киностудии. Он искал актрису на роль Мерседес в фильме «Узник замка Иф». Я шла по коридору с какими-то кастрюльками, в халате – представляете, как выглядит женщина, которая сидит с маленьким ребенком? Вдруг около меня останавливается мужчина и спрашивает: «Вы – Аня Самохина». Я кивнула. Вижу, у него лицо немножко перекосилось: он, очевидно, не ожидал такое увидеть. Когда же я поняла, что речь идет о съемках у режиссера, который снял «Трех мушкетеров», от волнения закричала: «Вы не смотрите на меня, я не такая! У меня есть фотографии, я вам их сейчас покажу!» Это был шанс, и я за него ухватилась обеими руками.
Мои снимки отправили в Одессу, и я получила приглашение на пробы. Когда стало известно, что я утверждена на роль, собралась половина общежития. На пол постелили новое чистое полотенце. Есть такая старая актерская традиция: перед началом работы над ролью вытереть об него ноги – тогда тебя ждет успех. Новое полотенце – это как бы чистый, светлый путь. С легкой руки моих подруг по общежитию он и начался.
– Сколько помню, вы всегда играли женщин страстно влюбленных. Говорят, когда снимается любовная история, роман между партнерами почти неизбежен. А вас судьба сводила, можно сказать, с лучшими мужчинами российского кино: с Николаем Еременко в «Царской охоте», с Михаилом Боярским в фильме «Дон Сезар де Базан»...
– Вы знаете, у меня особое отношение к мужчинам-актерам. Я их люблю просто как свою семью. Но романов на съемочной площадке избегаю. Кстати, Михаил Боярский, по-моему, женщин недолюбливает. Относится с большой долей иронии к их уму и способности чем-то серьезно заниматься. Я его боялась: он на язык очень резок. Перед началом картины мы всегда согласовываем дни, в которые можем сниматься, ведь у каждого обычно по два-три фильма, график плотный. Помню, Боярский назвал свои сроки, а я сказала, что в это время приехать не смогу – уезжаю на кинофестиваль. Он совершенно озверело на меня посмотрел и произнёс: «Ты еще не доросла до фестивалей!» Я так обиделась на него, думаю, что ж это он меня совсем и за актрису не считает? Я его до сих пор побаиваюсь.
– У Валентина Гафта, с которым вы снимались в «Ворах в законе», тоже, по слухам, характер непростой...
– Валентин – очень трогательный. При всем его гигантском росте, уме, юморе и сарказме это абсолютный ребенок. И большой профессионал. Он играет дубли, а я стою и смотрю открыв рот... Они с Зиновием Гердтом настолько дополняли друг друга, я без конца хохотала над их шутками.
Однажды мы вместе ужинали в ресторане при гостинице – не помню уже, в каком городе, – сели втроем за стол, и Гафт говорит: «Ну что, Зиновий Ефимович, закажем по коньячку?» Гердт качает головой: «Нет-нет, Валя, подождите. Ну что вы торопитесь? Смотрите меню спокойно». Ровно через десять минут официант приносит бутылку шампанского и ставит на стол: «Это для вас – с того столика». Оборачиваемся – там кланяются. «Спасибо. Спасибо». Потом появляется еще шампанское. Следом – бутылка коньяку за ней – бутылка вина. И через час полстола уставлено всевозможными бутылками. Зиновий Ефимович: «Ну вот, Валя, а вы собирались заказывать». Это сейчас всенародная любовь к актерам несколько утихла, а тогда для нас все двери были открыты. Мы попадали в элитнейшие закрытые клубы, где сидели холеные дамы с тонкими сигаретами в длинных пальцах. Я удивлялась: «Надо же, какая кругом интересная жизнь!» и спрашивала: «Извините, пожалуйста, а где здесь проститутки?» Мне говорили: «Да все, кроме вас».
Мы с Сашей разошлись, заметьте, после пятнадцати лет брака. И расстались мирно, без скандалов. Понимаете, мне всегда надо двигаться вперед, я не приемлю застой в любом деле – моя первая семья, наверное, и подверглась такому застою. Саша очень спокойный, а мне все время чего-то надо, я рвусь вперед. Так вот все и получилось.
– Вы неожиданно для всех выходите замуж за человека, никак не связанного с актерским миром, и открываете в Питере шикарный ресторан. По нынешним временам такой бизнес – занятие весьма рискованное.
– Здесь тоже нет ничего удивительного: у моего второго мужа, когда мы познакомились, было небольшое кафе. Там устроили презентацию одного из моих фильмов. В начале вечера ко мне подошел очень жизнерадостный, обаятельный мужчина лет тридцати с небольшим, поздоровался и произнес банальный текст, который актрисе часто приходится слышать: что уважает мое творчество и любит меня как актрису. Никаких флюидов между нами не ощущалось, трудно было предположить, что этот человек станет моим мужем. Как вышло, что мы с Димой решили пожениться, до сих пор не могу понять. Такие скоропалительные браки, как правило, обречены на неудачу. Нам давали от силы два месяца, самое большее – полгода. Но прошло уже пять лет, а мы до сих пор вместе...
А что касается ресторана – это моя давнишняя мечта. Я люблю и умею готовить, считаю себя неплохой хозяйкой и в доме, и в ресторане. Сама занимаюсь кухней и интерьером – словом, всем, чем положено, и нахожу это очень интересным. Вначале, безусловно, ко мне относились с легкой иронией. Считали, что я лишь подставная фигура, за мной стоят какие-то дяденьки с тугими кошельками. Но за три года отношение в корне изменилось – теперь все понимают, что я и в финансах неплохо разбираюсь, и в специфике ресторанного дела. Сейчас, кстати, собираюсь открыть второй ресторан.
– Наверное, у вас и телохранители появились?
– А что хранить-то? В случае чего охрана не спасет.
– Интересно, а репутация секс-символа помогает в делах?
– Конечно, любой мужчина-бизнесмен, к которому я прихожу с деловым предложением, мне охотно поулыбается. Но когда дело дойдет до денег, тут ни на какие женские уловки рассчитывать не приходится: вам не помогут ни глаза, ни ресницы, ни длинные ноги. Мужчины в этом плане сильно изменились – наступили времена жесткого бизнеса.
– И в кино вам, должно быть, теперь предлагают роли бизнес-леди?
– Вовсе нет. Прошлым летом, например, я сыграла авантюристку международного класса. Фильм очень хороший, с детективным сюжетом. В Нижний Новгород на празднование трехсотлетия Романовых идет пароход «Святитель Николай». На пароходе – пестрая компания: некий граф Строганов, который направляется с инспекцией по городам и весям; певица Волошина, пользующаяся особым расположением императора, ее любовник, каспийский магнат, и так далее. Певица Волошина – это я, как вы понимаете, – все время падает в обмороки и рыдает. Граф Строганов – на самом деле знаменитый карточный шулер – встречается на судне со своим давнишним партнером. Два жулика собираются поиграть, но совершенно неожиданно сами попадают в руки шайки более молодых и талантливых аферистов, которые «раздевают» обоих догола. Ну и в результате оказывается, что всей этой командой управляет не кто иной, как Волошина.
– А вы играете в покер?
– Вообще-то я люблю поиграть в казино. Иногда выигрываю, но немного. И проигрываю – тоже немного.
– А так хочется вас представить в ситуации певицы Волошиной.
– Нет-нет, это не для меня. Авантюризм – либо для шизофреников, либо для очень сильных натур, а я – где-то в подозрительной серединке...