Анатолий Ехалов
Душа жива

Позвонила из Питера Валентина Гуркаленко, художественн|й руководитель кинообъединения «Выбор», жена Саши Сидельникова, поздравила с присуждением фильму «Вологодский романс» высшей награды российского кино – «Ники».

В трубке надолго повисла гнетущая тишина. Увы, радости не могло быть, как не могло быть восторженных телеграмм, широкого застолья в питерском Доме кино, где обычно отмечали мы премьеры и премии... Вот уже два с лишним месяца нет Саши.

Раньше я никогда не мог бы и предположить о такой великой, таинственной и даже мистической силе кино. А может, и не в кино здесь дело.

С Сашей Сидельниковым, молодым тогда режиссером, впервые мы встретились в феврале 1984 года. Он снимал фильм «Компьютерные игры», который должен был показать вредоносность идей экономизма, исключавших человека с его чувствами, переживаниями, традиционностью мышления. Была снята первая часть о трагедии Арала. Вторая должна была рассказать о трагедии вологодской деревни. Мы выехали снимать уже на второй день. Я повез их сначала в недалекие от Вологды края – в Кодангу, еще лет двадцать назад цветущий край – золотое донышко, а ныне целый куст умирающих, агонизирующих деревень, к старому своему приятелю Николаю Малову, бригадиру над старухами. Потом – через Сямжу в харовские края к Василию Ивановичу Белову, потом – в Тарногу, куда не достигло опаляющее, опустошающее дыхание государственной аграрной политики, где каждый дом, как сосновый янтарный дворец, где золотые руки деревенских мастеров в такое узорочье деревянных кружев одевают свои жилища, что у каждого проезжего или прохожего радостно захватывает дух. А из Тарноги самолетом с камерой на борту вылетели мы обратно. Есть на стыке Тотемского и Сямженского районов, между Сондугским и Шиченьгским озерами, глухой ныне край. Мы шли сначала над шоссе, потом над проселочной дорогой, потом лишь санный след указывал присутствие человека, но вот и он оборвался у последнего стога. А дальше всё представилось, как одна гигантская театральная декорация. Огромные деревни, двухэтажные дома с мезонинами шли одна зa другой с угора на угор, а кругом лежало звенящее тишиной белое безмолвие. Ни человечьего следа, ни тропиночки. Самолёт опустился совсем низко. В косых лучах солнца высветилась вдруг изба без передней стены. Печь, кровати, обеденный стол...

Саша откинулся на металлическое сиденье:

– Ну, все, нас можно поздравить! Этот фильм экрана не увидит. Не пропустят. Всю киностудию оставим без премиальных.

В Вологде я познакомил Сашу с Володей Громовым, который был для меня музыкальным символом Вологодчины. Питерцы, и прежде всего Саша, были в восторге от чарующего Володиного голосе, стихов Рубцова, музыки Кости Линка.

Чуть позже он звонил мне из Ленинграда: «Вся студия ходит слушать Громова». А еще позже: «Весь Питер хочет слушать Громова». Записи были, конечно, далеки от совершенства, сделаны в коммунальной комнатке Громова в присутствии всей киногруппы, сидевшей и лежавшей на полу, затаив дыхание.

Фильм вышел с громовской «Оленькой», веселой, ритмичной песней, звучавшей на фоне панорамы разрушенных деревень...

Вопреки Сашиным прогнозам, он не был положен на полку. На Международном фестивале документальных фильмов в Эберхаузене он получил премию министерства культуры земли Северный Рейн-Вестфалия. А немного позднее «Нику» – высшую награду Союза кинематографистов, тогда еще СССР.

С тех пор с Сашей Сидельниковым мы практически не расставались, хотя и жили: я – в Вологде, он – в Питере. Хоть раз в день, но звонили друг другу. А вскоре начали работу над большим философским фильмом о судьбе русского крестьянства. Не надо было искать героев за тридевять земель – они были рядом. И опять были песни Громова, музыка Линка, стихи Сопина, баллады Надежды Бурдыковой.

Фильм этот также собрал большое количество премий своих и международных фестивалей, был выдвинут на соискание Государственной премии, стал лауреатом «Ники». Главная его идея – это стремление к ненасильственному преобразованию мира, Преображению как антитезе Прогресса.

И вот, наконец, «Вологодский романс» с главным героем – машинистом электровоза Громовым – как вершина, как сама душа, живая, трепетная, истинно вологодская...

Впереди было много задумок и планов. Как-то наблюдали мы с Сашей над Вологдой НЛО. И тут же начали придумывать разные комические ситуации в связи с этим. Потом из Питера он звонил, прочитав мою книжку «Голова садовая»: «Снимаем комедию!».

Судьба же оказалась трагичной. Четвертого октября его камера погасла навсегда.

За эти годы дружбы и совместной работы стал я ощущать себя как нечто единое с ним, с героями, с постоянной съемочной группой. И мы действительно стали единой семьей с общими мыслями, чувствами, песнями, искренней любовью к России, Вологодчине.

Когда убили его, мне казалось, что убили меня. Но вот раз за разом просматриваю я наши фильмы, и Сашина душа возвращается в меня. Душу не смогли убить. Она во мне, мне, она в Володе Громове, Косте Линке. Она в Нине Ивановне Крюковой и бабе Кате Пановой... Она поселилась в сердцах вологжан, видевших хотя бы раз Сашино кино.