Валерий Чиков: «Вернуть в Россию здравый смысл»

Режиссер и кинодраматург В. Чиков снял в наше время нового малокартинья несколько заметных, значимых фильмов: «Красный обоз» по рассказу В. Белова, динамичную психологическую драму «Русская рулетка», остроумную комедию «Про бизнесмена Фому», которым удалось пробиться в массовый прокат. Уроженец Тотемского района, он очень привязан к родным местам, где живут его мама и сестра.

– Валерий Павлович, до прихода в кино вам многое в жизни удалось...

– Да, закончил ленинградский институт авиаприборостроения, аспирантуру, правда, защититься не успел, подготовил много публикаций и оказался на Высших курсах сценаристов и режиссеров Госкино.

– Чем конкретно вы занимались в той, скажем, научной вашей жизни?

– Диплом был по приборам авиакосмической медицины, системам жизнеобеспечения летательных аппаратов, диссертация по динамике газообмена мозга, математический вариант динамики…

– Когда во ВГИК к легендарному Михаилу Ромму пришел инженер, ныне режиссер Вадим Абдрашитов, мастер сказал: «Зачем вы нам – понятно, а зачем мы вам?». У вас редкостно удачно складывалась жизнь...».

– Я рос в отдаленном лесопункте, когда туда привозили фильм, был праздник, он долго жил внутри. Хотелось быть сопричастным этому чуду. Учился, шли годы.

– ...и вы оказались на Высших курсах у Б. Метальникова, Н. Михалкова, С. Соловьева.

– И стал приобщаться к секретам этого каторжного труда. Что это такое, на словах не рассказать. Я сплавлял лес, рубил мерзлоту на севере, мне приходилось по жизни попробовать очень много разных работ, режиссура – одна из самых тяжелых.

– В вашем дебютном фильме «Красный обоз» по В. Белову, горестном и поразительно искреннем, есть странная исповедальная нота. Ужас войны в тылу, в деревне.

– Мальчик везет свою маму в тюрьму, не осознавая этого. Она подобрала колоски, чтобы он не умер с голоду. Я знаю, как чудовищно было то время. Моя бабушка не дала лошадь уполномоченному, он затаил на нее злобу. Когда она, не дожидаясь итогового распределения зерна по трудодням, выдала двум солдаткам, у которых дети умирали с голоду, а мужья были на фронте, зерно чуть раньше, он посадил ее и этих вдов в тюрьму, там они и погибли.

– Все?

– Бабушку чудом спасла мама, ее обида была так велика, что она написала Калинину, и бабушка была помилована, отсидев около года в тюрьме. В этих жутких, жестких историях сельской жизни и лежат, наверное, истоки того, что деревня наша погибает...

– В этом фильме вы нашли какой-то законченный пластический образ нашей вологодской земли – равнинной, суровой, небогатой. Меняющейся или остающейся неизменной?

– Не знаю.

– А если б случилось сейчас снимать продолжение той давней истории, как в романах – 20, 40 лет спустя, в чем был бы трагизм уже нашего времени!

– Знаете, я очень люблю свои родные места, но теперь я уже человек со стороны. Многое просто не понимаю, многое не принимаю. Считаю, что годы, десятилетия, что прошли с момента коллективизации, изменили сам образ мышления людей, сильно его трансформировали, деформировали, в какую сторону – не мне судить. Опираясь на опыт наших великих предшественников, могу сказать: взявшись за перо, за кинокамеру, нельзя никого судить. Судить должен читатель, зритель. Мое дело показать жизнь в разных ее ипостасях и любить, понимать всех: и преступников, и следователей, и пьяниц, и святых. Все не так просто. В последнее время мне хочется, чтобы люди улыбнулись, потому что наша неправильно, неразумно устроенная жизнь так грустна.

В идеале хочется, чтобы человек, прочитав рассказ, посмотрев фильм, получил эмоциональный, чувственный заряд. Захотел написать письмо маме, сказать другу или девушке, что был неправ. Искусствоведы называют это катарсисом, очищением. К этому надо стремиться, но это редко получается.

– Ваш следующий фильм носил роковое название «Русская рулетка» и был о молодых на грани жизни и смерти. Молодые люди из нового потерянного поколения, сознательно вставшие на путь разбоя и убийства. Откуда отчуждение, оторванность у них?

– Почему они сегодня такие? Я, разумеется, не говорю обо всем поколении. Просто были какие-то идеологические вешки, по ним жили люди, иногда себе подвирая. Теперь вешки сбиты, а новые не поставлены. Отплываем в «прекрасный» капитализм, одна нога на пристани, другая на пароходе, молодым кажется, что можно легко и просто разбогатеть, хотя и на Западе это не легко и не просто.

– Ваш горький, озорной, остроумный «бизнесмен Фома» – еще одно свидетельство неблагополучия, и у 40-летних все в жизни наперекосяк.

– Мне хотелось снять очень доступный, простой фильм так, чтобы в этой простоте проступала многосложность нашей жизни с этими уродливыми, скособоченными рыночными отношениями, с абсурдными ситуациями, когда один человек не понимает другого и оба правы. Жил-жил человек без руля и ветрил до 40 лет, и вдруг ударило ему в голову заняться коммерцией. Я такого Фому встретил у себя на родине, переезжая на барже через Сухону. Мы с ним вместе росли, он говорит мне: «Валера, что происходит? Говорят – свобода, а тут каторга, раз бутылка столько стоит! Раньше купишь за три рубля, раздавишь, баба домой приволочет...». Он шутил немножко, но все ж…

– Сейчас теоретизируют: эти поколения жить не будут, ведь это мы, это наша жизнь. Как нам выкарабкаться, что делать?

– Я считаю, самое главное сейчас в Россию, на нашу Родину нужно вернуть здравый смысл. Утвердить не социализм, не капитализм, не рынок, а именно здравый смысл, так, чтоб в жизни были и разные формы собственности, и элементы плановой экономики. Все должно существовать по законам здравого смысла. Уклад жизни людей всегда был рационален, разумен эти качества и утрачены. Мы отказались от эфемерных идеологических постулатов, но взяли крен с перебором в обратную сторону. Если вернется здравый смысл в экономику, образование, науку, во все сферы жизни, прекратится резкий спад в экономике, остановится отток профессионалов высочайшего уровня из науки. Все это нехорошо, но мне не нравится, когда деятели искусств начинают обустраивать Россию... Все ведь просто: каждому работать в полную силу и за себя отвечать.

– Сейчас, когда в кино полная анархия и разные анонимы снимают невесть что, неловко спрашивать о планах...

– ...и трудно о них говорить. Мечтаю снять картину про русский бунт. Взять за основу восстание Ивана Болотникова, а например, чтоб сам он прошел планом восьмым, а первым – генеалогия славянского бунтарства. Как в гениальном «Андрее Рублёве» через образ иконописца несколькими новеллами Тарковский потрясающе раскрыл историю России.