Паломники, приезжая в Свято-Троицкую Павло-Обнорскую обитель, стараются, переправившись через речку Нурму, посетить и источники, и место, где стояла келия преподобного Павла, и невдалеке от нее поклониться святому камню, возле которого в окружении птиц и зверей встретил некогда преподобного Павла преподобный Сергий, Нуромский чудотворец.

Преподобный Сергий Нуромский не столь известен, как его друг и сомолитвенник, и даже сын духовный – преподобный Павел. Основанный преподобным Сергием монастырь в Комельских лесах был упразднен в 1764 году, а храм в честь Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня, где под спудом покоятся мощи святого игумена, тогда же был обращен в приходской. Этот славный подвижник нашей земли, конечно, заслуживает, о себе особого рассказа. Сейчас хочу предложить читателям рассказ о храме Спаса на Нурме, о его восстановлении.

...Почти всю жизнь Зинаида Петровна Исправникова прожила в деревне Спас-Нурма. Девочкой видела, как разрушали храм, а в пенсионном возрасте ей выпало на долю стать старостой прихода и поднимать из руин.

– Расскажите, с чего начиналось восстановление?

– С предложения отца Алексия Бриленкова, это было в начале 1990-х годов. Он к нам приезжал, служил на кладбище панихиды и сказал однажды: начинайте, мол, храм восстанавливать. Согласиться-то все согласились. Но кто же возьмется? И так получилось, что больше некому было, кроме меня.

Ну, с чего начинали? С полов. Подвезли тес, попросили хорошего плотника. Дали нам Александра Хазова. А храм-то весь разрушен был, везде пробоины, сквозняки гуляли, Александр у нас и заболел, даже в больницу попал.

Еще нужно было деньги на счет собирать, об этом хлопотала. Приходилось самой по организациям ходить. Люди чаще всего откликались, говорили: «Дело святое». Ну, конечно, всякое бывало. Как-то попросила проводку в храме сделать, чтобы можно было обогреться рабочим, чтоб не простужались. Пришла раз – пообещали помочь, но попозже: на второй раз – то же самое... Прихожу в третий раз. Начальник, молодой энергичный человек, закончил летучку, говорит мне: «Вы что, на всех так наседаете?» – «Да, нет, – говорю, – вот пришла спросить, как здоровье, как живете, как настроение?» Засмеялся: белозубый такой, веселый. «Правильно и делаешь!» Бригаду дал, ребята молодые, хорошие, всё сделали за день, даже чаю не пили, весь день работали.

Потом надо было белить, штукатурить... Нашли кузнеца, сделал нам железные решетки. Храм был приспособлен под зернохранилище, для этого вторые потолки сделали даже в алтаре, все это нужно было убирать. Потом железом крышу крыли, из Вохтоги приезжала бригада высотников, мужики хорошие, спокойные. Уцелел только один купол, и новые купола сделал высотник Юра Павлов – три крайних и центральный, а один-то купол у нас и слетел. Так жалко: ураган у нас как-то был очень сильный.

Рабочие жили у меня в доме, ну и готовить, конечно, приходилось. Потом уж поставили маленький домик, где рабочие смогли жить.

– Скажите, кто помогал храму?

– Владимир Валерианович Соболев, глава города Грязовца, очень много помогал. Нужно было открывать счет в банке, это тоже было очень сложно, он помог все документы оформить. Константин Павлович Симаков, руководитель газокомпрессорной станции – наш главный помощник и спонсор, много помогал и деньгами, и материалами. Супруги Ермушичевы – Василий Васильевич и Анна Марковна – всегда были рядом, трудились не покладая рук. А потом появился у нас из Москвы помощник – Сергей Шагов.

Он про нас как узнал? Преподобный Сергий Нуромский – его небесный покровитель. Сергей приехал на Вологодчину и стал искать, где этот святой подвизался. Так и встретились, а потом он стал с женой и с детьми приезжать, и до сих пор помогает.

Владыка Максимилиан храму икону подарил, помогал с устройством иконостаса, с краской, кровельными материалами. Игумен Дионисий нас поддерживал. Протоиерея Георгия Иванова тепло вспоминаю, он у нас благочинным долгое время был. Бывало, приедет к нам служить, обязательно спросит, как здоровье, обнимет, борода мягкая, так и утонешь в ней. Открыточку от него храню, всё равно, что грамоту. Еще многие помогали, всем сердечно благодарны. Обо всех я подробно написала в моих записках, передала их в Грязовецкий архив.

Храм наш очень большой, можно сказать, огромный. Восстановить полностью, конечно, пока не по силам, поэтому восстановлена часть нижнего храма и алтарь, там со временем и стали совершаться службы.

– А какие были первые службы?

– Вначале отец Алексий Бриленков у нас служил. Приезжал со всей семьей, дочери пели на клиросе. Батюшка из своей церкви, он в Раменье служил, привёз всё необходимое для службы. Литургия совершалась не часто, но уж всегда была событием долгожданным. В своём-то храме уж как хорошо, не высказать, стоишь всю службу, не болит ничего! Я прямо летала. (Зинаида Петровна смеется, смех у нее чистый, мелодичный, как колокольчик). После службы чаепитие всегда было у меня в доме, прихожане пирогов нанесут, а уж лепешки – мои, у меня талант был на лепешки, мно-о-го напекала.

– У вас ведь храм в глубинке, о нем узнавали люди?

– Паломников много приезжало. И из Москвы, из других городов. Я всем открывала, показывала храм, если интересовались, потом уж стала поосторожнее: мало ли какие люди могут быть. Однажды ведь из алтаря крест украли. Да, двое рабочих: один местный, другой приезжий, они у нас полами занимались. Этот приезжий увидел крест во время службы и понял, что крест ценный. А и мне и в голову не приходило, как можно в церкви что-то украсть. Он меня еще восхвалял всё: какая молодец женщина, за какое дело взялась. Вечером эти двое ушли после работы, по дороге сильно напились и потеряли украденный крест. А я ничего не подозревала, и вдруг мне кто-то из наших деревенских поздно вечером приносит крест. Не допустил преподобный Сергий! Ну, а мне страшно стало: вдруг вернутся, и что тогда... Даже к соседке на ночь ушла. Они ведь и правда возвращались, пытались перепилить замок в церкви, но не сумели, с тем и ушли. Наверное, опять преподобный Сергий не допустил... А наш-то, местный, потом приходил прощения просить: с ногами у него худо стало, заболели сильно.

– Зинаида Петровна, какие еще случаи помощи преподобного Сергия вы помните?

– Свет был в храме чудесный. Когда начали храм восстанавливать, часто по вечерам или ночью в алтаре был виден свет. Ходишь по дому, глянешь в окно: опять в алтаре свет, будто бы свеча горит. А знаю, что храм заперт и нет там никого.

А однажды свет был особый. Трудно выразить... Лавина света, яркого, так и льется от церкви целым потоком. И долго! Минуть пятнадцать, наверное. Я выбежала из дома на крыльцо, и радость, и волнение. Побежала за соседом: сходили в храм, проверили, всё как обычно. Очень, очень это запомнилось.

– Вы говорили, преподобный Сергий Вас однажды спас...

– Да, во время пожара. Пожар ведь у меня в доме был. Помню, послышались будто звуки какие-то из сеней; думаю, кошки, может, скребут. Открыла дверь, а там уже полыхает. Огонь ворвался в комнату, с таким шумом! Я – к окну, а оно с двойными рамами, заделаны накрепко – не откроешь.

Зинаида Исправникова 

Зинаида Исправникова (слева), вдалеке храм Спаса на Нурме 

Помню – раз вздохнула, другой... И вдруг вижу себя во двор перед домом. Побрела к соседке, а дом вмиг сгорел, провода; оказалась неисправная. Дом-то старый был, триста лет, на верное, стоял. Мне не все и поверили, что чудо такое произошло. Ну, так что же, а я-то знаю: это преподобный Сергий спас. Я живу, и чувствую, будто он тут вот, рядом со мною... Это самое святое для меня в жизни.

Храм Спаса на Нурме. Фото из архива областного центра детского и юношеского туризма

Теперь живу в Грязовце в доме ветеранов, а на Нурм приезжаю летом, отстроили там небольшой домик. Дети внуки гостят, теперь уж и правнуки. В настоящее врем: храм приписан к Павло-Обнорскому монастырю.

– А помните, Зинада Петровна, как разрушали храм?

– Началось это на моих глазах. Когда приехали снимать колокол, мне было лет семь. Год был, наверное, 1933. Приехали несколько человек и сказали, что надо колокол снять А какой колокол звучный был, какой чудесный! На всю округу его слышно было, может, метал какой особенный.

Нас, детей, в сторону отогнали. И придумали снимать так: сначала стали перепиливать балки, толстые – ведь колокол очень большой, а на крышу положили два рельса. Думали, что перепилят и по этим рельсам спустят и сами еще чуть ли не сверху сядут и съедут около церкви. Пилили-пилили и вдруг... как всё это рухнет! Страшный грохот. Колокол упал, пробил все полы верхние и нижние и ушел в землю.

Через некоторое время приехали взрывать его и частичками увезли. Но нас, маленьких, когда взрывы были, уже не пустили близко. Половина церкви со стороны паперти этими взрывами разрушилась. Трещина по всей стене до сих пор осталась. С этого началось разрушение церкви.

– А священника, батюшку вашего сельского помните?

– Да, его звали отец Константин. Высокий был, худощавый, с косичкой ходил, даже лицо его помню. Как-то с подружкой на качелях качались и песню жалостливую пели про тюрьму, как мать сыну передачку принесла. Отец Константин шел мимо, остановился, послушал нас и сказал: «Хорошую песню поете». Его потом арестовали и куда-то увезли. В деревне все говорили, что его расстреляли.

– Зинаида Петровна, еще расскажите о себе, о своем, детстве.

– Родилась я 1926 году поблизости, в деревне Дор. В Спас-Нурму переехали, когда мне было года три. Поселились в доме, который все называли поповским, двухэтажном с двумя балконами. Маму плохо помню, она рано умерла. Очень сильно болела, накрик кричала.

Я младшая была и четыре брата – Федя, Ваня, Костя и Володя. Все талантливые, музыканты: пели, играли на гармошке, гитаре, Федя стихи писал. Всех потом война унесла. Ваня мне был за маму, себе не купит – а всё старался мне. Хлеба не было. Ох, какие голодные годы! Помню, за счастье было сделать стакан завары из горсточки ржаной муки. Чтобы покушать, наносим грибов, печь протопим и сушим; рыбу в Нурме ловили, на всю жизнь рыбы наелась.

– Нурма тогда была полноводная, глубокая. Мельница стояла, делали запруду; помню, как землю для запруды на тачках возили. Зимой любили на коньках кататься с подружками. А летом купались; посреди реки был остров, приплывем к нему, сплетем из тростника что-то наподобие гнездышка и ныряем с высокого берега, а вода глубокая, мягко нас выносит. Река настоящая была, Ну-у-рма... – ласково протягивает Зинаида Петровна и показывает старые фотографии.

– У меня ведь стихотворение есть о детстве, я стихи пишу.

Детство без мамы

Лет десять-двенадцать мне.

Накопилось столько ненастья

В моей маленькой детской душе

Как мне мама нужна!

Я не в силах понять,

Я не в силах понять страданья.

Убегаю к ручью, в лес подальше

И даю себе полную волю.

И навзрыд закричу, и навзрыд зареву,

И навзрыд громко-громко завою.

Убегала далеко-далеко, чтобы не слышно было. Крик души детской это. Еще умирать хотела. Да. Ни поесть, ни попить, тятя больной: думаю, хоть заснуть бы. Натопила печь, нарочно закрыла «с угаром». Люся, подруга верная, спасла: сказала взрослым, прибежали, наругали меня.

Потом закончила педучилище, распределилась в Ленинградскую область. Две дочери там родились, с мужем не пожилось, вернулась на Нурму, стала в школе работать. А когда уж на пенсии была, стала старостой, и началось восстановление храма.

– А еще хочу на память подарить свое стихотворение, оно называется: «Благодарность Господу за жизнь».

За всё, за всё благодарю Тебя, Господь.

За жизнь, дарованную нам.

За солнечный восход и день грядущий.

За синь небесную, лазурь.

За ночи звездные с красавицей луной,

За всю, за всю земную красоту.

За все, за все земные блага.

За любовь людскую, доброту,

За утреннюю и вечернюю зарю.

За всё, за всё Тебя, Господь, благодарю.

Это стихотворение Зинаида Петровна прочитала мне при самой первой встрече. И потом не раз читала его. Можно сказать, что это её «программное произведение». Да наверное, таки правильно будет назвать. Потому что итог её жизни – такой нелегкой, полной скорбей – благодарность Господу.

И все же когда Зинаида Петровна с волнением говорила о закрытии храма, о снятии колокола возникало желание ей возразить. Думается не со взрывов начиналось разрушение древних церквей. Зинаида Петровна не скрываясь, говорит: отец у неё был совсем неверующий, да и другие родственники тоже, не помнит она проявления религиозных чувств среди своих односельчан. А когда Бог забыт, то и святыня не щадится. Ведь человек – подлинный храм Духа. С его разрушения начинается разрушение храма каменного.

Ведь мы помним из Святого Евангелия что всё, происходящее с нами, как и чудо, происшедшее со слепорожденным, для того, чтобы на нас «явились дела Божии» (Ин. 9,3). И все мы теперь, как тот евангельский слепорожденный, понемногу прозреваем, каждый в меру своих усилий и трудов. По городам и весям нашей Родины восстанавливаются храмы каменные, но пусть как можно больше воссоздается храмов нерукотворенных – человеческих душ.