«1929. 22 ноября. В (Троице-Сергиевой) Лавре снимают колокола, и тот, в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол...»
Из дневника М.М. Пришвина.
В начале октября 1934 года сотрудник вологодского Госмузея Иван Васильевич Федышин, случайно встретив знакомого из Прилук, узнал тревожную новость: Горфинотдел и Вологодское отделение металлолома скрытно готовятся к снятию колоколов, остававшихся на Спасской колокольне.
Прилуцкий монастырь как архитектурный памятник 1-й категории с находящимися в нем предметами историко-художественного значения состоял на учете и под охраной музейного отдела Наркомпроса.
Естественно, Госмузей сразу отреагировал на подготовку противозаконной акции. В Горфинотдел послали уведомление о том, что изъятие имущества бывшего монастыря может производиться только с разрешения Музейного отдела Наркомпроса и в присутствии представителя Госмузея.
Не дожидаясь ответа, 8 октября Иван Васильевич отправился в Прилуки. Но пришел как раз к финалу исторической трагедии: на его глазах двухсотпудовый колокол начал медленно сползать с площадки звона, а затем, кувыркаясь, стремительно полетел вниз и при ударе о землю разбился на множество кусков, разлетевшихся в разные стороны.
Как только улеглась пыль, рабочие стали собирать обломки в кучу. Иван Васильевич старался хотя бы мельком осмотреть каждый из них. В списке колоколов он нашел: «два колокола голландской работы XVII века, весом каждый до 200 пудов. На одном из них длинная надпись вязью». Было ясно, что сброшен второй из них – фрагменты вязи уже встречались. Но разница между первым и вторым колоколом оказалась более существенной. На одном большом обломке, под строчкой вязи, встретилось окончание голландской надписи с годом отливки колокола – 1582! Составители списка ошиблись, датировав его XVII веком. Уникальность колокола и его большая историческая ценность были очевидны. Нужно было во что бы то ни стало спасти его, иначе содержание текста никем не прочитанной надписи будет невосполнимо утрачено для науки.
Но тщетно пытался Иван Васильевич уговорить работников Горфинотдела оставить разбитый колокол музею. В тот же день останки колокола увезли неизвестно куда. Лишь через два дня музейные сотрудники узнали, где они.
11 октября музей обратился за помощью в Вологодский Горсовет. «...Осколки колокола находятся сейчас на пакгаузе «Вологда 2-я» и готовятся к отправке. На наше предложение оставить обломки ценного колокола был получен отказ. Поэтому мы обращаемся с просьбой указать на необходимость передачи этих осколков в распоряжение музея». На документе резолюция: «Начальнику Базы металлолома – вы нарушили законоположение, верните музею колокол или в противном случае музей возбуждает дело против вас.
Зав. гороно Филин. 11/X-34 г.»
На базе, куда отослал своей отпиской зав. гороно Ивана Васильевича, начальник внимательно прочитал бумажку, дойдя до резолюции, улыбнулся и спокойно ответил: «Я в этом деле играю самую скромную роль и, к сожалению, ничем помочь не могу».
Иван Васильевич на мгновение задумался: колокол не спасти... а надпись?... «Надпись можно скопировать», – вдруг осенила его счастливая мысль. И он взволнованно спросил: а могу я попасть в пакгауз? И когда рассказал зачем, начальник базы, довольный, что может хоть чем-то помочь этому не от мира сего человеку, написал записку. Прощаясь, сказал: «Искать и подносить обломки будут рабочие, а вы делайте свое дело и спешите, чтоб локти потом не кусать».
Сколько часов, не разгибая спины, работал Иван Васильевич в пакгаузе, неизвестно. Но он успел скопировать всю надпись.
Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежит свернутый лист бумаги длиной около двух метров. На него наклеены копии пятнадцати фрагментов колокола с надписью в две строки. Недостает одного фрагмента. Его потеряли при перевозке обломков из монастыря в пакгауз. К копии надписи, приложен небольшой лист бумаги, на котором мой отец воспроизвел текст надписи, раскрыв титла и внеся в строку выносные буквы. Непрочитанными оставались только пять слов.
Благодаря копии надписи и сведениям из других документов удалось установить, что колокол этот назывался «Протас», в честь его заказчика старца Протасия. Отливался он в Голландии мастером-литейщиком Хендриком ван Трир, уроженцем немецкого города Аахен, работавшим в разных городах Голландии. Несомненно, что надпись вязью отливалась из воска в Вологде и была послана мастеру Хендрику для установки в литейную форму одновременно с заказом на отливку колокола осенью 1581 года.
Всего на колокольне Спасо-Прилуцкого монастыря до 1924 г. было 18 колоколов. Среди них было около десятка уникальных колоколов XVI, XVII и XVIII веков. В 1934 году было 5 колоколов. В этом году погиб «Протас». На колокольне оставалось два уникальных колокола с надписями: «Слил сей колокол Андрей Михайлович Курбский 1560 г.» и «Лит 1562 года при игумене Арсении». Судьба последних неизвестна.