Люди, сохранившие и вернувшие России Дионисия, прошли свой крестный путь
ПЕРВООТКРЫВАТЕЛИ
Более ста лет назад Ферапонтово обрело своего летописца. Им стал Иван Иванович Бриллиантов, написавший к 500-летию монастыря его наиболее полную историю, которая вышла в свет в 1899 году и по сей день остается лучшей книгой о Ферапонтове. Родившийся в семье священника на Цыпином погосте вблизи монастыря и знавший там каждый камень с детства, историк не поверил однажды своим глазам. На софите дверцы с северной стороны богородичного собора он увидел полустершуюся церковно-славянскую вязь, на которую прежде почему-то никто не обращал внимания. Из надписи следовало, что храм расписал некий иконник Дионисий с сыновьями и иконною дружиной и что работы завершены в сентябре 1502 года «в 8 день на Рождество Владычицы нашей Богородицы Марии»...
Дионисий?! «Не тот ли это знаменитый в свое время иконописец, который в 1481 году вместе с двумя сыновьями и другими иконописцами был приглашен для написания иконостаса в Успенском соборе Кремля и которому в 1482-м заказывал писать иконы архиепископ ростовский Вассиан?» – высказывал осторожное предположение автор исторического очерка.
– Тот самый! – подтвердил другой знаток русской иконографии Василий Тимофеевич Георгиевский. Объезжая накануне Первой мировой войны северные российские губернии, он завернул в захиревший Ферапонтов монастырь и... ахнул. На удивление сохранившаяся стенопись главного собора поражала такой глубиной мысли, такой безупречной композицией, таким неповторимым колоритом, силой и в то же время изяществом линий, что стало очевидно невероятное. Здесь, в северной глухомани, вдали от суетных городов и проезжих дорог, чудом сохранился непревзойденный шедевр древнерусского искусства, сопоставимый по значимости с творениями итальянского Возрождения.
ВЕЛИКИЕ ПОТРЯСЕНИЯ
Революция 1917 года не пощадила «Северную Фиваиду». Так окрестил когда-то эти благословенные места религиозный русский писатель Андрей Муравьев по аналогии с египетской пустыней, где селились ранние христианские отшельники. Край, давший больше всего святых, в земле Российской просиявших, подвергся особенно жестокому поруганию. Многочисленные монастыри, храмы и скиты закрывали, монахов разгоняли, имущество растаскивали. Не церемонились ни с мощами святых, ни со святыми могилами...
В1918 году из петроградского голода, холода и разрухи бежал в родной дом на Цыпине Иван Бриллиантов, но и в этом, казалось, медвежьем углу все стронулось с вековых мест. Слабую надежду, что жизнь как-нибудь наладится, дала созданная летом 18-го по инициативе Игоря Грабаря Комиссия по охране и реставрации древнерусской живописи. Тогда и Ферапонтовский монастырь, где еще теплилась жизнь последней в его истории небольшой женской обители, получил весьма хлипкий, но музейный статус.
Осенью 1919 года первооткрывателю Дионисия, как человеку известному и знающему, было поручено составить описи памятников старины и искусства в Ферапонтове и Ферапонтовской волости. И.И. Бриллиантов стал первым и единственным штатным сотрудником музея в Ферапонтовом монастыре. С жалким жалованьем и сомнительными полномочиями, которые не останавливали бесчинства по изъятию церковных ценностей, включая вещи исключительно музейного характера, Бриллиантов бился, как рыба об лед, но его протесты и заявления записывали в протокол только для вида.
«В Кириллове, – жаловался он, – ограбили все ризницы, сняли оклады и венцы с икон, увезена даже серебряная рака преподобного Кирилла – дар бояр Шереметевых XVII века. Так же у Нила Сорского и в Горицах. В Ферапонтове взяли сосуды, лампаду – дар императора Николая II, венчики и цаты с древних икон... Отобрание всюду шло без особых препятствий со стороны клира и мирян, только в Кирилловском соборе диакон Михаил вдруг вышел из себя, обозвав членов комиссии грабителями и заявив, что расстрела он не боится. Недолго спустя его арестовали...»
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Когда местные большевики пошли отбирать церковные ценности, мужики организовали оборону Ферапонтова монастыря. Жалели и обитель, и здешнюю игуменью, которая пользовалась в округе большой любовью. Одного из комиссаров ранили из дробовика в ляжку, метясь, похоже, в мягкое место... За это, говорят, всех вступившихся за монастырь мужиков, игуменью, а заодно и подвернувшегося под карающий меч революции игумена Кирилловского монастыря расстреляли.
Как звали тех игумена и игуменью, никто из местных не помнил. Их рассказы можно было бы принять за легенду, если бы не другие свидетельства той казни. Одно из них принадлежит известному исследователю древнерусского искусства Александру Анисимову, который, подобно Грабарю, был самым активным участником реставрационных работ в первые послереволюционные годы. В начале сентября 1918-го он пишет Грабарю, почему застопорились работы в Кирилло-Белозерском монастыре.
Мистика! Реставрировали как раз икону «Успение», когда арестовали епископа Варсонофия. Арестовали в тот момент, когда он в экипаже возвращался с Анисимовым из Горицкого монастыря, где они вместе осматривали ризницу. На рассвете следующего дня, писал Анисимов, епископ был выведен вместе с игуменьей Ферапонтова монастыря Серафимой, несколькими горожанами и крестьянами в поле, где их всех расстреляли присланные из Череповца красноармейцы.
Из письма:
«...Стреляли в спину. Передают, что епископ был убит только седьмым залпом и в ожидании смерти все время молился с поднятыми к небу руками и взывал к миру. Это убийство было неожиданным не только для населения, но и для местного совдепа, члены коего говорят, что не они виновны в этой смерти и что она легла на них тяжестью. Варсонофий не был замечен в каком-либо вмешательстве в политику. Он занят был только церковными делами, хозяйством монастыря, был всегда прост, ровен и внимателен к требованиям совдепа. Уже две ночи подряд последний дает разрешение на вырытие тел епископа, игуменьи и других убитых из ямы, куда они были брошены, и две ночи подряд являются череповецкие красноармейцы, отменяют разрешение совдепа и заставляют вновь закапывать трупы. Оба великих монастыря являются сейчас лишенными какой-либо власти и руководства... Жизнь здесь, и раньше невеселая, превратилась в какой-то кошмар: чувствуешь себя запертым в тесный зловонный зверинец, где принужден испытывать все ужасы соседства с существами, коим нет имени...»
Расправа над невинными людьми потрясла и В.Т. Георгиевского. Того самого, чья монография о Ферапонтовом монастыре расставила в свое время все точки над «i» в определении автора фресок. В лихую годину он, будучи еще одним видным членом Комиссии Грабаря, тоже работал в этих вздыбленных краях, которые когда-то поразили его своей тишиной и умиротворенностью. Рассказы очевидцев, писал он, ужасающи, художники-реставраторы так взволнованы, разыгравшимися событиями, что готовы оттуда бежать…
Куда бежать? Красный террор не знал границ. Как выяснилось, расстрел мирных жителей не был вызван враждебными действиями против советской власти со стороны Ферапонтова или Кириллова. Карательная акция череповецкой большевистской администрации ставила целью устрашить население в связи с убийством 30 августа 1918 года председателя петроградской ЧК М.С. Урицкого…
ЛИШЕНЦЫ
Вернувшись в Москву, В.Т. Георгиевский больше не был взят на работу в комиссию и, перебиваясь случайными заработками, бедствуя, умер в декабре 1923 года. Похоронен на Даниловском кладбище.
В конце 20-х И. Бриллиантова, выходца из церковной среды, с работы уволили, поставив в положение бесправного и беззащитного лишенца. Заступиться было некому. Связь Ивана Ивановича с братом Александром Ивановичем, профессором, крупнейшим в стране знатоком церковной истории прервалась. К слову, родные говорили, что вдохновил Бриллиантова написать историю Ферапонтова монастыря когда-то именно брат.
В июне 1930-го, через полгода после выхода на пенсию со скромной должности в Ленинградской Публичной библиотеке, брата арестовали по расхожему обвинению в контрреволюционном заговоре. Сгинул бесследно в ГУЛАГе.
19 января 1931 года в родном Цыпине арестовали Ивана Ивановича. По сведениям из архивов местной ЧК, он был расстрелян, вероятно в Кириллове, 23 февраля того же года. Одновременно с ним погиб и его близкий родственник – священник Александр Фомин. О месте их захоронения сведений нет.
«Зверинцев», так ужаснувший А.И. Анисимова в 1918-м, догнал его в 1930-м. Арестованный НКВД ученый был отправлен на Соловки, потом – на строительство Волго-Балта. Согласно официальной справке и воспоминаниям Д.С. Лихачева в 1937-м расстрелян.
