Многие памятники старины восхищают нас, потомков. И не просто восхищают, но и требуют: отнеситесь к нам бережно. В числе памятников, которыми мы гордимся и которые широко известны – знаменитый Софийский собор в Вологде. Три века назад он был расписан известной тогда артелью художников Дмитрия Плеханова. Собор не раз горел, восстанавливался, достраивался, росписи подновлялись, первоначальные краски были погребены под новыми наслоениями. Вологодские художники-реставраторы бережно раскрывают живопись артели Плеханова.
…Тихо вокруг. Скорбно смотрят лики святых со стен, безмолвные и безучастные. Зато вот этим ребятам, в примятых джинсах и халатах, пропахших ацетоном и красками, есть дело до всего, чем так богата знаменитая вологодская София, потому что ее судьба зависит от рук, так тонко улавливающих мелодию красок XVII века. Они – из «бригады живописцев» Александра Рыбакова. Они, реставраторы, возвращают древнему памятнику, фрескам первоначальный вид.
За свою бытность Софийский собор претерпел три грандиозных пожара. В 1613 г. иностранные завоеватели разорили его и сожгли деревянный «верх». Почти сто лет потребовалось на восстановление собора. В 1698 г. случился еще пожар – сгорели кровля и главы, огонь попортил кресты.
Но, пожалуй, самым разорительным был пожар в 1724 году, когда горели знаменитые плехановские фрески. Тогда и решено было реставрировать собор. Работа по его «поновлению» была поручена ярославскому штатному иконописцу А. Колчину с артелью живописцев-ремесленников.
Нет, они не изменили ни композиции, ни основного рисунка изображений, но как сильно был искажен колорит живописи, перенасыщенный ярко-синими, пронзительно-зелеными, грубыми лимонно-желтыми и коричневыми красками. Ярославские «ремесленники» нарушили тот первоначальный цветовой строй, который был основан на тонкой, изысканной гармонии. Куда делась светотень? Где так удачно найденные соотношения и взаимосвязь между архитектурой и живописью?
И вот, когда в 1963 г. началась реставрация Софийского собора, перед живописцами стала двойная задача: укрепить осыпающийся красочный слой, а затем уже начинать постепенное раскрытие – возрождение росписи Плеханова.
Трудно было так, с ходу, приниматься за работу. Как сохранить во внутреннем пространстве храма этот сказочный мир фресок? Кажется, что все это сотворено не кистью далекого мастера, а удивительным легким вздохом-мелодией, долетевшим к нам сквозь века.
Вспомнилось, с какой четкой последовательностью писались фрески – композицию и рисунок создавал «знаменщик», другим мастерам – «травникам» – было подвластно «палатное письмо» и растительный орнамент, «доличники» работали над одеждой и надписями и, наконец, лица исполнялись «личниками». Такая организация работ на больших поверхностях сохраняла единство живописного почерка росписи всего здания.
А нельзя ли по подобному методу вести и реставрационные работы, несколько изменив его характер? Оказалось, что можно. И тогда бригадир А. Рыбаков четко определил специализацию каждого члена своей бригады. Одни прижимают красочный слой к стене ватным тампоном, пропитанным ацетоном. Другие осторожно, с помощью скальпеля снимают кричащую краску XIX века и слегка подчищают фон.
Так вернулась утраченная молодость к композиции «Страшный суд». Ангелы, взывающие ко всем землям и рекам помнить о суде на небесах, облачены в развевающуюся белую одежду, цвет которой постепенно переходит в цвет нежно-зеленой травы, словно растворяясь в нем.
...Под самым куполом качались леса. И сквозь расщелины досок сорокаметровая высота никак бы не понималась, если бы не уменьшенные донельзя размеры людей там, внизу. Зато композиция «Отечество» была совсем близко. Словно омытый, лик бога-отца торжественно смотрел сверху вниз.
Мы переходили из барабана в барабан, минуя крышу. А с высоты колокольни Вологодского кремля, откуда Софийский собор выглядит как белоснежный торт с пятью пышными буше посередине, мы, вероятно, смотрелись, как муравьи, пришедшие на лакомство. И, конечно же, никому из смотревших с колокольни и в голову не могло прийти, что под белым металлом крыши трудятся великие плехановские мастера. Да, да, плехановские! Ибо кому, как не им, знакомо искусство «доброго письма»? Кто, как не они, привели в белый вид знаменитые фрески древнего грозненского храма?
– Скоро ли закончится работа над фресками?
– Скоро, – кивают ребята и добавляют: – года через два.
И это действительно немного, если вспомнить, что реставрация началась тринадцать лет назад, да и с приходом осени бригада прощается с собором до следующего лета. А с расставанием приходит грусть, потому что в эти молчаливые фрески ты вложил свою душу.
Прощай, София! Мы прочно стоим на земле. Под нашими ногами уже не качаются леса, как там, под куполом. И вход в барабан со свисающей с него цепью кажется внизу таким маленьким. А земля так удивительно близко, что хочется нагнуться и потрогать ее рукой. Но мой спутник, Валерий Митрофанов, все еще смотрит на собор...