Тысячи вологжан ежедневно проезжают через Горбатый мост (что возле вокзала) и видят красивую, украшенную стройными колоннами церковь Рождества Богородицы. Когда-то вокруг этой церкви располагалось большое, ухоженное, обнесенное оградой кладбище, на котором нашли свой последний приют многие именитые люди Вологды.

Сегодня на месте бывшего Богородского кладбища – огромный пустырь. Благодаря стараниям лжереформаторов и непробиваемой тупости исполнителей безжалостно вырвана еще одна страница славной истории древнего града Вологды. Несколько скрытых травою могильных плит и надгробных камней да намертво вросшая в деревья часть старинной ограды: вот все, что осталось от бывшего самого крупного городского кладбища.

Посреди заросшего травой пустыря, неподалеку от Богородской церкви, возвышается обнесенная оградкой одинокая каменная часовня, чудом уцелевшая во времена «реформаторского нашествия». Построена она восемь десятилетий тому назад над могилой Николая Матвеевича Рынина, юродивого, считавшегося среди вологжан ясновидцем, предсказателем и чудотворцем.

Николай Матвеевич Рынин родился 9 мая 1777 года в Вологде, в купеческой семье. Крещен в церкви Власия Севастийского, что в Обухове (здание ее на углу улиц Кирова и Челюскинцев частично сохранилось до наших дней). В приходе этой церкви находился двухэтажный полукаменный дом отца его, Матвея Ивановича Рынина, владельца солодовенного завода, упоминающегося, кстати, в «Исторических и топографических известиях...» Засецкого. Впоследствии особняк этот принадлежал купцам Девятковым.

Научившись писать и читать еще в детстве, Николай Матвеевич часто предавался размышлениям о жизни и о Боге, старательно вел дневниковые записи. После смерти блаженного в 1837 году были обнаружены две тетради, исписанные его рукою. Будучи богатым человеком, Рынин во избежание соблазнов и искушений не пожелал использовать имеющиеся у него средства и, внемля голосу Спасителя: «Иди, продай имение твое и отдай нищим», выполнил его наставление. Раздав все свое имение нищим, он, таким образом, сам примкнул к их числу и, оставшись без крова, всецело предался молитвам.

Утром Рынина можно было постоянно видеть за богослужением в храмах города, ночью, когда все спали, он отдавался беседам с Богом в тихом, глубоком уединении. В летнее время, зайдя в родительский дом, Николай Матвеевич садился в открытое окно и, обратившись лицом к Власьевской церкви, с упоением пел церковные песнопения. В такие минуты он забывал обо всем на свете.

Любимым местом уединения и молитв был для него Спасо-Прилуцкий монастырь, куда он часто ходил и подолгу пребывал у раки Преподобных Дмитрия и Игнатия, на паперти храма, в тени деревьев. Любил он и скитаться с места на место, подолгу проживая то в Вологде, то в Кадникове, то в Тотьме. Многие жители этих городов хорошо знали Рынина и относились к нему с должным уважением.

Высокий, худощавый, с длинными растрепанными волосами и черной бородой, ходил он с места на место с большим посохом в руке, зимой и летом без шапки. Чаще всего видели его в синем холщовом балахоне, из-под которого выглядывала длинная белая рубаха. Огневой взгляд его черных глаз проникал в глубину сердца. Многие боялись этого взгляда. Но, несмотря на строгий и мрачный вид юродивого, дети очень любили его и чувствовали искреннюю доброту его сердца. Он, в свою очередь, радовался каждой встрече с ними и раздавал им заранее припасенные гостинцы.

Несколько раз Рынин попадал в дом умалишенных, но и туда многие приходили к нему за помощью и советом, веря в его провидческий дар. Надо сказать, что для веры этой было у вологжан немало поводов. В речах юродивого был какой-то особенный смысл, открывавшийся слушателю через определенное время, а порою и в момент их произнесения.

«Мы были еще детьми, сестры и я, – рассказывал известный вологжанин, архимандрит Николо-Угрешского монастыря отец Пимен (в миру – Петр Дмитриевич Мясников). – Думаю, что это случилось в начале 1820-х годов. Мы как-то раз сидели за учебниками, вдруг вбежал в комнату Николай Матвеевич Рынин и громко, каким-то неистовым голосом стал кричать: «Готовьте на ризы, на рясы, на шапки, на шапки», приговаривая и еще что-то такое, но только тогда никто из старших не обратил на это внимания, а мы, дети, не поняли, а может, и перезабыли».

И что же? Несмотря на крутой характер отца, не слишком расположенного к монашеству, две дочери с согласия родителя ушли в Горицкий Троицкий монастырь, а Петр Дмитриевич под влиянием бесед с Игнатием Брянчаниновым в конечном итоге получил благословение отца и впоследствии стал известным архимандритом.

Дворянка Татьяна Алексеевна Чуровская, к которой часто заходил Рынин, рассказывала, что однажды сидела она у себя в квартире и разговаривала с братом-помещиком. Взглянув случайно в окно, увидела на углу улицы Николая Рынина и поведала о том своему брату.

– Это шатун-то? Он только бродит да народ обманывает, – отозвался тот.

Выглянув из окна, Татьяна Алексеевна предложила подошедшему тем временем ближе Рынину зайти в дом.

– Ладно, матушка, зайду, – ответил тот. Однако, пройдя в лакейскую (прихожую), остановился.

– Проходи, Николай Матвеевич, в комнату, – любезно пригласила хозяйка. На что тот ответил:

– Да стоит ли, матушка, в комнату-то заходить мне, шатуну да обманщику, что бродит да народ обманывает?

При этих словах у брата Чуровской, говорят, волосы на голове встали дыбом. В одно из своих посещений Чуровской Рынин застал у нее приехавшую из деревни двоюродную сестру. В руках у него была трехкопеечная восковая свеча.

– Возьми свечку, возьми, – подавая ее сестре, говорил он.

– На что же мне свечка, Николай Матвеевич? – возражала женщина.

– Возьми, возьми, пригодится, – настаивал он. Возвратившись домой в деревню, сестра Чуровской узнала о скоропостижной смерти дочери.

Во время эпидемии холеры, начавшейся в 1830 году, вологодский мещанин Михаил Григорьевич Дружинин дал самому себе обет в случае избавления его семьи от страшной болезни возобновить часовню Св. Николая Чудотворца на реке Вологде, называвшуюся в простонародье «Никола Мокрый». Однажды во время утреннего чаепития в дом Дружининых вбежал запыхавшийся Николай Рынин и с порога заявил: «Михайло, тебя Никола Мокрый дожидается!» Это так поразило хозяина дома, что он тут же отправился в путь выполнять данное самому себе обещание. И Бог принял его жертву: никто в семье Дружинина от холеры не умер.

Уличная шпана, конечно, любила подшутить над юродивым и порою по глупости наносила ему обиду, однако он терпеливо сносил их во имя Бога. «Однажды летом, – рассказывала купеческая дочь Ю.П. Белякова, – один слепой сидел на галерее гостиницы «Пассаж» и просил милостыню. Проходил мимо него Рынин. Уличные мальчишки, увидев юродивого, стали бросать в него песок с дороги; пыль в результате попала в глаза слепому и причинила ему резкую боль. Он стал тереть глаза, а Рынин и говорит ему: «Три! Три!», и слепой получил возможность видеть».

Своему брату, Ивану Рынину, Николай Матвеевич предсказал печальную кончину за много лет: вбежав как-то раз в комнату, он накинул ему на шею веревку. Иван Матвеевич в итоге покончил жизнь самоубийством, задавившись на чердаке собственного дома.

19 марта 1837 года на шестидесятом году жизни Николай Матвеевич Рынин скончался. В день его похорон, 27 марта, стояла ненастная погода – оттепель, шел дождь. Несмотря на это, улицы Вологды, ведущие от Власьевской церкви к Богородскому (или, как его еще называли, Глинковскому) кладбищу были запружены народом. Казалось, сюда собрался весь город.

В толпе слышался крик бесноватых, с пеной у рта валявшихся по земле, раздавались рыдания и вопли. Во время процессии люди останавливали гроб, чтобы проститься с юродивым. Шествие совершалось очень медленно, и когда оно вступило в ограду кладбища, с соборной колокольни (тогда еще шатровой) понеслись звуки колокола к вечерне. И хотя покойный завещал похоронить его в Спасо-Прилуцком монастыре, брат его, Иван, не пожелал выполнить последнюю волю юродивого.

После смерти Николая Рынина многие вологжане приходили на его могилу и брали песочек с могильной насыпи. Матери водой с этим песочком поили своих больных детей и верили, что это приносит им облегчение. Слух о чудесный свойствах земли с могилы Рынина распространился очень быстро, и на Богородское кладбище потянулись не только вологжане и жители окрестных сел, но и приезжие из Тотьмы, Устюга, Архангельска и других городов. Вера в чудесный песок оказалась настолько сильной, что могила Николая Матвеевича, по свидетельству иеромонаха Неофита (Следникова), «бывала вся изрыта и очень глубоко».

В книге иеромонаха Неофита «Через 70 лет на могиле Николая Матвеевича Рынина», изданной в 1909 году в Сергиевом Посаде, приводится немало фактов, свидетельствующих об исцелении вологжан и приезжих землею с могилы Рынина. Некоторые имена свидетельствующих указаны полностью: Евгения Николаевна Девяткова; мещанин В.П. Черняев; крестьянин Вологодского уезда, Семенковской волости деревни Цыпоглазово Павел Петрович Москвин; крестьянин Норобовской волости деревни Епифанки Василий Филиппович Федотов; жена крестьянина Турундаевской волости деревни Ермилово Анна Зародова и другие.

При жизни Николай Матвеевич говорил своему брату: «Когда я умру, ты не ставь надо мною ни креста, ни памятника, не то крышу у тебя сорву». Этот завет брат Рынина исполнил (благо, сделать это было нетрудно): на могиле юродивого действительно долгое время не было даже креста, за что многие вологжане упрекали его родных.

Первый крест на могиле Николая Матвеевича был поставлен крестьянкой Воздвиженского прихода Кадниковского уезда, дом которой находился в 52-х верстах от Вологды. Однажды, будучи тяжело больной, она услышала в сонном видении голос, приказавший ей поставить крест над могилою Рынина и обещавший ей за это скорое выздоровление. Посоветовавшись с духовным отцом и получив его одобрение, женщина заказала крест и на своих плечах принесла его в Вологду.

До восьмидесятых годов прошлого столетия могила Рынина отличалась от других только тем, что была сильно изрыта почитателями юродивого, бравшими из нее чудодейственный песок. В 80-х годах купеческая вдова Наталья Михайловна Коровина поставила над могилой крышу на четырех деревянных столбах с высокими перилами.

Ее пример вдохновил другую вологжанку, А.М. Крылову, которая на свои средства в 1899 году построила досчатую часовенку с небольшою из белого железа главкою и железным крестом. Вот как описывает ее Следников: «В часовне 4 окна, вход в нее с западной стороны. На могиле поставлен деревянный крест, сама же она покрыта парчовым покровом. В 1905 году, летом, неизвестным лицом часовня окрашена масляною, голубого цвета краскою, на восточной стороне ее поставлен столярный с золоченою резьбою иконостас с 3 большими образами: в середине – Воскресения Христова, направо – Успения Божьей Матери, налево – Николая Святителя (тезоименитого покойному). На стене висит портрет Николая Матвеевича: худое, с заостренным носом, подвижническое лицо, черные задумчивые глаза...».

Первая часовня на могиле Рынина, построенная А. М. Крыловой в 1899 г.

Нынешняя, каменная часовня, одиноко стоящая на заросшем высокой травой пустыре, построена в 1916 году, накануне «великих преобразований». В 1988 году Николай Матвеевич Рынин был провозглашен местночтимым блаженным – Николаем Вологодским. По злой иронии судьбы именно в этом году была поставлена последняя точка в уничтожении Богородского кладбища.

Часовня Николая Рынина сегодня

Напомню, что в начале 1988 года пресловутый кооператив «Памятник» получил разрешение на «очистку» Богородского кладбища, подписанное заместителем председателя горисполкома Казаковым, и «с большим энтузиазмом» фактически стер его с лица земли. История эта требует отдельного разговора, и я намерен вернуться к нему в одном из ближайших номеров нашей газеты.

А пока брошенные как попало надгробные камни и плиты возле железной дороги (те, что не приглянулись кооператорам) продолжают контрастировать с ухоженной белизной Богородицкой церкви и шикарным жилым (опять-таки церковным) зданием по соседству. Одинокая могилка, символизирующая скорбь по всем погребенным на Богородском кладбище, на фоне валяющихся как попало за церковной оградой надгробий, на мой взгляд, вовсе не убеждает в величине и искренности этой скорби...