В 1929 году партия и правительство приступили к решительному уничтожению православных приходов – духовенства, прихожан, церковных зданий.
Казанский храм Никольска оказался в самой гуще духовных и политических сражений целого края. Здесь поселился Никольский епископ Иерофей, которому тогда было около сорока лет.
Владыка Иерофей не скрывал своего враждебного отношения к безбожной власти. При этом, по заповедям Христовым, он молился за своих врагов, благословлял тех людей, которые его ненавидели и искали его погубить.
Власти приложили немало усилий к тому, чтобы оплевать и опорочить владыку Иерофея. Его объявили махновским офицером, который якобы убил в лесу настоящего Иерофея и, завладев его документами, готовил в Никольске свержение власти большевиков.
Но народное предание – вещь очень чуткая к добру я злу, лжи и правде. По сей день и в самых глухих деревнях района, и в Никольске можно увидеть в домах фотографию владыки Иерофея рядом со святыми иконами.
Владыке Иерофею запретили служить в церкви. На Пасху 1929 года, когда он совершал молебны по деревням на Кеме, пришел приказ о его аресте. За ним послали отряд: арест был произведен очень быстро и без всякого сопротивления со стороны владыки, но по дороге в Никольск местные жители отбили его у чекистов, унесли на руках и спрятали в доме, а потом построили в лесу шалаш, где и укрывался Иерофей в ожидании развязки.
Это нападение на отряд, которое имело вид небольшой драки, было воспринято «органами» как контрреволюционный мятеж. Срочно вызвали карательный отряд и пароход «Комсомолка». Силами Никольской и Городецкой милиции и НКВД был собран отряд для задержания. Устюжский отряд должен был пресекать возможное сопротивление крестьян. Конница шла по Оботурову – в Ирданове слышно было. Никольск ждал. Нужно было только узнать, где находится Иерофей. Его выдал, провисев ночь вверх ногами, келейник, тогда еще очень молодой человек, – не выдержал пытки.
Они пошли с милиционером в кемский лес, за ними следовал отряд конницы Никольский и городецкий, на подходе был большой карательный отряд из Великого Устюга. По дороге к шалашу им встретилась женщина, которая шла за благословением владыки. Милиционер сказал, что тоже идет на благословение, но споткнулся о кочку и непристойно выругался. Женщина поняла, что он не богомолец, но тот навел на нее пистолет и приказал молчать. Когда они подошли к шалашу, келейник окликнул владыку и тот вышел. В это время милиционер прицелился, но женщина бросилась под выстрел и помешала. Владыка упал – пуля ранила его в голову. Не встретив ожидаемого сопротивления, Иерофея забрали и повезли в Никольск – у епископа никогда не было ни личной охраны, ни личного оружия... По дороге они встретились с карательным отрядом из Устюга и все вместе запели Интернационал.
Тем временем весь Никольск вышел на берег Юга, река играла весенней водополицей, шла Светлая неделя Пасхи Христовой 1929 года. На том берегу, на холме, появилась конница – везут Иерофея, везут. Люди заволновались, их тут же стали забирать и сажать на пароход: он вместил около 60 человек. Врач Перов сделал владыке Иерофею операцию – тут же на берегу, и тронулся пароход «Комсомолка, увозивший смертельно раненного владыку в Великий Устюг. Он шел медленно и прерывисто, гудел на всем пути. На пароходе был вывешен черный флаг. Крестьяне со всех прибрежных деревень, услышав тревожные гудки, выбегали к реке и шли вдоль берега вслед за пароходом, сколько могли, и плакали. Старые люди помнят то чувство невыразимой тоски, овладевшее их душами: «Реву-то было. Боже мой!» — вспоминает Елена Васильевна Чербунина и даже теперь, через 60 лет не может сдержать слез.
Предание сохранило предсмертные слова владыки Иерофея, скончавшегося в великоустюжской тюремной больнице. Он адресовал их человеку, предавшему его под пыткой: «Передайте Коле, пусть он придет ко мне на могилу, и я его прощу». Мы точно знаем, что этот человек каялся всю жизнь, но так и не смог прийти на могилу епископа, потому что никто не знает, где эта могила...
После ареста владыки пошли аресты по всему Никольскому краю. Первым делом забирали монашек, которые приняли от него постриг в Казанском храме: их было около 300. У верующих проверяла поминальники, и если находили имя Иерофея, то владельца забирали. Увозили верующих, заставляли их отречься от веры, и если они не отрекались, держали сначала в тюрьме, оборудованной в Сретенском Соборе и в деревне Родикино, затем отправляли в концентрационные лагеря, высылали из родных мест под надзор, отбирая имущество. Началась ликвидация духовенства и кулачества «как класса».
Эта ликвидация в Никольских краях проводилась под предлогом борьбы с контрреволюционным переворотом, во главе которого официальная пропаганда поставила епископа Иерофея. Так появилось слово «ерофеевщина», и так получило идеологическое оправдание то изуверство, которое мы с вами называем теперь «геноцид». Иван Семенович Куваев вспоминает: «Время было такое: только помяни церковь, дак назавтра тебя не будет – увезут. Двое друг на друга доносили – обоих увозили и не привозили. Дети оставались одни по 9-10 человек. Все прошло... прошло перед наши глаза...».
По материалам священника Сергия Колчеева
подготовил Сергей КАТКАНОВ.
