Отписки Семена Дежнева о походе на Анадырь

Государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии столнику и воеводе Ивану Павловичю Акинфиеву да Дьяку Осипу Степанову с новые реки Анандыру служилые и промышленые люди Семейка Дежнев да Микитка Семенов челом бьют.

В прошлом во 157 году Колымы реки от сына боярского Василья Власьева да целовалника Кирила Коткина посланы служилые и промышленые яз, Микитко, с товарыщи в верх Анюя реки на неясачных людей. И государевым счастьем, нашли мы неясачных людей ходынцов и их громили. А взяли мы для государева ясаку того погрому лутчего мужика, именем зовут Ангара, и отдали на Колыме реке сыну боярскому Василью Власьеву да целовалнику Кирилу Коткину. А на роспросе тот мужик сказал и того погрому ясыри: «Есть де за каменем новая река Анандыр, а подошла де та река Анандыр к вершине Анюя реки близко».

И по тем роспросным речам прибрались охочие промышленные люди, а били челом государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии, а челобитную подали на Колыме реке сыну боярскому Василью Власьеву да целовалнику Кирилу Коткину, чтоб их государь пожаловал, отпустил в те новые места, на ту захребетную реку Анандыр, отпустил бы для прииску вновь ясачных людей и приводу под царскую высокую руку... [В оригинале здесь и далее пропуск, по-видимому, неясного текста].

А иные промышленные люди подавали челобитные во 158 году ему, Семену Моторе, чтоб служилым и промышленым людем по той наказной памяте ... с ним, Семеном; да с ним же, Семеном, посланы служилые люди.

И в прошлом во 157 году Ленского острогу служивой человек Михайло Стадухин пошел морем с Колымы реки вперед на Погичу реку; а в прошлом во 158 году сентября в 7 день пришел с моря назад на Колыму реку. А с Колымы он, Михайло, писал в Ленской острог воеводам Василью Никитичи) Пушкину с товарыщи, что бежали де они, Михайло с товарыщи и с беглыми служивыми людми, морем вперед семеры сутки, а людей де нашли не-болших коряков и языков переимали; а на роспросе языки сказали, что «люди де впереде есть, а реки де впереде никакой не знаем».

И он, Михайло, послыша те роспросные речи и покупя того ж нашего погрому ясырей, учал смышлятца в те ж новые места, на ту ж Анандыр реку, где отпущены мы, служилые и промышленые люди. И учал он, Михайло, с товарыщи и с беглыми служивыми людми с Ярофейком Киселевым с товарыщи изгонять и всяко угрожать; и дорогою, идучи по Анюю и по Анандырю рекам, корм, и оружие, и всякой промышеленной завод, собаки и нарты силно имал и между нами рознь чинил, чтоб та государева служба заложить, завистию своею не хотя нас видеть в царском милостивом призреньи. Да он же, Михайло, на Колыме реке товарыщев наших, промышленных людей Матюшку Калинина да Кирилка Проклова, с беглыми служилыми людми били и ясырю у него, Кирилка, взяли силно, напрасно. А в той его, Михайлове, обиде и во всей его похвалбе подана у нас на Колыме реке в ясачном зимовье служилым людям Мокею Игнатьеву да Ивану Иванову Пермяку изветная челобитная.

А как мы пошли с Колымы реки, и в верху Анюя реки на каменю, переняв аргишницы иноземские, за ними ... в поход ходили. И государевым счастьем, взяли ходын-ского мужика в оманаты доброго, именем зовут Чекчо, а братьев у него – четыре брата родных, а он пятой, и иных родников много. А взяли мы того аманата марта в 24 день. А к родникам своим посылал Чекчо и велел им быть к нам на кош с государевым ясаком в четвертой день.

А тот Михайло Стадухин пришел с Колымы реки в верх Анюя реки марта в 26 день и стал станом своим подле нас близко. А как те иноземцы пришли к нам с ясаком, и взяли мы государева ясаку под того аманата девять соболей. И тот Михайло с товарыщи в те ж поры об ясачном сборе учинил стрелбу из оружья, не ведомо для чего, и тех иноземцов отогнал. А мы его, Михаила, унимали, и он нас не послушал. А чаяли, что мочно было с тех иноземцов государева ясаку и болше того взять, потому что иноземцов было немало, человек с полета и болше.

А как мы перешли на Анандыр реку, и он, Михайло, по первой своей похвалбе, идучи дорогою, росплоша приказного у нас служиваго человека Семена Мотору силно к себе взял, и держал у себя он девять ден. А пришел он, Семен, к нам на дороге в десятой день, а сказал он, Семен: «Садил де меня Михайло Стадухин в колоду. А вымучил де у меня в колоде он, Михайло, таково писмо, чтоб мне, Семену, с товарыщи на Анандыре государевы службы особне не служить, кроме его, Михаила, и быть под началом у него, Михаила».

Да апреля в 23 день на Анандыре реке Семен Мотора с товарыщи дошли до ясачного зимовья Семейки Дежнева с товарищи, с промышлеными людми двенадцать человек. И яз, Семейка Дежнев, с товарыщи с ним, Семеном Моторою, с товарыщи стали государеву службу служить с того числа вместе и аманатов кормить сообща. А у меня, Семейки, с товарыщи два аманата анауляне взяты вновь, Колупай имя одному, а другому – Негово.

А тот Михайло Стадухин, обошед то ясачное зимовье, погромил анаулских мужиков. А на погроме побил их, анаулей, много и тех ясачных мужиков Колупая и Негова отцов и родников их погромил. И яз, Семейка, с товарыщи пришел к тому анаулскому острожку к нему, Михаилу, с товарыщи и стал ему говорить, что делает он негораздо, побивает иноземцов без розбору. И он, Михайло, говорил: «То де люди неясачные, а толко де они ясачные, и ты де поди к ним и зови их вон из острожку и государев ясак возми с них». И яз, Семейка, стал им, иноземцом, говорить, чтоб без боязни вон вышли и дали б государев ясак. И тех анаулских аманатов родник стал подавать из юрты государю в ясак ополники собольи. И он, Михайло, учал, ополники из рук вырвав, меня, Семейку, бить по щекам в том, что яз стал государеву службу служить с Семеном Моторою с товарыщи сообща, потому что мы люди невеликие. И стал он, Михайло, на нас риитца и всякими обычаями изгонять. И мы, служивые и промышленые люди Семен Мотора и яз, Семейка Дежнев, с товарыщи, служилыми и с промышлеными людми, бегаючи и укрываючись от его, Михайловы, изгони, пошли мы осенью нартяным путем вперед на захребетную реку Пянжин для прииску и приводу под государеву царскую высокую руку вновь неясачных людей. И у нас на ту реку ведомых вожей не было. А ходили мы три недели и реку не нашли. И мы, видя нужную голодную и холодную смерть, назад на Анандыр воротились.

Да в прошлом во 159 году осенью по полой воде послал он, Михайло, служилых и промышленых людей девять человек вниз Анандыру вниз реки к анаулям. И те иноземцы анаули тех служилых и промышленых людей побили всех, а сами они сбежали вниз Анандыру реки далеко и с государевым ясаком к ясачному зимовью не пришли. И мы ходили к ним, анаулям, вниз Анандыру реки. А у них сделан острожек. И мы их из острожку вызывали, чтоб они государю вину свою принесли и ясак бы государев с себя дали. И они, анаули, стали с нами дратца. И как нам бог помог взять первую крайнюю юрту, и на острожек взошли, и мы с ними бились на острожке ручным боем, друг за друга имаяся руками. И у них, анаулей, на острожке норовлено готовой бой: колье и топоры сажены на долгие деревья да и ножи, потому что за убойство руских людей ждали они на себя руских людей.

И убили они у нас служилого человека Суханка Прокопьева, да трех человек промышленых: Путилка Афанасьева, Евтюшку Материка, Кирилка Проклова. Да служилых людей Пашка Кокоулина на том приступе топором и кольем изранили в голову и в руку (и он, Пашко, немочен был всю зиму), да Артюшку салдатка ранили из лука в лоб, да промышленых людей Терешку Микитина ранили из лука в переносье, да Фомку Семенова, да Титка Семенова на съемном бою изранили кольем.

И бог нам помог тот их острожек взять и их, анаулей, смирить ратным боем. А для государева ясаку взяли мы лутчего мужика Когюню, а тот Когюня и с родниками сказали, что «прежде сего мы государева ясаку с себя не плачивали». И тех прежних анаулских аманатов отцы их Каллик и Обый с родниками своими по прежним своим угодьям стали жить по старому.

И пришед на них анаулской же мужик Мекерко с родниками своими летом тайным обычаем, тех аманатов отцов побили и всех родников их на смерть. И в прошлом 160 году месяца ноября тот же Мекерка с родниками, тайным же обычаем пришед, и Когюню и родников его всех побил на смерть же и.....их. И декабря в 7 день анаулской аманат Колупай да родник его Лок били челом государю, чтобы их государь пожаловал, шли б на того Мекерку мы служилые люди и промышленые, и их бы смирили ратным боем, что «побил де он, Мекерка, отца и родников наших, а вперед де он, Мекерка, тем же обычаем и вас государевых служивых и промышленых людей, хочет побивать». И Семен Мотора и я, Семейка Дежнев, с товарыщи на того Мекерка с родниками в поход ходили и призывали его, Мекерку, под государеву царскую высокую руку. И он, Мекерка, с родниками учинился не послушен и стали нас стрелять, и убили служивого человека Семена Мотору, а служивого Пашка Кокоулина ранили в плечо и в стегно из лука, да Федотка Ветошку из лука ж ранили в колено, да промышленого человека Стенку Сидорова из лука ж ранили в руку. И мы жен и детей их всех поймали, а он, Мекерка, с родниками ушли, иные ранены.

И торговой человек Онисимко Костромин и промышленые люди Васка Бугор с товарыщи били челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии, а челобитную подали за руками нам, Семейке и Микитке, чтоб нам быть у твоей государевы казны, и у аманатов, и у всяких государевых дел по наказной памяти, которая дана на Колыме реке от сына боярского Ва-силья Власьева да целовалника Кирила Коткина Семену Моторе, и их промышленых людей ведать нам, Семейке и Микитке.

Да во 159 году, генваря в 12 день шли от нас с низу Анандыру товарыщи наши промышленные люди Мишка Захаров да гостиной сотни торгового человека Василья Гуселникова приказчиков его Безсонка Астафьева да Офонки Андреева покрученик их Ефимко Меркурьев Мезеня, да Петрушка Михайлов, Фомка Семенов в верх Анандыру реки, в ясачное зимовье, ко государеву аманату Чекчю и к товарыщем нашим к Семену Моторе с товарыщи с кормом и с одеженком и со всяким борошнишком. А те наши товарыщи, живучи у государевы казны и у аманата, помирали голодною смертию, кормились корою кедрового, а что было неболшое место свежей рыбы, и то пасли и кормили помаленку государева аманата, чтоб ему, с нужи оцынжав, не помереть, и нам бы за то от государя в опале и в казне не быть.

И послыша то Михайло Стадухин, что идут в ясачное зимовье товарыщи наши, и он, Михайло, переняв на дороге, товарыщев наших пограбил, корм, и оружье, и платье, и собаки, и нарты, и всякой борошень и завод силно взяли, а их, товарыщев наших, били. И в том у них бою и грабеже изветные челобитные поданы до умертвил; а во 160 году под того аманата Чекчоя взяли государева ясаку...

И того ж 160 году пошли мы в судах на море, чтоб где государю учинить прибыль болшая, и нашли усть той Анандыру реки корга, за губою вышла в море, а на той корге много вылягает морской зверь морж, и на той же корге заморной зуб зверя того. И мы, служилые и промышленые люди, того зверя промышляли и заморной зуб брали; а зверя на коргу вылегает добре много, на самом мысу вкруг с морскую сторону на пол версты и болше места, а в гору сажен на тридцать и на сорок; а весь зверь с воды с моря на землю не вылегал, в море зверя добре много у берегу; а потому всего зверя на землю не выжидали, что ясачное зимовье вверху Анандыри реки и рыбные ловли высоко в шиверах, а корму у нас нет, и того б рыбного промыслу не проходить и не опоздать, и голодною смертью не помереть бы.

А на ... пришли 160 году канун Петрова дня и Павлова, верховных апостол, а с корги мы пошли вверх по Анандырю июля в 17 день. А зверей промышлять ходили четырежды, и зверь прилегает скоро на землю. А во 162 году зверь вылегал пожже, первой промысел был о Ильине дни; а потому вылегал пожже, что льды от берегу не отнесло. А которые промышленые люди поморцы, и они сказывают, что в Руском де Поморье столь много зверя того нет. А положили мы в государеву казну, служилые и промышленые, того рыбья зубу весом три пуда, а числом четырнадцать.

А во 161 году мы, Семейка и Микитка с товарыщи, лес добыли, а хотели с государевою казною отпустить морем в Якутцкой острог; и яз, Семейка, с товарыщи то ведаем, что море болшое и сулои великие о землю близко, без доброй снасти судовой, и без доброго паруса, и якоря итти не смели. И иноземцы говорят: не по вся де годы лды от берегов относит в море. А горою через камень государевы казны с невеликими людми через многие неясачные люди розных родов выслать не смели, потому что служивые и промышленые люди на государевых службах побиты, а иные промышленые люди отошли к Михаилу Стадухину: Матюшка Кальин, Калинко Ку-ропот, Семейка Зайко, Богдашко Анисимов, а кто для чего ушел, и тому записка покойного Семена Моторы, а с записки список под сею отпискою.

Да в прошлом во 161 году ходили мы в поход на неясачных людей чуванзей. И они, люди оленные, сами ушли и жен и детей увезли. А которые были робята не-болшие, и они, после того скопяся, многие люди, и тех робят отбили, да служивого человека Ивашка Пуляева убили, да четырех человек промышленых: Мишку Захарова (да гостиной сотни торгового человека Василья Гусельникова, приказчиков его Филку Данилова ранили в плечо, да Васку Маркова в стегно, Платка И канона в руку), покрученика Ефимка Меркурьева Мезеню, Ивашка Нестерова, Фомку Кузмина. И потому та государева казна не выслана, чтоб она не утерялась, и царскому бы величеству в иноземцах поносу не учинить и служивые б и промышленые люди не погибли.

А в прошлом во 162 году, зимою и весною, ясачные люди ходынцы, аманата Чекчоя братья и родники их, говорили, что де «во 163 году перевезем де государеву казну всю через камень на оленях на Анюй реку, толко де родником нашим дадите ль железа всякого делного?» И того ж 162 году апреля в 27 день с Колыми реки пришел охочей служивой человек Юрья Селиверстов, а с ним охочие служилые и промышленые люди. И тех ясачных иноземцов, Чокчоевых родников, он, Юрья, дошед к ним от ясачного зимовья во днище или как те иноземцы многие приходили в ясачное зимовье по вся дни, и он, Юрья, обошед ясачное зимовье, тех иноземцов разгромил, корм и всякой их промышленой завод поймал, а самих их иных ранил и на смерть убил, и в аманаты взял ясачного мужика Лулаи и брата его родного Чокчоева Кеоту.

Да того ж 162 году он, Юрей, отходя к морю, при собе изготовил с отписками в Якуцкой острог промышленого человека Аверку Мартемьянова от нас тайно, зависти ради не хотя он, Юрья, нас, холопей и сирот государевых, видеть в его царском милостивом призренье. А сам он, Юрья, нашею службою и происком хочет быть в государеве жалованье. Писал де он, Юрья, в Якуцкой острог, что ту коргу и морского зверя и заморную кость зверя того приискал он, Юрья, преж сего, как был с Михаилом Стадухиным, а не мы служивые и промышленые люди. И то он писал ложно, потому, знатно, что в прошлом во 158 году писал с Колымы реки Михайло Стадухин: ходил де он, Михайло, с товарыщи с Колымы реки морем вперед на Погычу реку; и он, Михайло, бежал де по морю семеры сутки, а реки де не дошли никакой; нашол де он, Михайло, коряцких людей неболших и языков де переимал; а на роспросе языки людей впереде сказали, а реки де впереде не знают никакой; и он, Михайло, с товарыщи и с беглыми служивыми людми воротились на Колыму реку; и он, Юрья, был с ним же, Михаилом.

И что он, Юрья, писал ложно, потому что не доходил он, Михайло, до Болшого каменного носу, а тот нос вышел в морс гораздо далеко, а живут на нем люди чухчи добре много. Против того ж носу на островах живут люди, называют их зубатыми, потому что пронимают они сквозь губу по два зуба немалых костяных. А не  тот, что есть первой Святой нос от Колымы, а тот Болшой нос мы, Семейка с товарыщи, знаем, потому что розбило у того носу судно служивого человека Ерасима Онкудинова с товарыщи, и мы, Семейка с товарыщи, тех розбойных людей имали на свои суды и тех зубатых людей на острову видели ж. А от того носу та Анандырь река и корга далеко.

Да мы ж, Семейка и Микитка, с товарыщи, с служивыми и промышлеными людми, для государевы службы дали ему, Юрью, с товарыщи два судна, деланые готовые кочи, со всею снастью... и карбас, чтоб у них государева служба, без судов и без снасти в год не застоялась и путем бы не испоздать к морскому промыслу, и чтоб государеве казне учинилась прибыль болтая. А приняв суды, он, Юрья, сам смотрил и людей и товарыщев своих досматривать посылал, и те суды к морскому ходу... А в тех судах и в снасте и в карбасе он, Юрья, нам и отпись дал. И он, Юрья, одно судно потерял своим небе-реженьем, опоздав поры гораздо, к тому судну послал невеликих людей, а под то судно с горы вода подошла, и круг жить стало не можно, и то судно он, Юрья, покинул. И мы тех его, Юрьевых, товарыщев, которым было быть на том судне, розняли их по иным своим судам; и пошол он, Юрья, к тому морскому промыслу с нами вместе.

Да того ж 162 году апреля в 10 день взяли мы для государева ясаку из неясачных людей чуванзей два мужика, одному имя Легонта, а другому Попдонзя, а взято с них государева ясаку соболь да пластина соболья. А иные родники их, которые с теми ходынскими ясачными людми, которых он, Юрья, громил, вместе были, хотели притти с государевым ясаком в ясачное зимовье, детей своих в перемену привести; и они, от того Юрьева погрому убояся, отошли к иным родникам своим вдаль. А как он, Юрья, юрты взял, и он на юртах жил три недели.

Да в нынешнем во 163 году, как пришли в ясачное зимовье те иноземцы, ясачные люди аманата Чекчо с братьями и с родниками своими, и мы у них про тех чуванзей спрашивали: «Для чего они с государевым ясаком в ясачное зимовье не пришли?» И Чекчой с братьями сказали: «Видели де мы родников их невеликих людей две юрты, и они де пошли сыскивать иных своих родников, а хотели они быть с государевым ясаком вместе».

А тот Чекчой в нынешнем во 163 году ноября в 16 день посылан был к родникам своим, чтоб они государевым ясаком промышляли и пришли б в ясачное зимовье. А оставливал он, Чекчой, в свое место в аманаты жену свою да двух робят, сынов своих. А пришел он, Чекчой, в ясачное зимовье с братьями и с родниками своими марта в 19 день и бил челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии, а нам, Семейке и Микитке, с товарыщи подал челобитную, что «в нынешнем де во 163 году, осенью, приходили де из за камени от Пянжина реки многие немирные коряцкие люди, и наших де родников многих побили, да и нас де погромили, жен и детей наших поймали и оленей де отогнали, и всегда де нам от тех людей, всякая обида и убойства и грабеж, и нам де те люди не в мочь; и чтоб их государь пожаловал, послал бы на тех людей своих государевых всяких служилых людей, с ними ясачными людьми вместе, и тех бы коряцких людей смирил; а мы де в нынешнем во 163 году для того государевым ясаком промыслить не могли и государевы казны за камень на Анюй реку не повезли, что де на нас в нынешнем году пало два погрома: один де от руских людей, от Юрья с товарыщи, а другой де от коряцких людей; а повезем де мы государеву казну и ясак де государев заплатим против прошлого 162 году вперед во 164 год и с прибылью».

Да прошлого ж 162 году, на корге ходили мы на коряцких людей, что от той корги живут недалеко и на коргу под нас тайно убойства для приходят, и зверя морского моржа промысляют для корму. И мы – яз, Семейка с товарыщи, на них ходили, и дошли их четырнадцать юрт в крепком острожке, и бог нам помог, тех людей разгромили всех, и жен их и детей у них поймали. А сами они ушли, и жен и детей лутчие мужики увели, потому что они люди многие, юрты у них болшие, в одной юрте живет семей по десяти; а мы были люди невеликие, всех нас было двенадцать человек. А на той драке того ж Пашка ранили из лука, а он убил мужика из пищали в висок.

А река Аиандырь не лесна и соболей по ней мало, с вершины малой листвяк днищей на шесть или на семь. А иного черного лесу нет никакого, кроме березнеку и осинника. И от Малого Маена кроме талника нет лесу никакого. А от берегов лесу не широко, все тундра да камень. А той реки Аиандыре чертеж с Оиюя реки и за камень на вершину Анандыру, и которые реки впали болшие и малые, и до моря и до той корги, где вылягает зверь. А ходу с вершины Анандыру до ясачного зимовья с камени грузными нартами недели две или болше.

А государевых всяких дел писать не на чом, бумаги писчей мет... и чтоб государь нас пожаловал своим государевым аманатом для рыбной ловли, сетями нового заводу на мережы и на пущалницы. А болшой промысел здесь пущалницами, потому что река каменная, крутая, коли бывает осень дождлива, и той осени езов у нас не живет, что вода велика. А рыбы красной приходит много, и та рыба внизу Анандыру от моря идет добра, а вверх приходит худа, потому что та рыба замирает вверху Анандыру реки, а назад к морю не выплывает. А белой рыбы добываем мы мало, потому что сетей добрых у нас нет, емлем мы новые сети ценою в долг рублев по пятнадцати и болши. А государевых аманатов тою красною рыбою кормить мы не смеем потому, чтоб им, с того нужного корму оцынжав, не помереть и нам бы от государя за то в опале и в казне не быть. А пасем мы им и кормим потолику белою рыбою. А людей у нас заводных пришло мало, платным и сетяным и всяким заводом должитца не у кого.

А государева ясачного сбору со 158 году и всего, что и выше сего писано, на 158 год взято государева ясаку под аманата Чекчоя девять соболей. А во 159 году того аманата Чекчоя братья и родники его не приходили к ясачному зимовью, потому что де корму не было и они де розошлися вдаль по промыслом. А на 160 год взято под того аманата государева ясаку шесть соболей да пять пластин собольих, а на 161 взято семь соболей да пять пластин, а на 162 год взято государева ясаку четырнадцать соболей да двенадцать пластин собольих, а на 163 год взято семь соболей. Да с анаул взято на 160 год два соболя. Да во 161 году с промышленых людей, с их промыслов, собрано десятинной соболиной казны восмь соболей с пупки, да с судных дел за пошлинные денги два соболя да пластина соболья да тринадцать пупков собольих. А во 163 году собрано десятинных три соболи да пупок, а за пошлинные деньги с судных дел взято пять соболей да три пупка собольи. А денежного сбору всего у пас два рубли четырнадцать алтын две денги. Да покойного Семена Моторы денежного сбору два рубли двадцать девять алтын две денги. Да 162 году за пошлинные денги взято соболь. А тому ясачному сбору с кого что взято, каков зверь, и которого году, и десятинному сбору, и с перекупных соболей, и по челобитным за пошлинные денги, что взято соболми и денги – и тому всему книги у нас на Анандыре реке в ясачном зимовье.

Да служивой человек Иван Пуляев убит на государеве службе, а изустную память оставил в ясачном зимовье своею рукою, что по смерти статки свои в государеву казну отписал. И мы те статки в государеву казну взяли; а что его статков, и то в его изустной памяти писано, а с той изустной памяти список с сею отпискою послан. А за ясырь его, Иванову, взято на промышленом человеке Сидорке Емельянове тридцать соболей; па Трепке Курсове за бабей кожан взято четыре соболи; па Пашке Кокоулине за холстишко старое, да за прядено за три пасма, за малахай недорослиной, за сумочку, за лоскутиш-ко за сеть взято три соболи. За свечи взято из доимки пять соболей на Степанке Каканине. За ягоды, да за торбосы, да за огниво взято пластина соболья на Гришке Бурке. За лодку взят соболь да две гривны денег на Сидорке Емельянове. За лоскут за сеть взято две гривны на служивом человеке Васке Бугре. За икру да за мясо взято четыре соболишка на Васке Маркове. За штаны ровдужные, да за таушканину, да за лоскутишко за сеть взята пластина соболья на Сидорке ж. По кабале за четырнадцать соболей взято пуд кости, семь зубов, да три соболи на служилом Ивашке Яковлеве; да за воем рублов за десять алтын взято тридцать три фунта рыбья зубу, а взято на нем за одеяло шубное за три рубли, да за котел, да за десять чиров за пять рублев за десять алтын. ... на Семейку Дежнева кабала во шти рублях, а взял он топор, да собаку, да сетку волосяную. Торговой человек Анисимко Костромин взял лоскут сети, да ровгуду, два фунта свинцу, блюдо оловяное, пистолет, плат холщевой да клуб, кабала на него взята в семи рублях с полугривною. На Андрюшке салдатке за крест, да за десять... да за сеть за мережпую, да за сковороду взята на нем кабала в трех рублях в двадцати алтынех. На Семейке Дежневе за фунт за свинец, да за два клубка нитей, да за иглы, за прядено, да за платок полотняной, да за собаку взята кабала в четырех рублях. На Федотке Ветошке с подпищиками за двадцать чиров, за фунт за свинец, за ладан, за холст за два алтына, за шапку (вершек красной с околом), за клуб, за тетивы пущальничные взята кабала в восми рублях в двадцати девяти алтынех. А его, Ивана, кости рыбья зубу осталось шесть пуд, а числом сорок три кости, а иной всякой мелочи с его руки с изустной послана перепись.

Да во 159 году февраля в 1 день промышленые люди Платонка Иванов да Пашко Семенов, пришед в ясачное зимовье к Семену Моторе с товарыщи, извещали Семену на Михаила Стадухина, что де он, Михайло, хочет своим войском итти к его, Семенову, зимовью и хочет де разграбить, а служилых людей побить; и они де, Платко и Павел, того не хотя, от него, Михаила, отошли. А те их речи записал промышленой человек Ивашко Федоров Казанец, а в их места к речам руку приложил служивой Евсевейко Павлов. А та их записка не послана ж, а послан с той записки список.

И тот Ивашко Казанец и Евсевейко Павлов пришли от него ж, Михаила, и челобитные подали к нам, что служить- государева служба им с нами. И в прошлом во 162 году, как пошли мы к морю, и тот Евсевей с караулу от государевы казны и от аманатов сшел служить государеву службу к охочему служивому человеку к Юрыо Селиверстову. А служивой же Васка Бугор пришел к нам от него ж, Михаила, и служил государеву службу с нами, без челобитной, всякую рядовую, аманатов имал, и в корму, и в карауле; а пришел он на Анандыре того же 159 февраля в... день.

А как ходили вверху Анюя реки в поход и взяли государева аманата Чекчоя. А на той драке пятидесятника Шалама Иванова ранили смертною раною, а помер он на Анандыре реке того ж году июля в 5 день. А Титка Семенова ранили из лука в стегно. Да служивой человек Ветошка на той драке убил мужика, да промышленной Васка Бугор убил мужика ж. А как имали анаулские юрты, и на той драке Пашка Кокоулина, служивого, ранили в голову и в руку; а он, Пашко, откасом мужика сколол. Да Тренку Курсова ранили в руку из лука. А в прошлом во 162 году на море с корги на коряцких людей ходили, и на той драке яз, Семейка, убил из пищали мужика, да на той же драке Пашка Кокоулина ранили из лука в бок; а он, Пашко, убил из пищали мужика.

Да во 161 году майя в 3 день, на Анандыре реке в ясачном зимовье мы, служилые люди – яз, Семейка Дежнев, да яз, Микитка Семенов, прошали у торгового человека у Онисимка Костромина да у промышленых у Васки Бугра с товарыщи к государевой ясачной и десятинной соболиной казне, на место убитого служивого человека Ивашка Пуляева, целовалника. И они в целовалнике отказали, не дали.

Да торгового человека гостиной сотни Василья Гуселникова прикащиков его иокрученика покойного Елфимка Меркурьева Мезени статки его мы пересмотрели и переписали на лицо при людях. И никто за те статки не принялся, и мы их без государева указу в государеву казну не взяли, и положили их в казенной анбар и караулим их до государева указу, и о тех статках как государь укажет. А роспись тем статкам с сею же отпискою.

Да в нынешнем во 163 году марта в 25 день в ясачном зимовье посылали мы с государевою казною служилых и промышленых людей в Якутцкой острог. И они поднятца с государевою казною не могли, «потому что де мы голодны, кормом нужны, едим де мы заморную рыбу киту», в том они и челобитную подали, за руками.

Да в нынешнем во 163 году марта в 26 день в ясачном зимовье охочей служивой человек Юрья Селиверстов прочитал наказную память, которая послана к Михаилу Стадухину. А велено ему, Михаилу, по той наказной памяти, с Анандыру реки выслать служивых людей Семена Мотору с товарыщи, да торгового человека Анисимка Костромина, да промышленого человека Ивана Бугра с товарыщи. И яз, Семейка, от государевы казны тех людей не отпустил, потому что служили мы государеву службу с ними вместе, и что есть государеву казны в сборе, и мы тое государеву казну и отпровадим вместе.

Да роспись, у кого сколко явлено кости рыбья зубу 160 году промыслу да 162 году промыслу, послана под сею отпискою; челобитная служилых и промышленых людей Федотка Ветошки да Онисимка Костромина с товарыщи об нужах послана ж; другая их же челобитная на Митку Васильева послана ж; челобитная служивого человека Микитки Семенова послана ж; челобитная служивых людей Пашка Кокоулина да Митки Васильева об нужах послана ж. Челобитная изветная охочего служивого промышленого человека Данилка Филипова, которой пришел па Анадырь с Юрьем Селиверстовым с охочим служивым, что сказал он, Данилко, государево дело на него, Юрья, послана ж под сею отпискою.

Да 163 году февраля в 10 день мы, Семейка да Микитка, сказали им, служилым и промышленым людем, чтоб им итти с государевою казною, и они сказали: «Дайте де вы нам подумать до марта в 25 день». Мы же, Семейка и Микитка, говорили в другой ряд служивым и промышленым лтодем, чтоб итти до светлого воскресенья за две недели. И служивой Ветошка Емельянов говорил: «Станите де вы меня изгонять, и яз де отойду к Юрью Селиверстову, а казны де мне волотчи не можно». И служивой Салдатко говорил, и промышленые люди Онисимко Костромин да Васка Бугор с товарыщи стали говорить: «Будет де у нас челобитная, за руками, об нуже своей и о кормовой скудости». А Митка говорил: «Я де...». И мы с той поры стали писать отписки, потому что говорили: «Напишите де вы отписки в Якутцкой острог, а мы подадим челобитную. Повольте де вы нам ноне итти с отписками, а нашу челобитную пошлите под отпискою в Якутцкой острог». И как служиВые и промышленые люди написали челобитную, и Митка узнал, что у нас отписки писаны, а бумаги стало толко; и он, Митка, Евсевейковым наученьем и своим умышленьем, стал говорить: «Я де вам в службе не отказывал, тяну де я казну государеву, время испоздав». А железа на подарки иноземцом у нас нет и бумаги у нас писчей нет же.

Да нынешняго 163 году ноября в 21 день взяли мы государева ясаку с ходынского мужика Кеото да с брата его Лулания с охочим служивом человеком с Юрьем Селиверстовым вместе пять пластин собольих, и всякую мы государеву службу служим с ним, Юрьем, вместе. Да в нынешнем же во 163 году марта в 22 день взяли мы в аманаты, для государева ясаку, ходынского мужика, имянем Меягин, сына его родного с ним же, Юрьем Селиверстовым, вместе. А ясаку у него на нынешней 163 год не взято, потому что тот аманат взят поздо. А сказывают аманаты, что де отец у него доброй мужик.

Да в вожах пошел от нас с теми людми, с Сидорком Емельяновым да с Панфилком Лаврентьевым, тот же аманат Чекчой, а в свое место он, Чекчой, оставил. А тот Сидорко и Панфил посланы с отписками до Колымы реки, а на Колыме реке велено те отписки отдать служилым людем или торговым и промышленым, кто будет ходоков. А отписки посланы апреля в 4 день.

Государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии воеводе Ивану Павловичю да дьяку Осипу Степановичи) Ленского острогу служилой человек Семейка Иванов Дежнев челом бьет.

В прошлом во 156 году июня в 20 день с Ковымы реки послан я, Семейка, на новую реку на Анандырь для прииску новых неясачных людей. И в прошлом же во 157 году месяца сентября в 20 день, идучи с Ковыми реки морем, на пристанище торгового человека Федота Алексеева чухочьи люди на драке ранили, и того Федота со мною, Семейкою, на море рознесло без вести. И носило меня, Семейку, по морю после Покрова Богородицы всюда неволею, и выбросило па берег в передней конец за Анандырь реку. А было нас на коче всех двадцать пять человек. И пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, бедной Семейка, с товарыщи до Анандыры реки ровно десять недель и попали на Анандыр реку внизу близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы, бедные, врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенадцать человек. И ходили двадцать ден, людей и аргишниц, дорог иноземских, не видали. И воротились назад и, не дошед за три днища до стану, обночевались, почали в снегу ямы копать.

А с ними был промышленой человек Фомка Семенов Пермяк, учал им говорить, что де «тут нам ночевать нечего, пойдем де к стану к товарыщам». И с ним, Фомкою, толко пошел промышленой человек Сидорко Емельянов да Ивашко Зырянин, а достальные люди тут остались, потому что с голоду итти не могут. А приказали ему, Фомке, чтоб де я, Семейка, послал им постеленко спалное, и парки худые и «чем бы де нам напитатися и к стану добрести». И Фомка и Сидорко до стану дошли, и мне, Семейке, сказали. И я, Семейка, последнее свое постеленко и одеялишко и… [В оригинале здесь и далее пропуск, по-видимому, неясного текста] с ним, Фомкою, к ним на камень послал. И тех достальных людей на том месте не нашли, неведомо их иноземцы розвезли... А что статков записных прикащиков Безсона Астафьева и Офанасья Андреева осталось, и у тех статков оставлен был покрученик их Елфимко Меркурьев и приказано ему...

А в те поры у нас не было подьячих, записывать некому.

А осталось нас от двадцати пяти человек всего нас двенадцать человек. И пошли мы, двенадцать человек, в судах вверх по Анандыре реке, и шли до анаулских людей. И взяли два человека за боем, и ранили меня смертною раною. И ясак с них взяли, и то в ясачных книгах поимяновано, с кого что взято и что взято государева ясаку.

И болше того я, Семейка, у тех анаулских людей, что взял государева ясаку, хочю, и те анаулские люди говорили, что де «у нас соболя нет, живем де не у лесу, а приходят де к нам оленные люди, и те оленные люди придут, и мы де у них соболи купим и ясак государю принесем».

И пришел Михайло Стадухин, к ясачному зимовью не приворачивал и тех анаулских людей погромил. И после того анаулские люди Лок да Колупай ... на прошлые на 159 год и на 160 год дать нечево, потому что де отца его, Колупаева... В нынешнем же де во 163 году апреля в 15 день Колупай и Лок пошли на камень к оленным ходынским мужикам для соболиного торгу на государев ясак. И того Колупая и Лока те ходынские люди отвезли на камень и к ясачному зимовью не бывали. И тот Лок живет по сторонним рекам, а к ясачному зимовью не бывал. А того Колупая те ходынцы убили. А в которую пору Лок и Колупай на камень ходили, и без них родников их побил анаулской князец Микера всех до смерти.

А с Ковымы реки итти морем на Анандыр реку есть нос, вышел в море далеко; а не тот нос, которой от Чухочы реки лежит, до того носу Михайло Стадухин не доходил. А против того носу есть два острова, а на тех островах живут чухчы, а врезываны у них зубы, прорезываны губы, кость рыбей зуб. А лежит тот нос промеж сивер на полуношник, а с рускою сторону носа признака: вышла речка, становье тут у чухочь делано, что башни из кости китовой. И нос поворотит кругом к Онандыре реке подлегло, а доброго побегу от носа до Онандыри реки трои сутки, а боле нет. А идти от берегу до реки недале, потому что река Анандырь пала в губу.

А в прошлом во 162 году, ходил я, Семейка, возле моря в поход, и отгромил я, Семейка, у коряков якутскую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что де «Федот и служилой человек Герасим померли цынгою, а иные товарыщи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не знаю де куда». А что я, Семейка, государева ясаку взял соболей, и та соболиная казна на Анандыре реке. Служилого человека убитого Семена Моторы статки взял служилой человек Никита Семенов.

Служилой человек Евсейко Павлов, которой сбежал из Ленского острогу, служил он, Евсейко, с Михаилом Стадухиным, и от Михаила сбежал же и служил со мною, Семейкою; и от того Евсейка промышленым людем обида великая, и промышленые люди в обидах на него, Евсейка, бьют челом; и он, Евсейко, под суд не даетца. В прошлом во 161 году, в походе, бил челом на него, Евсейка, промышленой человек Терешка Никитин в обиде. И стал на суду говорить невежливо, о посох оперся, и я, Семе-мейка, за то невежество хотел его, Евсейка, ударить батагом. И он, Евсейка, из стана побежал к ясаулу Ветошке Емельянову и промышленым людем, сказал за собою государево дело. А как пришел Юрья Селиверстов, и он, Евсейко, перешел убегом к нему, Юрью. И от того Евсейка Павлова меж служилыми и промыш-леными великая смута.