Многочисленные попытки иностранцев в XVI-XVII вв. узнать, что находится на северо-востоке Азии, не дали результатов. Лишь укрепление России, рост и успехи ее самостоятельной культуры обеспечили решение проблемы.

В XVI-XVII вв. происходит процесс быстрого освоения Россией новой огромной территории на востоке, причем, как уже отмечалось в исторической литературе, сибирские казачки и промышленники прошли через всю Сибирь от Урала до Тихого океана в 60 лет, в то время как европейцам, встречавшим сопротивление местного населения, для того чтобы освоить территорию Северной Америки от Атлантического до Тихого океана понадобилось около 350 лет.

Расширение сведений о востоке Азии было связано с ходом освоения Сибири.

Инициатива движения в сторону Восточной Сибири и прилегающих островов принадлежала не только центральной власти, но и сибирским промышленникам и служилым людям. Частично же поток переселенцев в Сибирь состоял из крестьян, уходивших от гнета помещиков-крепостников и крепостнического государства.

Имея поддержку пермских купцов-промышленников Строгановых, донской казак Ермак Тимофеев, перейдя через Уральский хребет, завоевал в 1582 г. татарский город Сибирь и покорил обширнейшую область на востоке, носившую то же название.

Продвижение России на восток было подготовлено огромным расширением границ России за предыдущие 30 лет.

В 1552 г. была взята Казань, в 1554-1556 гг. – Астрахань. Россия при Иване Грозном получила доступ к Каспийскому морю, а вместе с тем и возможность сношений с Индией и Китаем.

Несомненно, что это обстоятельство ускорило продвижение в Сибирь.

Закрепившись на юге и на востоке, Иван Грозный натравил главные свои усилия на приобретение выходов к балтийскому побережью, ведя с 1558 г. войну в Ливонии. Однако эта война непосредственно не привела к возвращению издревле принадлежащих России земель в Прибалтике. И только при Петре I русское государство получило выход на Балтийское море.

Победы на западе обеспечили возможность прочного освоения восточных земель и продвижения на восток. Однако начало этого движения относится еще « XVI и XVII вв.

300 лет назад не было известно, что находится на крайнем северо-востоке Азии. В 1648 г. Дежнев, Попов и их спутники, как полагают, всего 90-105 человек, на семи кочах [1] вышли в поход с Колымы и обогнули Азиатский материк с северо-востока, пройдя из «Ледоватого» океана в Тихий; они прошли знаменитый Анианский пролив. Об этом проливе были 'получены конкретные сведения, была доказана разделенность проливом Азиатского и Американского материков.

Дежнев сделал географическое открытие огромной важности. Это открытие имело не только научное, но и практическое значение.

Теперь после трехсотлетнего юбилея похода Дежнева мы можем подвести итоги научной разработки вопроса об этой экспедиции, использовав и новые материалы.

Если говорить об исследовательской работе по этому вопросу в дореволюционный период, то наиболее крупным событием в этой области явилось опубликование работы Г.Ф. Миллера, который в 1736 г. нашел отписки и челобитные Дежнева в Якутском архиве и сообщил ученому миру и широким кругам общественности об этом походе. Правда, Миллер дал очень примитивный анализ найденного им материала. Полностью значение этого похода им не было оценено, но, во всяком случае, его работа представляет до сих пор интерес. Историк Сибири Словцов в 1838 г. пришел к выводу, что Дежнев не совершил морского похода кругом севера Азии. Это ненаучное, неправильное заключение Словцова было через много лет подхвачено американским географом Франком А. Голдером, который в свсих работах, изданных в первой четверти XX в., стал отвергать факт похода Дежнева морем вокруг северо-восточной оконечности Азиатского материка.

В 90-х годах прошлого столетия впервые появились публикации документов о Дежневе Н.Н. Оглоблина. Сейчас от использования этих публикаций лучше воздержаться, настолько много в них искажений. Однако статьи Н.Н. Оглоблина – фактографические, лишенные обобщений, представляют известную ценность по своему материалу,

По существу изучение проблемы Начато советской исторической наукой.

Большой вклад в изучение вопроса сделал Л.С. Берг. После его работы уже нет нужды доказывать, что Дежнев совершил поход через Анианский пролив, теперь носящий название Берингова. Л.С. Берг, проанализировав все имеющиеся сведения, хотя и допустил некоторые неточности, но убедительно доказал, что Дежнев совершил поход вокруг северо-востока Азии.

После исследования Л.С. Берга эта проблема в науке снята. Однако остались споры относительно того, знали ли современники Дежнева, что он прошел Берингов пролив, и знали ли об этом в последующие десятилетия. Есть данные, которые говорят, что об этом знали. Эти сведения несомненно отразились на общей идее карты Сибири, составленной «тщанием» тобольского воеводы стольника П.И. Годунова, родственника царя Бориса Годунова. На карте Петра Годунова морской путь вокруг севера Азии показан свободным. Есть много других данных, которые говорят, что об этом походе знали. В частности, работая в архивах, мы нашли дополнительные известия о том, что население северо-восточной части Азии помнило о походе Дежнева. Аналогичные материалы недавно опубликовал С.И. Баскин.

Но отмечая, что о походе Дежнева многие знали, все же, придерживаясь строгой исторической объективности, приходится признать, что в конце XVII и особенно в начале XVIII в. об этом походе стали забывать. Новые попытки пройти вокруг севера Азии оказались неудачными. Картография это отразила. Показательное, решающее значение имеют карты С.У. Ремезова, крупнейшего картографа XVII – начала XVIII в.

Это никоим образом не колеблет нашего вывода об огромном историческом значении открытия Дежнева и о большом его влиянии на ход исторического процесса.

Вернемся теперь к работам советских историков о Дежневе. Большой вклад в науку внесли работы С.В. Бахрушина о сибирской торговле и служилых людях XVII в. [2] Исследователь не может пройти мимо полезной книги В.А. Самойлова «Семен Дежнев и его время», вышедшей в 1937 г. Однако новые материалы в ней не привлечены. Такой же характер носит и книга С.Н. Маркова «Подвиг Семена Дежнева», изданная в 1947 г.

В новом издании «Люди русской науки» под редакцией академика С.И. Вавилова есть статья проф. М.Г. Кадека о Дежневе. Однако эта интересная статья отражает уже пройденный в науке этап. О Дежневе писали и делали доклады Л.С. Берг, Б.П. Орлов, В.Ю. Бизе, Д.М. Лебедев, А.И. Андреев, Н.Н. Зубов, С.И. Баакин и другие авторы в порядке отдельных экскурсов. Специальным же исследованием данной проблемы в Ленинграде, в Арктическом институте, занимался М.И. Белов, который опубликовал в 1948 г. книгу «Семен Дежнев». Ее автор работал в архивах Москвы и Ленинграда, нашел интересные документы, проанализировал и опубликовал их. Автор этой книги поддерживает мысль о том, что поход Дежнева – не случайная удача смелого сибирского казака, не его индивидуальное предприятие, а частица мощного миграционного движения, частица северного потока, который с огромной силой пробивался be восток по северному краю Азиатского материка.

В работах М.И. Белова привлечены новые документы, которые помогают уточнить ряд моментов биографии Дежнева. Весьма ценны некоторые неопубликованные новые документы б подготовке походов Дежнева, как первого, так и второго.

Историю географических открытий, как и историю любых культурных достижений, мы не можем рассматривать вне их классового содержания. Надо четко сказать, что дает право Дежневу, Атласову, Козыревскому и Шелихову на благодарную память, в чем их заслуги.

Мы признаем известное прогрессивное содержание процесса капиталистического развития, имевшего свои исторические предпосылки. Мы не забываем при этом, что прогресс в обществе с антагонистическими классами идет через усиление угнетения народных масс и через усиление классовой борьбы. Мы помним, как резко Маркс обличал первоначальное накопление.

Своими походами землепроходцы способствовали расширению знаний человечества. Они не только достигли новых, неизведанных ранее мест на суше и на морях, они составили их описания и нанесли их на карты. В отписках, челобитных и «репортах» русских землепроходцев и мореплавателей часто содержится и ценный этнографический материал.

Прежде всего поставим вопрос, проходил ли кто-либо путем Дежнева до него или Дежнев был первым.

Имеются сведения, что до Дежнева этот путь был уже пройден русскими. Приведем эти сведения. В первом русском литературном журнале, в издававшихся Академией наук «Ежемесячных сочинениях и переводах...» (т.III за 1769 г.), опубликована анонимная статья [3], где говорится, что честь открытия островов и нового архипелага на Тихом океане принадлежат царю Ивану Васильевичу II (на самом деле II был Иван Иванович, а Иван Васильевич был IV), что он пожелал узнать о границах Сибири на севере и востоке, а также обо всех племенах, населяющих эти края. С этой целью была послана экспедиция, которая вернулась в царствование его сына Федора Ивановича. В документах старых сибирских архивов говорится в статье, имеются данные, которые указывают, что эта экспедиция сделала важное открытие в Арктике. Она прошла морем к Чукотскому мысу и достигла берегов Камчатки. Затем наступило смутное время. В течение правления узурпатора Бориса Годунова, а затем при Самозванце сделалось невозможным послать новую экспедицию. О многих открытиях забыли [4].

Наконец сообщаются еще сведения весьма общего характера о том, что Иван Грозный был заинтересован в открытии северного пути в Китай, но это указание ни в коей мере не может служить для опровержения приоритета открытия Дежнева.

Общий вывод анонимной статьи: в сибирских архивах есть сведения, что Берингов пролив был пройден русской экспедицией до Дежнева. Но документов, подтверждающих эти данные, нет. Мы зарегистрировали эти данные, но принимать их за бесспорные не можем.

Имеется еще другое сведение по данному вопросу. В России в 1852 г. по оригиналу, а в США в 1934 г. по копии было опубликовано письмо настоятелю Валаамского монастыря от миссионера этого монастыря Германа, который прибыл на Аляску я 1794 г. Прибыв туда, Герман получил известие, что на Аляске живут русские.

Эти русские якобы при царе Иване Грозном бежали от его гнева в 1571 г. из Новгородской земли и поселились на Аляске [5]. Но никаких достаточных оснований признать это известие за бесспорное свидетельство, что путь через Берингов пролив был пройден до Дежнева, мы не можем.

В юбилейный период, связанный с трехсотлетием похода Дежнева, найдены различные документы о семье Дежнева.

Семен Дежнев был женат на местной «женке», звали ее Абакай. У него был сын, казак, который впоследствии участвовал в походе Атласова.

Известно, что сам Дежнев, будучи в Москве после похода, в виде особой милости просил царя дать разрешение отпустить с ним в поход его племянника с женой. В челобитной Дежнева говорится, что племянник его – Ивашко Иванов – живет на Устюге Великом «...ни в тягле, ни в посаде – скитаетца меж двор и с женою своею Татьянкою Григорьевою дочерью...» Следовательно, племянник Дежнева не был крепостным, а был вольным человеком. Если только Дежнев происходит из тех же мест, где жил его племянник и где сейчас живут его сородичи Дежневы (в 50 км от Великого Устюга), то Дежнев не посадский человек, а крестьянин, лично свободный, «от скудости своей» переселившийся на новые земли, в Сибирь.

Относительно имущественного положения Дежнева в дальнейшем нет полного единодушия. М.И. Белов считает, что Дежнев – бедняк, а Н.Н. Зубов считает его богачом. Когда в Москве надо было выдать Дежневу жалованье за 19 лет, то пришлось получить царское разрешение. Казаку причиталось 128 руб., 1 алтын, 4 деньги. Получил Дежнев в Москве за 19 лет службы 126 руб., 6 алтын, 4 деньги, да сукнами «две половинки темно-вишневых, да половинка светлозелена» [6].

Можно ли считать, что сумма, выплаченная Дежневу, была столь велика, что царская казна испытывала затруднения при выплате ее, а Дежнев, получив ее, стал богачом? Нет. Выплата рядовому казаку Дежневу жалованья за 19 лет была для казны Русского государства малоощутимой операцией. Затруднение возникло вследствие того, что платить надо было за 19 лет назад, а это был редкий случай. Поэтому понадобилось царское разрешение.

Наконец, такой факт: в 1661 г. в докладе окольничьего Р.М. Стрешнева «а имя Алексея Михайловича указывается, что Дежнев с товарищами напромышляли «моржовой кости» (моржовых клыков), как тогда еще говорили – «рыбьего зуба», 230 пудов, по цене 60 руб. за пуд, на 13 800 руб., на колоссальную по тогдашнему времени сумму [7]. В отписке воеводы Якутского острога стольника Ивана Голенищева-Кутузова от 3 января 1664 г. упоминается, что за сданную Дежневым «рыбью кость» (моржовые клыки) ему выдано, по общему положению, процентное отчисление соболями 500 руб. [8] Эта сумма является огромной, если учесть, что в XVII в. на Енисее и Лене можно было купить небольшое речное судно за 5 руб.

Дежнев по своему происхождению и по материальному положению никак не принадлежал к людям богатым. Разбогател Дежнев в последний период своей жизни (он умер в Москве, в 1672 или 1673 гг.) [9].

Перейдем от моментов биографического порядка к основному вопросу – о характере и значении экспедиции Дежнева.

Прежде всего, на какую эпоху падает поход Дежнева? В 1618-1648 гг. в Западной Европе шла грандиозная тридцатилетняя война, кончившаяся поражением Габсбургской империи и Вестфальским миром. В Англии началась буржуазная революция. В первые годы революции Англия выключилась из активной внешней политики. Во Франции имели место почти одновременно народные движения в Париже и других городах и реакционный мятеж феодальной знати – фронда.

Русское государство на западе начало присоединение Украины. Внутри Русского государства основным фактом явилось завершение закрепощения крестьян, послужившее одной из причин переселенческого движения из центральных, особенно северных, областей Руси в Сибирь.

За короткое время со времени похода Ермака в Сибирь русские прошли весь Азиатский материк от Урала до Тихого океана.

Конечно, проникновение русских в Сибирь началось задолго до похода Ермака. Новгородцы, как мы знаем, неоднократно бывали там еще в XI и XII вв. При Иване III русские совершили большой поход в Югорскую землю, на р. Обь, под предводительством Курбского, Черного и Салтыкова-Травнина. Но, как мы указывали, только со времени похода Ермака (1581-1584) начинается массовое движение на Восток.

Во второй половине XVI в. русские плавали на Енисей. В 1600 г. князь Шаховской достиг Пясины. В первые годы XVII в. на р. Таз была построена первоначальная Мангазея [10].

В начале XVII в. (до 1620 г.) русские промышленники дошли до Таймыра. Остатки их зимовки были найдены в 1941 г. и обследованы в 1945 г. экспедициями Главсевморпути. Таким образом, еще до Норденшельда эта область была достигнута русскими. Открытие данного поселения является одним из свидетельств о движении русских переселенцев на восток по северной окраине Азиатского континента.

Освоение Сибири поставило задачу ее географического описания. Мнения о дате составления первых карт в России расходятся. По одной версии первые карты России появились в 1462-1505 гг. при Иване III, деде Ивана Грозного. Другие относят появление первых карт ко времени Василия Ивановича IV (1505-1533) и считают, что затем, при Иване Грозном, эти карты были переписаны и дополнены [11]. Маршрутные чертежи Сибири стали составлять с конца XVI в. Генеральный чертеж Сибири, составленный в России на основании правительственного указа в 1627 г., до нас не дошел (некоторые подвергают сомнению даже факт существования этого чертежа), но описание его («Роспись»), либо приложенное к нему, либо возникшее позже как самостоятельный документ, сохранилось.

Предполагают [12], что именно текстам этой «Росписи» является опубликованная А. Титовым «Роспись Сибирским городам и островам» [13]. В этой «Росписи» имеется упоминание о Мангазее. К сожалению, рукопись, опубликованная А. Титовым, обрывается на полуслове. Полностью ее текста найти до сих пор не удалось [14]. Таким образом, по частично опубликованному тексту нельзя сделать вывода о степени знакомства ее составителя или составителей с северо-востоком Сибири. Некоторый свет на этот вопрос проливает дополнительный и исправленный в 1627 г. текст описания к «Книге Большому чертежу». В этом описании из перечисленных рек самой восточной является Лена [15].

В 20-х годах XVII в. до Лены добрались мангазейцы из Нижней Тунгуски через Чечуйский волок и Вилюй. В 1628 г. Василий Бугор опять побывал на «славной в свете и великой реке Лене» [16].

В 1630 г. у Ленского волока возник Илимский острог.

В 1631 г. новый енисейский воевода Ждан Васильевич Кондырев отправил на Лену казачьего сотника Бекетова и поручил ему построить острог. Бекетов в 1632 г. поставил там Ленский (Якутский) острог на «месте, называемом Чуковым полем, тесном и низком, которое ежегодно топило вешнею водой» [17]. В 1642 г. острог, который в 1636 г. уже назывался городом, перенесли на другое место на 10 верст выше по Лене. Там построили острот с оградой в 333 сажени с пятью башнями. Внутри находились две церкви, воеводский дом, каменные амбары и другие строения. Острожками селившиеся в Восточной Сибири русские называли поселения местных жителей, часто укрепленные земляным валом и палисадом. В дальнейшем острожками или острогами стали называться и укрепленные русские поселения. При острогах имелась тюрьма для аманатов, т. е. заложников из числа местного населения. Слово «острог» в некоторых случаях стало служить для обозначения тюрьмы. Но в данный период острогами назывались эти укрепленные поселения.

В 1633 г. казаки Ребров и Илья Перфирьев, спустившись вниз по Лене, прошли морем до Яны, а через 3 года Ребров открыл устье Индигирки. Иван Ерастав и Дмитрий Михайлов (он же Зырян Ярило) прошли с Индигирки на Алазею морем, а в 1641 г. Михаил Стадухин с Оймякона поплыл вниз по Индигирке и достиг морем Колымы. Д.М. Лебедев считает, что трудно установить точную дату достижения Стадухиным Колымы, однако отмечает, что в 1643 или 1644 г. Стадухин уже поставил на Колыме зимовье [18]. Первым на Колыме был основан Средне-Колымский острог. В партии Стадухина находился и Семен Дежнев [19].

Тихий океан впервые был достигнут русскими не на его северном участке, у Берингова пролива, а в южной его части – в Охотском море. Партия атамана Дмитрия Копылава, посланная в 1636 г. из Томска, в 1638 г. заложила в 100 верстах от устья Май Бутальское зимовье. В 1638 г. оттуда отправилась «на Большое море – Окиян, по тунгусскому языку Ламу», партия под начальством Ивана Юрьева Москвитина, отделившаяся от Копылова. Отряд перешел с Алдана на Маю и Юдому и волоком достиг р. Ульи, причем Москвитин дошел до впадения Ульи в Охотское море, где прожил 2 года [20].

Первые карты побережья Охотского (Ламского) моря были составлены Курбатом Ивановым не позже 1642 г. на основании экспедиции Москвитина. Чертежи эти, по-видимому, погибли, по сведения о таком чертеже сохранились в челобитной Курбата Иванова от 1642 г. [21]

Стоило только передовикам из южного ответвления потока переселенцев достичь Тихого океана, как начались походы на Амур Пояркова (1643-1646) и Хабарова (1647-1651). Поярков составил подробное описание и чертеж Амура. Чертеж Амура привез и Хабаров.

Одно из ответвлений потока переселенцев направилось к северо-восточному краю Азиатского материка.

Документы говорят, что при весьма суровых климатических условиях Арктики поселенцы на Севере, используя богатейший в то время рыбный промысел, охоту на ценного пушного зверя, обложение ясаком местного населения и весьма выгодную неэквивалентную торговлю с ним, обеспечивали себя всем необходимым, а некоторые из них имели и большую наживу.

Впереди этого потока переселенцев шли не крестьяне-хлеборобы, а промышленники и служилые люди. В этом авангарде переселенцев уже имелась значительная социальная дифференциация. Капиталы для этих предприятий давали обычно крупные купцы – москвичи, устюжане, курские купцы и т.п. Предприниматели не сами отправлялись в трудные, полные лишений походы, а посылали своих приказчиков, как, например, Федота или Василия Гусельниковых. У них были работники – беднота, «покручники», работавшие по найму, по договору. Наконец, немалую роль в этом людском потоке играли «гулящие люди», бежавшие от своих помещиков или от наказания царскими властями.

Перед служилыми, торговыми и промышленными людьми стояли цели «проведывания» и приобретения новых землиц (и островов) с необложенным ранее данью населением, приведение их «под высокую и крепкую государеву руку», выполнение военно-стратегических задач (укрепление и расширение государственных границ) и экономическая задача сбора огромной по своей ценности дани – ценной пушнины, «рыбьего зуба» и т.п.

Однако трудно провести четкую грань между служилым и промышленным человеком [22]. Дежнев не получал жалованья 19 лет, снаряжался в путь на дальнюю реку (на Анадырь) на свой кошт. А вот сведение о другом служилом человеке, одно, время близком к Дежневу, Юшко Селиверстове [23] Он, отправляясь на Анадырь, получил ссуду от воеводы Дмитрия Францбекова.

О масштабах тортовых операций и операций по сбору ясака в Сибири свидетельствует то, что торговля с Сибирью в середине XVII в. давала треть доходов всей царской казны. Только в четырех городах, Мангазее, Томске, Енисейске, Туринске, как указывает В.А. Самойлов [24], в год знаменитого исторического похода Дежнева, в 1648 г., одной десятинной пошлины купцы заплатили 17905 руб. Это означает, что только через эти города вывезено мехов па 179 тыс. руб., что равноценно примерно млн. золотых руб. [25]

Вот еще пример, свидетельствующий о больших масштабах операций купцов и промышленников на востоке Сибири. В июле 1642 г. была сделана «выпись» из таможенной книги Ленского острога, выданная участнику экспедиции Дежнева Федоту Алексееву, приказчику А. Усова, при отпуске его на реки Лену и Оленек для рыбной ловли и соболиного промысла [26]. Из документа видно, что у служащих Усова было при отправлении в поход 700 пудов ржаной муки, медных котлов 4 пуда, 2 пуда олова, 20 фунтов одекуя (синего бисера), мелкого и большого, и еще 10 фунтов бисера, 100 аршин сукна, 350 сажен сетей невода, 100 аршин холста и другие товары, а всего у него было «хлебного запасу и промышленного заводу и русково товару» по ленской таможенной оценке на 1025 руб., что при тогдашней стоимости золотых денег составляло значительную сумму. А это лишь один ив нескольких приказчиков Усова. Сам же Усов – один из многих купцов, торговавших в Сибири. Как указывает С.В. Бахрушин, крупнейший знаток сибирской торговли, в своей статье «Торги гостя Никитина в Сибири и Китае», у этого купца имелись агенты на Урале, в Маигазее, Енисейске, Якутске, Илиме, на Селенге, в Нерчинске и Китае, вплоть до Никанакого царства, т.е. Южного Китая.

Как показывают материалы архивов, незадолго до похода Дежнева в Якутске и в Нижне-Колымском остроге производились огромные торговые операции, снаряжались большие экспедиции «промышленных людей». Один из документов характеризует в какой-то мере и всю экспедицию Дежнева. В 1638 или 1639 г. купец Василий Усов был на Устюге Великом «в таможенных и кабацких головах и у ямского дела» [27]. В этом гаду он отпустил «в сибирские городы с товаром для торговли» своих приказчиков колмогорца Федота Алексеева сына Попова и устюжанина Луку Васильева сына Сиверова, дав Попову, как явствует из текста документа, кроме товаров, денег 3500 руб. Дальнейшая судьба этих приказчиков Усова такова: Лука Сиверов на ленском волоке заболел и постригся в монахи, а Федот Алексеев Попов со всем имуществом, которое ему было доверено, «пошел на великую реку Лену, а с Лены пошел в неведущия земли, и вести про него лет с восьми и более не бывало».

Теперь же, пишет Усов, ему «ведомо учинилось», что тот Федот Попов «объявился в живых, а есть ли у него имущество или нет, неизвестно». Усов просит приказать Федоту Попову, когда он придет в Якутский острог, с имуществом явиться в Москву в Сибирский приказ, одновременно вызвав и его, Усова. Царь приказал, как только приказчик Усова выйдет на Лену, «у него животы переписать и перепечатать и дать его на поруки, что ему стать на Москве со всеми животами» [28].

Слух этот, как известно, оказался ложным. Федота Алексеева уже не было в живых, он погиб. Но документ весьма интересен, так как из него мы узнаем, что у Федота Алексеева Попова, отправившегося вместе с Дежневым в неведомые земли, было денег 3500 руб. и, кроме того, еще какое-то количество товара. Этот документ свидетельствует и о характере экспедиции Попова и Дежнева и вообще об огромном размахе торговых операций в Якутском и Нижне-Колымском острогах, где, между прочим, как говорят об этом архивные документы, в середине XVII в. торговали и «промышляли» десятки и сотни купцов или их приказчиков.

Вот еще один документ, говорящий о размахе мореплавания и плавания по сибирским рекам. В 1640 г. целовальники и служилые люди получали из Енисейского острога суда и материалы для их оборудования, что было связано со сменой целовальников. (Целовальник – целовавший крест, принесший присягу – сборщик пошлин при таможням, дани и податей, хранитель денег, «мягкой рухляди» и другого ценного имущества, поступавшего в казну.) Там находились предназначенные для отправки на Лену 44 дощаника и шитика, 1507 аршин старого парусного холста, 5777 аршин нового холста, 2000 скоб судовых и т.п. [29]

Как видно отсюда, во времена Дежнева применялись не ровдужные паруса, т.е. паруса из оленьих, бараньих или козьих шкур, а паруса из холста.

Раскопки Главсевморпути на Таймырском полуострове показывают, что наши сибирские мореходы еще в начале XVII в. пользовались компасами. Таким образом, нельзя считать сибирское мореходство отсталым.

О том, что поход Дежнева был не изолированным явлением, рассказывают многие документы. Так, 20 марта 1646 г. устюжане Стенька Евдокимов и Лучка Семенов обратились через якутского воеводу с просьбой к Алексею Михайловичу разрешить им построить коч пониже Ленского острога из леса, который они приискали. Воевода приказал: «Записать челобитье, а коч велеть делать». Таким образом, два устюжанина строили коч на Лене незадолго до похода Дежнева [30].

9 июня 1648 г. сын боярский Василий Власьев и целовальник Кирилка Коткин били челом якутским воеводам Василию Никитичу Пушкину, Петру Григорьевичу Стеншину и дьяку Кириллу Осиповичу Супоневу, донося о том, как они совершили походы с Лены на Колыму в 1647 г. Вниз по Лене они плыли 6 недель и «добегали» до «Чюркина розбоя», т.е. до того места, где разбился коч купца Чюркина. Но в море были противные ветры, и до Колымы им дойти не удалось из-за позднего времени и появления льда. 13 сентября они вместе с торговыми и промышленными людьми пошли на Яну и зазимовали на этой реке в Бекочи. В 1648 г. 23 марта «для поспешения государевы службы пошли на нартах на Индигирку реку, а с Индигирки на Алазею». В этом же документе говорится о походах промышленного человека Ивашки Григорьева Крохи на Индигирке, о походе служилого человека Томилко Ильина с Индигирки на Камень и о походах других промышленных и служилых людей. Как видно из этого документа, на сибирских реках к востоку от Лены в 1646-1648 гг. происходили весьма оживленные торговые операции.

7 марта 1646 г. Афанасий и Василий Федотовы (Федотовы – крупные купцы Гусельниковы, принимавшие участие в организации похода Дежнева) просили царского разрешения на постройку в Якутске, «где буде лес приищется, кочишко для соболиного промыслишку наемными людьми» [31].

Воевода приказал записать Челобитие и делать коч. Интересно, что в этом документе в качестве основы для организации соболиного промысла указан наемный труд.

Чрезвычайный интерес представляет челобитная ленского служилого человека казака Герасима Анкидинова (его обычно ошибочно называют Анкивдиновым или Анкундиновым, но во всех документах его имя совершенно четко написано, как показано нами). Эта челобитная относится к 1648 г. Обращена она к царю Михаилу Федоровичу, и в ней, в частности, говорится следующее: «А в нынешнем же во 156 г. (т.е. от сотворения мира 156 г. или 1648 г. – А.Е.) на ту ж новую реку на Анадырь ленской служивой человек Семен Иванов подал тебе государю челобитную» [32]. Нет никакого сомнения, что ленский служилый человек Семен Иванов – это Семен Иванов Дежнев; «...а прибыли, – стоит дальше в документе, – тот служимой человек явил тебе государю 5 сороков десять соболей». Это проливает свет на то, в каком качестве участвовал в историческом походе 1648 г. Семен Дежнев. Как известно, он был приглашен Федотом Алексеевым Поповым и другими промышленниками для организации похода, для его военной охраны, в качестве сборщика ясака и в качестве представителя сибирских властей. Но в то же время Дежнев, будучи, как и большинство служилых людей, одновременно и промышленникам, просит дать ему право участвовать в промысле и за это обещает явить, т. е. представить, властям 210 соболей.

О взаимоотношениях Анкидинова и Дежнева писали много и по-разному. То Анкидинова называли помощником Дежнева, то его злейшим врагом и чуть ли не разбойникам. Что Анкиди-нов был врагом Дежнева, это верно. Он был его соперником, как это видно хотя бы из данного документа. Известно, что, когда коч Анкидинова потерпел крушение, тот отказался перейти на коч Дежнева и предпочел присоединиться к Федоту Алексееву Попову. Дежнев отвечал Анкидинову взаимной нелюбовью. Об этом можно судить хотя бы из одного обстоятельства, которое создало немало затруднений историкам. Во всех документах Дежнев говорит, что он шел в походе на шести кочах, причем слово шесть написано не цифрой, посредством одного буквенного обозначения, а полностью тремя буквами. Дежнев пишет, что он шел на «шти», т.е. шести, кочах. А между тем Миллер говорит о семи кочах Дежнева, и местные жители Сибири надолго запомнили семь кочей Дежнева, и во многих версиях и даже сказаниях говорится о семи кочах, обошедших «Чукотский нос». Зная теперь о взаимоотношениях Дежнева и Анкидинова, можно смело утверждать, что в экспедиции Дежнева – Попова – Анкидинова было семь кочей. Один из этих кочей принадлежал Анкидинову, но Дежнев, относившийся к нему крайне недружелюбно, не считал его участником своего похода, а полагал, что Анкидинов идет отдельно, самостоятельно. Отсюда и повторяющееся утверждение Дежнева о том, что он шел на шести кочах [33].

Вернемся, однако, к общим условиям и событиям, связанным со снаряжением похода Дежнева.

В 1632 г. был основан Ленский острог. В 1633 г. казаки Ребров и Илья Перфирьев, опустившись по Лене, прошли морем до Яны, а через 3 года Ребров, Иван Трастов и Дмитрий Михайлов открыли устье Индигирки.

В 1646 г. Исай Игнатьев из Мезени плавал на восток из устья Колымы .и дошел до губы, населенной чукчами, «Чаунскон» губы, и торговал «немым» способом с местными жителями. Игнатьев привез с собой моржовые клыки и резные изделия из кости.

В июне 1647 г. устюжский торговый человек, приказчик купца Усова Федот Алексеев Попов, и казак из Великого Устюга Семен Дежнев отправились на Анадырь на четырех кочах. Экспедиция эта отправилась, как объяснял Дежнев в челобитной царю Алексею Михайловичу, «для прииску новых неясачных людей», т.е. выполняя государственное задание и в то же время «для промыслу».

Попытки Дежнева, Попова и их шутников пробиться «на новую реку, на Анадырь», были безрезультатны. Путь преградили льды.

5 июня 1647 г. из Якутска на Колыму вторично отправился Михаил Стадухин, имея наказ ехать на р. «Погычу», построить там зимовье, «привесть тамошний народ в ясашный платеж» и проведать о «предъявленном острове». Перезимовав на Яне, Стадухин построил на Индигирке коч и морем пошел на Колыму, где оставался до лета 1649 г. Между тем летом 1648 г. из Нижне-Колымска вышла в свой замечательный поход партия Дежнева – Попова на семи кочах.

Теперь перейдем к вопросу о том, ставил ли Дежнев перед собой какие-либо географические задачи. Во всех новых работах о Дежневе можно прочитать, что он никаких географических задач перед собой не ставил. Это неверно. Из отписок Дежнева явствует, что он просил отпустить его, чтобы проведать «новую реку Анадырь», и ставил себе в заслугу открытие этой реки. А то, что он не знал, какое великое открытие совершил, – это не ставит его в данном отношении ниже Колумба и Джованни Кабота, Бальбоа или Кортеса, которые тоже не представляли себе сущности своих географических открытий.

Какие же географические открытия сделали Дежнев и его спутники?

Они в 1648 г. прошли северным побережьем Сибири и открыли морской путь, обогнув северо-восточную оконечность Азии. Во время этого похода спутники Дежнева достигли, по-видимому, Камчатки, где, возможно, нашлись следы Федота Алексеева – одного из главных, наряду с Дежневым, организаторов экспедиции.

Таким образом, Дежнев не только прошел проливом .между Азией и Америкой и доказал раздельность этих континентов, но, возможно, и открыл Камчатку (он или его спутники) или во всяком случае был одним из первых русских на Камчатке. Мы не знаем точно конечного пункта похода Дежнева в 1648 г., известно только, что с юга на север до р. Анадыря он шел в продолжение 10 недель. Такая большая длительность пути отнюдь не исключает возможности того, что Дежнев и сам был на Камчатке. Однако точных сведений об этом не имеется. Что же касается того, что спутники Дежнева Федот Алексеев Попов и несколько его товарищей побывали на Камчатке, то это более вероятно.

Далее, Дежнев обогнул Чукотский полуостров. Таким образом, он открыл и описал в своих челобитных и отписках легендарный «Табин-Промонториум» (мыс Табин), о котором упоминали еще писатели древности, но который до того был лишь омелой умозрительной гипотезой. Казак из Великого Устюга, смелый русский мореход Семен Дежнев достиг этого легендарного мыса, уже переставшего быть легендой после его похода. Дежнев узнал, что полуостров населен чукотским народом.

Таким образом, Дежнев прошел Ледовитым океаном вдоль северной окраины Азиатского материка, открыл пролив между Азией и Америкой, открыл и описал Чукотский полуостров. Есть предположение, что его люди были на Камчатке. Дежнев оставил нам сведения о двух «Островах зубатых», т.е. Диомидовых островах, теперь называемых островами Ратманова и Крузенштерна. Эти острова находятся как раз в середине Берингова пролива, немного дальше чем в 40 им от азиатского и от американского берегов.

Не исключено, что часть эк след и дни Дежнева открыла Северную Америку со стороны Тихого океана, достигла Аляски и основала там поселение, но с полной уверенностью этого утверждать мы не можем. Ведь могла быть какая-то другая русская экспедиция, о которой пока у нас нет никаких сведений.

Дойдя до Анадыря и поднявшись вверх по реке, Дежнев построил Анадырский острог [34].

Дежнев собрал интересные этнографические сведения. Он первый сообщил сведения о лежащих против мыса двух островках, на которых живут чукчи «зубатые» [35].

О том, что это за зубатые люди, можно прочитать в «Описании земли Камчатки» Крашенинникова, который отметил, что эскимосы, живущие на островах Диомида и в Северной Америке, «за особливое украшение почитают пронимать в разных местах на лице мочки, в которые вставляют разные каменья и кости. Иные носят в ноздрях а анидные перья или грифели длиною около двух вершков; иные кость такой же величины, как под нижнею губою, а иные во лбу такие же кости» [36].

Интересные данные «о зубатых», или «ротастых», эскимосах собрал полковник Плениснер, опустившийся в 1763 г. водою вниз по Анадырю. У устья р. Красной через сотника толмача Никиту Куркина Плениснер получил сведения, которые шли от «лучшего человека» чукчи Хехгигита. Оказывается, на двух островах, лежащих против Чукотского полуострова (островах Ратманова и Крузенштерна), живут люди – не чукчи сидячие или оленные, но «другого рода» (т. е. эскимосы). Далее следует описание костяных втулок у эскимосов с Диомидовых островов: «Самые лучшие их мужики и старшины имеют у себя для украшения их сделанные из моржовых зубов подле рта у нижней губы в прорезанных на обеих сторонах скважинах по одной плоской кости круглой, подобных запайкам, величиною, как прежде бывшие пятикопеечные медные, а иногда и против нынешних гривенников и пятикопеечников серебряных; и те кости они вдевают [в] помянутые скважины во время своего друг [к] другу приезда в гости или во время их жертвы (т.е. жертвоприношения. – Л.Е). По сему и называются зубатые; а когда начнут есть, то те кости из прорезанных скважин вынимают. А как наедаются, так в те же скважины вставляют» [37].

Летом 1649 г. на поиски р. «Погычи» на двух кочах отправился Стадухин. В документах название р. Погычи дается по-разному, как Ковыча, Нандырь, Анандиерь, Андара, Онандырь. Первоначально Погычей называли какую-то восточную реку, относительно которой не было известно даже, впадает ли она в Северный Ледовитый или в Тихий океан. В дальнейшем Потычу стали отождествлять с р. Анадырь. Пройдя 7 дней морем и не получив известия об этой реке от местных жителей, он вернулся на Колыму, привезя некоторое количество «моржовой кости». В этот период от местных жителей были получены сведения о возможности пройти на Анадырь сухим путем. Эти сведения были связаны с походом Булдакова.

Г. Спасский сообщает об этом плавании, что «29 июня 1649 г. Булдаков приплыл в Ленское устье. Из-за льдин стоял там четыре недели» и т.д.

В этом рассказе интересно упоминание о том, что в устье Лены к Булдакову присоединились еще восемь кочей казаков и промышленников, а в Омолоевой губе он встретил еще четыре коча, которые шли с Колымы и Индигирки [38]. В 1649 г. «в Якутске... получено было известие «от языческих народов», что до реки Анадыри скорее можно дойти сухим путем нежели морем, а посему некоторые охотники из промышленников и казаков выпросили дозволения отправиться сухопутно на Анадырь с Колымы-реки. Главным у них был некто Семен Мотора» [39]. Таким образом, местные жители показали якутским казакам и промыш-леникам сухопутный путь на Анадырь. Спасский рассказывает, что Семен Мотора 28 марта 1650 г. пришел в верховье р. Анюя, захватил там несколько ходыпоких жителей и велел им показывать дорогу на Анадырь. С их помощью Мотора прибыл туда 23 апреля в стан к Дежневу. Что же касается Стадухина, то он начал путешествие морем, но дальнейший путь совершил по сухопутью.

Для понимания истории похода Дежнева надо проследить, когда и как были получены первые сведения о Чукотском полуострове, в частности о р. «Погыче» (Анадыре) и о населении Чукотского полуострова. Отметим, что в 40-х годах XVII в. чукчи если не жили, то бывали в устье Колымы.

9 декабря 1641 г. якутский воевода П. Головин сообщил в Сибирский приказ о походах Постника Иванова и Анички Никитина на реки Яну и Индигирку и о плавании по морю Прова Лазарева и Елисея Бузы для поисков реки к востоку от устья Лены. В этой отписке сообщается, что по Индигирке, на юкагирской земле, есть серебро, но где именно – неизвестно. О плавании Прова Лазарева и Елисея Бузы сказано, что они вышли из устья Лены и пошли морем на восток для проведывания «Ламы реки» и иных «падучих рек в море» (т.е. впадающих в море) и «для проведыванья новых неясачных землиц и ясачного сбору» [40].

Плавание Лазарева не позже 1641 г. с намерением попасть морем из устья Лены на Ламу, несомненно, связывается с историческим походом Дежнева, как одно из его предшествий.

В 1641-1642 гг. казаки получили известие, что на р. «Нелоге», или «Нероге», к востоку от Колымы, есть серебро. По тем временам это было сведением первостепенной важности.

В 1641 или 1642 г. Михаил Стадухин побывал на р. Охоте.

Андрей Горелый, служилый человек Ленского острога, посланный в Москву с соболиной казной, показа, что он в 150 г. (т.е. в 1642 г.) вместе с Михаилом Стадухиным и еще 15 людьми через горы отправился «коньми на Омокон реку, а Собачья тож». На Омоконе поставили острожек, были на р. Охоте, «а по той де Охоте реки соболя и всякого зверя много и реки рыбные, через они тое реку на лошадях бродили, и едва лошади в той рыбе перебрели. А река быстрая и тою де быстредью рыбы убивает и па берег выметывает много, и по берегу той рыбы, что дроз лежит» [41]. Эти материалы представляют несомненный интерес.

Иван Ерастов (Бельков, Родионов сын), один из виднейших первооткрывателей новых земель и морских просторов в Сибири и на Ледовитом океане, красноярский казак, впоследствии якутский «сын боярский», участник первых походов по рекам Индигирке, Яне, Колыме в 40-х годах XVII в., в челобитной от 17 июля 1б46 г., написанной с товарищами в Якутскую приказную избу (вместе с енисейскими, как и Дежнев, казаками Федором Алексеевым Чюкичевым, Терентием Алексеевым и Афанасьем Степановым), показал, что в 1641 г. он получил сведения от индигирских князьцов Уянды и Чичина, брата Нягилбы, что вниз по Индигирке «у тундр лесов живут юкагири». На основе этих сведений Ерастов и его товарищи с Дмитрием Михайловым (Зырян Ерила, енисейский казак), а всего 15 человек, совершили поход к олюбенским юкагирам. Представляет огромный интерес то, что на Алазее Иван Ерастов встретил в 1641/42 г. чукчей. По Алазее Зырян, Ерастов и другие дошли до лесных мест и поставили зимовье и острог на краю тундры. Весной в 1643 г. Чюкичев и Терентий Алексеев вернулись в коче морем в Ленский острог, а Ивана Ерастова Дмитрий Михайлов Зырян послал из алазейского ясачного зимовья зимой через гору вместе с Поспелкою Кузьминым назад на Индигирку, чтобы оттуда переслать отписку в Ленский острог и проверить положение в Индигирском зимовье.

Интересно, что Ерастов и Зырян, встречаясь с местными жителями Сибири, подробно расспрашивали их не только о племенах и родах, но и персонально о князьках, об их родственниках и т.п. Встретив представителей нового для них народа – чукчей – и вступив с ними в переговоры, казаки расспрашивали их об обитаемой ими земле, о реках, есть ли соболи и т.п. Таким образом, в 1642-1643 гг. опытные и умевшие методически собирать сведения казаки, оба выдающиеся первооткрыватели восточносибирских рек и земель, Ерастов и Зырян, собрали сведения о Чукотской земле («Челобитная красноярского казака Ивана Ерастова с товарищами»).

Эта первая встреча казаков с чукчами в 1643 г. тоже связана непосредственно с историей похода и открытий Семена Дежнева как один из этапов движения на Восток.

В 1644 г. были получены новые сведения о серебряной руде, а также о жемчуге.

29 сентября 1644 г. ленский служилый человек Лавр Григорьев и Иван Ерастов сообщили о сведениях, полученных от колымского князька аманата Порочи о северо-восточных сибирских реках и о серебряной руде.

Из этого документа явствует, что в 1644 г. Дмитрий Михайлов Зырян Ерило находился на Колыме.

В этом же документе Иван Ерастов и Лавр Григорьев рассказали, что от р. «Налоги» (это все та же «Нерога», или «Нелога») «от вершины пошла река Чюндопа, а впала де та река Чюндона блиско моря в Ковыму реку» [42]. На эгой р. «Нелоге» живут у устья юкагиры (на «Чюндоне»). Как известно, р. Чендон (в документах того времени – Чюндон, Чандон, Чолдон) впадает не в р. Колыму, а в Охотское море, в северной его части. Однако важно, что в 1644 г. уже появились известия, что где-то около Колымы имеется р. Чендон.

В отписке П. Головина сообщается, что енисейский служилый человек Пров Лазарев ходил с енисейским десятником Елисеем Бузою «для проведывания Ламы реки и иных падучих рек в море и для проведывания новых неясачных землиц и ясачного сбору» [43].

Дальше говорится, что Елисей Буза и Пров Лазарев прошли до устья р. Янги, а затем шли морем две недели. Исключительный интерес представляет сведение о том, что, как сообщается в отписке от 9 декабря 1641 г., Елисей Буза из устья Янги отправился морем к устью Ламы, т.е. р. Охоты, имея сведения, очевидно, что Охота впадает в Северный Ледовитый океан, а возможно, даже и не имея точных сведений о том, куда же именно она впадает, но представляя, что из устья Янги можно морем проплыть до р. Охоты. Отметим, что есть две река Яны. Одна впадает в Северный Ледовитый океан, другая – в Охотское море; но Янги ни на новых, ни на старых картах нет. Несомненно, что под Янгой подразумевается именно Яна. В 1633 г. Иван Ребров подал в Жиганске челобитную о разрешении идти «в новое место морем на Янгу реку», причем Л.С. Берг, цитируя это место, после слава Янга ставит в скобках Яна. В челобитной 1639 г., на которую также ссылается Л. С. Берг, Ребров сообщает, что с Янги он отправился по морю на новую сторону – на «Индигирскую реку», «а Собачья тож», «а преж меня, – говорит Ребров, – в тех тяжелых службах на Янге и на Собачьей не бывал никто...» [44]

Это окончательно убеждает исследователей в том, что под Янгой подразумевается Яна, впадающая в Северный Ледовитый океан.

Отписка целовальника П. Новоселова, не ранее 9 сентября 1647 г., свидетельствует об оживленной навигации между Якутским и Колымским острогами летом того года. Новоселов на двух кочах отправился из Колымы еще в 1646 г. и из-за мороза зазимовал на Лене в Жиганах на Красном Песке. В государевой казне, которую он вез, было свыше 3,5 тыс. соболей. На Лене у нижнего столба 10 августа Новоселов видел беглых служилых людей – Ивана Реткина с товарищами. А 19 августа там же был коч сына боярского Василия Власьева и торговых и промышленных людей.

16-го же августа мимо нижних столбов прошло два коча на Оленёк с Козьмою Лошаковым [45].

26 апреля 1647 г. в Якутском остроге служилый человек Михайло Стадухин, который 23 ноября 1645 г. пришел с «товарищы» с Колымы, «в расспросе» сказал, что за Колымой на р. Чукче, впадающей в море, живут «иноземцы», называющие себя чукчи. У Стадухина жила «женка» Калиба, которая прожила у чукчей 3 года. Она рассказывала, что против Колымы есть остров, далеко тянущийся на восток, – этот же остров есть Новая Земля, куда ходят из Поморья с Мезени, и что чукчи переезжают на него на оленях зимой в один день, убивают «морского зверя» (моржа), привозят к себе моржовые головы со всеми зубами и молятся этим головам. Сам Стадухин этого «моржового зуба» не видал, а промышленные люди говорили ему, что они видели у чукчей этот «моржовый зуб» и что все кольца у саней, запряженных оленями, сделаны только из него. Но соболей у этих чукчей нет, так как они живут у моря на тундре. От Колымы до «Погычи» под парусом в хорошую погоду надо идти трое суток и больше. «Река эта /большая, и на ней есть соболи добрые» [46].

В следующем документе имеются сведения, собранные Ерастовым.

10 января 1646 г. якутские воеводы В.Н. Пушкин, К.О. Супонев и дьяк Петр Стеншин писали царю, что в 1646 г. 1 июня они приехали из Тобольска в Якутский острог с 50 служилыми людьми и нашли в Якутске 5 детей боярских да 395 служилых людей, 6 человек духовенства, 2 толмачей, 2 кузнецов.

В этой же отписке сообщается, что Ивашка Ерастов с товарищами, всего 40 человек, «отведали ныне новую землю: вышод из Ленского устья, итить морем в правую сторону под восток за Яну и за Собачью, и за Олозейку, за Ковыму реки – новую Погычу реку», в которую впали другие реки по сторонам. И на этой «Погыче», «и по иным сторонным рекам живут многие иноземцы розных родов, неясачные люди, а ясаку никому нигде не платят, и наперед де, государь, сего и по се число на той реке русских людей никово не бывало. А соболь де у них самой доброй, черной». Воеводы просили разрешение дать казакам на 2 года жалованья и отпустить па ту реку «для привода под государеву руку» неясачных людей и сообщили, что без царского указа, поскольку все должности замещены, они «сверх оклада взять новых людей, дать им жалованье и отпустить на новую реку Погычу не посмели». Однако в том же документе (на 42-м листе) в противоречие тому, что было сказано раньше, говорится: «Да твои же, государевы, служилые люди, которые ныне в те дальные сторонние реки Леной рекою на море, а из Ленского устья вышод морем на правую сторону под восток посланы на Собачью, а на Индигирку тож, и на Ковыму реки, и на Погычу» [47].

Таким образом, вопреки предыдущему сведению, здесь говорится, что в 1646 г. на «Погычу» воеводы уже послали морем каких-то служилых людей. Документы свидетельствуют, что в том же 1646 г. 37 казаков во главе с Ерастовым снарядили два коча для плавания на р. «Погычу», но о самом этом плавании сведений мы не имеем.

В 1647 г. 5 июля в наказной памяти Василию Власьеву говорится: «за хрептом, за Камнем, есть большая река Ковыча, а лесу де на ней мало, а люди де на ней аленные живут многие, и по той де реке соболи есть же, а корм на Ковыме рыба, а да плави, живут оленные и сохатых много ж» [48].

В 1647 г. среди служилых, промышленных и «гулящих» людей Якутского острога созрел план идти на «новую реку Погычу».

Из-за этого вопроса возник конфликт с воеводами.

Поход Дежнева историками непосредственно не связывался с классовой борьбой в Сибири. А между тем связь была прямая, и этот момент весьма важен.

18 апреля 1646 г. служилые люди Якутского острога пятидесятник Курбат Иванов, десятники и рядовые в числе 400 человек писали, что в 1639 г. их послали на Лену из Березова и из Енисейского острога на службу вместе с воеводами Петром Петровичем Головиным, Матвеем Богдановичем Глебовым и дьяком Ефимом Филатовым. Челобитчики писали о своей службе на р. Лене и по иным «сторонним рекам» в острожках и по ясачным зимовьям. Службы эти зимние и летние, конные и струговые, нартные и лыжные. Лошадей, лыжи и нарты приходилось покупать по дорогой цене, делая большие долги у торговых людей. Служилые люди жалуются, что им приходится голодать и есть траву, сосновую кору, коренья и всякую скверну принимать (за нехваткой пищи казаки во время поста иной раз ели скоромное «па погибель своей души ради государевой службы»). А в других случаях, жалуются челобитчики, им и помирать приходилось голодной смертью. Челобитчики пишут, что они собирали ясак с большей прибылью, чем раньше, поставили новый Якутский острог и съезжую избу, сделали новые башни, построили церковь, хлебные и соболиные амбары и т. п. Между тем стольник и воевода Головин с товарищами хотя денежное жалованье платили полностью, но из хлебного 1/3 «выворачивали», т. е. удерживали, «на матери и на женишка и па детишка». Эту треть в некоторые годы семьям выдавали, а в некоторые не давали. Приходилось покупать хлеб по 2, 3, 4 руб. за пуд, так как место бесхлебное. Лошади, которых «на Русе» покупали за 2-3 руб., в Якутске стоили 20-30 руб., лыжи 2 руб., нарты 1 руб., кафтаны 3 руб., а шубы 4 руб. Воеводы же приказали, ссылаясь на царский указ, делать кочи, ладьи и дощаники для царской службы, что и выполнялось, а если кто сам строить не умел, то нанимал за себя людей и платил по 3-4 руб.

15 января 1648 г. якутские воеводы В.Н. Пушкин и К.О. Супонев сообщили в Сибирский приказ о возбужденном состоянии якутских служилых людей. В расписании посылок для ясачных сборов, кроме старых зимовий, упомянуто, что надо еще послать людей и на Колыму и на «Погычу» для ясачного и десятинного сбора и для привода под царскую руку неясачных людей новых землиц. Из этого документа видно, что тем, у кого семьи оставались в Сибири, давали 2/3 оклада, 1/3 же удерживалась для выдачи ее семьям. Холостым давали полное жалованье. Но служилые люди начали отказываться брать жалованье с «выворотом». В частности, 21 июня 1647 г. они повторно по этому делу били челом царю, в их числе четыре боярских сына, пять пятидесятников, в том числе Иван Реткин и Шалам Иванов, и все десятники и рядовые стрельцы и казаки Якутского острога.

В этой челобитной служилые люди протестовали против удержания 1/3 жалованья у семейных, заявили, что служба на р. Лене по сравнению со службой в иных сибирских городах тяжелая, посылки дальние, что служилые терпят голод и нужду и подписывают кабалы и что на Лене хлеб и русский товар стоят лороже, чем в других сибирских городах, вдвое и втрое.

Подав челобитную, служилые люди Якутского острога пришли к воеводам в съезжую избу с большим «шумом», «говорили невежливо» и жаловались на воеводу Петра Головина. Зачинщиками были пятидесятник Шалам Иванов, десятники Василий Бугор, Семен Головачев, Евсевий Павлов и рядовые казаки Ярофей Киселев, Филипп Мартынов, Павел Кокоулин, Иван Пуляев, Федот Солдат и Иван Микитин. Служилые оказали неповиновение и заявили, что пока не дадут полного жалованья и не только мукою, но и крупою и толокном, собирать ясак пойдет только половина служилых людей Якутского острога, а другая половина останется в нем, дожидаясь царского указа об удовлетворении челобитной.

После того как челобитная была подана (1 июля 1647 г.), часть служилых людей во главе с Реткиным, Ивановым и Бугром и ссыльный человек Семенов, забрав ружья, бежали вниз по Лене. В погоню было послано два сына боярских, пятидесятник, два десятника и 20 служилых «в легких стругах» и берегом на конях, чтобы уговаривать бежавших вернуться в Якутский острог. Но бежавшие отказались вернуться. Кроме служилых людей бежали еще и промышленные, в коче и лодках; всего бежало более 50 человек. Среди оставшихся началось «непослушание великое». Далее воеводы сообщают, что еще задолго («по многое время») до побега служилые люди требовали отпустить их без царского указа в новую землю – «в Анадауры», которую «проведал» письменный голова Василий Поярков, и в новую же землю морем на две реки – на Колыму и Погычу. В прежнее ясачное зимовье, где собирался ясак, служилые отказались идти, а кроме того, шесть «выворотчикоз» бежали из Верхоленского острожка с Ленского Илимского волока в Енисейский острог.

На 1648 г. воеводы дали полное жалованье без «выворота» и запросили царя, как платить жалованье дальше. Ответ Сибирского приказа гласил: служилых людей всякими мерами уговаривать. Женатым давать 2/3 оклада, а 1/3 – семьям. Узнать наверное, куда бежали Шалам с товарищами, и о том отписать государю, а бежавших из Верхоленского острожка сыскать в Енисейске и вернуть в Верхолемск.

Вот некоторые детали побега: служилые люди в числе 22 человек и один ссыльный, соединившись со многими промышленными людьми для своего «воровства», т. е. для бунта, насильно захватили у торговых людей хлебные запасы, кочи, малые суда, лодки, забрав с собою ружья и полученное ими денежное, хлебное и соляное жалованье за год, два, а иногда и три, «зделав на том кочу бой на низ Леною рекой побежали на море». Об этом было сообщено царю; помета, сделанная на документе, была весьма осторожного содержания, что если казаки объявятся, их про то расспросить и награбленное без прибавки отдать истцам. Как видно отсюда, власти не хотели обострять конфликт.

В отписке якутских воевод В.Н. Пушкина и К.О. Супонева в Сибирский приказ сообщается, что 1 июля 1647 г. из Якутского острога бежали взбунтовавшиеся служилые люди: два пятидесятника – Иван Реткин и Шалам Иванов, два десятника – Василий Бугор и Семен Головачов и 18 рядовых. Все они, как выясняется из других документов, бежали в 1647 г. 1 июля «на новую Погычу реку», т.е. на Анадырь, и там присоединились к Дежневу, Стадухину или Моторе. Их имена постоянно фигурируют в летописях Анадырского острога, и мы назовем имена этих людей, в большинстве своем близких к Дежневу, однако не участвовавших в его знаменитом морском походе. Вот эти люди: Ярофей Киселев, Иван Пуляев, Павел Кокоулин, Евеевий Павлов, Григорий Онтонов, Филипп Мартынов, Гавриил Фролов, Ортемий Федотов (Солдат), Василий Щукин, Иван Пушкарев, Иван Южак, Иван Яковлев, Григорий Вахромеев, Иван Пенега, Архип Аршин, Василий Вилюй, Парфен Григорьев, Максим Тот-менин и ссыльной человек Мокей Семенов, которого по царскому указу велено было устроить на Лене на пашню [49].

Для понимания истинного характера волнений в среде служилых людей Якутского острога в 1647 г., а эти волнения заслуживают того, чтобы быть отмеченными в общих курсах истории СССР наряду с другими восстаниями середины XVII в., важно существо жалоб 400 якутских служилых людей. Они заготовляли сено в Якутском остроге «про свою нужу на коровенка и на лошаденка» и ловили рыбу «про свой обиход». Воевода Головин приказал брать десятую пошлину (т.е. 1/10 стоимости) с сена и рыбы, в то время как в других сибирских городах с сена и рыбы десятой пошлины не брали.

Причиной недовольства якутских казаков были не только злоупотребления воеводы Головина, но и требование освободить их от десятой пошлины, т.е. оброка с сена и рыбного улова, от постройки судов, от судебных пошлин и других повинностей. Таким образом, речь шла о попытках ввести ряд дополнительных повинностей и о сопротивлении этим попыткам казаков. В Якутском остроге в своеобразной форме продолжалась та классовая борьба крестьян против эксплуатации и гнета, которая происходила и на Руси, и в центральных областях Сибири. Эта борьба якутских казаков оказалась связанной с их планами похода на «новую реку Погычу» (Анадырь).

Одной из главных фигур среди служилых людей, участвовавших в волнении в 1647 г. в Якутском остроге – и едва ли не центральной, – был Василий Бугор. Заслуживает большого внимания тот факт, что Бугор не впервые участвовал в волнениях служилых людей. Еще в 149 г., т.е. в 1640 или 1641 гг., Василий Бугор был в порядке наказания выслан в Енисейский острог вместе со многими другими служилыми людьми. Он продолжал оказывать неповиновение якутским властям и позже, находясь в «Заносье». Так, когда сын боярский Василий Власьев потребовал выдачи Ерофея Киселева и Ивана Пуляева, а Павел Кокоулин и Артемий Федотов (Солдат) связали Киселева, то беглые служилые люди, как указывает Мотора вместе с Михаилом Стадухиным, помогли Киселеву убежать и укрыли его в своем зимовье. Можно полагать, что Василий Бугор имел к этому отношение.

Из расписания посылок казаков по зимовьям, составленного в 1647 г. якутскими воеводами, видно, что много людей посылалось в Даурскую землю: на Охоту и на Улью – 38 человек, на Индигирку, или Собачью, – 17 человек, на Оленек – 14, на Яну – 3. Кроме того, отпущено «для ясачного сбору и новых землиц приводу на дальние реки» на кочах морем, на Ковыму, с Василием Власьевым 15 человек; «в новую ж в дальную землю за Ковыму на Погычу реку» – 10 человек и т.д. Таким образом, 15 января 1648 г. якутские воеводы сообщили, что они послали морем, следовательно летом 1647 г., на «новую реку Погычу» 10 человек [50].

Документы позволяют установить некоторые моменты морского похода Михаила Стадухина па Анадырь, начатого, как и первый поход Дежнева, в 1647 г.

Придя па Анадырь, Стадухин, имевший с Дежневым и Мо-торой «всегдашнюю ссору», не захотел с ними видеться «« вел свои дела особо» [51].

Иначе говоря, на Анадыре со времени прибытия Стадухина имелся уже не один острог, а два – один Дежнева и Моторы, а другой – Стадухина.

Теперь мы приведем некоторые данные о последнем этапе похода Дежнева.

Исследователи вопроса об историческом походе Семена Дежнева не использовали труда большого знатока сибирских архивов Г. Спасского «История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море». Эта работа напечатана в 1821 г. в 15-й части «Сибирского вестника», редактором и издателем которого являлся сам Спасский. Он сообщает, что в 1651 г. казаки Семен Дежнев и Семен Мотора построили на р. Анадыре суда и решили отправиться на них в море для новых открытий. Однако смерть Моторы заставила Дежнева отложить свое намерение [52]. В следующем году Дежнев плавал один на построенных судах вниз по Анадырю до устья реки, где и открыл знаменитую коргу, или мель, далеко простирающуюся в море на север. Добыв несколько «моржовых зубов», Дежнев возвратился в зимовье [53].

В 1652 г. Дежнев приготовил лес на р. Анадыре для постройки коча, чтобы отправить на нем морем в Якутск собранный ясак. Однако из-за недостатка судовых снастей постройку коча пришлось отложить.

Те сведения о Дежневе, которые Спасский относит к 1654 г., представляют исключительный интерес, потому что они дают версию о последнем этапе жизни Федота Алексеева Попова [54]. Сведения эти, очевидно, почерпнуты Спасским из каких-то архивных источников, до нас не дошедших.

В 1654 г. предприимчивый Дежнев с некоторым числом служилых людей отправился опять в поход морем. Он открыл коряков. Далее следует известие о том, что из расспросов женщины, принятой Дежневым за якутку, он узнал, что она была женою купца Федота Алексеева (Колмогорцева) – на самом деле не Колмогорцева, а Попова – и что муж ее вместе с нею плыл на своем коче по «Пенжинскому морю» [55] к разным народам с судами других купцов, «от коих случившеюся погодою коч его отшибло и занесло в Камчатку, где застигла их зима, и на речке Никуле, впадающей в Камчатку, названной по мужу ее Федотовкою, построили зимовье. По наступлении лета он обошел Курильскую Лопатку и Пенжинским морем вошел в реку Тигиль: там и умре...» [56]

Если эти данные верны, что мало вероятно, то во время похода уже почти сомкнулись оба ответвления переселенческого потока: северное – Дежнева и южное – Москвитина.

Г. Спасский сообщает еще одну новую версию – о том, что потомки людей, бывших на пропавших без вести кочах Дежнева, спасшихся от гибели, живут доныне на Котельном острове. Однако нам эта версия не представляется убедительной.

Походы промышленников на восток не прерывались после исторического морского похода Дежнева в 1648 г. Сейчас же вслед за ним двинулись, как мы знаем, Семен Мотора, Тарас Стадухин, Юшко Селиверстов и многие другие промышленники и служилые люди с большими партиями людей [57]. Имеются сведения, что Михаил Стадухин построил в устье Анадыря шитики, в 1656 г. обогнул Камчатку и вышел в Охотское море, на берегу которого построил Тауйский острог. В списке с «Чертежа Сибирской земли», относящемся к 1672 г., уже имеется упоминание о р. Камчатке.

Мы имеем вполне удовлетворительное объяснение тому, почему поход Дежнева не повторялся в ближайшие десятилетия. При тогдашней технике мореходства совершить поход из Колымы в «Восточное море» (Тихий океан) было трудно. Немногим удалось пройти путь свыше 2 тыс. верст на кочах при возможности идти только по ветру и при суровом и неизученном ледовом режиме Ледовитого океана. В XVII в. трудно было рассчитывать на регулярность морского сообщения кругом севера Азии, хотя такие смелые походы совершались и, надо думать, совершались неоднократно еще до Дежнева, а возможно, и после него. Такой поход в известной мере был повторен Берингом, прошедшим через пролив между Азией и Америкой в 1728 г., но уже на базе новой русской морской техники, на парусном боте, ходившем против ветра, па судне, снабженном приборами для астрономических наблюдений и вычислений, географическими картами и при наличии картографов, которые могли составить точные карты в неизведанных ранее областях.

Поход Дежнева переплелся с более ранними или более поздними попытками пройти морем от Колымы или от Якутска па Анадырь. Мы имеем в виду походы Ивана Реткина и Василия Бугра, Ивана Ерастова, Ивана Иванова Черепанова Пустозерца, поход самого Дежнева в 1647 г. и морской поход Стадухина.

Теперь обратимся к той попытке пройти морем на р. Анадырь, которая была предпринята Михаилом Стадухиным.

В 1649 г. с Колымы с наказной памятью от воеводы Ленского острога пошел Михаил Стадухин; к нему примкнул Василий Бугор с товарищами; они «пошли морем вместе на Погычу реку, а назад с моря пришли в Колыму реку».

Таким образом, через год после Дежнева Михаил Стадухин и Василий Бугор (можно полагать, с пятьюдесятью беглыми казаками, промышленными и служилыми людьми) сделали попытку повторить поход Дежнева и пойти морем на Анадырь, но в сентябре вернулись на Колыму, не сумев пройти морем. В 1650 г. Михаил Стадухин вместе со служилыми и промышленными людьми, а также партией беглых служилых людей во главе с Василием Бугром, имея сведения, что «через Онюй и Камень», т.е. Анадырский хребет, можно пройти «на ту ж Анадырь реку», отправились в «Заносье» по сухопутью. Отметим, что в документе сначала говорится о «Погыче реке», а затем вместо «Погыча» сказано: «та ж Анадырь река»; так что в отличие от Г.Ф. Миллера, который на своей карте начала 50-х годов XVIII в. собственноручно нанес Погычу и Анадырь как две разные реки, в челобитной Семена Моторы 1651 г. Погыча отождествлена с Анадырем.

В «выписи» Якутской приказной избы (1653 г.) о службах Евсея Павлова, бежавшего в 1647 г. с Иваном Реткиным «на Погычу», сообщается, что Михаил Стадухин 31 октября 1650 г. писал якутскому воеводе Дмитрию Францбекозу и дьяку Осипу Степанову [58], что в 1649 г. «ходил он, Мишка, с Ковыми реки на новую на Погычю реку в кочах морем и от Ковымы реки бежал парусом семеры сутки, а до Погычи де реки не дошел и поймал языков иноземцов корятцких людей и живут де они подле море на берегу». Эти «корятцкие люди» «в расспросе сказали, что до той Погычи реки блиско не знают, потому что лежит Камень утес и тому де Каменю конца не знают. А которые де служилые де и торговые и промышленные люди Герасимко Онкудинов с товарыщи 90 человек на дву кочах на море розбило преж его, Мишкина, походу, и тех де служилых людей родники их побили. И он де, Мишка, вперед то морю идти не посмел, потому чтоб служилых людей напрасною смертью не поморить».

Из этого изложения отписки Стадухина следует, что он в 1649 г. не пошел морем в «Запосье» (местность за Чукотским мысом, или «носом», район р. Анадыря), узнав от коряков, что «Камень утес» простирается в море неизвестно насколько далеко. От этих же коряков Стадухин узнал, что Герасим Аикидинов и его товарищи на двух кочах потерпели крушение на море и что родники коряков, т. е. соплеменники их, этих людей побили. Тут вскрывается причина того, почему Стадухин не пошел дальше морем: он думал, что морской путь прегражден «Камнем», и боялся, что его постигнет такая же судьба, как Анкидинова, Дежнева и др. (Как видно из сообщения, Стадухин считал, что погибли все 90 человек, отправившиеся с дежневской партией.) Вернувшись на Колыму 7 сентября 1649 г., в том же году Стадухин узнал (в документе не указывается, каким образом), что р. «Погыча» находится «недалеко за горой».

Стадухин имел старые счеты с Дежневым в связи с денежными претензиями и, возможно, именно поэтому назвал руководителем похода не Дежнева, а Анкидинова. Из-за «малолюдства» Стадухин принял беглых служилых людей Василия Бугра, Евсея Павлова «с товарищами» к себе в полк «для государевой погытцкой службы». В дальнейшем Евсей Павлов на р. Анадыре заболел, перешел к Семену Моторе и Семену Дежневу и с ними «по кость рыбья зубу ходил и промышлял» до прихода Юрия Селиверстова [59].

20 июня 1649 г. ходынец Ангара, а также ясачные омоки сообщили Семену Моторе, «что можно де по Онюю реке через Камень перейти с Колымы реки на новую реку Анадырь». Об этом сообщил Семен Мотора в 1651 г. в отписке в Якутскую приказную избу. Из этого же сообщения видно, что весной 1649 г. люди из «якутцкого полка» были в верхней части Анюя; правда, здесь не указано, о каком Анюе идет речь, о Большом или Малом, но обе эти реки почти доходят своими верховьями до Анадырского хребта [60]. Эти сведения о сухом пути на Анадырь были связаны с походом Булдакова.

Г. Спасский сообщает об этом плавании следующее: «... 29 июня 1649 г. Булдаков приплыл в Ленское устье. Из-за льдин стоял там четыре недели» и т. д. В его рассказе интересно упоминание о том, что в устье Лены к Булдакову присоединились еще восемь кочей казаков и промышленников, а в Омолоевой губе они встретили еще четыре коча, которые шли с Колымы и Индигирки [61]. Местные жители показали якутским казакам и промышленникам сухопутный путь на Анадырь [62].

О дальнейшем пребывании Стадухина в «Заносье» известно, что он и его люди в 1651 г. с р. Анадыря зимним путем перешли «на Пенжень реку», там построили суда и в том же 1651 г. «водяным путем» пришли на р. Тогуй, а в 1657 г. водным же путем по морю на р. Охоту [63].

Как видно из сказанного, поход Дежнева и его спутников тесно переплетался со многими другими попытками пробиться на «Погычу».

Дежнев – выдающийся человек, смелый, настойчивый исследователь. У него острый ум, огромная наблюдательность. Ему за все это воздается великая честь. Но следует говорить и о Федоте Попове, Василии Бугре, Михаиле Стадухине, Юшко Селиверстове, Семене Моторе, Никите Ворыпаеве и о многих и многих предшественниках, спутниках и продолжателях дела Дежнева.

После похода Дежнева в «Заносье» [64] назначался из Якутска особый приказчик, что свидетельствует о том, что связи между Якутском и «Заносьем» поддерживались. Кроме того, имеется и много других документов, например о сборе костяной казны в «Заносье», о сборе ясака в Анадырском остроге, об отправке соболиной « костяной казны на оленях на Колыму и др. [65]

Привлечем имеющиеся данные о попытках повторить путь исторического похода Дежнева 1648 г. Такую попытку сделал сам Дежнев, который хотел пройти тем же путем, но в обратном направлении. В 161 г. (1652 или 1653 г.) Дежнев и Никита Семенов «с товарищи» добыли лес и хотели, построив коч, послать его с государевой казной морем в Якутский острог, но узнали, что «сулои [66] великие о землю близко» и без хорошей судовой снасти и хорошего паруса и якоря не решились идти. От местных жителей Дежнев получил сведения, что не во всякий год льды от берегов относит в море.

Два промышленника – Ю. Селиверстов и Е. Курсов Вычегжанин – пишут в 1651 г., что они составили в Якутском остроге полюбовно «складные записи», чтобы идти «Юрью да Овдокиму из Якутского острогу вниз по Лене реке морем на Индигирку и на Ковыму, и Чолдон реки и выные сторонние реки». Они хотели добыть «рыбью кость» и собрать ясак. Оба отправились «на государеве судне, на коче». Как видно из этого документа, в 1651 г. Вычегжанин и Селиверстов обязались совместно плыть из Якутска вниз по Лене на коче, а затем морем на Колыму и на «Чолдон», или «Чендон», который находится в «Ламском» (Охотском) море, недалеко от р. Парень, Для снаряжения экспедиции Селиверстов занял «полтрети тысячи рублей» (т.е. 2,5 тыс. руб.) у даурского служилого человека Усольца. За эти деньги Селиверстов отдал 50 сороков, т.е. 2 тыс. соболей.

19 ноября 1658 г. служилый человек Никита Семенов и промышленный человек Артамон Осипов в отписке якутскому воеводе Михаилу Семеновичу Лодыженскому сообщили, что они «из-за Носья Анадыря реки... челом бьют» и что «пришли мы, холопьи государевы, в Жигаиской острог з государевою казною костяной 166 году рыбья моржевого зуба и собольною, дал бог за море перешла вся здраво» [67].

Из этого документа сделать определенный вывод о морском походе из Анадыря на Колыму, конечно, нельзя, так как ясак мог быть доставлен через Анадырский хребет, затем по Анюю и Колыме, а дальше морем.

Макей Игнатьев и Нехорошко Перфирьев, служилые люди, не ранее сентября 1659 г. жалуются на служилого человека Якутского острога Петра Афанасьева, который в 167 г., т.е. в 1658 или 1659 г., навербовал 16 служилых и промышленных людей на Яне, чтобы идти морем на коче на новую реку Чендон, т.е. в Охотское море. Но Афанасьев, придя на Анюй, на Чендон не пошел, а пошел сухопутьем через «Камень» на р. Анадырь [68].

Документы говорят о том, что в конце 50–60-х годах плавания от Колымы до Якутска и обратно были обычным делом.

В течение ряда лет ясак из «Заносья» перевозился сухопутьем на Колыму, а попытки пройти морским путем, обогнув Чукотский полуостров, временно прекратились.

В отписке С. Дежнева в Якутскую приказную избу, которая датируется не ранее 1 сентября 1659 г., говорится, что «иноземцы возят кость рыбий зуб на оленях, без найму не везут». Иначе говоря, ясак в этом году доставлялся из «Заносья» сухим путем.

Из челобитной чукчи (луороветлана) Иелбуга видно, что в 1656-1657 гг. ему было поручено вместе с другими чукчами отвезти ясак за «Камень» на Анюй. На документе имеется «знамя чукчево» и подпись Иелбуга. В 1657 г. Дежнев и Селиверстов опять послали ясак с Анадыря в Якутский острог с «иноземцами» на оленях.

Обращает на себя внимание огромная энергия Дежнева, который совершает морские походы, строит кочи и дощаники, посылает ясак, собирает «моржевую кость», открыв «коргу», где много кости. Важно отметить, что Дежнев установил настолько хорошие отношения с местными жителями, что мог посылать ценную ясачную казну, например, с аманатом Чекчеем, который на оленях отвез «кость» на р. Анюй, а затем на Колыму (данные от декабря 7164 г., т.е. 1655 г.) [69].

В челобитной казака Евсея Павлова, бежавшего в 1647 г. с Иваном Реткиным, говорится, что он делал и сплавлял струги по р. Анюю, а затем с Колымы плавал на них морем.

Итак, после похода Дежнева морское плавание из устья Лены до устья Колымы стало весьма обычным делом. Однако имеются данные, относящиеся не только к участку от Нижне-Колымского зимовья до устья Анадыря, но и о всем морском пути от Якутска до «Заносья».

В 1660-1661 гг. в «Книге расходной судовых припасов за 169 г.» имеется запись о выдаче коча и судовых снастей казачьему десятнику Ивану Рубцу. В тексте говорится: «Июня в 6 день посланы великого государя на службу за море, на Анадырь реку, десятник казачеи Ивашко Рубец, а с ним послано якутцких служилых людей 6 человек. И тем служилым людем дан коч мерою 8 сажен... да завозу мерою 30 сажен... якорь весом полтретья пуда... да на парус 600 аршин холсту нового, для весу кости рыбья зубу безмен пудовой гиря медная...» Отправлялся Иван Рубец из Якутска на коче длиной 8 сажен морем. Само собой разумеется, что через Анадырский хребет мореходный коч по сухопутью доставить в «Заносье» никакими средствами не было возможно. Таким образом, данный документ свидетельствует о намерении послать И. Рубца на Анадырь морем, причем, в отличие от похода Дежнева, этот поход был назначен не из Нижне-Колымского зимовья, а из Якутского острога.

Мы имеем возможность рассказать и о судьбе этого похода. В следующем 170 г., т.е. 1661 или 1662 г., И. Рубец писал в Якутский острог к стольнику и воеводе Ивану Федоровичу Большому Голенищеву-Кутузову, что в прошлом 169 г., т.е. 1660 или 1661 г., «отпущен он, Ивашко, из Якутцкого острогу великого государя на службу за Нос на коче с служилыми людьми», но что «плоучи вниз по Лене реке повыше Нижнего столба в лайдах (на береговой мели. – А.Е.) коч... с казною погодою розбило августа в 4 день...» [70].

В те же 1661-1662 гг. (как видно из «Книги расходной судов и судовых припасов за 170 г.») был снаряжен в Якутске новый коч для похода на Анадырь [71].

«Июля в 17 день (поскольку эта запись 170 г., событие относится к 1662 г. – А.Е.) посланы великого государя на службу на Анадырь реку ясачные сборщики, служилые люди, десятник казачей Панфилко Мокрошубов да с ним послано якутцких служилых людей 12 человек, и тем служилым людем дан коч новой мерою 8 сажен...» Далее следует перечень разных припасов, причем он совершенно не совпадает с перечнем припасов, которые были даны на коч И. Рубца. Да к тому же в документе оговорено, что служилым людям дан новый коч; следовательно, неразбитый коч Рубца, а другой.

Сведений о выполнении задания в документах не обнаружено.

15 ноября 1661 г. сын боярский Курбат Иванов сообщил в Якутскую приказную избу о плавании по морю и о «корге» с русской стороны на море, очевидно за Чукотским мысом. Курбат Иванов сообщил, что в 165 г. якутские воеводы предложили ему идти вниз по Лене и морем до р. Колымы, а затем вверх по Анюю за «Камень» на р. Анадырь и на море [72].

Таким образом, в 1658 или 1659 г. речь шла о плавании морем только до Колымы. Однако по каким-то причинам – об этом мы скажем ниже – в конце 70-х годов опять встал вопрос о морском пути из Колымы в «Заносье».

В 1679 (187) г. казак Никита Ворыпаев просил в Якутской приказной избе об отсрочке уплаты по кабале 400 руб. торговому человеку Ивану Федорову сыну Катаеву. Мотив для просьбы указан следующий: «...а мне, холопу твоему, ныне сказана твоя, великого государя, служба – идти морем за Нос вожем» [73]. Ворыпаев просил отсрочить ему платеж до возвращения с заморской службы. На эту необычайную просьбу 3 августа последовала такая резолюция: «В-ыску для службы осрочить, а послать паметь, велеть ево выслоть из-за Носья с Иваном Потаповым [казачий десятник Иван Потапов – приказчик Анадырского острога, на смену которому в 1679 г. был отправлен сын боярский Тит Богомолов] с Любимом Козанцовым. А послон он, Никитка, для морскова ходу, что ему тот хот за обычей и от Колымы дорогу за Нос знает, и для того и послон». Этот замечательный документ имеет огромную важность – он устанавливает, что Ворыпаев в 1679 г. был послан из Якутска на коче морем «за Нос» в качестве «вожа», т.е. проводника.

Что речь идет не о каком-нибудь другом «носе», а о Чукотском полуострове, явствует из того, что упоминается приказчик Анадырского острога Иван Потапов и другой анадырец – Любим Козанцов. Кроме того, термин «Заносье» – совершенно определенный географический термин того времени. Но самое любопытное, что этот документ сообщает, что Никита послан для «морскова ходу» потому, что тот ход «за обычай». Это можно понять как указание на то, что этот путь пройден несколько раз. Таким образом, через 31 год после исторического плавания Дежнева имелось сведение, что морской путь из Колымы «за Нос» был известен Ворыпаеву.

Особый интерес представляют материалы о деятельности Дежнева, Стадухина, Моторы, Селиверстова, Захарова, Павлова, Бугра и других в Анадырском остроге и вообще в «Заносье» в 50–60-х годах XVII в. Вопреки существующему мнению «Заносье» имело большое экономическое значение, хотя там не было такой богатой добычи соболей, как, например, на Колыме, а главное значение имел промысел моржовых клыков.

О том, какая масса соболей собиралась в 60-х годах в северо-восточной части Сибири, можно судить по Якутскому острогу, куда свозилась вся пушнина – и ясак и добытая промышленниками, Из челобитной таможенного головы Петра Новоселова (1663 г., не ранее 24 мая) видно, что в 1659 или 1660 г. в Якутском остроге Новоселов собрал только таможенного сбора 3620 соболей с хвостами, 3016 пупков собольих и др., а всего мягкой рухляди на 7584 руб. И алтын и 4 деньги и, кроме того, деньгами 1008 руб. 14 алтын 2 деньги.

В 1660 или 1661 г. собрано в качестве таможенного сбора мягкой рухляди на 6606 руб. 11 алтын 4 деньги и деньгами 1054 руб. 15 алтын полпяты деньги.

В 1661 или в 1662 г. собрано на 6662 руб. мягкой рухляди и деньгами 1395 руб. 1 алтын 2 деньги [74].

Установились довольно оживленные отношения между Якутским и Нижне-Колымским острогами и районом Анадыря.

Таким образом, поход Дежнева не только привел к географическим открытиям величайшего значения – к установлению раздельности Азии и Америки, к открытию «Табин Промонториум» (Великого Северного угла древних), к открытию Камчатки, но и имел непосредственное экономическое значение. С 1649 г. движение по освоению северо-востока Сибири из устья Колымы к Тихому океану переключилось на речные и сухопутные пути по Анюю и через Анадырский хребет.

Вместе с тем документы говорят о еще большем значении движения к Охотскому морю и в Даурию. Так, например, в одном из документов после похода Дежнева предписывается привести в порядок 88 досчаников для плавания в даурские реки и держать наготове 3 тыс. человек для «даурских посылок». Вот что сообщает об этом отписка илимского воеводы П. Бунакова, полученная Сибирским приказом 15 ноября 1657 г.: «по государевой грамоте», посланной в 165 (т.е. 1655 или 1656 г.) в Илимский острог, надлежит держать в готовности «на даурские суда», которые сделаны для даурской службы под начальством окольничего и воеводы князя Ивана Ивановича Лобанова-Ростовского, «и под служилых людей под 3 тысячи человек».

Изучение настоящей проблемы, как частной проблемы великих русских географических открытий, и в то же время изучение освоения русскими побережий Северного Ледовитого и «Восточного» (Тихого) океанов приводит нас к выводу о тесной связи двух моментов – о том, что географические открытия величайшего значения были сделаны русскими с помощью народов Сибири в ходе переселенческого движения на восток. Таким образом, не только устанавливается и подтверждается приоритет замечательных русских географических открытий, но и освещается процесс исторически-прогрессивного массового и прочного освоения русскими Дальнего Востока в ходе борьбы против крепостного права.

Морские походы, во время которых были сделаны великие географические открытия, были подготовлены открытиями служилых и промышленных людей во время сухопутных и речных походов. Важной предпосылкой географических открытий было экономическое развитие северо-востока Сибири. Походы на крайнем северо-востоке Азии и на Тихом океане были трудным делом и стоили многих жертв.

В челобитной от 1662 г. [75] Дежнев сообщает, что во время похода большинство его участников погибло и осталось всего 24 человека, из которых 12 погибли прежде, чем он дошел до Анадыря. Всего из 90 или 105 человек, первоначально участвовавших в походе, имеются сведения об уцелевших 12 (если не считать тех, кто, возможно, достиг Аляски).

Во многих работах указывается, что Семен Дежнев умер в 1673 г. Между тем в 65-й книге фонда Сибирского приказа на 8-м листе в окладной книге денежного, хлебного и соляного жалованья ружникам, оброчникам и служилым людям Якутского острога написано: «...Семен Дежнев во 181 г. на Москве умер». Так как месяц смерти не указан, то датой его смерти следует считать не 1673 г., а один из двух годов – 1672 или 1673 г., исходя из правил перевода дат на наше летосчисление.

В научной литературе до недавнего времени Дежнев изображался героем и едва ли не единственным героем, которому человечество обязано замечательным открытием. Но теперь выдвинута идея о северном ответвлении сибирского колонизационного потока, и Дежнев перестает быть одиночкой, это частица мощного движения, движения огромной силы.

Об этом говорят и дела судебного порядка. Так, в 1685-1686 гг. открыли заговор казаков и служилых людей Якутского острога. В числе заговорщиков был один сын боярский, один атаман, казачьи десятники и несколько десятков рядовых служилых людей.

Заговорщиков обвиняли в том, что они хотели в Якутском остроге захватить «пороховую и свинцовую казну» и бежать «за Нос», на реки Анадырь и Камчатку [76]. По приговору воеводы несколько человек были казнены, а многие закованы в кандалы и сосланы в разные остроги. Двое, которых по нескольку раз поднимали «на виску» и жгли калеными клещами и которым дали свыше ста ударов кнутом, умерли от пыток до приговора. Из этого дела видно наличие классовых противоречий в среде служилых людей и прочего населения Якутского острога.

Из других документов видно, что в «Заносье» часто бежали гулящие люди, беглые крепостные, подлежащие отбытию наказания за различные вины, и т.п.

Таким образом, движение на восток после похода Дежнева не оборвалось. Наоборот, оно продолжалось с большей силой. Исторические его результаты весьма велики.

О научном значении похода Дежнева мы уже говорили. Приведем в заключение еще некоторые данные по этому вопросу.

Выдающийся научный интерес представляет найденная нами сильно поврежденная карта с латинским текстом, хранящаяся в Центральном государственном архиве древних актов под №11 среди карт Иркутской губернии и картографическом фонде Библиотеки Главного архива Министерства иностранных дел. Она значится так: «Карта мест, лежащих между Якутским и Чукотским носом и устьем реки Анадыря». Автор карты не определен. Карта не датирована. В научной литературе и картографических публикациях о ней до находки ее нами упоминаний не имелось. Карта рукописная [77]. Надписи сделаны на латинском языке. Сличение этой карты с другими, выполненными собственноручно Миллером, привело нас к выводу, что ее автором является участник Большой Камчатской экспедиции профессор Российской академии наук Г.Ф. Миллер. Карта составлена им с учетом данных челобитных Семена Дежнева, найденных Миллером в Якутском архиве в 1736 г.

Возможно, что Миллер в части маршрутных данных использовал и чертеж Дежнева, до нас не дошедший. Об этом чертеже Дежнев писал 4 апреля 1655 г. следующее: «... а той реки Анадыре чертеж с Онюя реки и за Камень на вершину Анадыру и которые реки впали большие и малые и до моря и до той корги, где вылягает зверь» [78].

В восточной части карты Миллера имеются и «Онюй» (Анюй), и «Анадыр» (Анадырь), и «Камень» (Анадырский хребет). Найденная нами карта также сделана до моря и до корги (отмели). Имеется надпись «корга». Сравним данные карты с данными отписки Семена Дежнева и Никиты Семенова от 16 апреля 1655 г., где говорится, что «необходимый нос» лежит «промеж сивер на полуношник» [79], т.е. между севером и востоком. На данной карте этот мыс показан под углом 45° между севером и востоком. Дежнев пишет, что «нос поворотит круто к Онандыре реке под лето» [80]. Округлая форма придана мысу на карте Миллером. У Дежнева говорится в качестве признака этого «носа», что с русской стороны (противопоставляя, очевидно, русскую сторону чукотской) имеется речка: «А с русскую сторону признака: вышла речка...». На этом «носе» речка имеется действительно только с русской стороны, но не с чукотской.

Сейчас же после этого Дежнев говорит, что «против того носу два острова, а на тех островах живут чухчи, а врезываны у них зубы прорезываны губы, кость рыбей зуб...» На карте против упомянутой выше речки нанесено два острова с надписью: «Insulae dentatorum», т.е. Острова зубатых. Характерно, что эта карта дает концепцию свободного морского пути вокруг северо-востока Азии. Эту карту Миллер составил не раньше 1736 г., так как он до этого не имел в своем распоряжении материалов Дежнева. Поскольку в 1737 г. Миллер написал работу о плавании русских к востоку от Лены и Колымы, а данная карта по тематике и по нагрузке может относиться к этому времени, тоне исключено, что она относится именно к 1737 г., когда Миллер имел поручение собрать научные данные, которые помогли бы экспедиции избрать себе маршрут для плавания в Америку. В 1741 г. суда Беринга вышли в море, и карта, конечно, была нужна до начала морского похода.

Известно, что Миллер продолжал работать над картой Сибири в 1742-1744 гг. и в 1752-1758 гг. Не Исключено, что работа Миллера над данной картой падает на один из этих периодов, но не позже 1754 г., когда уже была вырезана на доске для печати карта русских открытий на Тихом океане, составленная Академией наук при участии Миллера. В карту 1754 г. данная карта вошла в качестве одного из составных элементов. Однако более вероятно, что карта составлена до 1741 г., поскольку позже Миллер работал над картой, охватывающей и южные районы Дальнего Востока.

Нами впервые найден корректурный оттиск карты Российской Академии наук, относящийся к 1754 г. (издана в 1758 г.). На нем имеется собственноручная надпись Г.Ф. Миллера с указанием о походе Дежнева, что еще раз подтверждает влияние на карты Миллера данных Дежнева. Из широкого использования в работах Миллера данных Дежнева до сих пор еще не сделано должного вывода.

Неоднократно ставился вопрос о том, что Дежнев обязан Миллеру, открывшему якобы Дежнева. Историк Словцов даже назвал Дежнева миллеровеким «выведенцем». Вопрос следует поставить иначе, тогда станет видно, что Миллер был обязан Дежневу и что Дежнев оказал большое влияние на концепцию Миллера в его картах и литературных научных трудах.

Великое открытие Дежнева и его данные оказали влияние, таким образом, на карту Российской Академии наук, вышедшую в свет в 1758 г. на русском и иностранных языках и широко известную в России и в Западной Европе.

Не надо думать, следуя Г.Ф. Миллеру, что о великом географическом открытии Дежнева мир узнал только после того, как в 1736 г. Миллер нашел в Якутском архиве челобитные и отписки Дежнева. Какие-то сведения о походе Дежнева в самом скором времени после его осуществления достигли Москвы.

Так, совершенно фантастичными на первый взгляд кажутся сведения шведа де Родеса о слухах в Москве в 1652 г., относившихся к Америке. Однако эти сведения Родеса все же заслуживают внимания.

Иоган де Родес в молодые годы служил в Швеции у купцов, затем в казенных шведских учреждениях. В 1650-1655 гг. он был с дипломатической миссией в Москве (в качестве комиссара, так как в Москве не желали иметь шведского резидента). В период пребывания в Москве Родес ездил в Архангельск для отправки морем купленной шведами ржи. Сохранились подлинные донесения Родеса королеве Христине. Они хранятся в Стокгольмском государственном архиве и частично опубликованы Б.Г. Курцем в книге «Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям Родеса» (М., 1915) [81].

Значительный интерес представляют сведения Родеса, сообщенные в начале 1652 г. (в январе-апреле) о планах якутского воеводы Францбекова (Фарнсбаха, Фаренебаха, Франзбекова, Франсбекова). Нельзя оказать, что эти сведения отличались полной точностью. Так, Францбекова Родес назвал тобольским воеводой [82], между тем как Дмитрий Андреевич Францбеков был с 1648 г. якутским воеводой. Иногда Родес сообщал сведения, которые не подтверждаются (например, о бегстве Францбекова в Китай), и сам же исправлял сообщенное им королеве неточное сведение; но такого рода неточности можно часто встретить и в донесениях других послов. Донесения Родеса о Московском государстве, в частности о московской торговле, получили широкую известность и признаны важным историческим источником.

В этих донесениях содержится вызывающее законное недоверие известие, связанное с деятельностью Францбекова. Скажем несколько слов о нем. Дмитрий Андреевич Францбеков, ливонский православный немец, первоначально состоял русским агентом в Стокгольме (в 1635 г.), а в 1648 г. был послан воеводой в Якутск [83]. 31 августа 1651 г. он был отозван вследствие жалоб на корыстные поступки, притеснения местных жителей и т. п. При обыске сыщик отобрал у Францбекова имущество (в частности, меха) на 12742 руб. 65 коп., как нечестно приобретенное. В дальнейшем, при поддержке своего брата Ивана, Дмитрий Францбеков был опять назначен на службу на Дальний Восток. В донесении 14 января 1652 г. Родес сообщил, что имеется приказ об аресте Францбекова и что последний, будучи предупрежден об этом, ограбил местное население и бежал через степь в Китай [84]. Через две недели, 31 января, Родес исправил свою ошибку, сообщив, что Францбеков в Китай не бежал, а едет в Москву с большим количеством соболей и других ценных товаров [85].

23 марта 1652 г. Родес сообщил королеве, что Францбеков нашел в прилегающей к Китаю области золото и серебро и прислал в Москву пробы и что в его распоряжение посылают «значительную часть немецких (иноземных. – А.Е.) офицеров и полк», но что потом дело об этой посылке заглохло.

Однако 28 апреля того же 1652 г. Родес опять возвращается к прежнему сюжету, но дает новую версию. Оказывается, 9 апреля «уехали по Волге на нескольких больших ладьях 2000 стрельцов» [86], направленных в Казань [87]. «Как полагают, – писал Родес, – они посланы Францбекову в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решили отправить туда несколько чужестранных офицеров для их предполагаемого путешествия в Америку и чтобы продолжать полное овладение богатой страной, открытой Францбековым» [88].

Известие кажется невероятным – в 1652 г. русские открыли Америку и собираются послать туда большую экспедицию! Сообщение о том, что в 1652 г. или около этого времени русские открыли путь в Америку, и на самом деле получает в дальнейшем некоторое подтверждение. Но чем могли быть вызваны какие-то толки об открытии в 1652 г. Францбековым Америки? Является ли версия о подобных слухах чистейшим вымыслом Родеса или же подобные слухи, хотя и недостоверные, могли иметь под собой хоть какую-нибудь почву?

Вспомним, что Францбеков был назначен якутским воеводой (а северо-восточная оконечность Сибири была в то время подчинена Якутску) в 1648 г., как раз в том году, когда Семен Дежнев начал свой второй, имевший такое большое значение, поход. Правда, Дежнев видел не Америку, а два из островов Диомида, но он побывал в нескольких десятках километров от Северной Америки.

В связи с тем, что в 1652 г. в Москве возникли разговоры об Америке, может находиться и тот факт, что при обыске у Францбекова в 1651 г. были найдены кабалы (т.е. долговые записи) на Юрия Селиверстова, примкнувшего к Дежневу позже во главе отдельной партии. Известно, что как раз за год до распространения в Москве слухов об открытии Америки, в 1651 г., промышленный человек Юшко Селиверстов в отписке Францбекову сообщил об открытиях, сделанных в 1649 г. Францбеков не только был в курсе похода Алексеева – Дежнева. Корыстолюбивый якутский воевода широко финансировал и поход Хабарова в Даурию, т.е. на Амур. Слухи о походе стрельцов в Америку являются явным недоразумением. Очевидно, речь шла о походах в Даурию.

Однако самый факт включение Америки в 1652 г., хотя бы и в порядке слухов, в какие-то политические версии примечателен. Скажем в этой связи о походе Хабарова.

Крестьянин Воложенской волости Устюжского уезда Ярофей Павлов Хабаров в 1628 г. дошел до Мангазеи. Сначала он был целовальником при ясачном сборщике, позже торговым человеком, и, пуская деньги в рост, нажил богатство. В 1649 г. Хабаров снарядил с согласия воеводы Францбекова экспедицию на Амур, собрав на свой счет 177 человек [89]. В 1652 г. Хабаров набрал войско в 900 человек, из них 200 служилых и 700 «охочих». Сведения о походе Хабарова тоже могли дать пищу для толков о каких-то открытиях на Востоке.

Весь этот вопрос о Францбекове интересен и в чисто историографическом плане. До сих пор многие считают, что о походе Дежнева мир узнал только после того, как Г.Ф. Миллер нашел в 1736 г. в Якутском архиве челобитные Дежнева и в результате этой находки в 1742 г. в примечаниях к «Санкт-Петербургским ведомостям» в №50-60 появилась основанная на сведениях Миллера, вероятно, написанная при его непосредственном участии, статья академика X.Н. Винсгейма «Известие о северном ходе Россиян из устий некоторых рек, впадающих в Ледовитое море». Теперь, обратив должное внимание на неосновательные сами по себе слухи об открытии Францбековым Америки, мы можем высказать предположение, что о походах Дежнева в какой-то мере стало известно уже в Москве – и не только в правительственных учреждениях, но и в тогдашнем московском обществе и в дипломатических кругах – уже в 1652 г.

Побывавший в 1711 г. в Анадырском остроге Петр Попов узнал от чукчей, что «и прежде сего русские люди у них чюкоч кочами морем бывали» [90].

Упоминание о том, что русские суда обходили Чукотский полуостров и достигали Камчатки, имеется на карте, вышедшей в Лейдене в 1726 г., и в Амстердаме в 1727 г., и на карте Страленберга, опубликованной в 1730 г. И Беринг в 1725 г. сообщал из Енисейска, что из устья Колымы можно дойти до устья Анадыря, причем он ссылался на «новые Азийские карты» и на свидетельство местных жителей.

Все эти данные говорят о том, что задолго до того, как Миллер нашел в Якутском архиве отписки и челобитные Дежнева, сведения об этом не только были известны в Москве, но и в Западной Европе и нашли свое отражение на картах.

Примечания

1 Кочи – это палубные суда до 9 м в длину, которые ходили на веслах, а под парусом только при попутном ветре.

Шитики имели около 8 м в длину. К днищу, выдолбленному из одного дерева, боковые доски пришивались ивовыми прутьями, отсюда и название шитики. Спасти и канаты обычно делали из ремней, вырезанных из оленьей кожи. Из этого же материала иногда изготовляли и паруса. Такие паруса назывались ровдужными. К якорям, сделанным из дерева, привязывали камни.

2 С.В. Бахрушин. Научные труды, г. III. М., 1955.

3 На эту статью некритически сослался американский историк Г.X. Бэнкрофт в своей работе «История Аляски», вышедшей в И886 г., – это 33 том его сочинений.

4 В сентябре 1949 г. газеты сообщили, что С.Н. Марков нашел в Костроме рукопись сибирского землемера Ивана Ефимовича Кожевина. В этой рукописи, озаглавленной «Практическое географическое описание о Жиганском уезде», приведено под 1795-1799 гг. записанное Ефимом Кожевиным сказание о великих кочах, сплывавших па Лене в море еще до 1632 г. По сообщению С.Н. Маркова, один из трех кочей, вышедших в Ледовитый океан, прошел проливом, отделяющим Азию от Америки, и, обойдя Камчатку, дошел до Гижигипской губы. Третий же коч был отнесен морем к Америке. К сожалению, С.Н. Марков не процитировал полностью соответствующее место документа, так что трудно судить, где кончается текст документа и где начинаются комментарии автора заметки о нем (см.: «Литературная газета», 10.IX 1949).

5 Об этом будет сказано дальше.

6 ЦГАДА, ф. Сибирского приказа, стлб.708, л.358.

7 Там же, стлб.5834, лл. С.7-72.

8 Там же, стлб.762, л.4.

9 Как сказано в справке якутского воеводы, Семен Дежнев служил «на розных собачьих реках» 21 год. Что может значить это выражение «собачьи реки»? Во-первых, известно, что Индигирка называлась Собачьей рекой. Однако предположение о том, что здесь имеется указание о службе Дежнева только на индигирских реках, т.е. на Индигирке и ее притоках, исключается как не соответствующее действительности, следовательно, речь идет о сибирских собачьих реках вообще. Этот термин имеет свое объяснение. В Сибири реки на северо-востоке разделялись на собачьи и оленные. На реках, богатых рыбой, можно было легко заготовить юколу, вяленую рыбу для собак. Это реки собачьи. Яна, Индигирка, Анадырь и Колыма связывались между собой «собачьим зимником». Там же, где рыбы не имелось, или ее было мало, передвигаться на собаках было трудно. Там для транспорта использовались наряду с собаками и олени, это – реки оленные.

10 Слово «Мангазея» происходит, по одной версии, от слова «магазин», по другой – от названия самодийского племени «моназе» (см.: «Сибирский вестник». СПб., 1821, стр.3; М.И. Белов. Мангазея. Л., 1969).

11 См. Е. Замыслооский. О чертежах Сибири XV-XVII вв. «Журнал Министерства народного просвещения», 1891, июнь.

12 А.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири XVII в. Л., 1940, стр. 11.

13 А. Титов. Сибирь в XVII в. М., 1890, стр.23-39.

14 По данному вопросу см. также журнал «Российский магазин», ч.I. СПб., 1822, стр.411.

15 «Книга Большому чертежу или древняя карга Российского государства», пополненная в разряде и списанная в книгу 1627 г. СПб., в типографии горного училища, 1792. Редактором этого издания является И. Н. Болтин.

16 «История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море, обработанная Григорием Спасским». «Сибирский вестник». СПб., 1821, стр. 15 – 16.

17 Там же, стр.15-16. Об одном ,чз первооткрывателей Лены, Пянде, см.: А.П. Окладников. Ленда – Забытый русский землепроходец XII в. «Летопись Севера», т.I. Л., 1949, стр.94-102; И.П. Магидович. Очерки по истории географических открытий. М., 1957, стр.303-308. О Пенде или, точнее, о Пянде писал и Б.П. Полевой з сборнике «Экономика, управление и культура Сибири XVI-XIX вв.» (Новосибирск, 1966, стр. 283-284). Автору этой заметки удалось найти в архиве единственный известный документ, принадлежащий самому Пянде.

18 Д. М. Лебедев. География в России в XVII в. М, – Л., 1948, стр. 53.

19 Из челобитной первооткрывателей Колымы Дмитрия Михайлова и 12 служилых, в том числе М. Стадухина, видно, что 15 июля 1643 г. они находились на Колыме «около стойбищ олеиных людей» (Б.П. Полевой. Находка челобития первооткрывателей Колымы. Сб. «Экономика, управление и культура Сибири XVI – XIX вв.» Новосибирск, 1966, стр. 289).

Из статьи Б.П. Полевого следует, что первое зимовье на Колыме было основано землепроходцами в средней части реки.

20 Д.М. Лебедев. География в России в XVII в. М.–Л., 1949, стр.54.

21 Отметим, что в 1643 г. Курбат Иванов достиг Байкала.

22 Это уже отмечалось в научной литературе. См., например, статью Г. Вернадского «Государевы служилые и промышленные люди XVII в. («Журнал Министерства народного просвещения», 1915, апрель, стр.332 и сл.).

23 ЦГАДА, ф. Сибирского приказа, стлб.534, л.13.

24 В.А. Самойлов. Семен Дежнев и его время. М.-Л., 1915, стр.67.

25 Там же.

26 ЦГАДА, ф. Якутской приказной избы, оп.3, 1642 г., стлб.44, №110, лл. 162-163.

27 ЦГАДА, ф. Сибирского приказа, стлб. 1056. п.I, л.98.

28 Там же, л.98, 98 об.

29 ЦГАДА, ф. Якутской приказной избы, оп.3, 1642/43 г., № 54, л. 4.

30 Там же, on.1, стлб.66, л.44.

31 Челобитная А. и В. Федотовых (Гуселытиковых) в Якутскую приказную избу о разрешении им построить судно («коч») для соболиного промысла. «Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века». М., 1951, стр.203-204.

В случае если человек был знатного рода или занимал большую должность, его именовали по отчеству с «вичем», т.е. в этих случаях говорили и писали не Алексеев, а Алексеевич. Однако такое величание применялось в отношении небольшого круга лиц – воевод, стольников, полковников и т.п. Третья часть именования была прозвищем, кличкой, по нашему фамилией, причем фамилия образовывалась различными способами, часто по месту происхождения, например Елфимка Меркурьев Мезенец, Бориска Иванов Устюжанин, Кирилка Лаврентьев Чердынец. В других случаях роль фамилии выполняла какая-нибудь кличка, например: Мягконос, Аршин – очевидно, человек маленького роста. В одном из документов говорится: «Митька, Михайлов сын, прозвище Ерило»; слово «ерила» означает ярмарка.

В ряде случаев фамилия образовывалась от сословия, к которому принадлежал человек, например Федот Алексеев Попов. При этом не было строгих правил именования. Очень часто ограничивались только именем и отчеством, например, служилые писали в челобитной воеводам Василыо Никитичу, Кирилу Осиповичу, пс называя фамилии. Но те же воеводы царю писали так: холопья твои Васька Пушкин, Кирилка Супонеп. Казаки часто называли себя только по имени и отчеству, и так их называли и в официальных документах, а в челобитных писали либо по имени и отчеству, если у них не было фамилии, т.е. клички, прозвища, либо, чаще, писали имя и фамилию, пропуская отчество. Однако строгих правил не было: иногда и в челобитных называли не только имя и отчество, например, Курбатка Иванов, но и фамилию, например, Бопдашка Осипов Ленивцов или Митька Кондратьев Вятка, Ондрюшка Иванов Горелый, Пронька Иванов Устюженин.

Но стольник и воевода именовались – Петр Петрович Головин или Матвей Богданович Глебов. Различные способы именования в различных случаях и, кроме того, сочетание имени только с отчеством или имени только с фамилией иной раз затрудняет опознавание лиц, о которых идет речь в документах. Так, например, в челобитной «торговый человек Афонька Федотов и промышленной человек Васька Федотов, сироты, бьют челом царю». Не зная, о ком идет речь, трудно догадаться, что речь идет о двух братьях Гусельииковых. Или, например, в Якутском остроге в 1648 г. подавал челобитную Семен Иванов. Это может быть Семен Иванов Дежнев, но может быть и казак Иванов, которого звали Семеном, потому что в двух челобитных оказались стоящими рядом в одном и том же перечне служилые люди – в одном случае Семен Иванов, а в другом – Семей Иванов Дежнев (кстати, прозвище Делшева происходит от слова, означающего квашня).

32 ЦГАДА, ф. Якутской приказной избы, оп.2, стлб. 95, л.4.

33 Хотя Ф.А. Голдер вслед за П.А. Словцовым считает, что Дежнев не совершил плавания вокруг северо-восточной оконечности Азии, но он неправ, как и Словцов. Аргументы Ф.А. Голдера и П.А. Словцова подверглись в такой мере солидно документированному и сокрушающему опровержению в фундаментальной работе Л.С. Берга «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга» (Л., 1935), что после этого специально останавливаться на этом вопросе нет нужды.

34 Об этом сказано дальше.

35 Излагая содержание челобитной Дежнева, А. Огибнев пишет: «На русской, т.е. на западной, стороне Чукотского носа впадает в море речка Становье, близ которой чукчи устроили род башни из китовых костей». Сгибнев допустил здесь ошибку.

Ознакомление с подлинным рукописным текстом челобитной Дежнева показывает, что ни о какой речке Становье в нем не говорится. Там сказано, что в море впадает речка, а дальше говорится, что становье, т.е. жилье чукчей, сделано так-то и так-то. В устье речки чукчи, за неимением леса, соорудили нечто вроде юрты или башни из китовых костей (остатки Разрушенного сооружения из китовых костей видел Гвоздев в 1732 г.). (А. Сгибнев. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке. «Морской сборник», 1869, №4, стр.66).

36 С. Крашенинников. Описание земли Камчатки. М.–Л., 1949, стр.178. См. также: «Разные известия и показания о Чукотской земле» (публикация документов В.И. Верха). «Северный архив», 1825, №22, стр.166-167.

37 Г. Спасский. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море. «Сибирский вестник». СПб., 1821, стр.126.

38 Там же, стр. 130.

39 См.: «Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века», док.19.

40 Там же, док.32.

41 Там же, док.33.

42 Там же, док.31.

43 Там же, док.19, л.620.

44 Л.С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. М. – Л., 1946, стр. 303.

45 «Открытия русских землепроходцез...», док.80.

46 Там же, док.70.

47 Там же, док.74.

48 Там же, док.77.

49 Там же.

50 Там же, док.79.

51 Г. Спасский. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море, стр.131.

52 Там же, стр.132.

53 Там же, стр.233, 239.

В том же 1652 г. из Якутска па Колыму па смену Булдакову послали пятидесятника Ивана Рябова, «которому в наказной памяти велено стараться о проведывании на Ледовитом море большого острова или земли» (там же, стр.233). Поскольку в то время полагали, что «Погыча», или Анадырь, впадает в Ледовитый океан, то остается неясным, что должен был «проведать» Иван Рябов – какой-либо остров на Ледовитом океане или «Большую землю», т.е. Америку.

54 Там же, стр.232.

55 Конечно, жена Федота Попова могла назвать море Пенжипским, но в данном случае речь, очевидно, идет о Беринговом море.

56 Г. Спасский. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое морс, стр.232-234, 239.

57 «Открытия русских землепроходцев...», док. 83. Из челобитных промышленных людей в Якутскую приказную избу Сазвы Евдокимова с товарищами (не ранее марта 1649 г.) видно, что Стадухин взял коч с судовой снастью у торговых людей Кирилла Коткина, у Второго Едемского и у Саввы Евдокимова с товарищами «для подъема на новую реку на Анадырь».

58 Там же, док.95.

59 Там же.

60 Там же, док.87.

61 Г.Спасский. История плавания Россиян из рек сибирских в Ледовитое море, стр.126.

62 «Открытия русских землепроходцев...», док. 32.

63 Там же, док.91.

64 Т.е. в Анадырский острог.

65 «Открытия русских землепроходцев...», док.186.

66 Водовороты.

67 «Открытия русских землепроходцев...», док.110.

68 Там же, док.112.

69 Дежнев договорился с Чекчеем и его братьями и родственниками, ясачными людьми ходынского рода, что они отвезут ясак через «Камень на оленях на Оиюй реку и просили за это железа всякого дельного» (там же, док.159, см. также док.140).

70 «Открытия русских землепроходцев...», док.95.

71 Там же, док.120.

72 Там же, док.124.

73 Там же, док.126.

74 Там же, док.165.

75 Там же, док.130.

76 ЦГАДА, ф. Якутской приказной избы, oп.1, стлб.139, лл.28-29.

77 Карта Миллера с использованием данных Дежнева (ЦГАДА, Картографический отдел библиотеки Московского Главного архива Министерства иностранных дел, Реестр географическим атласам, картам, планам и феатрам войны, составленный в 1816 году, исправленный в 1828 году и дополненный по 1877 год. СПб., 1877, карты Иркутской губернии, №11). Размер 81Х Х45.8 см.

Выполнена карандашом – обводкой тушью, ветхая. Часть ее уничтожена, возможно огнем. Нанесена па александрийскую бумагу, без рамки.

78 «Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею», т.IV. СПб., 1851, стр.22.

79  Там же, стр.26.

80 В 50-х годах научные сотрудники ЦГАДА Т.Д. Лавренцова и Б.Д. Кац нашли подлинники считавшихся утерянными документов Дежнева, а в 1957 г. в этом же архиве Б.П. Полевой обнаружил текст подлинного сообщения, идущего от С. Дежнева (который, как известно, сам грамоте не был умудрен). В 1964 г. в Ленинграде вышел в свет сборник под редакцией М.И. Белова «Русские арктические экспедиции XVII-XX веков», в котором помещены два заново прочитанных документа Дежнева. Ряд важных документов о Дежневе опубликован М.И. Беловым в сборнике «Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах» (М., 1952).

Новые публикации материалов о Дежневе подтвердили факт его исторического открытия и в то же время вызвали споры по поводу интерпретации отдельных положений этих документов (см.: Б.П. Полевой Находка новых документов С.И. Дежнева о его историческом походе 1648 г. «Вестник ЛГУ», №6, вып. I, серия геология и география, Л., 1962; он же. О точном тексте двух отписок Семена Дежнева 1655 г. «Известия АН СССР», серия географическая, 1965, №2; М.И. Белов. Новое ли это слово о плавании С.И. Дежнева. «Изв. Всесоюзного географического общества», 1963, №5.

81 О других публикациях материалов Родеса см. в названной работе Б.Г. Курца, стр.III и IV.

82 Б.Г. Курц. Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям стр. 85.

83 Там же, стр.85-105.

84 Там же, стр.86.

85 Там же, стр.92.

86 Там же, стр.100.

87 Там же, стр.105.

88 С.В. Бахрушин. Военно-промышленные экспедиции торговых людей в Сибири в XVII в. «Исторические записки». М., 1941, стр.173; Б.А. Самойлов. С. Дежнев и его время. М., 1945, стр.131 и 138.

89 С.В. Бахрушин. Военно-промышленные экспедиции торговых людей в Сибири в XVII в. «Исторические записки». М., 1941, стр.170.

90 Эти данные были извлечены Миллером из Якутского архива в 1736 г.