На восток от реки Колымы, далеко к северу, шел длинный хребет Становых, или Яблоновых гор. Нам известно, что южнее казаки переходили через него не раз; но чем дальше на север, тем все суровее погода, тем обнаженнее каменные горы... Кому охота идти в такие мертвые места, где, как говорится, «зверь не прорыскивал и птица не пролетывала»? Ходили слухи (говорили погромленные дикари), что не так далеко, за Камнем, есть река Анадыр, что подошла она близко к вершине Ануя, а река Ануй текла с того же Камня и сливалась в Колымское широкое устье. Нашлись охотники искать новую захребетную реку, где люди жили и не знали про казаков и ясак. Охочих людей повел Семен Мотора, но соперником ему явился уже знакомый нам Михалко Стадухин: он стал тоже собираться на реку Анадыр. Ни Семену Моторе, ни Михалке Стадухину не удалось однако открыть ее, увидать в первый раз: в 1648-м году открыл реку Анадыр казак Семен Дежнев. Он поставил на Анадыре острожек, и это маленькое казачье поселенье стало до поры до времени самым крайним из русских владений на востоке: до Москвы было тысяч десять верст либо больше. Немало трудов и опасностей пришлось понести в это время удалому казаку; не даром он сам говорил в своей челобитной: «голову свою складывал, раны великие приимал и кровь свою проливал, холод и голод великий терпел и помирал голодною смертью». Незадолго до этого ему с Никитой Семеновым и товарищами удалось взять в аманаты какого-то чукча, Ангара; Ангар рассказал казакам про захребетную реку, у устьев которой было много «рыбьего зуба».

Для добывания драгоценного «рыбьего зуба» казаки решили отправиться туда морем на нескольких кочах; Дежнев отправился тоже с ними, чтобы блюсти государевы интересы. Всего было у казаков 6 кочей, ходивших греблей и под парусами; на каждом коче было по 15 человек. 20 июня 1648 года кочи вышли в море, а в сентябре благополучно добрались до Большого Каменного носа. Здесь три коча отделились от остальных и пропали без вести. Из уцелевших трех кочей один разбился у Большого носа, а затем бури угнали тот коч, на котором был Дежнев. Долго носило по морю смельчака, выплывшего из устья Колымы за поисками новых землиц, носило после Покрова, по словам Дежнева, всюду неволей и выбросило на берег в передний конец, за Анадыр реку. Сам Дежнев так описывал свое плавание в челобитной, поданной государю: «И я холоп твой с ними торговыми и промышленными людьми шли морем на шести кочах, девяносто человек, и прошед Анадырское устье, судом Божиим те наши все кочи море разбило и тех торговых и промышленных людей от того морского разбою на море потонуло и на тундре от иноземцев побитых, и иные голодною смертью померли, итого всех изгибло 64 человека».

Всех казаков в коче было 25 человек. Пошли они в гору, не зная дороги, натерпелись холоду и голоду и оборвались все. Шел Семен (Семейка) Дежнев с товарищами до Анадыра ровно десять недель и попали на реку около устья, недалеко от моря [*] [Пред этим ходили слухи о реке Погыче, и Анадыр принят был Дежневым за эту реку. Стадухин позже тоже искал Погыч, но без успеха]; хотели рыбы достать, да не могли; лесу тоже не было, а потому и разбрелись казаки с голоду врозь. Вверх по Анадыру пошло двенадцать человек; ходили они двадцать дён, никого не видали дорогою, даже троп никаких не нашли. Вернулись казаки, но, не дойдя за три днища до стана, обночевались и стали копать в снегу ямы. Промышленный человек Фомка Пермяк стал их уговаривать, чтобы не ночевали тут, потому что до стана не так далеко. Соблазнясь советом Фомки, пошел с ним один промышленный человек, Сидорка, а остальные остались в пустыне, потому что были слабы и не могли с голоду шагу сделать. Фомке они наказали попросить у Дежнева постеленко спальное и парки [*] [Сибирское платье из оленьих шкур, шерстью наружу] худые, да еды какой-нибудь, чтобы можно было им добрести до стана. Фомка с Сидоркой дошли до Дежнева и сказали ему о пропадающих казаках. Дежнев, как сам говорит, отослал им свое последнее постеленко и одеялишко; но когда посланные пришли, казаков уже не было: может статься, их успели за это время похоронить снежные вьюги холодной Сибири. Двинувшись в путь с остальною дюжиной, Семен Дежнев повстречался на Анадыре с Семеном Моторой, который дошел до захребетной реки сухим путем. Дежнев и Мотора пошли вместе. Стадухин шел позади, следом, и грабил тех дикарей, которые уже дали ясак Дежневу. Из-за этого выходили у последнего со Стадухиным ссоры и ругань.

Раз на глазах дикарей, сидевших в своем острожке, Семен Дежнев говорил Михайле Стадухину, что он делает не гораздо (т.е. неладно), без разбору грабит и побивает иноверцев. Стадухин отвечал, что иноверцы, которых он громил, люди неясачные, непокорные; а если, говорил Стадухин, они ясачные, так иди и возьми с них ясак.

Дикари все сидели в острожке, не выходили к казакам; Дежнев стал их звать; говорил, чтобы не боялись и давали ему меха. Когда один из дикарей согласился и начал передавать Дежневу соболиные шкурки, Михалко Стадухин, которому стало завидно, бросился на Дежнева, вырвал у него ясак и стал бить по щекам. Не было покоя от жадного Стадухина: быть Дежневу вместе с таким человеком стало невтерпеж, и, укрываясь от его изгони, он ушел с товарищами искать реку Пенжину [*] [Небольшая река, текущая к югу, в Пенжинскую губу Охотского моря, между Становым хребтом и Камчатскими горами]. Три недели искал ее, так и не нашёл. На Анадыре дюжина удальцов встретила анаульских людей, и завязался бой. У анаулей понасажены были на палках топоры и ножи; ранили они одного казака в лоб, другого в переносицу, кого изранили на съемном бою кольями... Все-таки под конец Дежнев отбился и взял с анаулей небольшой ясак.

Михайло Стадухин тем временем не оставлял его в покое: это был просто разбойник, который прямо грабил, перенимал людей на дороге и захватывал, что попадалось: корм, оружие, платье и собак с нартами. Товарищи Дежнева и так были голодны; получше кормили только аманата, потому что боялись гнева государева, в случае если помрет, сами же питались корой кедровой да чем Бог пошлет; а тут еще нагрянул Стадухин и обобрал дежневцев дочиста, пограбя у них все запасы, с которыми они шли на подмогу казакам в ясачное зимовье.

Как видно, Дежнев нисколько раз бывал на море, и в те шесть лет, которые он пробыл на Анадыре, занимаясь промыслом, часто бывал и по ту, и по другую сторону Камня. В эти шесть лет Семену Дежневу удалось перебывать в разных далеких местах. Так, рассказывал он после, что доходил до Большого носа [*] [Нынешний северо-восточный мыс, вытянувшийся к соседнему американскому материку. Дежнева забросило в 1648 году именно в эти места], а Стадухин, который тоже говорил про него и похвалялся этим, не доходил. В подтверждение своих слов Семен Дежнев прибавлял, что вышел Большой нос далеко в море, и против него есть острова, а на них зубатые люди, которых он сам видел. Прозваны они так за то, что продевают в нос два немалых костяных зуба [**] [Это своего рода украшение у дикарей, как у нас серьги, кольца, бусы и пр.]. А по дороге к носу, говорил Дежнев, живут чукчи и коряки. Последних он даже громил с дюжиной своих товарищей. Сидели коряки в крепком острожке из четырнадцати юрт, а в каждой юрте семей десять. Был бой. Казаки шли на лучников не боясь; искусство было на их стороне. «Пашку, – писал Дежнев, – ранили из лука, а Пашка убил мужика из пищали в висок».

Из отрывочных донесений Семена Дежнева – причем наверное неизвестно даже, в какое время где он был – видно, что широкий пролив, отделяющий Сибирь от недавней русской Америки, был открыт им. Лет восемьдесят спустя ученый путешественник Беринг, родом датчанин, искал на далеком севере пролив между азиатским и американским материками. Поиски удались: он нашел его, и пролив окрестили его именем.

Разница между сказанными двумя открытиями та, что Дежнев даже и не думал, что открыл что-нибудь важное, потому что и не знал, есть ли какая-нибудь Америка, или нет; Беринг же на самом деле открыл, а не наткнулся, потому что искал, пользуясь при этом разными знаниями. Дежнев завел речь о своих мытарствах около Большого носа потому, что Стадухин уж очень хвастал, выдавал себя за бывальца.

Что за река была Анадырь, по соседству с которою был уж не конец ли полно-обширной Сибирской земли? По описанию того времени, она была не лесна, и соболей по ней немного; с вершины – небольшой листвяк, днищей на шесть либо на семь, и никакого черного лесу, кроме березы да осины. Есть еще кое-где тальник, а лесу от берегов не широко,  все тундра да камень. Много бед и лишений избыли жилые и промышленные люди на этой далекой реке. При недостатке припасов занять даже было не у кого, потому что кругом не было ни одного заводного человека. Хлеба не было вовсе, и ждать нечего; приходилось перебиваться рыбным кормом, опуская в реку пущальницы с крутых каменистых берегов. Подняться, жаловались служилые и промышленные люди, с государевой казной нечем, потому что «голодны, кормом нужны, едим заморную рыбу кету» [*] [Кета иди койку – рыба из семейства лососей (семги), в роде пеструшки (форели). Ее много в Охотском море]. Из Якутска послан был на открытую Семеном Дежневым Анадыр реку стрелецкий сотник. Позже Стадухин доносил о той же реке, что он ходил на море с Юшкой Селиверстовым, что был у коряцких людей, обходился без хлеба и чуть с товарищами не помер. С великою нужей достали казаки лесу для судов, с боем и за кровью. Как пошли с Анадыра морем, видели довольно нужи и бедности; от иноземцев много приняли ран и смертного убойства, а от моря приняли много потопу.

Все казаки, заходившие на северо-восток Сибири, собирали на берегу моржовую кость. Так, Дежнев промышлял четыре раза и видел в Анадырском устье много моржей, на целую версту да в гору сажен на сорок. Промышляли и Василий Бугор и Юшка Селиверстов, каждый на своей корге [*] [Корга или карга – береговая каменистая россыпь, отмель]. Юшка, отписывая о моржовом промысле, говорит, что упромышлял на корге пятьдесят пудов моржового зуба. Дежнев, по словам Юшки, не пускал его на свою коргу собирать заморные кости. По отзыву Селиверстова, река Анадыр – нужная река и рыбы кеты на ней много. Идет эта рыба из моря вверх и назад не ворочается; телом худа, не жирна, а на каждого человека, чтобы ловить ее, надо пущальниц десять.

Почти во всяком донесении казаки на что-нибудь жаловались: либо на недостачу, либо на беспорядок; жаловался под конец и Юшка Селиверстов на какого-то Данилу Филиппова. «Охочий служилый человек, Данило Филиппов, – писал он, – пришел в приказ и стал меня, Юшку, бранить и за бороду драть, и половину бороды выдрал, и к дверям меня за бороду сволок...» и т.д. Такие жалобы были тогда зауряд.

Дежнева тоже, по-видимому, подозревали в утайке государевой казны, и ему пришлось даже около 1664 г. побывать в Москве, где он подавал государю челобитные, хотя за все 19 лет своей службы он не получал государева денежного, хлебного и соляного жалованья, а жил «своими деньгами». Годовой оклад Дежнева в Якутске состоял из 5 рублей деньгами, хлебом 5 четей с осьминой ржи, 4 четей овса, 2 пудов без чети соли. Из этого жалованья, по повелению государя, 1/3 была выдана деньгами и 2/3 сукнами, причем Дежнев получил «две половинки темно-вишневых, да половинку светло-зеленую, мерою в них 97 аршин с четью».