Красковский детский дом

ВОСПОМИНАНИЯ. ДОКУМЕНТЫ. ИССЛЕДОВАНИЯ

«Судьбу свою ни один из 164 воспитанников Красковского детского дома не выбирал.
Определила её им война, отобрав от каждого самых близких людей. В списке против фамилий юных детдомовцев чаще всего встречается запись: «Мать умерла. Отец в Красной армии». Такая же запись была и у Коли с Борей Рубцовых.
Многокомнатный, в два этажа, с большими окнами дом, где когда-то жил наследник дворянской усадьбы, стал обителью скорбных, больных, истощённых, напуганных и порой даже раненных малышей. Их привозили из Вологды, Тихвина, Ленинграда. Долгие дни глаза детей видели страшное. Директор детдома Евдокия Михайловна Киселёва, медсестры и няни делали всё, чтоб вернуть малышам не только здоровье, но и потерянную улыбку.
Пруд, постоянные сумерки под листвой помещичьих лип, огород с зелёными грядами овощей, поле овса, две лошади, птичник, коровы в прогоне, кирпичная баня – всё это принадлежало детдому, и малыши, выходя на прогулку, мало – помалу стали испытывать любопытство к красковским местам. И даже хотели понять: что за ними скрывается дальше? Может, поэтому кой у кого рождалась зависть к юному возчику Поливанову Васе, который на лошади Сильве отправлялся то в Вологду за товаром, то в лес по дрова, то пахать огородные гряды.
Всё было – и горькое, и больное. Но было и доброе, приникавшее к сердцу детей, как целительное лекарство.
Бывшие воспитанницы Красковского детдома Евгения Романова с Валентиной Межаковой, вспоминая Рубцова, рассказывают, что был он мальчиком резким. И если его незаслуженно обижали, то мог надерзить хоть кому. Однажды Рубцов опоздал на ужин: катался под наблюдением возчика Поливанова на телеге, а после смотрел, как Вася ставил в каретник коня. Пришёл всех поздней и уселся за стол в ожидании чая и бутерброда. Дежурная рассердилась на Колю и чай ему принесла только после того, как все ребята, отужинав, начали расходиться. Поставила перед ним стакан чуть живого, почти холодного чаю и язвительно улыбнулась:
– Кто гуляет – тот воду хлебает.
Рубцов встрепенулся, точно его хлестнули ремнём.
– Сама хлебай! – и так шарахнул рукой по стакану, что тот вертком полетел со стола, обливая халат у дежурной брызгами чая.
Где-то за тысячу километров кипела война, а здесь, в тишине зелёных полей и деревьев, как молодые птенцы на крыло, вставали оправившиеся сироты. Все они были будто ромашки подле забытой дороги. Кто из них выйдет? Какое имя станет известно родимой стране?
– Если бы знать, что Коля Рубцов будет таким поэтом, то я бы его запомнила лучше. За каждым бы шагом его проследила...
Так говорила бывший инспектор по детдомам Вологодского облоно Копышева Елена Васильевна, когда по майскому вечеру 1985 года мы ходили возле развалин Красковского детского дома. От тех лет сохранились лишь парк со старинными липами, пруд, куда опрокинулись тени стволов, опустевший каретник и баня с пёстрой стеной от многих десятков детских фамилий, среди которых, возможно, была и роспись Коли Рубцова.
Мир огромен. Как много надо особенных слов, чтобы дать всему объяснение. Дать имя цветку. Дать имя упавшей с неба грозной стихии. Дать имя солнышку на закате. Дать имя сну, в котором к тебе возвратилась покойная мать. Наверное, Коля Рубцов умел это делать. Умел сохранять за душой самые резкие перемены, какие с ним вытворяла судьба.
14 октября 1943 года снова настал день разлуки. Колю переводили в школьный детдом № 6. Предстояла опять дорога. Боря тоже хотел бы с ним вместе. Но вместе нельзя. Семилетний брат обнимал шестилетнего и не верил, что больше он с ним не свидится никогда».
Багров, С. П. В бывшей усадьбе / Сергей Багров // Детские годы Коли Рубцова : [документальное повествование] / Сергей Багров ; [редактор М. Д. Рябков]. – Вологда, 2003. – С. 13–15.
Читать полный текст

«Можно сказать, что исследователям несказанно повезло, ибо сохранились и напечатаны материалы об этом детском учреждении директора Евдокии Михайловны Киселёвой <…>
Итак, «в сентябре 1941 года Красковский детский дом остался без руководителя: персоналу сообщили, что директор ушел на фронт, на самом деле он был отстранен от должности и привлечен к уголовной ответственности за растраты, самым печальным образом отразившиеся на состоянии учреждения и его воспитанников. В детском доме почти не было игрушек, имелась только старая и поломанная мебель, дети спали на кроватях без матрацев, в своей неопределенного цвета не по росту одежде они напоминали малолетних заключенных. Ситуация усугублялась трудностями военного времени: не было дров, транспорта, не хватало продуктов. В этой сложной ситуации с 26 сентября первого года Великой Отечественной войны Красковский детдом и возглавила Е. М. Киселева, проработавшая в этой должности пятнадцать лет»
В своей автобиографии она так писала о Красковском детском доме: «В детдом поступали ребята через Вологодский детприемник. Дорога в Красково была болотистая, с кустарниками, холмами. В деревне Дубровская детей пересаживали на колхозные подводы. В зимние–осенние холода накрывали их общим покрывалом. Когда подъезжали к детдому, откидывали покрывало, пар шел, как из паровоза. Детский крик «Мама! Папа!», – оглушал. Встречаем детей, несем и ведем купать в баню. Одеваем их в разноцветные платья, рубашки, костюмчики. Настроение малышей повышается. Они рассматривают новую одежду, затем идут в столовую кушать. Утомленные дорогой и новыми впечатлениями, ребята ложатся спать в кроватки. Дети воспитывались в детдоме до семи лет, а потом по путевкам гороно – в школьные детдома. Выпуск проводился празднично, с подарками: вручались портфели, пеналы, письменные принадлежности. Ребята прощались с домом, товарищами, своим ранним детством, вступая в новую жизнь. Коллектив воспитателей, обслуживающий персонал заботились о здоровье детей, воспитывая трудолюбие, вежливое отношение к старшим».
Благодаря умелому руководству нового директора и самоотверженности коллектива Красковский детский дом в скором времени стал одним из лучших в области. Об уюте и порядке, царивших в нем, можно судить по сохранившимся фотографиям: белоснежные покрывала и накидки на детских кроватках, вышитые шторы, цветы – и веселые лица малышей. Этот уют давался большим трудом. По рассказам Е. М. Киселевой, в начале войны детдом не имел транспорта, поэтому больных малышей носили в Вологду на руках. По различным вопросам директору приходилось нередко обращаться в областной центр, куда она также ходила пешком (не случайно в преклонном возрасте Евдокия Михайловна страдала от болей в ногах). Первым транспортным средством, полученным детдомом, стала лошадь по кличке Физкультурница. Она то ли была цирковой, то ли просто имела своеобразный нрав, – во всяком случае, на фронт ее не отправили, так как лошадь имела обыкновение посреди пути ни с того ни с чего вставать на дыбы, и совладать с нею в такие минуты было невозможно. Однако в Красково были рады и такому транспортному средству. Ослабленные дети часто болели. Когда имелись тяжелобольные малыши, директор ночевала в детском доме, не спала ночами, наблюдая за их состоянием» <…>
Видимо, в 1942 году не уютно и не сытно было в Красковском детском доме и поэтому, привыкал маленький Коля Рубцов к казённой обстановке трудно, несмотря на заботу воспитателей, сбегал из него, стремился в семью, которой могла быть Галя или тётя Соня, сестра отца. Может, отправили мальчика так далеко в Никольский детдом в 1943 году, чтобы и мыслей о побеге у него больше не возникало».
Вересов, Л. Н. Красково в судьбе Коли Рубцова, история и современность / Леонид Вересов // Судьбу мою я ветру доверяю... : жизнь и творчество поэта Н. М. Рубцова в документальных исследованиях / Леонид Вересов. – Вологда, 2020. – С. 350–381.
Читать полный текст

«Маму похоронили, мы все остались одни, а, значит, ребятишек надо устраивать в детдом. Сначала отправили Алика, а у  Коли болели руки, экзема, она считалась переходчивой, его нельзя было никуда, там тоже дети могли заболеть. Сказали нужно залечить руки, а потом возьмём в детприёмник, когда поправится он. Хозяйка, у неё муж работал в церкви, и сама продавала там просвирки, она каждый день Коле руки мазала мазью. Она намажет, а Коля закричит, видимо лопались пузыри, ему было очень больно. Я плачу, надо ведь тебе руки – то залечить, ну никак тебя никуда не берут, ни в детдом … ладно буду терпеть, слово надо держать. Мазали, мазали, стала я мазать поменьше, у него вроде стало вытекать и подсыхать. Потом достали мыла и этим мылом мыли руки. Потом женщина одна и говорит, что я его усыновлю, он мне очень понравился. А он был такой черноглазый и в детдом ему никак не хотелось. Давай мы с тобой Галя вместе, а я ещё ничто и он ничто… Ни меня на работу не возьмут, ни его, только прислужничать. Если бы на работу меня куда взяли, я бы осталась с ним вдвоём, так не брали же никуда. Женщина, которая хотела усыновлять, вроде раздумала, потом из горкома комсомола пришла девушка, надо же в детдом отправлять. Плачет он, не хочется ему в детдом, мы с Галей будем вместе, мы с Галей, ну а чего же сможет сделать Галя? Ну, чего? Так он со слезами поехал. Отправили его в Краснодарский ли, в Красноборский,  забыла название. Алик и Боря тоже там были вместе. А Коля сбежал из детдома. Когда папа пришёл с войны, он постарался первым разыскать Колю почему-то. Он тогда не поэт ведь был, но какой-то сродственный, и я ведь всех их видела одинаково, но Колю почему-то …, он был роднее. Когда я съездила в детдом, мне сказали, что он убежал куда-то, а куда не знаем. И не пять лет  ему было, как везде пишут, а седьмой год ему шёл. В тот никольский детдом его отправили не из первого детдома, а после побега. Мы может поэтому и не нашли его, и я с отцом ездила, а папа больше не стал разыскивать. Направили его работать опять начальником, станция Вохтога. Встретил он там женщину Женю, мама умерла, свидетельство о смерти есть, поженились они…».
Из воспоминаний Галины Михайловны Шведовой (Рубцовой)