Родина Сергея Валентиновича Чухина

ВОСПОМИНАНИЯ. ДОКУМЕНТЫ. ИССЛЕДОВАНИЯ

«Однажды в летнюю пору, когда у Рубцова не было денег, и потому путь в Николу, куда он так рвался, стал невозможен, с ним повстречался Сережа Чухин, очкастый и добрый, но тоже безденежный человек, писавший стихи и учившийся как и Коля, в Литинституте. Он-то и соблазнил поехать Рубцова к нему в родовое село, где Сережа провел свое детство. Погорелово от Вологды в 20 километрах, и они, забравшись в автобус, уже через час были там. Николай полюбил эту местность сразу. Древний парк. Ивняковые заросли, где давно уже не стоит барский дом. Полноводный, с зелеными тенями, в форме орла помещичий пруд, который когда-то вырыли крепостные. Бубенцы белоснежных купав. Столетние липы. Всё здесь было близко душе Николая. Сережа – заядлый рыбак, поэтому сразу и потащил Рубцова на речку И здесь красота. Золотые просторы заречных ржей. Травяные тропинки. Бегущие воды.
Рыбак из Рубцова – совсем никакой. Удивился Чухин, когда Николай отказался нанизывать червяка на крючок.
– Ты, Коля, чего? Не умеешь или не хочешь?
– Мне их жалко, – сказал Рубцов, глядя на баночку с червяками, – я ж не палач, чтобы их приговаривать к этакой казни.
Так и рыбу ловил, глядя, вроде, на поплавок, а видя вместо него чего-то другое. К концу вечера Чухин нанизал на ивовый прут тяжелый косяк окуней и плотвиц, а Рубцов изловил всего одну рыбку, и ту, когда отцеплял от крючка, уронил, и та тут же булькнула в воду. А назавтра направились в лес. По грибы. Здесь Рубцов уже был хозяин, словно знал все приречные ельники с детских лет, и грибы как бы сами спешили попасться ему на глаза, и он только и делал, что складывал их в корзину. Думал Чухин: теперь каждый день и пойдет у них так: утром – в лес, а вечером с удочками на речку. Но не тут-то, брат, было. Попив чаю, Рубцов завалился опять на кровать, закурил и лежал поверх одеяла – закрытый, задумчивый, молчаливый.
– Ты, Коля, чего? – спросил его Чухин.
– Тц-ц! – ответил Рубцов и пальцем вильнул по воздуху так, словно ставил подпись под документом. И Сережа – само спокойствие – удалился, понимая, что лучше Рубцову сейчас не мешать. А вечером – баня. А после бани, ну кто из русских, монету, пусть и последнюю не поставит ребром и не сходит до магазина! Рубцов и Чухин. Щеки, как яблоки, после бани. Сидят за столом. И не бутылка Московской стоит между ними, а светлая радость, которая так обязательна, если жизнь продолжается и что-то опять в ней как будто произошло.
– Я сегодня удачно сходил на реку! – объявляет Сережа.
– А я, – в тон ему и Рубцов, – кажется, вашу местность прославил.
Сережа снимает очки, приготовившись слушать Рубцова понимая, что тот откроет сейчас такое, отчего у него заволнуется грудь. Два поэта. Один, улыбаясь, внимает. Другой глядит в рассиявшееся окно, где в пожаре заката млеет березовая окрестность, навстречу которой плывут раздумчивые слова:

Светлеет грусть, когда цветут цветы,
Когда брожу я многоцветным лугом
Один или с хорошим давним другом,
Который сам не терпит суеты.

За нами шум и пыльные хвосты –
Все улеглось! Одно осталось ясно –
Что мир устроен грозно и прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.

Остановившись в медленном пути,
Смотрю, как день, играя, расцветает.
Но даже здесь... чего-то не хватает...
Недостает того, что не найти.

Как не найти погаснувшей звезды,
Как никогда, бродя цветущей степью,
Меж белых листьев и на белых стеблях
Мне не найти зеленые цветы...

И назавтра Рубцов остался лежать с утра на кровати. За окнами – пляска стрекучих лучей, росистые травы, цветы у дороги, а он – в сигаретном дыму, как в тумане, одна нога на колене другой, глаза, как увидели то, что давно хотели увидеть. И опять Сережа оставит его одного, чтобы вечером возвратиться, снять очки и душевно сказать:
– Я сегодня опять ходил на реку.
– И я на реку.
– И чего же принес?
– «Купавы»...
И еще один день пролетит. И опять светлый вечер. И опять Сережа уставится на Рубцова, и дождется, когда тот скажет:
– А сейчас я отправлю тебя в «Старый парк», – и начнет, как дары на весах, отпускать за строкою строку, а Сережа его внимательно слушать. Слушать и узнавать родную окрестность, и ощущать себя обновленным, словно сегодня родился. И сегодня же начал расти, превращаясь из маленького в большого».
Багров, С. П. В старом парке // Россия, Родина, Рубцов : [документальное повествование] / Сергей Багров ; [предисловие: М. Рябков]. – Вологда, 2005. – С. 172–175.
Читать полный текст

«Мы вошли во вкус деревенской жизни и от бабушки поехали в Погорелово, к моим родителям. Походы: в лес и на реку продолжались, но все чаще Рубцов оставался дома писать. Впрочем, писать – не то слово. Ему не требовались ручка и бумага. Он укладывался поверх одеяла, закинув ноги на спинку кровати и так лежал, бывало, по нескольку часов. Иногда он окликал меня и читал вслух особенно удачные, по его мнению, строки, причем требовал оценить: «Ну как?»
Я обычно отвечал уклончиво, мол, строка сама по себе звучит, но как она ляжет в контекст... Он недовольно отмахивался:
– А! – и вновь затихал на кровати.
В селе нашем до сих пор сохранились остатки барского парка. Я показывал Николаю Михайловичу заросший бузиною фундамент особняка (сейчас и того нет), огромный, с тремя островами, пруд, вырытый крепостными в форме двуглавого орла, аллею столетних лип и сосен. Все эти впечатления послужили канвой для чудесного стихотворения «В старом парке». В то же время были написаны «Зеленые цветы», «Купавы» и ряд других шедевров рубцовской лирики.
Кончался август, мне пора было ехать в институт…  Рубцов начал снова собираться в Николу. В последующие годы он еще несколько раз побывал в Новленском и Погорелове, причем в Новленское ездил уже один, без меня…».
Чухин, С. До последнего дня / С. Чухин // Воспоминания о Рубцове : сборник / составители В. А. Оботуров, А. А. Грязев ; предисловие В. Оботурова. – Архангельск ; Вологда, 1983. – С. 204–205.

«Не знаю, то ли Коля вспомнил наши грибные вылазки в Липином Бору, то ли взволновала моя неожиданная поездка за грибами в Молочное, так или иначе, он вдруг высказал желание съездить за грибами к Чухину, в Погорелово.
Я поддержала эту мысль. Согласился составить компанию Юрий и подошедший в это время Виктор.
Так как Юрий не вологжанин (останавливался на ночлег у знакомых), а вставать надо рано утром, решили, что он останется ночевать здесь. Коля уступил свой диван Виктору. Разложили рядышком тюфяки для Коли и Юрия. Я, по обыкновению, улеглась с мамой и очень долго не могла заснуть. И, видимо, совсем не спал Коля, потому что громко прикрикнул на ворочавшегося соседа: «Да не лягайся ты!»
Собираемся в дорогу. Увидела у Юрия фотоаппарат. Говорю: «Возьми его с собой!» Немножко перекусили. Взяли одну корзину на всех и пошли на вокзал. Пошли через центр, где я купила пышную лепешку с картошкой.
Собирались ненадолго. Но есть что-либо надо. Правда, Коля говорил, что не надо ничего брать: «Едем к Чухину!» И этим все сказано. К Сереже Чухину – что в свою родную семью.
Пока шли к вокзалу, сначала Виктор попросил отломить кусочек, а за ним и Коля: «А мне-е..?» Так дорогой и съели этот белый пирог.
Автобуса ждали недолго».
Старичкова, Н. А. Наедине с Рубцовым : (воспоминания) / Нинель Старичкова. – Вологда, 2001. – С. 84–90.
Читать полный текст

В 1966 – 1967 гг. Чухина и Рубцова судьба неоднократно сводила вместе. На страницах вашкинской «Волны» (номер газеты за 16 ноября 1967 г.) их стихи рядом. Одно из стихотворений Сергея Чухина посвящено другу – Николаю Рубцову.

Из стихов Николая Рубцова

КУПАВЫ

Как далеко дороги пролегли!
Как широко раскинулись угодья!
Как высоко над зыбким половодьем
Без остановки мчатся журавли!

В лучах весны – зови иль не зови! –
Они кричат все радостней, все ближе...
Вот снова игры юности, любви
Я вижу здесь... Но прежних не увижу.

И обступают бурную реку!
Все те ж цветы... но девушки другие,
И говорить не надо им, какие
Мы знали дни на этом берегу.

Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: – Куда же вы?
Куда вы? Взгляните ж вы, какие здесь купавы! –
Но разве кто послушает меня...

<1967>